This means War

Часть 2

— А может закидать их дом туалетной бумагой? — предлагает Пейдж, пока я притормаживаю свой Приус на светофоре.

— После того, что Зейн сделал с твоей машиной? Это слишком детский ответ, — в животе чувствуется безумная тяжесть, потому что после инцидента с парнями из Сигмы, мы с Харрис решили съездить в закусочную и обсудить коварный план за порцией мороженого со взбитыми сливками.

А еще мы решили выждать, пока большая половина девчонок ляжет спать, чтобы спрятать свой позор в виде букв, нарисованных краской на груди.

— Ты права, — отвечает Пейдж, заглядывая в боковое зеркало и поправляя макияж. — Кстати, что этот идиот сказал тебе, перед тем как нарисовать свой фашистский знак?

— Да ничего особенного, — пожимаю плечами и теперь чувствую холод и тяжесть в животе не только от позднего сладкого ужина. — Попросил извиниться.

— Пф, — Пейдж откидывается на сиденье, пока я заворачиваю к нашему дому, — этот Иуда совсем потерял разум, раз подумал, что хоть кто-то из Каппы извинится перед Голубой устрицей... — Харрис резко подается вперед, впиваясь длинными пальцами в приборную панель. — Твою мать, это что еще за херня?!

Херней это назвать сложно. Перед нашим взором открылась херня вселенского масштаба. На лужайке нашего дома куча народу, из дверей тоже выходит толпа и расходится в разные стороны. Рядом с подъездной дорожкой мигают огни — синий-красный, синий-красный.

— Копы, — одновременно выдыхаем мы с Пейдж.

Из дверей дома выходит полицейский с бланком в руках и направляется к автомобилю. Я быстро паркуюсь, мы молниеносно вылезаем из салона и бежим к патрульной машине.

— Офицер! — окликает Пейдж мужчину и семенит еще быстрее, вскинув руку вверх, словно ловит такси.

Он оборачивается и кивает нам головой. Молодой человек лет тридцати с уставшим выражением на лице и явным недосыпом. Чувствуется, что это далеко не первый час его долгой смены.

— Какие-то проблемы, мисс?

— Нет, то есть да. Что тут происходит? — спрашивает растерянная подруга. — Меня зовут Пейдж Харрис. Я... Я президент этого сообщества.

— Что ж, мисс Харрис, я офицер Байерс, — он натягивает вежливую улыбку, но взгляд буквально кричит о том, что служитель порядка хочет убраться отсюда как можно быстрее. — Поступили жалобы от соседей на шум из вашего дома. Вам следует помнить, что вечеринки в кампусе проводятся строго до десяти часов вечера.

— Но мы не устраивали вечеринку, — пытаюсь оправдаться я.

— Серьезно? — вскинув бровь, офицер косится в сторону нашего дома и лужайки, на которой полно народу. А еще играет громкая музыка, но доносится она не из дома, а из машины темного цвета: дверцы раскрыты, а на капот облокотился Гарри, скрестив руки на груди. Его счастливая физиономия так и вопит о том, что эта тусовка — дело его рук. Не хватает только неоновых стрелок с надписью «Я тот самый мудак!».

Офицер оглядывается и движением руки просит Стайлса сделать музыку потише. Вскинув ладони в мирном жесте, Гарри подает знак тому, кто сидит за рулем, и музыка мгновенно затихает. Мало ему было машины Пейдж, он решил отомстить всему сестринству. Козел.

— Послушайте, — я хватаю полицейского за локоть, когда он собирается уйти. Он с недоумением косится на мою руку, и я тут же отдергиваю ее. — Простите, — зажмуриваюсь на несколько секунд и натягиваю улыбку. — Это розыгрыш, понимаете? Над нами решили пошутить, — выдаю беззаботный смешок, но он больше походит на нервную конвульсию, — никакой вечеринки не было.

— Слушайте, — офицер устало вздыхает и трет переносицу костяшками пальцев, — я сам когда-то был студентом. Постарайтесь шуметь до положенного времени. Доброй ночи, леди.

Даже когда полицейская машина скрывается из виду, перед моими глазами всё еще всплывают вспышки красного и синего цвета. Чертова Сигма.

— Девочки, наконец-то вы здесь! — Жаннет бежит в нашу сторону, семеня по зеленому газону в домашних тапочках красного цвета с такими же ярко-красными пушками на носах.

— Безвкусица, — бормочет Пейдж себе под нос.

— Я звонила вам сотню раз, но вы оставили телефоны дома, когда пошли разговаривать с Гарри, а потом вы и вовсе пропали. Мы с Алишей видели, что они сделали с твоей машиной, кошмар! А потом в инстаграме выложили пост о том, что сорванная вечеринка переносится в дом Каппы... — Жанни запинается, когда ее взгляд скользит по нашим футболкам с инициалами Сигмы. — А это... Что это? — прикусив губу, она отмахивается, словно чувствует, что Харрис точно взорвется от подобных вопросов. — В общем, через несколько минут после того, как выложили пост, в дверь уже звонили, и люди начали заваливаться потоком. Не понимаю, как такое могло произойти?

— Кажется, тут и гадать не надо, — кошусь в сторону Стайлса, который продолжает сидеть на капоте своего автомобиля, устремив взгляд в экран телефона. За рулем замечаю Малика, и в груди разгорается пламя, целиком состоящее из гнева.

Да какого хрена себе позволили эти парни?! Изуродовали машину, вызвали полицейских. В прошлом году было то же самое, причем несколько предупреждений, и нашему сестринству запретили проводить вечеринки до Рождества. Черт! Если эту жалобу передадут в деканат, нам отменят вечеринки до конца учебного года. Сегодня я окончательно разочаровалась в Зейне.

— Пейдж...

— Знаю, — перебивает она, косясь в сторону темного автомобиля, а затем и вовсе направляется прямиком к врагу.

— Погоди! — обгоняю подругу, останавливаясь перед ней. — Не надо разборок сейчас, слишком много людей, именно этого он и добивается.

— Я просто один раз вмажу ему между ног!

— Пейдж, стой! — хватаю ее за плечи, когда она вновь пытается рвануть к Стайлсу. — Выдохни и посмотри вокруг. Слишком много народу, ты хочешь, чтобы все увидели, как нас задел этот бред с фальшивой вечеринкой?

Оборачиваюсь и смотрю в сторону Гарри, который внимательно наблюдает за нами исподлобья с легкой улыбкой на губах. Сейчас я бы с удовольствием посмотрела на то, как подруга надирает задницу этому козлу, но это неподходящие время и место.

— Мы придумаем как отомстить, — пытаюсь убедить я, — а потом вмажем ему так, чтобы он никогда не смог размножаться.

— Ты права, — не отрывая взгляда от президента Сигмы, Харрис тяжело вдыхает и выдыхает через нос, словно бык перед тем, как бросится на красную тряпку, — таким, как он, нельзя размножаться.

— Не удивлюсь, если он размножается почкованием, — устало выдыхаю и чувствую, как плечи Пейдж легонько трясутся от смеха под моими ладонями. — Он не стоит того, — закидываю руку на плечо Харрис, и мы с улыбкой направляемся в сторону дома.

***

Беда не приходит одна. Я в очередной раз убеждаюсь в этом, когда беру свой телефон в руки.

GossipOfThe_BloomsburgUniversity: Заваленная вечеринка в Сигме? Все уже забыли. Великое возвращение Каппы и ее громких тематических тусовок оказалось еще кислее и тухлее, чем просроченное молоко в Волмарте. Праздник закончился, так и не успев начаться. Приезд Копов (спасибо, что не замели!), которые сегодня стали частыми гостями на греческой улице. Браво, Каппа Зета Ню! Венцом трагедии стали президент и вице-президент сестринства, заявившиеся на свою же вечеринку с инициалами братства небезызвестных мальчиков прямо на груди.

#ПадениеОлимпа #КаппаУжеНеТа #ПозорКошек #ГлавныеФанаткиСигмы

Прикрепленная фотография наших с Пейдж лиц, освещенных огнями патрульной машины, и огромных черных букв на одежде заставляют меня зажмуриться и спрятать телефон под подушку. Слышу, как в соседней комнате Харрис громко ругается, проклиная Сигму всеми возможными способами.

Завтра весь универ выставит нас на посмешище.

***

Приходится парковаться рядом с дальним корпусом университета, потому что на учебу мне нужно было ко второй паре, и все ближайшие места уже заняли студенты, которые проснулись раньше меня.

Выхожу из машины и, захлопнув дверцу, закидываю сумку на плечо. Хочется думать, что вчерашний инцидент с вечеринкой остался незамеченным, но это вряд ли. Подняв голову, иду как ни в чем не бывало. Каппа — самая мощная община во всем кампусе, и одна неудавшаяся вечеринка, которой на самом деле не было, не испортит нашу репутацию.

— Привет, — здороваюсь я с девочками, которые учатся со мной на одном потоке.

Поджав губы, девчонки коротко кивают и быстро семенят мимо, смотря себе под ноги. Вскинув брови, провожаю их взглядом и иду дальше, перескакивая через лужи и стараясь не намочить замшевые туфли, в пролитых дождем лужах.

— Эй, Элисон! — окликаю девушку из Гаммы, которая проносится мимо меня, будто я невидимое пятно.

Поправив темный берет, Элис нехотя останавливается и смотрит на меня так, будто я украла всю любовь ее родителей и друзей.

— В чем дело? Почему все шарахаются от меня, как от зараженной?

— Шарахаются, потому что не могут сказать в лицо то, что думают.

— Прости, что?

— Ты не слышала? — Элисон щурится, нервно отстукивая каблуком по асфальту, и сканирует меня недоверчивым взглядом, будто детектором лжи. — Стайлса и Харрис утром вызвали в деканат, они просидели там большую половину первой пары, а потом...

Элис окликают, и взгляд ее карих глаз начинает бегать, будто ей стыдно стоять рядом со мной. С вице-президентом Каппы! Это точно мой ночной кошмар, мне это снится.

— Слушай, — она шумно выдыхает сквозь сжатые зубы, — загляни на страничку Блумсплетен, там всё написано.

Звонкий стук каблуков темных туфель Элисон отдается в моей голове эхом даже после того, как она уходит. С тяжелым сердцем лезу в сумку за телефоном. Ну конечно, звук выключен, поэтому я не видела ни пропущенных звонков, ни оповещений.

GossipOfThe_BloomsburgUniversity: Все помнят шумные тусовки мальчиков из Альфы Ро? Верно, такое не забывается. Так вот, Ваш верный слуга надевает траурный наряд, потому что ближайший месяц вечеринки в Сигме будут отменены. Где же нам с вами проводить время и веселиться? Да в любом другом сообществе, например, у девочек из Гаммы или Теты Фи. Но, кажется, что траурный наряд надену не только я. Сегодня декан объявил о том, что вечеринки любого типа запрещены во (внимание!) всех женских сообществах до (внимание, дубль два!) самого Рождества. Скажем спасибо нашим кошкам, которые вчера вызвали копов сначала к парням, а потом не смогли спасти даже свою полумертвую тусовку.

#ПокойсясМиромКаппа 

Смотрю в экран, не веря своим глазам. Теперь понятно, почему на меня так косо смотрели. Как на зараженную. Чума двадцать первого века — депрессия и интернет. Этот блог только что прилюдно похоронил нас. У Блумсплетен всегда была власть, люди читают сплетни, передают друг другу, приукрашивая события, и в итоге этот снежный ком превращается в лавину, которая, к сожалению, накрыла именно нашу общину.

Господи, бедная Пейдж, скорее всего, она в легкой панике. Пишу ей смс, спрашивая о самочувствии, и наконец двигаюсь с места, торопясь на занятие. Только опозданий мне сейчас не хватало.

Внутренности неприятно сжимаются от нервов, когда я подхожу к классу риторики. Главное, держаться уверенно и давать отпор любому, кто начнет высказывать недовольство. Если бы все узнали, что кашу со звонком копам заварила именно я, то меня бы триумфально сожгли у главного здания, как ведьму в Салеме пятнадцатого века, а потом бы устроили дикие пляски, топча в ритуальном танце мой бренный прах.

Если случится так, что они всё же будут топтать мой прах, завещаю вам передать им мое последнее желание — никакой обуви из искусственных материалов! Хуже топчущих ног могут быть только вонючие топчущие ноги.

В помещении стоит гул множества голосов, большей половине студентов нет до меня дела, потому что я сливаюсь с толпой, но это пока. Подхожу к своему месту в первом ряду и, к своему удивлению, замечаю, что оно занято.

На моем месте сидит Малик, который до этого момента не приближался к первым рядам, словно боясь, что в любую минуту на занятие забежит святой отец и загонит его обратно в ад. Развалившись на моем стуле, парень откинулся на спинку, беззаботно болтая с моим соседом, с которым мы обычно говорим о тусовках.

Черт. Сейчас Рейнольд вряд ли согласится радостно обсуждать со мной вечеринки и изображать из себя Фифти Сента, как он обычно это делает, пока позолоченная цепь шириной в канат болтается на его мощной шее, а плоский козырек красной кепки задран вверх.

Останавливаюсь рядом с моим местом и откашливаюсь, пытаясь привлечь внимание. Зейн продолжает болтать с Рейнольдом и, видимо, выдает какую-то искрометную шутку, потому что Рэй смеется так громко и заразительно, как это свойственно темнокожим людям, а потом и вовсе сгибается, прислоняясь лбом к парте, и ритмично шлепает ладонью по деревянной поверхности.

Мой кашель не привлек никакого внимания, поэтому я просто стою и нетерпеливо постукиваю ногой в надежде на то, что Зейн почувствует мой пристальный взгляд. И он наконец замечает меня: широкая улыбка на его лице постепенно угасает, когда наши взгляды встречаются.

— Дать телефон? — Малик складывает локти на парту, внимательно смотря на меня, и я не совсем понимаю, что он имеет в виду.

— Зачем?

— Копам позвонишь, вызовешь сюда, — пожимает плечами, — может, хоть пару отменят.

Рэй снова смеется, и я начинаю сомневаться в адекватности его чувства юмора.

— Ха-ха, очень смешно, — вздохнув, опускаю сумку на парту. — Вставай, это мое место.

— Твое место? — усмехается. — Раз уж пошел этот детский сад, не подскажешь, шутка про «тут не написано, что оно твое» еще в тренде среди студентов? — вскинув брови, Зейн посылает мне невинную улыбку, и я чувствую себя ущемленной от того, что Рэй на его стороне.

— Но тут написано, — отодвигаю сумку и демонстрирую нацарапанное еще в прошлом году имя.

Сложив руки на груди, Малик изучает надпись, а затем хмыкает себе под нос. Господи, как же тяжело вывести его на диалог.

— Ты же в жизни на первом ряду не сидел, иди к себе, — указываю взглядом на парты, находящиеся в самом конце аудитории.

Хочется припугнуть его тем, что сюда обязательно заглянет священник со святой водой, поэтому, ему лучше убраться подальше. Растает ведь, нечисть.

— Скай, ты прикалываешься? — зажав ручку между указательным и средним пальцами, Зейн барабанит ей по парте. — Не буду я пересаживаться. Членам нашего братства нужно поднять успеваемость, вот я и сел вперед, чтобы всё слышать и записывать.

— Но пересел ты именно на мое место.

— Я подсел к Рэю, а не на твое место. К тому же времени на учебу у меня теперь предостаточно. Знаешь, — беззаботно пожимает плечами и продолжает, понизив голос, — в ближайший месяц особо негде тусить.

Я смотрю на Рейнольда, пытаясь найти в его глазах поддержку, но тот лишь выдает подобие улыбки, которая больше похожа на печальную гримасу. Он слишком любит тусовки, и сейчас Рэй точно на стороне дьявола.

— И раз уж тут было твое место с подписью...

В тоне Зейна сквозит издевка, а с соседних мест доносятся смешки. Свидетелей моего проигрыша всё больше. Он ведет черной пастой по парте и, поставив крест на моем имени, пишет свое. Выпрямившись, он прячет гелиевую ручку за ухом, а потом поднимает на меня взгляд, наполненный осознанием собственного превосходства.

— Ты идешь или садишься? — спрашивают меня сзади, потому что я стою в проходе между рядами. В аудиторию заходит мистер Мэйбл, оповещая о начале занятия, и, черт возьми, мне приходится сдаться.

Сжав кожаные ручки сумки, хватаю ее и, послав Малику натянутую улыбку, в которой я передаю всю злость, сажусь прямо позади него, мечтая написать на его долбанной спине свое имя. А может стоит просто почитать молитву вслух? Глядишь — испарится.

К тому моменту, как заканчивается пара, в блоге сплетен уже появилась новость о нашей стычке.

Мистер Мэйбл покидает аудиторию, а вместе с ним и студенты, посылающие в мою сторону обиженные и недовольные взгляды. Кто-то покачивает головой, а кто-то шепчет неприятные слова.

Самое страшное в популярности и статусе это то, что общество не прощает ошибок. Сегодня ты на пьедестале, но стоит тебе оступиться, как вся призрачная слава превращается в пыль и грязь, и ты где-то в аутсайдерах. Подниматься тяжело, удержаться наверху еще сложнее, ну, а падать больнее всего.

— О, да ладно вам! — развожу руки в стороны, когда замечаю, как на меня косятся еще несколько девочек из Гаммы. — Либо подойдите и скажите в лицо всё, что думаете, либо начните шептаться на свиданиях с парнями, а не друг с дружкой!

Девушки поспешно уходят, а я продолжаю яростно заталкивать тетрадку в сумку, а затем и ручку с маркерами. В кармане вибрирует телефон, и я уверена, что это сообщение от Пейдж. Задеваю сумку, и та падает вниз, обнажая на деревянном полу всё, что было внутри.

— Черт! — сквозь сжатые зубы шепчу я и, прикрыв глаза, присаживаюсь, чтобы собрать непослушные ручки и косметику.

— У тебя тут кое-что выпало, — слышу я голос Зейна. Оборачиваюсь, парень сидит на корточках и протягивает мне тампон, улыбаясь так, будто у меня выпало нижнее белье. Боги. Хочется сказать, что это не мое, но так я буду выглядеть еще глупее.

— Спасибо, — бормочу я и, не взглянув ему в глаза, нервно выхватываю маленький предмет, заставивший меня покраснеть. — Странно, что не сфоткал и не отправил в сплетни.

— Кого интересуют твои несчастные ПМС, Джерси?

Поджав губы, склоняю голову вниз, чтобы спрятать неожиданную улыбку, которая отныне не должна существовать в присутствии этого человека, и, сделав глубокий вдох, поднимаюсь на ноги.

— Зейн, — неожиданно для самой себя зову я, когда вижу, что парень почти вышел из пустой аудитории.

Цокнув языком, Малик тяжело вздыхает и нехотя останавливается. Даже не удосужившись повернуться, он слегка запрокидывает затылок назад.

— Ну что еще?

— Зачем ты сделал это? — спрашиваю я, на что Зейн медленно поворачивается лицом ко мне.

— Зачем отдал тебе тампон? — усмехнувшись, он пожимает плечами. — Ну прости, больше не буду.

— Зачем пустил ложное сообщение о вечеринке, а потом вызвал копов? Я уверена, что это задание поручил тебе Гарри. Но вы же должны были понимать, что два приезда полицейских за один вечер на нашу улицу вызовут вопросы в деканате. В итоге всё привело к ликвидации даже ваших вечеринок. Вы рисковали своим дорогим братством. Да к тому же под удар попали и другие общины. Скажи, эта месть стоила того?

Слегка прищурив глаза и склонив голову на бок, Малик молча изучает мое лицо. Поджав губы, он легонько постукивает по бедру помятой тетрадкой, изрисованной бог знает чем. На секунду мне кажется, что он выпал из реальности и не расслышал мой вопрос, потому что карие глаза сверлят меня слишком долго.

— А если я скажу, что ни я, ни Гарри не причастны к этому?

— Тогда это кто-то еще из ваших шестерок.

— Это не наших рук дело, — в тоне парня звучит серьезность, и мне почему-то хочется ему верить, но как показало прошлое, Малик хорошо умеет обманывать. — Сама подумай, я бы никогда не рискнул репутацией братства, а тем более тусовками, а Гарри и подавно не стал бы этого делать. Но знаешь что? Я рад, что так произошло, вы заслужили это.

— Мы?! — в возмущении вскинув брови, тыкаю пальцем себе в грудь, в которой едва не проделываю дырку.

— Ага, вы, — Зейн делает шаг на выход, но затем оборачивается. — И, Скай, слово «шестерка» перестали употреблять в две тысячи третьем году. Ой, — он опускает раскрытую ладонь прямо на сердце и на несколько секунд прикрывает глаза, — прости. Такие словечки, наверное, до сих пор употребляют в Нью-Джерси, да? А сестры в курсе, что в тебе всё еще больше Джерси, чем Каппы?

Это был риторический вопрос, после которого парень сразу же скрывается в дверях, оставляя меня в оглушительной тишине, где мои мысли кричат громче воя сирен. Хорошо, что Зейн ушел, потому что мне захотелось запустить в него сумкой. Не то, что бы я не гордилась своим происхождением, просто в самом начале девочки натаскивали меня, говоря, что в моем характере «сквозит простота», и надо становится новым человеком. Тем, на кого люди будут равняться.

Разозлившись на Малика, выуживаю из сумки ручку и, подойдя к парте, на которой он накалякал свое имя, перечеркиваю пафосно-выведенное на манер граффити — «Зейн», а ниже вывожу витиеватое — «Скай».

Так-то лучше!