Свадебный переполох, или Уроки взаимного приручения

США, Принстон, 2011 год   — Да, — шепнула Ева, прижимая к уху телефон. — Да иду я, иду! — Она открыла дверь своей спальни и на цыпочках подобралась к лестнице. Тихо и темно. — Предки легли спать. Жди за углом. — Она отключилась и подошла к большому напольному зеркалу. Резким движением сняла ночную рубашку. Ева фыркнула. Бабушкина сорочка! Но и у той были достоинства: она хорошо скрывала то, что маме видеть не полагалось. Короткие джинсовые шорты, облегающий топ, а под ним — никакого белья. Гуляем! Ева стянула с волос резинку и несколько раз тряхнула ими, наслаждаясь сексуальным зрелищем: локоны взбились и густой шоколадной волной упали на плечи и спину. Она подкрасила губы персиковым блеском и, схватив маленькую сумочку, открыла окно. Двенадцатый час ночи, родители думают, что дочь уже легла — и разубеждать их не следовало. Ева на прошлой неделе сильно проштрафилась: мать учуяла запах сигарет. А все Тори виновата! Попробуй, затянись, такой кайф, мы ведь девочки взрослые — сами решаем, сами выбираем. В итоге и удовольствия от курения Ева не получила, так еще и под домашний арест попала. Поэтому нужно быть очень осторожной: если родители прознают, что она в ночь умотала на вечеринку — все оставшиеся каникулы просидит дома безвылазно, а этого никак нельзя допустить! Ева осторожно спустилась, на всякий случай пригнулась, семеня возле окон, выбежала через задний двор и раскинула руки в стороны — свобода! Лето, тепло, ночь и пьянящее чувство влюбленности. Ева вдохнула теплый сладкий аромат растущих на клумбах миссис Дженкинс мелких чайных роз и поспешила за угол — там припарковалась Тори. Сегодня в доме Паркера Нортона вечеринка. И на нее стремились попасть все, кто хоть мало-мальски печется о репутации. Там будет вся гламурная молодежь Принстона. Да, большинство студентов разъехались на время каникул по домам, но были и те, кто остался, а еще были те, кто, напротив, приехал сюда, в отчий дом. В ее случае в дом деда. С Шоном Пристли Ева познакомилась три недели назад и влюбилась с первого взгляда. Красивый, высокий, сероглазый, с бронзовым загаром, приобретенным на Каймановых островах, — это она точно знала — выгоревшими на солнце темными волосами, брутальной щетиной и улыбкой кинозвезды — в такого невозможно не влюбиться! И он был взрослым: последний курс Йельского университета — двадцать три или даже двадцать четыре года! Ева задорно рассмеялась — не по ровесникам же ей сохнуть в самом-то деле! А все началось с элементарного любопытства. Принстон — городок маленький, и тридцати тысяч жителей нет. Про него, конечно, нельзя сказать, что все друг друга знают — приезжих слишком много: Принстонский университет как никак основная достопримечательность города! Но главного благодетеля, естественно, знали все. Ну как знали — были наслышаны. Доминик Пристли переехал сюда десять лет назад из Нью-Йорка — решил старость в покое и безмятежности одноэтажной Америки встретить; отгрохал себе шикарный особняк на Гаррисон-Стрит и принялся облагораживать город: вкладывал, реконструировал, строил. Ева краем уха слышала, что в Нью-Йорке он сколотил огромное состояние на инвестициях, но что да как — не разбиралась, да и не интересовалась. Ну, вкладывается старик в развитие города — прекрасно! А вот когда к нему пожаловал внук — не удержалась и решила посмотреть одним глазком. А как увидела, так и пропала. Ей не так давно исполнилось восемнадцать, и мальчиками она интересовалась живо, а если этот мальчик красив, как повзрослевший Джастин Бибер, да еще и обеспечен на многие лета вперед, то само провидение велело накинуть на него лассо. Ева, завернув за угол, поморщилась, вспомнив Джуди Салливан — первую красавицу мерсерской школы. Правда, старшую школу та закончила уже как два года назад, но слава осталась. Кукольная блондиночка тут же взяла в оборот нью-йоркского красавчика Шона и не отходила от него дальше, чем на пару футов. Он, кстати, был совсем не против и не спешил отпускать от себя золотистую блондинку Салливан, но этого Еве признавать совсем не хотелось. Он, вероятно, подслеповат, но стыдится очков. Где она и где пресная Салливан! Ева фыркнула, гордо вскинув подбородок: да, она вчерашняя школьница; да, не классическая американская красавица, но ведь хороша же! У нее есть умопомрачительно длинные ноги — не зря она шорты надела, — шикарные вьющиеся волосы с медным отливом, доставшиеся от бабки-итальянки, и вполне себе смазливая мордашка. Ева отдавала себе отчет, что не обладает эталонной красотой: смуглянка с острыми скулами, совсем не кукольным носом и слишком большим ртом, но и она интересная! Ее голубые, почти прозрачные глаза удивительно хорошо смотрелись на смуглом лице, а еще была отличная фигура и не куриные мозги, как у той же Джуди! Что еще Шону Пристли нужно! — Давай, запрыгивай! — крикнула Тори, включив на всю «Somebody That I Used to Know» Готье. Ее старенький красный «Мустанг» весело затрясся, а Ева, демонстративно вильнув бедрами, когда вступила Кимбра, не открывая двери, ловко устроилась на бежевом сиденье. Тори выдавила педаль газа, и они понеслись в ночь. Вечеринка! Они припарковались у соседнего с нортоновским особняком домом и, выйдя из машины, направились тусоваться. Приехать так поздно было решено не только из-за домашнего ареста Евы, но и потому, что все уже достаточно набрались, чтобы не задавать вопросов насчет легитимности их нахождения на вечеринке молодежной элиты Принстона. Музыка играла достаточно громко, веселились и танцевали ребята не только в доме, но и на идеальном газоне Нортонов, а особо рьяные или особо пьяные бомбардировали крышу дома туалетной бумагой. Вечеринка в самом разгаре! Девушки зашли в дом и сразу же получили по стакану пива. Какой-то парень обнял Тори, и кто-то даже попытался привлечь к себе Еву, но она жестко пресекла фривольные попытки. У нее есть цель, и эта цель как раз сейчас поднималась по лестнице с Джуди Салливан: та мило улыбалась, покорно следуя за ее, Евы, мечтой. Дверь одной из спален закрылась за влюбленной парочкой — Ева бессильно сжала кулаки, продолжая сверлить взглядом вход в рай. Признаться, она и сама себе удивлялась — никогда ее так сильно не накрывала влюбленность. Обычно это за ней увивались ребята, а сейчас она сама пускала слюни на парня, изводила его вниманием, вот только он совсем не замечал ее. Дверь резко распахнулась — Ева тут же скрылась за поворотом: все самое интересное внизу — лучше, чтобы ее не видели возле хозяйской спальни. Но голову осторожно высунула: Джуди что-то кокетливо сказала и отправилась, вероятно, в сторону уборной. Проверить чистые ли у нее трусы что ли? Да, Ева к сопернице была безжалостна и беспощадна, поэтому, когда за той захлопнулась дверь, подлетела, дернула ручку — открыто. Тихо вошла, коварно улыбнулась, заметив защиту от детей, нажала на кнопку блокировки и захлопнула дверь. Вряд ли Джуди знает код экстренного открытия. Пускай теперь выбирается! Ева плохо понимала, зачем Нортонам защита от детей с кодовым замком в ванной комнате, но кто же поймет этих богачей! Да и некогда ей разбираться — Шон, вероятно, уже скучал. Она неслышно вошла в интимный полумрак спальни. Шон Пристли стоял у открытого окна и курил. Ева замерла, охватывая взглядом его высокую фигуру. Он был без футболки — рельефная спина почти полностью закрывала оконную раму, низкие джинсы подчеркивали тонкую талию и узкие бедра. У Евы в горле пересохло от восторга и осознания происходящего. Вот он: стоит в спальне полуголый и, очевидно, что с Джуди они не в Скрэббл играть собирались, а что она, Ева, может ему предложить? Может ли?.. Возможно, ее мысли были слишком громкими, или просто Шон устал ждать, но он неожиданно повернулся, впечатав в нее грозовой взгляд. — Привет, — поздоровалась Ева, опираясь спиной на дверь. Сейчас ей как никогда нужна опора и уверенность. — Привет, — он затушил окурок и прошелся взглядом по длинным голым ногам, но стоять остался на месте. А у Евы сердце забилось где-то в горле: мощная грудь, сильные руки, подтянутый живот. Свет был скудным — один торшер и серебро полной луны, — но татуировку, которая была набита неприлично низко, а расстегнутый ремень джинсов только подчеркивал это, заметила. Крылья. Роскошные темные крылья. — Скучаешь? — спросила Ева и оттолкнулась от двери, решившись на активные действия. — Вообще-то, нет, — Шон остро посмотрел на нее и ухмыльнулся. — Ты?.. Напомни, как тебя зовут. — Ева, — она проглотила обиду: он даже имени ее не запомнил. — Ева, поезжай домой. Хорошим девочкам пора спать. Не воспринимает ее всерьез, но она не маленькая, совсем не маленькая! — А если я плохая девочка? — Она подошла ближе, смело вздернув подбородок. — Плохая? — вкрадчиво шепнул он, подходя ближе, касаясь острого подбородка пальцами. От него приятно пахло: немного алкоголем, сигаретным ментолом и туалетной водой. Что-то легкое, цитрусовое, немного сладкое. У Евы голова кругом пошла. Это в комнате так жарко? Или жар исходил от его тела? В ногах разлилась странная слабость, а щеки тут же предательски вспыхнули. — Детка, я жду кое-кого и, боюсь, ей может не понравиться твое присутствие, так что, — он обошел Еву и распахнул дверь, заливая спальню желтым светом, — прошу. — Шон показательно взмахнул рукой, ожидая ее ухода. Ева ощутила, как противный комок из обиды и злости оцарапал горло: остаться — значит, навязываться; уйти — проявить слабость. Ее ведь попросту вышвыривали. Она откинула гриву каштановых волос назад и неспешно прошла к выходу, но, поравнявшись с Шоном, сказала: — Желаю дрянной ночи. — Взаимно, — улыбнулся он. Ее потуги выглядеть не уязвленной поклонницей, а непробиваемой стервой явно забавляли его. Домой Ева вернулась в расстроенных чувствах и настроение не изменилось ни к утру, ни днем. Она ходила по супермаркету со списком, составленным матерью, и крутила хвосты морковкам, представляя, что это Джуди. Если бы не она, Шон точно бы влюбился в саму Еву! Печально вздохнув, поставила в корзинку полгаллона молока и услышала знакомый возмущенный голос. Нет, судьба не может быть так жестока. Неужели и здесь Джуди?! Та эмоционально выясняла с кем-то отношения, потом с силой бросила мобильник в сумку, громко фыркнув. Если у Джуди не было еще одного кавалера, то провинившимся был Шон. Очевидно, вчера ее так и не смогли быстро достать, а когда освободили, то нью-йоркского красавчика уже и след простыл. Интимного рандеву не состоялось! — Привет, — поздоровалась Ева. Свой выход она не пропустит! — Привет, — Джуди одарила ее отсутствующим взглядом. Видно, все еще вела диалог с Шоном, да и на сумку посматривала. Ждала звонка? Хотела сама позвонить? — Классная вчера вечеринка была! — Да, — кисло согласилась Джуди, — классная. — А какие парни! — Ева мечтательно закатила глаза и даже облизнулась, как сытая кошка. — Нью-йорский красавчик просто блеск. Мы с ним круто затусили… — Врешь! — воскликнула Джуди, покраснев, как помидор. Ева фыркнула и склонилась точно к ее лицу. Она была выше и гордилась этим. — Дьявольские крылья в паху — это нечто. Да Шон и сам дьявольски хорош. Люцифер из «Сверхъестественного» отдыхает. — Да пошла ты! — Джуди резко развернулась и выбежала из магазина. Ева подавила противный внутренний голос, который сиреной вопил, что поступила она плохо, очень плохо. Но ему велено было заткнуться. В любви и на войне все средства хороши! А месть вообще блюдо восхитительно вкусное. Пусть Шон Пристли катится в свой Нью-Йорк со спермотоксикозом! Уже вечером, когда они с Тори выходили из марквандовского парка, ведя на поводке кокер-спаниеля — Еве пока разрешено было гулять только с собакой — расплата за ложь все-таки настигла. Правда, пока Ева даже не догадывалась, какую цену ей за это придется заплатить. Она без энтузиазма слушала излияния Тори по поводу раскалывающейся головы и паре поцелуев с одним из дружков Паркера Нортона. Черный «Форд Эксплоер» резко затормозил на пешеходном переходе, заставив девушек отпрыгнуть — желания быть раздавленным массивным внедорожником не было ни у кого, в особенности у Спарки, собаки Евы, которая разразилась диким лаем на нарушителя правил дорожного движения. Стекла были опущены, а поскольку поравнялась машина как раз с ними, то понять, кто за рулем труда не составило. — В машину, — тихо скомандовал Шон. Ева сглотнула и испуганно переглянулась с Тори. — Села в машину, — повторил, словно пригоршней льда в лицо кинул. Ева передала поводок подруге и шепнула: — Прикрой. Тори ошарашенно смотрела вслед резко сорвавшемуся внедорожнику, пытаясь успокоить кокера. Он, очевидно, тоже беспокоился за хозяйку. А сама Ева очень беспокоилась за себя. Они ехали молча. Шон даже взглядом ее не удостоил. Ну не убьет же он ее в самом деле! Не похож на психа или маньяка. В светлой рубашке-поло, которая отменно подчеркивала загар, со стильной стрижкой и кожаным браслетом на запястье он был похож на ожившую девичью мечту. Мышцы на руках, когда он легко и умело управлял огромной машиной, проступали четким рельефом. Хорош засранец, хорош! Ева все еще злилась за вчерашнее динамо, но один теплый взгляд — и простит, не задумываясь. Шон заглушил мотор, когда они, выехав за город, съехали к реке Миллстоун, пристроившись в сумраке раскидистых ив. — Какого хрена тебе от меня нужно? Ева вздернула бровь. Черт возьми, вообще-то это он увез ее из города! — Что ты привязалась ко мне? Бегаешь, как собачка дрессированная. — Он осмотрел ее придирчиво, явно остался недоволен увиденным и сказал уже самому себе: — Рыба-прилипала. — Рыба твоя Джуди, — буркнула Ева, оскорбленная его замечанием. — Кстати, о ней. Ты какого черта наговорила ей всякой херни? — Пошутила, — мило улыбнулась Ева. — Сегодня разве не день дурака? — вдобавок невинно похлопала длинными ресницами. — Стерва-самоучка, значит? Ева дернула острым плечиком, решив благоразумно промолчать. За словом она никогда в карман не лезла, но сейчас слишком напряженно было в сумраке салона. Бретелька соскользнула, подчеркивая и без того аппетитную крепкую грудь, а летний сарафан, достаточно короткий, прилично оголил ноги. — Сейчас ты позвонишь Джуди, — Шон достал телефон, — расскажешь правду и извинишься. — Никому я не буду звонить! — фыркнула Ева. — И извиняться не буду. — Значит, ты все еще плохая девочка? — с обманчивой мягкостью поинтересовался он. Ева, до этого демонстративно смотревшая в окно, медленно повернулась. Взгляд Шона лениво скользил по ее ногам, особо задерживаясь на бедрах, затем неспешно поднимался вверх к груди. До лица он так ни разу и не дошел. — Может быть, — выдохнула она, хотя хотела сказать совсем другое. Он зажал рычаг под сиденьем и отодвинулся до упора, затем подхватил Еву, усаживая себе на колени. Агрессивно огладил бедра, шепнув: — Ты этого хотела? Да, вероятно. Она ведь мечтала, что окажется с ним вот так: вдвоем, в теплой тишине, интимной темноте… Шон ей так нравился. Ева сама не знала, как ей так крышу снесло от парня, которого она и видела, считай, издалека только. Который и не смотрел в ее сторону. А сейчас смотрит, и взгляд такой, что сердце сладко заныло. Сейчас ему нравилось, что она наврала Джуди. И что она плохая девочка тоже нравилось. Ева потянулась к нему: взяла в руки красивое лицо, царапнувшись о легкую щетину, и поцеловала. Его губы были мягкими и пахли мятной жвачкой. Запах сладких цитрусов вскружил голову, а когда Шон ответил, сплетаясь с ее языком, зарываясь пальцами в густые волосы — Ева потеряла все моральные ориентиры. Юбка сарафана давно задралась, а лиф Шон резко потянул вниз, оголяя высокую упругую грудь. От своего поло он избавился одним рывком. Шон сжимал ее ягодицы, нежно задевая промежность, а его губы давно переместились на розовые соски, посасывая их. Он вдавливал ее в себя, и Ева потерлась о пах, ощущая, насколько он напряжен: бугор на джинсах был внушительным и жестким. — Я хочу тебя, детка, — шепнул Шон. Ева блаженно улыбнулась: в его голосе больше не было агрессии и злости, только нетерпение, а в потемневших глазах бушевала буря. Он отодвинул влажную полоску трусиков и коснулся пульсирующего клитора. Большим пальцем принялся поглаживать его, одновременно освобождая себя от одежды. Когда бедра коснулся жесткий горячий член — Ева открыла глаза, затуманенные пьянящим предвкушением скорого оргазма. Шон ловко выудил из подлокотника презерватив, рванул его зубами, но не достал, заглянув в лицо партнерши. — Ева? — Он хотел убедиться, что они оба этого хотят. Она тряхнула волосами, отгоняя сомнения, и придвинулась еще ближе, царапнув острыми сосками его широкую грудь. Для Шона это был знак идти в атаку. Он быстро надел защиту и рванулся вперед, обхватывая бедра, насаживая ее на себя. Ева вскрикнула. Шон на мгновение замер. В глазах удивление и неверие. Она подалась вперед, снова приникая к его губам. Но не плакать же им из-за ее потерянной девственности?! Это должно было когда-нибудь произойти. Вероятно, Шон решил так же: он обхватил ее крепко, и они вместе начали двигаться, постепенно наращивая темп, смешивая горячее хриплое дыхание. Больно больше не было, но резкие движения доставляли дискомфорт, только сладкие короткие поцелуи дарили реальное удовольствие. А еще запах кожи и незабываемое чувство единение с мужчиной. Ева много целовалась и тискалась, но никогда не отдавалась полностью. Сейчас она очень хотела, чтобы ему было хорошо с ней. И ему было: Шон коротко, прямо ей в губы простонал что-то нечленораздельное и остановился, отпуская волосы, которые до этого властно намотал на кулак. Ева, получив легкий поцелуй в плечо, вернулась на пассажирское сиденье и суетливо поправила одежду. Отсюда все казалось не столь романтичным, особенно, когда мужчина мечты молча закурил, не глядя в ее сторону. Пришел стыд и запоздалое раскаяние. Вероятно, к нему тоже. И это так. Шон был шокирован произошедшим: и своим напором, и ее девственностью. Он вообще не собирался трахаться с Евой! Хотел проучить назойливую врушку и помириться с Джуди. Но у Евы оказались нежные губы, сокрушительная податливость и охренительная задница. А еще от нее вкусно пахло ягодами. Как легкое, но коварное вино: глоток сделал и пропал, но за любым алкоголем следует жесткое похмелье. Шон ведь был уверен, что эта девица давно распрощалась с невинностью: слишком яркая внешность, фигура вполне женская для вчерашнего подростка и полное отсутствие моральных принципов. Так он думал, а оказалось не так. Шон бросил короткий взгляд на Еву: рядом сидела не острая на язык стерва, а юная обиженная девушка. — Почему ты не сказала? — спросил он. Ева просто пожала плечами. — Прости, мне жаль, что все случилось так. Прости, не знаю, что сказать. Ева плотнее сжала губы. А чего она ожидала? Что он, получив ее девственность, признается в любви и сделает предложение? Ха! Конечно! — Не нужно ничего говорить. — Ева открыла дверь и буквально вывалилась из машины. Хотелось спрятаться или провалиться под землю. — Стой, куда ты?! Я отвезу. Шон вернул ее в машину, на всякий случай заблокировал двери и плавно отъехал от реки, возвращаясь в город. Ева жила на тихой Мур-Стрит в самом конце улицы. Машина притормозила за пару домов от ее, чтобы не привлекать ненужного внимания. Это единственная просьба, которая была озвучена — всю дорогу они провели в молчании. — Ева, — позвал Шон, когда она взялась за ручку пассажирской двери. — Мне надо домой, — ответила она и вышла. Фары продолжали освещать серую ленту дороги — успело прилично стемнеть, а фонари отчего-то разгорались медленно и несмело. Соседские подростки играли с собакой и смеялись; миссис Дженкинс даже поздним вечером хлопотала над своими розами, а дома… А дома на небольшой террасе сидела мама. Ева подобралась, готовясь выслушать еще одну нотацию и, вероятно, домашний арест продлится еще как минимум на неделю. Пускай. Сейчас это волновало в сотню раз меньше, чем еще два часа назад. — Ева Луиза Кьяри, где тебя носит?! Так, мама назвала ее полным именем — значит, крайне зла. В семействе Кьяри главой был не отец, а мать. Жгучая, взрывная итало-американка Джемма и спокойный уравновешенный Дэвид создавали поразительный контраст. Он — доктор философии в Богословской семинарии, интроверт, склонный к меланхолии. Она — повар от бога с задатками автократа. В ресторане, которому она оказала честь работать, царил абсолютный тоталитаризм, полная монархия. Отец уже полысел, да и брюшком обзавелся, мать, напротив, оставалась поразительной красавицей в свои сорок с хвостиком. Как они нашли друг друга, влюбились и прожили в достаточно крепком и счастливом браке двадцать лет — даже для их ребенка загадка. От матери Ева унаследовала внешность, от отца — только рост, а характером пошла в покойную бабушку. И слава богу! Потому что Дэвид Кьяри был улиткой, а Джемма Кьяри — бульдозером. Лучше уж что-то среднее! — Мама, я… — и тут Ева разрыдалась. — Ева, девочка, что случилось? — Джемма притянула ее в объятия, обеспокоенно поглаживая по волосам, и Еву прорвало: она начала судорожно рассказывать, захлебываясь в словах. Все, с самого начала. Ей было больно и стыдно и так хотелось выговориться. Чтобы ее поняли и уверили, что она не такое уж и аморальное чудовище. — Ах он подлец! — взорвалась Джемма, когда услышала, что произошло в машине. — Да я его в тюрьму засажу! Как он посмел! Завтра же пойду в полицию! — Мамочка, нет! — кинулась к ней Ева. — Он ничего такого не сделал, я сама… Он ничего не сделал, не надо полиции! — Его родители узнают, это я гарантирую! Пусть не думают: раз богаты, значит, могут пользоваться молоденькими глупышками. — Мамочка, прошу, не надо. Прошу! — Успокойся, успокойся, — Джемма снова обняла ее, заметив, что дочь срывается в истерику. — Все будет хорошо, обещаю. Иди, ложись и выкинь это из головы. Забудь этого подлеца. Ева поплелась в дом, а Джемма Кьяри воинственно вскинула голову: так просто она этого не оставит. Утром, когда Ева выползла из своей спальни, разбитая и подавленная — ночью она глаз сомкнуть не смогла: то боялась маминых угроз, то думала о Шоне Пристли, — то увидела отца, спокойно поедавшего тирамису прямо из контейнера и запивавшего большой порцией кофе. Подозрительно. Кофеин ему категорически запрещен, а если бы мама увидела, как он ест десерт, то убила бы без суда и следствия. Никакой эстетики! Никакой элегантности! — Пап, а где мама? — обеспокоенно спросила Ева. — Доброе утро, дочь, — улыбнулся он. — Умчалась куда-то полчаса назад, поэтому бери ложку и помогай мне, пока наш Муссолини в юбке не вернулся. Господи, неужели она умчалась в полицию! Или домой к Шону! — Папа, прости, мне нужно бежать. Ева пулей бросилась в спальню, натянула джинсы, майку и кеды, на ходу завязала высокий хвост и опрометью полетела вниз. — Пап, можно я возьму твою машину? — Ева, мама не велела. — Прошу, это вопрос жизни и смерти! — взмолилась она. — Чьей смерти? — Моей, папочка, моей! — Тогда бери. — Он достал из кармана ключи и бросил ей. До Гаррисон-Стрит она добралась меньше, чем за десять минут. Если отцу пришлют штраф за нарушение скорости — ей конец, но выбора не было. Где жил дед Шона, Ева знала прекрасно — никаких навигаторов не нужно, а то, что она не ошиблась с местом подтвердилось, когда возле двора огромного особняка Пристли обнаружился мамин маленький «Ниссан Жук». Ева не знала, что хуже: полиция или этот дом. Наверное, все-таки полицейский участок. Она замерла возле кнопки домофона, не решаясь позвонить. Возможно ли еще остановить катастрофу? А катастрофа как раз сейчас, презрительно скривив губы, ткнула пальцем в Шона, обвиняя в совращении своей маленькой девочки. — Да как ты посмел! Как у тебя мысли вообще такие могли возникнуть! — Все было по согласию, — холодно бросил Шон, сложив руки на груди. — Ева — еще ребенок. Шон плотнее сжал челюсть — ничего себе ребенок! — Или ты будешь отрицать, что она не знала мужчин? Шон покачал головой и отвернулся. Попал он. Капитально попал. Знал же, что от этой Евы могут быть одни неприятности, но чтобы такое… — Шон, это правда? — спросил Доминик Пристли, дед, которого он любил и уважал, а тут такой подарочек. — Правда. — Я засажу тебя! — продолжала угрожать Джемма Кьяри. — Успокойтесь, миссис Кьяри, — миролюбиво начал Доминик Пристли. — Мы все решим. Виновных накажем. Шон, уйди. Взрослые будут разговаривать. Шон зло хмыкнул, но подчинился. Ему двадцать три — давно не ребенок, хотя вчерашний поступок достойным мужчины тоже не назовешь. Зеленые тяжелые портьеры, скрывавшие выход, задержали его, а когда приглушенные голоса отчетливо донеслись, Шон замер. — Миссис Кьяри, я понимаю вашу злость. Дети вырастают и порой огорчают нас. Я верю, что мой внук не н*******к. Также я уверен, что ваша дочь приличная девушка. Давайте не будем им обоим портить будущее нехорошими слухами. Шону предстоит занять в будущем высокий пост в нашем семейном бизнесе. Вашей девочке еще учиться, строить карьеру. У них обоих большое будущее впереди. Мать Евы что-то ответила, но Шон не разобрал, а вот дед мед в уши лил отменно. Семьдесят лет, а талант обхаживать и убалтывать стал даже лучше. Как можно отказать милому доброму старичку? — Вы знаете, что моя корпорация построена на инвестициях? Я всю жизнь вкладывал деньги в молодые перспективные компании, в умных людей и рискованные проекты. Уверен, ваша Ева — достойна лучшего будущего. Позвольте, я проинвестирую в него, миссис Кьяри. — Да как вы смеете! — возмутилась было Джемма. — Миссис Кьяри, я ни в коем случае не хотел вас обидеть, — заверил дед самым ангельским голосом. — Я просто хочу, чтобы вы приняли в дар, скажем, десять тысяч долларов. Мы все забываем о случившемся и живем мирно и счастливо. Так вот как дед собрался решить проблему! Хотя, вероятно, на это и был расчет. Девка легла под внука богатого человека, чтобы поиметь с него денег. Вот откуда такая назойливость. Бегала Ева не за ним, а за деньгами его семьи! Вот сука! — У меня одно условие, — услышал Шон деловой голос матери Евы. — Какое же? — Ваш внук и близко больше не подойдет к моей девочке. Пусть только посмеет ее снова обидеть. — Обещаю, миссис Кьяри. Шон сегодня же вернется в Нью-Йорк. Шон, услышав это, тихо вышел. Значит, нужно собираться. Дед шутить не любит. Шон вышел на крыльцо, закурил: уже сегодня об этом узнает отец и с ним тоже нужно будет объясняться. М-да, съездил к деду на месяцок в сонный захолустный Принстон. Затянувшись, посмотрел в сторону подъездной аллеи и заметил мельтешащую стройную фигуру. Ах, мамаша, значит, не одна явилась! Расчетливая шлюшка тоже здесь! — Шон! — бросилась к нему Ева, надеясь объясниться и спросить, что происходит: где ее мама и вообще… — Команда поддержки осталась за бортом? — холодно заметил он. — А как же: пустить слезу, всхлипывать и надрывно рассказывать, как я тебя насиловал? — Что? — растерялась Ева, испуганно отшатнувшись: столько презрения и ненависти было в серых глазах Шона. — Ты свою девственность для меня берегла? — Он не выдержал и схватил ее за руку, привлекая к себе, рыча в бледное лицо. — Или для любого, кто готов за нее заплатить? — О чем ты? Он коротко зло рассмеялся. Ну прямо святая простота! Невинная овечка! Сейчас Ева бесила еще больше. Один ее вид чего стоил! Без косметики, в простой майке и джинсах — она действительно выглядела, как школьница. Пухлые губы искусаны, в покрасневших глазах страх и слезы, руки дрожат и такое искреннее возмущение в голосе — Оскар за лучшую женскую роль определенно заслужила Ева Кьяри! — Ты — дешевка. — Шон оттолкнул ее от себя. — Пошла вон отсюда. Ева ошарашенно хлопала глазами: ничего, абсолютно ничегошеньки не понимая! — Ева! — Мать как раз вышла и, бросив презрительный взгляд на Шона, взяла ее за руку. — Что ты здесь делаешь? — строго спросила, усадив в машину. — Это ты что здесь делаешь? — воскликнула Ева, немного придя в себя от грубости Шона. — Про какие деньги он говорил? Джемма тяжело вздохнула. — Ничего уже не поправить. Идти в полицию — портить тебе жизнь, а деньги пригодятся на твое образование. — Мама! — Прекрати! Этого нью-йоркского мачо ты больше не увидишь, но моральную компенсацию я выбила с них. Ева закрыла лицо руками. Господи, за что это все ей?! Неужели за то, что закрыла Джуди Салливан в туалете? — Отцу не говори, — тихо добавила Джемма. — Незачем ему знать. У него сердце слабое. Ева всхлипнула: все, ее жизнь кончена. В восемнадцать лет она была жуткой максималисткой, но время как известно все лечит и многое меняет…