Феникс

3

В своей комнате Илари, пройдясь от стены до стены, сел на край софы и запустил пальцы в волосы, хватаясь за голову. Для одного вечера потрясений было чересчур много: сначала подружка Норы оказалась неизвестной личностью, и он раздумывал, следует предупреждать отца или нет, пока не случилось чего-то действительно пугающего, а затем действительно пугающее произошло с приездом самого графа, и теперь Илари ощущал себя загнанным в угол. Когда дверь вдруг распахнулась и в нее, шурша оборками на платье, проник тот, кто обещал его утопить с лебедями, Илари выпрямился и оглянулся на столик, где стоял тяжелый подсвечник.

— Спокойно, я по делу! — произнес рыжий, снимая вуаль, и стало видно, почему он ее носил — таких цепких, миндалевидного разреза глаз с изогнутыми, как крылья хищной птицы, бровями над ними, у женщин наблюдалось редко. — Куда отправил тебя граф?

— Откуда вам известно?

— Слушай, детка-конфетка, подробности опустим, не занудствуй. Куда отправил тебя граф?

Илари посмотрел на дверь, и рыжий, покачав головой, сложил руки на груди.

— К господину Клейпису, своему старому товарищу по карточным играм. Он был крестным моей сестры, которая умерла от оспы, — пояснил Илари, вспоминая рассказ мачехи. — Они всегда были на ножах с отцом, в крестные его звала мать.

— Ему граф проиграл все бумаги, — произнес рыжий задумчиво.

— Да, он забрал шкатулку из сейфа, приказал не говорить жене.

— Какой-то дурак! Кто забирает в игорный дом все ценные бумаги? Возможно, у них была договоренность? В любом случае твой отец ничтожный червь.

— Согласен.

Рыжий, отставив ногу, принял вид решительный и воинственный.

— Я еду с тобой. Мне нужна одна из пропавших бумаг, а кто впустит в дом неизвестную особу?

— И как вы собираетесь объясниться с Клейписом? Вы надеетесь, что он согласится отдать необходимый вам документ? И что мне сказать родителям, в качестве кого я могу вас представить?

— Не в моих правилах надеяться на что-то. Если мне что-то нужно — я это беру. А ты… — Илари почувствовал, как его препарируют взглядом и поежился. — А ты представишь меня своей невестой.

— Вы с ума сошли? — встал Илари, сразу оказываясь выше и потому увереннее.

— Клейписа надо чем-то разжалобить, скажешь, что собираешься жениться и по воле отца остаешься без наследства. Если он крестный твоей покойной сестры, то ты ему тоже не совсем безразличен, или я ошибаюсь?

— Клейпис неплохой человек.

— Чудесно! Не сомневайся, я сделаю все, чтоб помочь тебе, это в моих же интересах. Утром жду тебя к завтраку без опозданий со счастливой мордой лица. Служанке сейчас нашепчу, что ты драл меня весь вечер, поддавшись животной страсти и моему обаянию, потому к утру все уже будут знать о наших отношениях и ты не сможешь скомпрометировать леди. И смотаться не пытайся — я слежу за тобой.

Рыжий, имени которого он так и не узнал, удалился, а Илари, вновь схватившись за голову, застонал.

Пришедшая утром служанка со сменой выглаженного белья посмотрела на него таким странным взглядом, что сомнений в распространении порочащих его честь слухов не осталось. Одеваясь, Илари готовился к худшему, но даже подготовка не помогла, когда он спустился в зал.

— Дитя, почему ты не рассказал, что был знаком с Фридой раньше? — подскочила к нему Аннлиза, схватила за руки и преданно заглянула в глаза. — Она сказала, что вы познакомились месяц назад на балу у Зинбург!

— Я как раз хотел сообщить об этом, — сказал Илари, не глядя на сидящего во главе стола отца, ради проблем которого, а теперь уже и своих проблем, отменил занятия в школе.

— И не только об этом! — хохотнул рыжий тоненьким, грозящим треснуть на густой баритон, голосом. — Илари, душка, ты же собирался сказать домочадцам о чем-то более важном, чем наше знакомство?

— Да, я… — он сглотнул, кашлянул, прочищая горло и решился: — Мы с Фридой хотим обручиться.

Арнольд отреагировал первым, схватившись за сердце, отец произнес задумчиво-угрожающее «гм», Нора улыбнулась — явно знала обо всем и теперь забавлялась, а Аннлиза спросила:

— Обручиться? Но…

— Ты не выглядишь влюбленным, — заметил отец, и рыжий, отодвинув стул и виляя задом, подошел к Илари.

— Он очень скрытный, вы же знаете, — произнес он, крутанулся, уложив на плечо Илари руку в перчатке и сказал тихо, чтобы слышал только он: — Поцелуй меня, идиотина.

Илари, закрыв глаза, наклонился. Рыжий приподнялся на носочках, сдвигая вуаль пальцем, чтобы не было видно того, что за ней происходит, а именно столкновения их носов и боле ничего, хотя Илари готов был действительно целовать его — небольшая потеря, да и губы в целом казались привлекательными.

— Ах! — воскликнула Аннлиза. — Богиня услышала мои молитвы! Прикажу запечь к ужину праздничного гуся!

Граф постучал по столу пальцами, и Илари сказал:

— Боюсь, мы не сможем остаться, вчера Клейпис, узнав о том, что Фрида гостит у нас, передал приглашение к себе на ужин.

От количества вранья, произнесенного за прошедшие несколько минут, у Илари тоже могла случиться изжога, но он, слушая восторги Аннлизы и бурчание Арнольда, все равно вынужден был проглотить пудинг, а перед ним еще запеканку из цыпленка с тыквой. К местной кухне он давно привык, хотя случалось, что ночами желудок тосковал по китайской лапше и пицце, и вполне могло быть, что утренняя эрекция приходилась на сны о бургере с двойной котлетой и холодной коле в запотевшем стаканчике.

Провожать их вышли всем домом, и, пока мачеха расцеловывала Фриду, отец отвел Илари подальше:

— Интересно ты придумал с женитьбой. Собираешься разжалобить старую жабу? Что ж, возможно, у тебя это и получится.

— Если не получится, то я точно не вернусь, — сказал Илари жестко. — До конца жизни будешь жить у родственников на птичьих правах. Как Аннлиза — ее жаль, в отличие от тебя.

В экипаж взобралась первой Фрида, — для этого пришлось подать руку по этикету — затем сел Илари. Когда они выехали за пределы именья, рыжий задернул шторку со своей стороны и бросил на сиденье шляпу. Собранные на макушке волосы открыли довольно изящную шею с ниткой жемчуга.

— И что, вот так всю дорогу пялиться друг на друга? — спросил он, точно Илари самолично придумал устройство экипажа. — Какое-то мракобесие. И ноги не вытянуть толком.

— Тебе-то? — не удержался от подкола Илари, который испытывал неудобства в большей степени как раз из-за длины ног.

Рыжий сощурился. Потом перебрался к нему на сиденье, подоткнул под спину подушку и закинул ноги ему на колени. Илари уставился на туфельки с квадратным каблуком, расшитые бисером, и на затянутые в чулки телесного цвета щиколотки.

— А ты не слишком охренел? — спросил Илари негромко.

— Пока нет. Так удобнее, я смогу поспать, и не вздумай будить меня без повода, — рыжий задрал юбку верх, давая возможность разглядеть помимо стройных ног спрятанный за подвязку стилет. — Договорились?

Илари кивнул, отмечая, что ноги были чудесные — трогать и трогать, и странно, что они принадлежали такому хамлу. К тому же сама подвязка на голом бедре — чулок сполз до колена, а рыжему и в голову не пришло его поправлять и цеплять к поясу — показалась ему ужасно сексуальной. Он подвинулся, размышляя о том, что пора бы уже наведаться в публичный дом, — все одинокие мужчины так делали, — раз заглядывается на переодетых хамов, и рыжий, сложив руки на животе, сказал:

— Не ерзай! Китцу, проследи за ним, пока я сплю.

— Кто это? — насторожился Илари.

— Это мой верный товарищ. Ты его не видишь, а он тебя — вполне.

Илари оглядел все вокруг, ничего не увидел и напрягся еще больше.

— Как тебя хоть зовут? — спросил он.

— Для тебя — Фрида. Если я скажу свое имя, то ты сразу поймешь, кто я, а мне это ни к чему. Спи.

— Но я не хочу.

— Кого волнует.

Поспать удалось, но недолго — дорога началась совсем паршивая, экипаж трясло и мотыляло, и Феникс, потягиваясь, потер отлежанный бок, ощущая тепло в районе лодыжек. Нора советовала обуть сапожки, но он воспротивился — ехать было недалеко, и лучше б он снес мучения от замерзших ног, чем от натертых еще больше. Однако Илари, крепко ухватив его за лодыжки, замерзнуть не давал. Феникс посмотрел в темноту под противоположным сиденьем, в которой горели зеленым восемь точек — глаза Китцу, которого он успел вытряхнуть из маленькой вязаной сумки, прежде чем кто-либо это заметил.

— Э! — сказал Феникс угрожающе, и Илари убрал руки.

— Ноги все время съезжали, — ответил тот. — Я придержал.

— Ну-ну. Останови телегу, мне отлить надо. Со мной пойдешь.

Илари постучал в крышу, карета остановилась, скрипя, и он, открыв дверь пинком, спрыгнул с подножки. За кустами можжевельника, поглядывая на стоящего рядом с каменным лицом спутника, он снова запутался в юбках и сплюнул с досадой.

— Где ж он, в зад тебя дери… А, вот. Подержи мою манту.

— Манто.

— Кого волнует.

Илари, закатив глаза, отвернулся, хотя за юбками и так ничего нельзя было разглядеть, и Феникс вдруг подумал, что ему нравится бесить этого зануду. Лицо у графского отпрыска было временами такое пресное, что это хотелось делать без раздумий. Вернувшись в карету, Феникс занял место напротив, и до самых земель Клейписа сохранялась тишина, но внезапно карета подскочила, что-то хрустнуло, а Феникс, завалившись вперед, упал лицом между ног Илари.

— Ебаный кучер, что опять! — воскликнул он, сумевший изучить вблизи пуговку на ширинке брюк своего спутника.

— Мне кажется, соскочило с оси колесо, — сказал тот, помогая ему подняться и выбираясь наружу.

Он оказался прав — кучер, сквернословя, лез в кусты за колесом. Невдалеке, в десятках минут ходьбы от места, где они потерпели крушение, виднелись огни и очертания старинного замка, в котором проживало достопочтенное семейство Клейпис.

— Перекосоебило, — подытожил Феникс, глянув на экипаж. — Это мы еще час будем ждать, пока его починят, лучше уж пешком дойти.

— Пожалуй, соглашусь с тобой, мы двинемся к дому, а кучер нас нагонит, только заберу кое-что.

Илари обошел карету, вытаскивая из дорожного сундука, привязанного вместе с вещами Фриды к задней, приспособленной для этих целей, решетке, длинный узкий футляр, а Феникс, пошарив под сиденьем, нащупал теплого, сгруппировавшегося на всякий случай в оборонительный комок Китцу, и сунул его в сумочку.

— Скоро будем на месте, — пообещал Феникс.

Приказав кучеру следовать в замок за ними, хотя это и так было логично, Илари нагнал ушедшего вперед Феникса.

— Дудка, что ли? — спросил Феникс, кивнув на футляр у него подмышкой.

— Флейта, — ответил Илари. — Но кого это волнует, правда?

Феникс прищурился. Илари закатил глаза.

Вечерний пейзаж выдался стылым и сырым, тихим, как на кладбище, к тому же откуда-то, в такую холодину, наполз туман, белый-белый, как молоко, и поглотил очертания дороги впереди. Тянущиеся по обеим сторонам пастбища пропали во мгле еще раньше.

— Сука! Что за невезение! — произнес Феникс, останавливаясь и поднимая край юбки. — Каблук отломался!

— День определенно неудачный, — вздохнул Илари. — Давай сюда вторую туфлю, будем приспосабливаться.

От второй он тоже оторвал каблук, хотя Феникс и сам мог, и идти стало легче. Поднявшись по пригорку, они оба остановились, глядя на идущую навстречу толпу с факелами.

— Куда они? Встречают нас? — удивился Феникс, а Илари побледнел:

— Я не сообщал, что мы приедем. Разве что отец вчера обмолвился, что пошлет меня.

— Это они, это они! — крикнул кто-то, и толпа ускорила шаг, обступая их со всех сторон.

Феникс, сразу отметив, что кроме факелов никто не нес с собой вил и палок, да и в целом люди были хоть и взволнованы, но не напуганы и не озлоблены, слегка расслабился и перестал дергать вуаль.

— Их двое! — воскликнула женщина в накрахмаленном чепце. — Где же ваш товарищ, альбинос?

— Какой альбинос? — спросил Илари, и женщина добавила:

— Который немой! Он еще не приехал?

Илари повернулся к Фениксу, и улыбнулся ошалело, будто его разбудили посреди ночи. В этот момент, разрезая густой туман стуком копыт, на дорогу выехал всадник.