Золушка для бриллиантового принца

POV  Марко                        Мой отец всё ещё был красивым и притягательным мужчиной. Высокий, по-спортивному подтянутый моложавый самец с посеребрёнными сединой волосами. Правда появившаяся в последние годы суровость отнюдь не красила черты его лица. Теперь он казался более властным, более жестким, более неприступным. Хотя почему казался? Таким он сейчас и был. Когда была жива моя мама, он был другим: весёлым, жизнерадостным, энергичным и неугомонным. Сейчас же передо мной в кресле за массивным дубовым столом сидел… магнат. Владелец заводов, газет, пароходов и прочего, прочего, прочего. Интересно, за таким вот заносчивым сухарём моя умница-красавица мама уехала бы из солнечной Италии? Что-то подсказывает мне, что вряд ли.           ‒ Марк, ты меня слышишь? Или опять в облаках витаешь? ‒ строго спросил отец.           ‒ Я уже целых полчаса тебя смиренно слушаю, ‒ шутовски поклонился, вытягиваясь перед ним в струнку. Взгляд сверкнул, губы сжались, потом словно выплюнули:           ‒ Шут гороховый!           ‒ А с тобой можно иначе? ‒ не удержавшись, огрызнулся я. ‒ Ты же меня не слышишь. Я ведь уже сказал, что мы с парнями…           ‒ Меня не волнует, что делали какие-то парни! ‒ рявкнул отец. ‒ Ты носишь мою фамилию и при этом шляешься по всяким клубам, позоришь меня! Не хватало, чтобы кто-то сказал, что сын Лойе занимается проституцией!           ‒ Мы всего лишь танцевали, ‒ медленно и чётко повторил я уже в десятый раз. ‒ Мы работали в танцевальном шоу, а не подрабатывали хастлерами. К твоему сведению, среди моих друзей я единственный гей. И скажи спасибо, что я не ору об этом во всеуслышание. Никто, в том числе и ты, так и не узнал бы об этом факте, не заявись в клуб Виолетта. Я же не виноват, что у неё больная фантазия и мозги как у курицы! А ещё язык как помело.           ‒ Не смей оскорблять сестру, ‒ сухо заметил отец, поднимаясь и выходя из-за стола. Атмосфера начала накаляться. «Из окна, что ли, сигануть? Не-а. Там клумба. Сам сажал, цветочки жалко», ‒ подумал я, с тоской глядя на открытое окно. Постоянно цапаться с последним родным человеком надоела до печёночных колик. Но выхода из этой ситуации я пока не видел. К сожалению.           ‒ Она мне никто, да и меня эта… вряд ли считает братом, если такую чушь тебе в уши напела.           ‒ То есть ты ни с кем в углу не зажимался, и никто тебе конверт с деньгами в руку не сунул? ‒ задал вопрос отец, подходя всё ближе.           ‒ Марат ‒ менеджер клуба, в конверте был гонорар для нашей группы, и да, я с ним спал. Имею право, потому как совершеннолетний давно!           ‒ Совершеннолетний, ‒ процедил отец. ‒ Лучше бы ты с девками спал!           ‒ Прости, но меня на них не тянет, ‒ нагло ухмыльнулся я. ‒ С девками у нас только ты спишь!           ‒ Молчать! ‒ Блин, больно! Вот не надо было последнюю шпильку отпускать, да не удержался. За что получил по морде лица от любимого папеньки. Хотя вру. Любимым он был до моих шестнадцати лет. ‒ Не смей оскорблять Галину.           ‒ Галу, отец, ‒ поправил я родителя, машинально ловя от него белоснежный платок. Ну да, он мне слегка нос задел. Теперь кровь идёт. Сосуды у меня слабые. Запрокинул голову, приложил платок к пострадавшему носу и прогундосил: ‒ Она предпочитает, чтобы её называли как жену Дали.          ‒ Маленькая женская слабость, ‒ отмахнулся отец.          ‒ Ага. Тонна тщеславия, ноль таланта, хоть имя чужое можно спереть. Претензий никто не предъявит, потому как померли давно.           ‒ Глаза мои тебя не видели бы, ‒ почти выплюнул отец, отворачиваясь к окну. Его широкая спина как стена между нами. Спорить не буду, я неисправим.           ‒ Отдай мне дом матери в Милане, и я уеду. Навсегда. Не буду мозолить глаза ни тебе, ни твоей семейке.           ‒ Это мой дом. Компенсация за то, что твоя мать изменила и навесила на меня чужого ребёнка, ‒ холодно произнёс он.           ‒ Неужели ты действительно в это веришь? ‒ спросил я, промокая нос. Кажется, перестало течь.           ‒ У меня есть результаты теста ДНК. Ты не мой сын. Скажи спасибо, что я не отдал тебя в детский дом, а оплатил учёбу в МГИМО.           ‒ Я за такую милость уже лет шесть вкалываю за горничную, повара, и личного шофера в придачу. И на карманные расходы сам себе зарабатываю! И это лето я по клубам танцами не ради удовольствия занимался! Не хочешь отдать мне дом, тогда просто отпусти! Считай, что отцовский долг ты выполнил. Я даже из города уеду и фамилию матери возьму. От тебя мне уже ничего не нужно!           ‒ Перетрудился, бедный, ‒ ехидно улыбнулся отец. ‒ Отпускать я тебя не собираюсь. И ты прекрасно понимаешь, что я достаточно влиятельный бизнесмен, чтобы устроить тебе ад в любом городе страны. Ты будешь работать только на меня. И там, где я посчитаю нужным!           ‒ Рабовладельцем решил заделаться? Не выйдет. Я денег заработаю и всё равно уеду. У тебя ведь в Италии есть партнёры? А что, если я свяжусь со своим крёстным, и он устроит тебе такую рекламу, что даже последний таксист не захочет с тобой работать? Как тебе такая перспектива?           ‒ Неужели ты так поступишь с отцом? Чезаре меня ненавидит, − как странно улыбнулся отец. Когда речь заходила о Чезаре, он всегда был таким. Но между нами сейчас были не те отношения, чтобы лезть в душу.           ‒ Ты сам себе противоречишь. То я тебе никто, и ты мне не отец. То вдруг передумываешь и давишь на сыновью любовь. Определись уже.           ‒ У меня есть предложение к тебе, Марк.           ‒ Марко, ‒ поправил я его. У меня даже в паспортах стоит именно это имя, а он упрямо называет по-своему. Вот уже последние шесть лет.           ‒ Ты едешь в Милан вместе с Галой и девочками. Занимаешься там обычными делами, а я подумаю над тем, чтобы отпустить тебя.           ‒ Ей удалось-таки впихнуть их в команду какого-то модельера? И где же такого идиота нашла?           ‒ С деньгами можно сделать всё, ‒ усмехнулся отец. ‒ Никки хочет посетить какую-то школу искусств, а Летти завести новые полезные знакомства.           ‒ А Гала спит и видит, чтобы удачно обеих прод… выдать замуж, ‒ высказал я догадку.           ‒ Девочки красивы и обаятельны, почему бы и нет, ‒ равнодушно пожал плечами отец.           ‒ Ну да, ну да. Красота ‒ страшная сила, а ум там и мимо не пробегал, ‒ тихонько пробормотал я.           ‒ Что ты сказал?           ‒ Ничего! И насколько затянется поездка? На неделю?           ‒ Три. Вы едете на три недели. Гала хочет обновить себе и девочкам гардероб, отдохнуть. Осень в Италии мягкая.           ‒ Три недели магазины-шмотки-показы? Ты смерти моей хочешь? Может, сразу убьёшь? Ну, чтобы не мучился?           ‒ Ну, ты же свободы жаждешь? – в пику мне ухмыльнулся отец. − Я тебе даже, так и быть, денег подброшу на самостоятельную жизнь.           ‒ Даёшь слово?           ‒ Даю, ‒ нехотя ответил отец.           ‒ Деньги свои себе можешь оставить. Кстати, возвращаю, ‒ я бросил отцу скомканный платок с пятнами крови. ‒ Здесь на десяток анализов хватит. А то мало ли чью кровь твоя любимая Гала на анализ отнесла. В Милан я поеду. Но ты дал слово, так что не забудь!                     Я спокойно вышел из кабинета (даже дверь уцелела!) и пошёл к себе. Раньше я обитал на втором этаже в светлой просторной комнате, любовно обставленной моей мамой. А теперь, вот уж шесть лет, проживаю в небольшом домике для прислуги. Честно говоря, сам сюда сбежал. Гала меня выставила из моей комнаты и переселила этажом ниже, в одну из небольших гостевых. В мою комнату с молчаливого согласия отца заселилась Виолетта, или, как она с недавних пор любила себя называть ‒ Летти. Одно время даже покрасилась в брюнетку, и подражала героине из знаменитого «Форсажа». Всё мечтала, что найдётся личный Доминик Торетто и соблазнится её суповым набором. После разбитой любимой машины своей маменьки от фанатизма осталось только имя, всё остальное под строгим взглядом пришлось вернуть на место. Теперь Летти выглядела под стать своему уму и характеру, то есть блондинкой в гламурных нарядах. Как раз такой, как в анекдотах. Но попробуй намекни ей на сей факт, визгу будет… Правда глаза колет, но вот беда – до мозга не доходит. Нет его дома. Весь вышел! Смотреть, как в моей комнате перекрашивают стены в жуткий розовый цвет, было слишком тяжело, и я сам убрался из дома. Гала и Летти радости даже не скрывали, а Никки, как обычно, спряталась за их спины и промолчала. Правда, грустный взгляд был ей оправданием.                      У моего скромного домика было и своё преимущество. Он располагался в глубине старого сада, и благодаря этому можно было незаметно сбегать из дома. Вечерами, а тем более ночами ко мне из родственников никто не захаживал. Раньше здесь проживали горничная и повар, но когда я окончил школу, Гала их уволила, заметив, что пасынок должен как-то отрабатывать своё проживание. Отец … Не хочу вспоминать… После смерти мамы Гала, раньше числящаяся чуть не лучшей подругой, пролезла сначала к отцу в постель, потом в паспорт, потом в особняк уже в качестве законной хозяйки. Для меня то время было как страшный сон, от которого трудно проснуться.                     Какой эта стерва устроила опереточный спектакль с громким признанием о том, сколько же лет она безответно любила моего отца и скрывала шашни своей подруги. Надо отдать отцу должное, он не сразу поверил во всё это. И тогда Гала сделала следующий шаг ‒ принесла ему тест ДНК, где чёрным по белому было написано, что я не являюсь его сыном. Этот факт словно ножом по живому отрезал его от меня, а Гала менее чем через полгода стала его женой.                     Говорят, если мальчик похож на мать ‒ он будет счастливым. Ложь и провокация. Я похож на маму больше, чем мне хотелось бы. У меня тонкие, немного женственные черты лица, высокий рост и сложение тела не то, чтобы хрупкое, вполне даже спортивное, но до атлета мне всё же далековато. Маме нравились мои густые шелковистые волосы, и у меня всегда была стрижка до плеч. После её смерти я решил не обрезать волосы, и теперь они у меня намного ниже лопаток. Как ни странно, мне это идёт и особенно радует тот факт, что моя причёска ужасно раздражает отца и мачеху. Жаль цвет глаз у меня неизвестно от кого, хотя мама убеждала, что от бабушки ‒ ведьмачье-кошачьи.  А проще говоря, серо-зелёные с коричневыми крапинками у меня глаза. И цвет они меняют в зависимости от моего настроения. Могут быть почти серыми, если я спокоен и тёмно-зелёными, если сильно сержусь. А у мамы-то были фиалковыми.                     Мама у меня была по-своему уникальным человеком. И в ложь Галы я лично не поверил ни на йоту. Мама была слишком порядочной, чтобы совершать подобные поступки. Она вышла из довольно бедной семьи. Сделала головокружительную карьеру на модельном поприще, ещё в тринадцать лет удачно попав на глаза известному фотографу. Высокая, очень красивая девочка выглядела старше своих лет. И все годы, до самого замужества с моим отцом, она только и делала, что работала и училась. Репутация неприступной красавицы для Антона Лойе, «золотого мальчика» из России, стала как красная тряпка для быка. Он потратил год, чтобы завоевать её. И это тем более было трудно, так как дорогие шмотки, украшения и машины у красавицы Бьянки Росси не котировались. Её всегда в человеке интересовала его личность, а не суммы на банковском счёте. Отец покорил её своим характером, настойчивостью, обаянием, и она, бросив суперуспешную карьеру, уехала вместе с ним. Они были счастливы тринадцать лет, пока мама не заболела. К несчастью, у неё обнаружили рак, в результате которого она через три года и умерла. Я бы сказал, что сгорела как свеча. Она любила моего отца до последнего дыхания, и то, что он сделал после, лично я не воспринимаю иначе, как предательство.                     Я приготовил роскошный ужин для своей весёлой семейки, с трудом удержавшись, чтобы не сыпануть слабительного в соус к мясу, на ходу перекусил сам и быстренько смотался. Перед поездкой хотелось увидеться с друзьями. Они, как всегда, были в старом спортзале, который наша неугомонная компания оккупировала вечерами под свои надобности. Года три назад мы создали наш небольшой танцевальный коллектив. Многие из нас в детстве посещали кто студии бальных танцев, кто трудился на ниве гимнастики, а кто самостоятельно с помощью скачанных из интернета роликов разучивал всякие сложные па и трюки. Группу создали не совсем и не столько ради удовольствия, а мечтая поправить финансовые дела.                     Валет, наш главный вдохновитель, заимел связи в нескольких неплохих клубах, где ему предложили приличный заработок. Он подтянул нас, своих друзей. Я, помимо учёбы, подрабатывал курьером в компании отца, но получаемого заработка было маловато. Конечно, мне, в отличие от друзей, с одной стороны, было легче, за моим гардеробом следила Гала, всё-таки учёба в столь престижном вузе требовала соблюдения определённого стиля в одежде, иначе могла пострадать репутация отца. Если мне удастся сбежать от них, я весь чопорный гардеробчик Гале и оставлю. На память, так сказать. Так что на те вещи, которые были мне по вкусу, приходилось зарабатывать самому, а учиться по ночам. Как я только умудрился окончить МГИМО с красным дипломом, сам не понимаю.           ‒ Привет, Золушка! ‒ заорал Дампир, как обычно свешиваясь вниз головой с турника. Парни заржали, ожидая моей реакции, но мне было лень стаскивать эту красноволосую сволочь и мять ему бока.           ‒ Как же я всех вас люблю, ‒ вздохнул я, падая на маты, сложенные в углу. ‒ Не надоело ещё?           ‒ Не-а! Ты обычно так классно бесишься, ‒ пропел Славик, мой лучший друг.           ‒ И ты, Брут, туда же. ‒ Золушкой меня прозвали в шутку, но прозвище прижилось, к сожалению.           ‒ А чего это ты такой мирный сегодня? ‒ шлёпнулся рядом со мной Дампир, почувствовавший, что ему ничего не грозит.           ‒ Вымотался, ребят. С отцом имел не самую приятную беседу, ‒ ответил я.           ‒ Сестрица подсуропила? ‒ спросил Валет. Он видел Летти тогда в клубе, да предупредить не успел.           ‒ Ага. Я не только спалился по поводу своей ориентации, так ещё она приплела к этому такое… В общем, я не танцевал, а трахался за деньги, и она лично видела, как мне их в конверте передали.           ‒ Она совсем дура? ‒ выдал очевидный для меня факт Славик. ‒ Нет, ну я знал, что она «блондинко» в последней стадии, но не до такой же степени!           ‒ Отмазался? ‒ толкнул меня в плечо Дампир.           ‒ Угу. Только от вас мне уйти придётся. А то мой папуля может подгадить, а оно вам надо? ‒ пожал я плечами.           ‒ И чем заниматься планируешь? ‒ Славка завалился на маты с другой стороны от меня.           ‒ На днях улетаю со святым семейством в Милан. Галка там отцовы деньги тратить будет, а я за барышнями присматривать. Отец пообещал отпустить меня после этой каторги. На все четыре стороны. Я подумываю, может, в Италии остаться. Гражданство у меня имеется, а с работой, может быть, Чезаре поможет.           ‒ Это который твой крёстный? Модный фотограф? Гламур-тужур? ‒ осведомился Дампир, вызвав у меня улыбку.           ‒ Видел бы ты этот гламур, ‒ заржал-таки я, представив Чезаре в гламурных шмотках. ‒ Боюсь, Дампирчик, получил бы ты по кумполу за гламур-тужур.  У него известные продюсеры и модели со своими агентами строем ходят!            ‒ Что, такой страшный? ‒ поинтересовался Валет.           ‒ Нет, такой харизматичный!                     Ещё с часик поболтал с парнями о том, о сём и нехотя поехал домой. Надо было на досуге обдумать планы на будущее. Эх! Весёлое всё же было лето. Отец послабил мне немного поводок, и появилось больше свободного времени, особенно когда они всей компанией дружно смотались на курорт. Валету по весне пришла в голову сумасшедшая идея сделать пару-тройку номеров в стиле джаз-фанк, да ещё поставить нас на шпильки в десять сантиметров. Он месяц уговаривал меня, Славку, Дампира и ещё двух ребят на эту авантюру. Мы уж больно походили по фактуре на парней из нашумевшего танцевального проекта. В итоге я две недели учился сначала просто осторожненько ходить на каблуках, потом ходить быстро и затем только мы рискнули попробовать танцевать, скачав из интернета всё, что смогли найти. Пахали, не вылезая из зала, но успеха добились.  Было весело однозначно, особенно когда самому Валету и ещё четверым крупным парням из группы пришлось стать нашими телохранителями и отгонять назойливых поклонников. Ну, я гей, мне мужское внимание-то привычно, а вот ребятам было стрёмно. Зато будет, что вспомнить, когда станут взрослыми и степенными отцами семейств.