Несмотря на надвигающуюся грозу, в этот вечер ужин накрыли на веранде, распахнув все окна и наслаждаясь (по крайней мере я) сумеречной прохладой. Ещё не сильный ветерок, а даже довольно приятный, шевелил лёгкие локоны Юленьки, собранные в хвост и закреплённые маленькой золотистой заколочкой.
Анистов хотел казаться весёлым. Рассказывал о поездке и о большом рынке, где приключилась с ним комичная ситуация. Я слушал в пол уха, поэтому не могу пересказать его историю. Я больше наблюдал за его взглядом. Усталый, беспокойный, почти отсутствующий. Что так волновало моего старого приятеля, что он ни разу не взглянул ни на меня, ни на племянницу? Ответ крутился у меня в голове.
Ада же напротив молчала и наблюдала за мной и Юленькой исподлобья. Она была совершенно недовольна поездкой. Будто ожидала от неё большего, чем случилось. Юленька, казалось, и не замечала взгляды тётки. Она была слишком невинной, чтобы заметить злость, и тем более понять смысл острого, колючего ревностного взгляда.
— Через десять дней состоится конная ярмарка, будет праздник в деревне. На этой ярмарке я представлю своего жеребца, — проговорил Анистов и Ада удивлённо воззрилась на него.
— Но Серёжа, ты же знаешь, что он уже…
— Это мой жеребец! И плевать, что там говорят, ясно?! — Повысил голос Анистов, и мы с Юленькой быстро глянули на него. При мне Сергей никогда не повышал голос, я ни разу не слышал от него и намёка на крик. Свидетелем такого тона я был впервые. Юленька даже немного испугалась, но тут же выдохнула и успокоилась, спрятала руки под стол. Наверное они у неё дрожали.
Что имела ввиду Ада, я, конечно, не понял, но знал из рассказа кухарки, что Сергей в долгах, и, возможно, жеребец его часть этого долга. Вряд ли разумно продавать то, что тебе уже не принадлежит. Это не моё дело, но любопытство всё же раздирало меня.
— Прости, — сказала Ада так кротко, что я невольно глянул на неё. Если она виновата в том, что дом их разорен, то ей бы вообще больше молчать. Игра до добра не доводит! Несмотря на мои пороки, игрой я не увлекался. Хотя встречал людей играющих. Видел как один проигрался и застрелился. Я не успел помешать. Если честно, я своими словами на его счёт мог подлить масло в огонь. А он был очень эмоциональной личностью.
Ада встала из-за стола и, кинув на меня быстрый взгляд, вышла из комнаты. Анистов после ужина не дал мне и шанса с ним поговорить. Он сослался на сильную усталость после поездки, когда я спросил может ли он уделить мне внимание. Он ушёл, как и Ада, лишь поцеловал племянницу на прощание. Мне этот жест показался искренним, но я не хотел обманываться.
Мы остались с Юленькой наедине. Она предложила посидеть в гостиной, там выпить чаю. Я с радостью согласился.
Кухарка принесла большой поднос с чашками, заварочным чайником и разными сладостями.
— Юленька, съешь вот эти пирожные, — я указал на маленькие медовые кружочки, которые показались мне ужасно аппетитными. Я и сам взял одно. Юленька скромно улыбнулась и покачала головой.
— Я не очень люблю сладкое. Но Вы обязательно съешьте этот замечательный десерт. Знаете, моя мама часто пекла такие пирожные, и когда я по приезде сюда увидела его на обеде, десерт то есть, то расплакалась. Но на следующий день обошлось уже без слёз.
Я перехватил её руку и прижался губами к тыльной стороне. Аромат жасмина напомнил мне о нашей прогулке в саду. О беседке и объятиях. Мне вновь захотелось заключить её в свои объятия и не отпускать всю ночь. У неё были такие печальные глаза пока она рассказывала о матери и её десерте, что я ни за что решил не пробовать его! Убрать с глаз долой, вот что мне захотелось сделать с чертовыми пирожными.
Юленька сжала мою руку в ответ и с благодарностью посмотрела на меня. Мне безумно хотелось её утешить. Близость этой девушки творила со мной поистине что-то невообразимое. Тепло разлилось по телу при мысли, что она мне доверяет и позволяет обнимать. А значит может доверить и большее.
Кажется я замечтался или просто задумался. Я услышал её милый голос, такой женственный и таинственный, тихий, у самого моего уха.
— Как много разных людей в мире, — говорила она, грустно глядя на картину, что висела на стене напротив того места, где мы с ней сидели. — И никогда не знаешь, кто настоящий… А кто просто притворяется. Мама и папа были настоящими. И дядя Серёжа тоже настоящий.
Если насчёт первых я ничего не знал, то о втором мог бы поспорить. Но я не хотел раньше времени тревожить душу Юленьки. Сначала я должен поговорить с Сергеем и понять, правда ли он замышляет злодейство против племянницы, как я думаю, или я ошибаюсь. И всё же странно, что она вдруг заговорила о характерах людей. Неужели думала о ком-то конкретном.
— Не так трудно разглядеть человека, если хорошо в людях разбираешься, — немного самодовольно произнёс я. Юленька воззрилась на меня с интересом. Спросила:
— Вы хорошо разбираетесь в людях, Алексей?
Я готов говорить с ней о чём угодно, лишь бы подольше. Пусть она меня узнает лучше, тогда, быть может, не будет так дрожать при моих прикосновениях. Я улыбнулся и ответил с удовольствием:
— В силу моей прошлой профессии, мне приходилось сталкиваться с разными людьми и уж поверь, Юленька, я могу судить о характере человека. Вот ты, например, кроткая и добрая, совершенно бесхитростная и поэтому столь чистая душа манит к себе непреодолимо.
— Вы так интересно выразились, в силу прошлой профессии, — отозвалась Юленька, чуть зардевшись от моих последних слов. — Кем Вы работали и почему оставили это в прошлом?
— Я был редактором журнала, где люди печатают свои стихи и рассказы.
— Дядя Серёжа пишет стихи.
Дурацкая мысль пришла мне в голову: человек, который пишет стихи не может быть низким, совершать гадкие поступки. Ведь пишут стихи только люди с возвышенной, светлой душой. Я говорю именно о хороших стихах, таких, какие пишет Анистов, а не о тех поэтах, творчество которых вызывает отвращение и неприязнь.
— Я печатал его стихи. Так мы познакомились.
— А почему ушли из журнала?
Я заметил, что Юленька упорно называла меня на Вы. Это упрямство или просто вежливость? В её случае, думаю, вежливость, а вот в случае с, например, Адой, было бы упрямство. Причём ослиное.
— Я получил наследство. Денег стало много, а я всегда жаждал приключений, путешествий.
Я бросил журнал и пошёл во все тяжкие, одним словом. Мне больше не нужно было работать. Я мог свободно делать, что душа пожелает. И я делал…
Юленька слабо улыбнулась. Она хотела придвинуться ко мне ближе, но что-то её остановило. Наверное воспитание.
— Так что я праздный, ленивый и…беспутный человек.
Я не стал говорить слово порочный, но подразумевал это. Юленька долго смотрела на меня, серьёзно, сдвинув брови, а потом вдруг рассмеялась своим звонким смехом, что наполнял трепетом моё сердце уже три дня подряд.
— Что такое? Почему ты смеёшься? — Я и сам улыбнулся, видя её такую весёлую. Мне было приятно, что я мог чем-то Юленьку рассмешить. Позволить её горю рассеяться хоть ненадолго. В тот момент я осознал как сильно ошибся в своём убеждении в первую нашу встречу. Я подумал тогда, что улыбка её не омрачена ещё никакими тяготами жизни или несчастливыми событиями. Но это было не так! Горе скрывалось за этим печальным взглядом, нежной улыбкой и румяными щеками.
— Я не верю, что Вы беспутный и порочный.
Она сказала именно то слово, которого я хотел избежать. Пусть. Она не верит мне, но это правда. Юленька думает обо мне слишком хорошо.
Я пожал плечами и улыбнулся шире, говоря тем самым, что это шутка. Юленька кивнула. Ладно, в каждой шутке есть правда. В моём случае много правды.
— Ну а чем ты занимаешься? Ты ведь тоже получила наследство, — я перевел тему разговора, потому что хотел узнать о Юленьке ещё больше. О себе же мне рассказывать вдруг расхотелось.
— Я не веду праздный образ жизни, Вы не думайте, — поспешно и даже испугавшись ответила она. — Когда были живы родители, я помогала им по дому и со скотиной, помогаю и здесь. Кормлю, могу подоить, ухаживаю, и за садом тоже хожу.
— Это ты любишь? Так?
Она быстро кивнула. Заколочка вдруг щёлкнула и волосы Юленьки распались, разметались по плечам. Она стала собирать их и тараторить: видимо разволновалась сильно.
— Ой, простите, мои волосы такие непослушные!
Я перехватил её дрожащую от чего-то руку и поцеловал ладонь. Мягко коснулся губами её тонкого нежного запястья. Юленька задрожала ещё сильнее. Я чувствовал, что она хочет прижаться ко мне, но её останавливает природная робость, смущение. Ранее она казалась немного смелее, сейчас совсем зарделась.
— Мне пора, нужно идти спать, — еле слышно сказала она, и я отпустил её с большой неохотой.
Мне спать не хотелось. Я проводил девушку до её спальни, наконец узнав, что она находится через одну от меня, в самом углу коридора. Я не заглянул в комнату, боясь, что она подумает обо мне совсем плохо (хотя это было бы правильно), лишь поцеловал ещё раз на прощание руку и отправился к себе.
Долго я ворочался той ночью, слушая как за окном бушует гроза. Все мои мысли были лишь о Юленьке. Я представлял как она сейчас спит в своей мягкой удобной постели и как её беленькая голова покоится на подушке, как спокойно и ровно её дыхание, как вздымается туда-сюда грудь… Я подорвался и хотел пойти к её двери, как верный пёс лечь у её порога и стеречь Бог знает отчего. Но вдруг снова лёг, снова задумался о своей поездке в эту деревню, об Анистове, о его жене, что стала так противна мне. Я думал о многом, но мысли эти не были главными. Я даже думал о человеке, который однажды как и я получил наследство, но потерял его, проспорил. Мне. Он проспорил мне кучу денег, что составляли большую часть его полученных от бабки сокровищ, так сказать. Я знал, что он не сможет выиграть спор. Я не азартный игрок, не игрок в карты, рулетку и покер. Но я могу спорить, особенно если знаю, что прав. И я выиграл спор. Тот человек умолял меня не забирать всё, но я забрал. Он был мне должен, и я забрал долг. Что тут ужасного?
Я перевернулся на другой бок. Гроза за окном набирала обороты. Вот интересно, Юленька боится грозы? Тут же я услышал вскрик. Он случился и быстро затих. Это была Юленька, я уверен.
Я вскочил с кровати и, не надев халата, в одних шортах и футболке выбежал в коридор и помчался к комнате Юленьки. Дёрнул ручку. Дверь была не заперта. Я ворвался внутрь.
Комната озарилась ярким светом молнии. Ветер раскрыл окно и впустил грозу в дом.
Я подошёл к окну и закрыл его. Протянул руку к настольной лампе и включил свет. Он был тусклым и плохо освещал спальню, но я смог разглядеть большую красивую кровать с балдахином, старинную и прочную, как и все старые вещи. Комната была красивой, большой, и неважно, что она была угловой. Анистов поселил племянницу в хорошее место.
В полутьме комнаты, я увидел её. Юленька стояла у одного из кроватных столбиков и смотрела на меня. Она вздрогнула и отпрянула назад, к письменному столу.
— Я услышал твой крик.
— И ворвались ко мне в спальню, — её голос прозвучал в тишине комнаты робко и застенчиво. И одновременно испугано.
— Прости, что потревожил. Думал случилось что. Испугался.
Я увидел её улыбку. Такую же застенчивую как и голосок. Она уже в который раз очаровала меня.
— Если дядя увидит Вас здесь, мне попадёт. Он старых взглядов и не терпит, как он выражается, пошлости в своём доме. Да и я не могу оказаться в таком позоре.
Я хотел рассмеяться, но не посмел: Юленька верила в свои слова насчет Анистого. Современный мир погряз в этой пошлости, но есть ещё уголки во Вселенной, где царит прежнее целомудрие. Я кивнул девушке и решив больше не смущать её, покинул комнату, тихо затворив за собой дверь. Хотелось рваться обратно, обнять её, прикоснуться к румяным щекам, но я не посмел опорочить это хрупкое создание. В этот раз я не посмел, не решился.
Прикрыв дверь своей спальни, я замер. В моей комнате кто-то был. Я вглядывался в темноту и не мог разглядеть ничего. Послышался очередной раскат грома, затем молния высветила женский силуэт у моей кровати. Я понял, что это была Ада. Кто же ещё.
— Лёша. Я вернулась. Как я и говорила, ты ещё, конечно, здесь.
Она стояла в сорочке и распахнутом халате.
Я прошел по комнате и включил ночник, что стоял на письменном столике.
— Уходи, — просто сказал я. Эта женщина не поняла того, что я сказал в прошлый раз. Что ж объясню ещё. Я развернулся к ней лицом, чтобы произнести жёсткие слова, а она уже была рядом со мной. Провела ладонью по груди и призывно улыбнулась.
— Между нами произошло недопонимание. Ты был груб со мной, но это ведь просто ошибка, так? Ты жалеешь о словах, сказанных мне?
Её рука переместилась к моей шее, затем к щеке. Я отстранился.
— Ты здесь, а я и не надеялась. Помнишь как хорошо нам было вдвоём?
Я всё помнил. И хотел это забыть. Эта страница книги для меня закрыта. Навсегда. Ада приблизилась ко мне вплотную и прошептала на ухо:
— Я горю рядом с тобой как прежде. Скажи, что и ты испытываешь нечто подобное.
Я отстранился, убрал её руку и отошёл на пару шагов.
— Я ничего не желаю вспоминать. С тобой у нас ничего больше не будет. Мне жаль, что ты не поняла этого перед отъездом. Ада, ничего больше нет и не будет. Наш недолгий роман лишь ошибка, совершенная мною.
Голос мой был спокоен и, думаю, выглядел я так же. А вот Ада вся напряглась, глаза её сверкнули злобным, ревностным огнём в свете ночной лампы. Я ранил её и понимал это.
— Всё из-за этой девки, да? — Прошипела она, в отчаянии заламывая руки. Я понял в тот момент, что Юленька приобрела врага. И я был всему причиной. Я. Я один. Я один. Я…Я… Чёрт, но мне было плевать. Связываться с Адой я точно не хотел.
— Она ни при чём. Я ехал сюда не для того, чтобы снова путаться с тобой. Мне хватило и прошлого раза. Я остыл к тебе, понимаешь? Совсем. Окончательно. Я приехал лишь погостить в твоём доме, увидеться с твоим мужем.
Её желваки ходили ходуном, кисти сжались в кулаки. Ада, прищурившись, пыталась сжечь меня взглядом. Но такие взгляды на меня не действовали. Я к ним равнодушен.
— Я всё расскажу Серёже. Как тебе такое? Расскажу, что у нас был роман!
Она опустилась до пошлых угроз. Это показалось мне до такой степени смешным, что я не сдержался и широко улыбнулся ей.
— Глупая ты, Ада. Зачем тебе топить себя, ради мимолётного увлечения? Ради твоей женской гордости ты готова расстаться с мужем? Ведь ты держишься за него, а не он за тебя. Я в курсе ваших проблем, виновницей которых стала именно ты. Не думаю, что твой муж погладил тебя по головке за твои прегрешения. Хочешь подлить масла в огонь? А может хочешь остаться одна? Да ещё и на улице? Даже если дом вы потеряете, то у Сергея найдется решение. А вот у тебя его точно нет. Ну так что, ещё хочешь рассказать ему о нашем прошлом романе?
Она молча смотрела на меня, понимая, что проиграла. Взгляд её потух, голова опустилась, руки повисли безвольно вдоль тела. Ада больше не походила на игривую соблазнительницу, а лишь на потерпевшего полное фиаско человека. Она выглядела жалко.
— Оставь меня. Я хочу спать, — устало сказал я, открывая для неё дверь.
Женщина медленно, даже не смотря на меня, прошла мимо, и я тихо затворил дверь. Прислонился к ней затылком. По-прежнему был спокоен. Ада не волновала меня.
Но я представил себе хрупкую, нежную фигурку Юленьки и застонал от волнения.
Со смятением в сердце и душе, которых я не ожидал от себя, я уснул только с рассветом. Тяжёлым, беспокойным сном. И это было для меня ново. Ведь сон мой всегда оставался размеренным, независимо от жизненных обстоятельств. Теперь я понял: что-то во мне Юленька встревожила так, что я уже не смогу стать прежним. Что-то она во мне изменила.