Мышеловка

ГЛАВА4

– Искать в Будапеште девушку двадцати лет, не имея представления, как она выглядит, это очень-очень-очень-очень глупая затея, – подняв одну руку, Джан жестикулировал, так, как будто отгонял от себя это «очень». – Может, стоит выйти на площадь и просто крикнуть?

– Думаешь, отзовётся? – Осман усмехнулся. – Хотя, согласись, мы знаем не так уж и мало. Первое, мы видели, где она живёт…

– Дом, Осман, только дом. Как нам попасть внутрь, – эмир откинулся на спинку стула, – кто мог подумать, что за глухими железными воротами с кодовым замком скрывается двор–колодец?

– Второе, – Осман насмешливо покачал головой, цокая языком, – мы знаем, в каком университете она учится…

Они сидели за столиком летнего кафе на площади перед входом в Базилику Святого Иштвана, пили чай, отщипывая от кюртош калача, пропеченного на мангале теста, пропитанного цитрусовым сиропом и ароматом ванили, и практически ничем не отличались от сотен других туристов, лениво разгуливавших вокруг. Слух Джана улавливал иностранную речь со всех уголков мира. Он давно перестал слушать друга, но с интересом наблюдал за людьми вокруг.

Для него это было немного странное место. Огромная базилика, одна из красивейших в Европе, казалось, была не только оплотом религиозного культа, но и центром культурного притяжения. На площади было шумно и многолюдно. Гид, собравший вокруг себя группу туристов, что-то рассказывал им, обращая внимание на фасады зданий, украшенных скульптурами и барельефами. Уличные музыканты, совсем рядом с группой, настроенные на свою уникальную волну, сидели прямо на мощеной площади и играли на гитарах и ударных, сделанных из подручных средств. Подростки на скейтах упражнялись в выполнении трюков… Такие разные, они не мешали друг другу, они взаимодействовали, создавая уникальную атмосферу неповторимого европейского колорита.

Но внимание Джана привлекла компания парней и девушек, что сидели прямо на ступеньках базилики, образуя некий круг: кто-то выше, кто-то ниже. Они что-то довольно шумно обсуждали, но это не напрягало никого вокруг. Такие разношерстные, различных субкультур, они, как ему казалось, представляли собой единый живой организм молодости и энергии. Он и сам был таким, восемь лет назад, до трагической гибели родителей.

Первым со ступенек поднялся черноволосый парень, довольно высокий, красивый. В его чертах, в манере поведения прослеживались признаки врождённого аристократизма. Он что-то сказал и галантно протянул ладонь девушке, той самой, которая вот уже несколько долгих минут занимала всё внимание Джана. Она засмеялась, и её смех звонким разноцветным драже отскакивал от стен домов. Самая обыкновенная девчонка, с двумя косичками, немного крупноватым, но забавно вздёрнутым носом, пухлыми губами, которые растянулись в широкой открытой улыбке и самыми красивыми, большими глазами. Она вложила свою ладошку в протянутую руку парня. Тот потянул её на себя резко, отчего девчонка врезалась в его грудь и, не перестав смеяться, прогнула спину. Джан, широким жестом снимая с носа солнцезащитные очки, тяжело сглотнул. Прикусил дужку и пристально наблюдал за девушкой, играя камнями, перекатывая их между пальцами. Короткая майка обрисовала контур полной, высокой, манящей к себе, груди. Ножки в маленьких шортиках не были худыми. Их хотелось гладить, целовать. Словно почувствовав на себе его взгляд, девушка замерла и обернулась.

Джан не знал, на что это было похоже. Но, как в кино, их взгляды встретились. С быстротой молнии, минуя все препятствия и лавируя между другими людьми, глаза нашли тот единственный короткий путь, когда никого вокруг больше не существует. Когда есть только ты и тот, другой человек. Когда всё вокруг, абсолютно всё, становится размытым…

Девушка вздрогнула. Улыбка сошла с её лица. Она отвернулась, прислонилась лбом к плечу парня и замотала головой.

Джан тоже очнулся. Отбрасывая очки на столик, энергично потер лицо ладонями, а потом снова уставился на девчонку.

– …всё в порядке? – слова друга долетали до него как будто издалека. – Джан?

– А?

– Куда ты смотришь? – Осман проследил за взглядом своего эмира и усмехнулся, – ну, всё понятно. Я не видел тебя таким даже с Лейлой. Тебя зацепила?..

– Вон та, чьи волосы подобны песку пустыни в лунную ночь…Что в ней такого?

Осман опешил, таким поэтичным и романтичным он ожидал увидеть друга меньше всего. И, не найдя других слов, выпалил:

– Подойди и познакомься.

Девчонка снова посмотрела на него, без улыбки. Отпрянула от парня и, поцеловав в щеку, как друга, замотала головой и сбежала по ступенькам вниз. Джан следил за ней. А она, словно чувствовала на себе его преследующий взгляд, старалась затеряться в толпе. Пересекла площадь, как можно дальше удаляясь от его столика, и скрылась в кафе мороженого Gelarto Rosa.

Ничуть не сомневаясь в том, что официант поспешит к нему по первому зову, Джан поднял вверх руку и щелкнул пальцами:

– Счёт.

Коротко, ясно и лаконично. И он был уверен, что чек принесут через несколько секунд, во время которых, он, наклонившись всем корпусом в сторону джелатерии, следил за входом. Девчонка вошла туда, минуя очередь, стало быть, она, либо была знакома с тем, кто там работал, либо…

– Ох, Аллах, пусть будет второй вариант…

– Что? – Осман и не пытался сдержать улыбку.

– Мороженое, мы обязаны его попробовать.

Через минуту он уже стоял напротив входа в кафе и, вытянув голову, пытался рассмотреть сквозь толпу посетителей, что же происходило там, внутри. Очередь не уменьшалась, а довольные покупатели выходили с улыбками, восхищаясь мороженным в виде розы.

– Значит, мороженое? – Осман толкнул друга плечом.

– Не в моём стиле, да?

– Ну…

Осман замер, впервые за долгое время эмир улыбался. По-настоящему, искренне. Он видел задор в тёмных, порой пугающих глазах.

Джан протиснулся внутрь джелатерии и прислонился спиной к стене, стараясь не мешать другим покупателям. В маленьком помещении настолько было тесно и шумно, что несколько продавцов, стоявших за стеклянной витриной на небольшом возвышении, с трудом могли принимать заказы и просили посетителей просто показывать пальцем на те сорта мороженого, что они выбрали.

Он замер, когда в зал вышла та самая девчонка, но уже в фирменной футболке. Завязывая на ходу фартук, она помахала рукой своим коллегам–продавцам, повернулась, открыла дверцы буфета и достала из него несколько чашек и заварочный чайник. Из жестяной баночки с заваркой высыпала на ладонь смесь чайных листьев и трав, понюхала и только потом, удовлетворительно кивнув, заварила чай. Взяла из ведёрка с водой деревянную лопаточку, втиснулась к витринам и стала принимать заказы.

Джан с умилением смотрел, как ловко она, лепесток за лепестком, собирала десерт. В этой сутолоке она не видела его, но определённо чувствовала его присутствие. Нервно озиралась по сторонам, но при этом не забывала улыбаться покупателям и говорить с ними. Что-то спрашивала по-английски у пожилой пары, пожелала приятного аппетита улыбчивым итальянцам на их языке.

– Джан, – Осман дернул его за рукав футболки, – наша очередь.

Повесив очки на колье из тёмного самшита, он, выгадав момент, когда окажется напротив девушки, подошёл к прилавку и, расставив ноги и сцепив руки в замок внизу живота, широко улыбнулся. В серо-зелёных глазах, уставившихся на него, промелькнул испуг.

– Мо… Мороженое?

– Да, – наклонив голову к плечу, Джан подмигнул ей, – посоветуешь что-то особенное, Мария?

Прочитав имя на её бейдже, он, почему-то, немного огорчился. Конечно, глупо было надеется на такой подарок судьбы, но всё же. Не Ясмин, увы.

– Вам? – её руки дрожали, но она продолжала смотреть на него. – Шок… Шоколад чили, – её нос забавно сморщился, – и…

– Перечная мята или базилик? – ему нравилось дразнить её. Нравилось смотреть на неё. Ему нравилась она.

– Нет, – Мария замотала головой, – ваниль, «ванильное небо», вот.

– Почему?

Казалось, что джелатерия опустела, что в маленьком помещении остались только они одни. Кончик розового язычка увлажнил пересохшую нижнюю губу. Локтем поправив челку, девушка, словно очнувшись от гипнотического сна, вздрогнула и, смочив в воде лопаточку, взяла вафельный рожок и начала собирать бутон розы, но, не совсем привычный – Мария чередовала цвет лепестков, темный горький, с перчинкой, шоколад и нежное голубое небо.

– Вы… напоминаете море, иногда спокойное, а иногда штормящее… И ветер. Сильный. Вот, – она протянула рожок Джану, – за счёт заведения.

Эмир не удержался, не просто коснулся тоненьких дрожащих пальчиков, но и сжал их. Девчонка округлила глаза, но руку не убрала. Таращилась на него, не произнося ни слова. Джан снова улыбнулся, выпустил её ладошку и, смешивая вкусы, откусил от десерта.

– Вкус, на губах, – он пробовал мороженое и говорил с ней, – твой…

– М-мой? – девчонка заикалась.

– Ванильного неба.

– А, да, – смущаясь и краснея, она попыталась улыбнуться. – Да…

– Спасибо, – Джан приподнял мороженое и, кивая и подмигивая, попрощался, – до встречи.

Вот только последнюю фразу он произнёс на арабском. Но повернулся и замер на миг, когда в ответ услышал свой родной язык и такое обыденное в его стране приветствие:

– Увидимся…

Что это было? Наваждение? Или же слуховая галлюцинация? Он смотрел на девушку, но та уже стояла у кассы, пробивая чек и отдавая его Осману.

– Как настроение?

– Настроение? – Джан усмехнулся, – Очень, очень, очень, очень хорошее.

Он вытянул руку, немного сгибая её в локте, и снова характерным движением запястья расчерчивал воздух. Только теперь он гнал это «очень» на себя, словно приманивал удачу.

Ночью Осман проснулся от того, что ему послышалась какая-то возня в смежной комнате большого гостиничного номера, в котором они жили. Пятернёй зачесывая волосы, он вышел из своей спальни и уставился в спину друга. Джан стоял у окна. Опираясь локтем левой руки о раму, он кусал ноготь большого пальца. В правой сжимал телефон с такой силой, что можно было даже в полумраке разглядеть каждую вену.

– Брат, расслабься, – Осман сонно улыбнулся, но в душе был рад, что лёд в сердце друга дал трещину, – мы знаем, где работает эта Мария, так что, найти её не составит особого труда…

– Они переступили черту.

Голос Джана был ровным, и только этого, уже, стоило опасаться.

– Что случилось? Кто тебе звонил?

Джан медленно повернулся к другу. В его тёмных пугающих глазах бушевал гнев. Страшный. Мстительный. Беспощадный.

– Рабочие, что остались на объекте, – Джан словно выплёвывал проклятья. – Снова переступили черту, брат. Они думают, что если я простил и отпустил тех, то и им сейчас всё сойдёт с рук.

– Джан, – взяв друга за плечи, Осман пристально всматривался в искажённые болью черты лица, – объясни толком, что случилось?

– Та горстка людей… снова напились, но теперь… Они изнасиловали молодую жену охранника. Она привезла ему ужин… Что мне сделать с ними, Осман? Что? Скажи? – лава, бушующая в душе эмира, кипела. Всплески огненного пламени вырывались наружу, готовые потопить и уничтожать всё вокруг. – Люди Фишера…

– Брат, – Осман должен был оставаться спокойный, хотя и в его душе зарождалась буря, – люди Фишера, накажем их, прилюдно, как и подобает...

– Нет! – Джан, взмахом рук, скинул ладони друга со своих плеч, – Нет! – его телефон врезался в стенку, разлетаясь на кусочки. – Это Фишер! Фишер обещал мне! – загнанный в клетку зверь рвался на свободу, сметая преграды, попадавшие на его пути. – Где? Где его обещания? Где? – треск сломанного стула заставил Османа вздрогнуть. – Он клялся, не один раз, но не сдержал своего слова. Он забыл, с кем имеет дело?

– Джан, Джан, успокойся.

– Как я могу успокоиться, как? Мы немедленно возвращаемся домой.

– Да, но, та девушка, Мария…

– К чёрту её, к чёрту! Это из-за неё я забыл, зачем мы сюда приехали. Мне нужна внебрачная девчонка этой собаки-Фишера, – отчаянно жестикулируя, эмир нервно расхаживал по гостиной, – а не эти избалованные сучки, его старшие дочери. Хотя, Аллах свидетель, я бы с радостью отдал их мужу той женщины, мужу и братьям. И спокойно стоял, и смотрел, как они издеваются над ними. И Фишера заставил бы почувствовать всю ту боль…

– Значит, мы продолжим поиски?

– Не мы, Осман, не мы. Мы с тобой должны оставаться чистыми в этой истории. Я знаю, кто займётся этим. Ты будешь держать всё под своим контролем. Фишер рвётся в политику? Надо сделать так, чтобы он был уверен, что это дело рук его конкурентов. Пусть бесится, пусть боится. Пусть почувствует, каково это – быть беспомощным. И пусть не говорит, что я не предупреждал его. Он ещё будет ползать передо мной. Опустится на колени. Будет умолять. Но, всему своё время…