* * *
— «О, вероломный король, ты платил мне неблагодарностью за верную службу! Я оставляю тебе длинные уши, дабы они изо дня в день напоминали тебе о маленьком Муке!»
Дети захихикали.
Сказки Гауфа были среди тех старых книжек и учебников, которые она собрала, обходя с пацанами подъезды окрестных домов и стучась во все подряд квартиры. Ещё не вся бумага, к счастью, была пущена в Грозном на растопку, и ей удалось раздобыть многие из книг своего детства. Даже «Трёх мушкетёров» с оторванным началом. Начало ей пришлось пересказывать в лицах, а потом ещё и сопровождать свои громкие читки песнопениями из знаменитого трёхсерийного фильма с Боярским. После чего она долго боялась, что теперь придётся всегда объясняться на пальцах — голос сел капитально.
На лестнице послышался топот, и в дверях спальни встал запыхавшийся Сашка, кивнул ей: быстро вниз!
о поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями
моими
Она изобразила улыбку для встревоженно поднявшейся Люции Карловны, знаками попросила её уложить малышей, успокаивающе погладила по плечу.
Сашка уже нёсся по лестнице, прыгая через две ступеньки. Она подхватила юбку и тоже пустилась бегом, пытаясь не поскользнуться в быстро сгущавшемся сумраке.
А внизу она зажмурилась от света направленного ей в глаза фонаря. И только, проморгавшись наконец, увидела, что в лицо ей направлен не только фонарь.
Автомат.
невесты, закройте ставни
да поплотнее
Камуфляжная куртка стоявшего у порога человека была залита кровью, но и фонарь, и автомат он держал крепко. Только говорил уже с трудом:
— Бинты неси, ты! А вы — стоять! — он повёл дулом в сторону шевельнувшихся было Гелани и Бека.
Она медленно двинулась вдоль стены в кухню. Время будто остановилось.
— Быстрее! — хрипло гаркнул человек с автоматом и вдруг пошатнулся, опёрся о стену. Луч фонаря задёргался, ослепляя. Она зажмурилась.
— Готов! — часто дыша, торжествующе выдохнул Бек, уже с автоматом в руках. — Вырубился. Обыщи его, Сашка!
— Надо его выбрасывать поживее, — зло отозвался Гелани и добавил ещё что-то, — она не разобрала.
— Подождите, ребят, — она присела на корточки рядом с распростёртым телом, подняла на них растерянный взгляд, — как это — выбрасывать? Раненого?
— Да он бы нас всех тут кончил! Ты что, не понимаешь?! — запальчиво выдохнул Гелани. — Пожалела, что ли?! Он бы тебя так пожалел!
— Так нельзя. Я... — Она запнулась.
кричат загонщики, и лают псы до рвоты
кровь на снегу, и пятна красные флажков
— Бинты принесите. Или простыню. — Она быстро стягивала с раненого камуфляж, почти разрывая его. — И посветите!
— Его будут искать, Талгатовна. — Бек присел рядом с нею. — Нас же всех заметут из-за него!
— Принеси воды, Бек. Деладоьхь (ради Аллаха), пожалуйста...
Ключица перебита, но артерия не задета, — хотя крови столько, что непонятно, как он вообще дошёл сюда... бурой, липнущей к пальцам крови, от запаха которой горько становилось во рту. Она сглотнула.
о, засыпьте лужи крови на песке, где пал Игнасьо
не хочу её я видеть
Непонятно было даже, сколько ему лет — двадцать? сорок? — лицо заросло щетиной, волосы спутаны, кожа под пальцами обжигала.
— У него ещё СВД-шка... (снайперская винтовка Драгунова) и зарубки на прикладе, видишь? — Гелани сунул винтовку прямо ей в лицо, так, что она отшатнулась.
спасибо, хоть не скальпы
Раненый очнулся внезапно: ресницы вздрогнули и поднялись, глаза вспыхнули, он рванулся, скрипнув зубами, бессильно уронил голову:
— Отдайте автомат, я уйду!
— Ага, щаз! — Бек осклабился. — Пришёл в гости — будь как дома!
гость в дом — Бог в дом
— Я вас не трону!
— Ещё б ты нас тронул! — вступил Гелани, нехорошо улыбаясь. — Куда тебе сейчас!
— Рентген нужен, — сказала она неожиданно для себя. — Так и руку можно потерять.
— А зачем ему рука? — прищурился Гелани.
— Ему и голова-то не нужна, — отозвался Бек, покачивая автоматом.
тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца
— Сдохнет — закопаем в саду, — Гелани пожал плечами.
— Зачем же ждать! — фыркнул Бек.
— Вежарий... — беспомощно пробормотала она.
Раненый ещё раз попытался приподняться, прикусив губу, и вдруг хрипло засмеялся:
— Волчата выросли. — Он перевел взгляд на неё: — А ты — нет, не волчица...
Тыльной стороной измазанной его кровью руки она убрала со лба взмокшие волосы и поднялась.
— Лисица я! Северная. Песец называется...
полный песец
В этом бывшем детском саду, как и в любом другом, в раздевалке каждой группы, где на дверях ещё оставались облупившиеся картинки с котятами и утятами, была комнатка без окон, где уборщицы когда-то держали свои швабры и ведра. Пятачок два на два — только чтоб войти, но если загородить дверь снаружи чем-нибудь, хоть шкафом...
Безо всяких церемоний перевалив раненого на грязный матрас, мальчишки втащили его в этот закуток. Тот молчал, прикрыв глаза и играя желваками.
— Ну, ты довольна? — бросил Бек, переводя дыхание.
теперь твоя душенька довольна?
— Аптечку принеси. Обезболивающее, снотворное...
— Щаз! — вызверился Бек. — Я для него их на рынке выменивал?
— Ты на мои тряпки их выменивал!
я знаю три способа воздействия: курощение, дураковаляние и озверение, и я намерен применить их все!
Она быстро нашла в аптечке три ампулы, — третья с антибиотиком, — этого коктейля должно было хватить часов на двенадцать, а там — что Бог даст.
вот таким вот образом, Лом
— Связать его, Талгатовна? — беспощадно усмехнулся Бек.
— И зажарить! — откликнулся Герани немедленно.
— Ребят, не надоело? — Силы у неё подходили к концу. А впереди была вся ночь.
полная огня
— Займитесь делом, а? Проверьте там всё внизу...
Она села на край замызганного матраса, прикусила губу, встретившись с яростным взглядом раненого, и заговорила почти шёпотом:
— У царя Соломона был перстень... а на нём было написано: «И это пройдёт». Всё пройдёт. Всё обойдётся. Успокойся. Спи. Ты же устал. Ты же так устал... Отдохни. — Бешеное биение пульса замедлялось под её пальцами. — Всё пройдет. Всё заживёт. Не бойся ничего. Не думай ни о чём. Спи. Смерти нет... есть только смена миров...
Он медленно закрыл глаза, и она взяла с салфетки шприц.
прятались вены — искала игла
ликовали стрелы — порвалась тетива
колесом в огонь — щекой в ладонь
пуля виноватого найдёт
— Как тебя зовут? — она встала, подняла фонарь.
— Ахмад. — Он вдруг раскрыл глаза, в последнем усилии приподнялся на локте: — Дай мне автомат... они найдут меня... заберут...
— Не найдут и не заберут, — сказала она твердо.
— Это точно, — выдохнул Бек у неё за спиной. — Потому что они заберут нас.
* * *
И не думала она ни разу, что ей опять придётся открывать эту монументальную дверь.
пропади она пропадом
»Беслан Алиевич Тимурханов, министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций»...
почему, собственно, «массовых коммуникаций»? почему не «массовой информации»?
тяжело, однако, быть филологом в третьем поколении
крылья сплёл из лыка я, завтра с церкви прыгаю
Их конвоиры попытались задержать мальчишек в приёмной, Бек огрызнулся, и в кабинет они всё-таки влетели все вчетвером.
Ни кабинет, ни его хозяин, — большие и элегантные, — со времени её последнего визита не изменились.
а линия обороны не выработана
окопы не вырыты
патроны не подвезены
санитары квасят в кустах
— Де дик дойл, день добрый, Беслан Алиевич, если он действительно добрый, в чём я лично сомневаюсь!
Бек сзади закашлялся, но оборачиваться она не собиралась.
Тимурханов поднял бровь:
— Чай, кофе?
— Потанцуем? — подхватила она, сузив глаза.
водка-пиво-полежим
крыша, стоять!
— Думаю, сегодня до этого не дойдёт. — Он был прямо-таки олимпийски спокоен, в отличие от дорогих братцев, придушенно охнувших.
Оглядываться ей по-прежнему не хотелось.
— «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие»?
— Чтобы задать вопрос, не знаю уж, приятный или пренеприятный, — парировал он всё так же невозмутимо. — Присаживайтесь.
раньше сядем — раньше выйдем
Она опустила глаза на полированную поверхность шикарного стола, куда легли грязные, кое-где порванные, в пятнах от клейстера листы.
— Вы знаете, что это? — мягко спросил Тимурханов.
знаю
это конец
а где же п******т?
Она придвинула поближе один из листов, машинально пробегая глазами собственные строчки.
— А нам можно посмотреть? — Бек решил проявить инициативу.
— Да пожалуйста!
Зашуршала бумага.
Хозяин кабинета терпеливо ждал, но глаз она упорно не поднимала.
— Наизусть учите? — голос человека напротив стал ещё мягче.
знакомые буквы ищу
Не дождавшись ответа, он продолжал:
— Чтоб вы себя без толку не утруждали фантастическими рассказами... почитайте-ка ещё вот это.
Два сколотых вместе листка.
Протокол.
»Я, Рустам Асламов...»
находясь в здравом уме и трезвой памяти
принимаю присягу и торжественно клянусь
хорошо тебе, Катя, а я-то зачем остался жить да мучиться?
Бек, уже не спрашивая разрешения, вынул у неё из пальцев листки, глянул, тихо присвистнул.
— Вот именно, — весело подытожил министр. — Сдавайтесь, Алиса Талгатовна!
помилуй меня, о чудовище
скажу я тебе, где сокровище
— Русские не сдаются, — мрачно пробурчала она. — И после первой не закусывают.
Тимурханов захохотал, откидываясь в кресле.
— Мне нравится то, что вы делаете, — голос его посерьёзнел. — Только вы должны понимать, что долго так продолжаться не может, верно? До этого вашего интернетчика первым добрался я... а ведь мог бы и кто-нибудь другой. Это дело времени. Вы рискуете собой и ребятами.
— И что вы предлагаете? — как ни странно, голос у неё не дрожал. Дрожали коленки, но их не было видно из-под стола.
— То, что вы у меня однажды просили, помните?
— Девять тысяч рублей девяносто пять копеек?
помирать, так с музыкой, запевайте, братцы
Он снова расхохотался и снова посерьёзнел:
— Защиту. Прикрытие. Финансирование. Любое оборудование.
— Компьютер? — выпалили Бек и Гелани одновременно.
— И не один, — подмигнул им тот.
На диване начался возбуждённый галдеж полушёпотом.
скажи-ка, дядя, ведь недаром
— Зачем вам это? — она вскинула глаза. — Выборы? Или другие игры?
— А в бескорыстную помощь вы не верите? — он прищурился.
— Вашу-то?.. Не смешно.
к нам не подходи, а то зарежем
Мальчишки притихли.
Она опять опустила взгляд на свои сцепленные на столе руки, — ногти были обгрызены по вернувшейся детской привычке, — и сжала пальцы в кулак.
— Я не требую от вас ответа сейчас, — произнёс Тимурханов тихо. — Подумайте... Строго говоря, у вас ведь нет выбора.
— Тогда зачем думать? — пожала она плечами. — Скажу сразу. Нет.
Она поднялась. Он тоже.
— Почему?
Она вздохнула. Чуть помедлила.
— Потому что я вам не верю.
Угол его губ чуть дёрнулся:
— По крайней мере, честно. Ну что ж...
Он размашисто подписал пропуск.
Ребята уже стояли у выхода. Она вызывающе встретила мрачный взгляд Бека, аккуратно сложила пропуск пополам.
мы знаем, каково с серебром
посмотрим, каково с кислотой
У самой двери она оглянулась. Тимурханов стоял у окна, повернувшись к ним спиной.
Она подняла руку, чтобы толкнуть дверь... а вместо этого постучала в неё.
Он глянул через плечо.
— Что?
требую продолжения банкета
Она набрала в грудь побольше воздуха:
— Давайте поговорим снова — как будто бы мы только что вошли...
я вам спою ещё на «бис»
здравствуйте, бабушка, здравствуйте, дедушка, здравствуйте, девочки
Гелани позади неё глухо застонал и ударился лбом об косяк.
Министр опустился в кресло у стола и потёр ладонями лицо.
— А почему, собственно?
— Потому что вы обиделись, — сказала она чуть слышно, поднимая взгляд.
— Она это называет воспитанием по Макаренко, — хмыкнул Бек. — Методом взрыва...
— Несчастные дети, — пожалел Тимурханов, облокачиваясь на стол. В его глазах снова прыгали чёртики.
просто святые мученички
— Беслан Алиевич, я только сразу хочу предупредить, — она опять глубоко вздохнула, — что я не флейта.
Он поднял брови.
— Меня можно сломать, но играть на мне нельзя... Это Шекспир. «Гамлет».
— «Гамлет», значит? — он обернулся к пацанам. — Что-что?
— Попал ты, Бес, вот что, — ухмыльнулся Бек.
молодёжь... не задушишь, не убьёшь
вот так и вся наша жизнь — то Секам, а то Пал
то во поле кранты, то в головах Спас
* * *
"Голубые горы, синие леса,
Дальняя дорога прямо в небеса.
Кровью снег струится, ближе, всё видней,
Но не вы бредёте по колено в ней.
И не в вашей крыше чёрная дыра,
И не ваши дети умерли вчера,
И не ваших братьев в восемнадцать лет
Бронетранспортёры волокли вослед".
(Алла ДУДАЕВА)
* * *
07.12.01
Значит, в первый раз ты меня по НТВ пропустила, а во второй раз таки углядела? И как оно? В смысле — как я? Не очень страшная в своём чёрном вдовьем платочке?.. (Очень! — сказали все радостным хором).
Прости, Лен, за такое зрелище... Слава Аллаху, мама с Татьяной его пропустили. Добрые люди им, конечно, доложили, не без этого, но они сами хоть не видели. Мать вчера в панике отбила телеграмму в РОНО, и я прямо оттуда звонила ей и успокаивала. Наробразовцы при виде меня, честно, уже в панике забиваются под стол. А я-то чё, я ничё, другие вон чё, и то ничё, а я-то чё?...
Короче, после этого репортажа Бека с Гелани, практически целых, сразу же отпустили, а я, конечно, предстала на всю Расею-матушку полной идиоткой... потому что действительно ни в какие инстанции не обращалась перед тем, как с пацанами трассу перекрыть. В этих инстанциях можно полгода провести без толку, а так... господа-офицеры-голубые-князья ещё и выглядели благородными героями на моём тупом фоне.
В общем, Лен, всё имеет свой конец, вечна только надежда, больше постараюсь вас такими зрелищами не баловать.
Признаюсь, как на духу: спрятали мы раненого, из незаконных вооруженных... и его-таки не нашли, а когда мы наконец вернулись после всех этих телешоу — тот уже тю-тю. «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушёл...» Люцию Карловну только перепугал до полусмерти. А его АКМ остался у нас, на долгую память. И винтовка тоже. Пригодятся в хозяйстве, гвозди забивать, например...
"Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей".
Вот именно.
Ну, а вы, кто остался здесь, молитесь за нас.
* * *
Хозяин Интернет-кафе снова украдкой обшарил её глазами. Она снова сделала вид, что не заметила этого.
Сильно погрузневший аварец лет тридцати, он сильно рисковал, открыв Интернет-зал почти в центре города и поставив там три компьютера, ксерокс и лазерный принтер. Зато теперь ему в карман непрерывно текли деньги, которыми он, безусловно, щедро делился со своей «крышей».
Глубоко вздохнув, она наконец решилась заговорить:
— Простите, можно вас на минутку?
Губы его под усами тронула ухмылка, он кивком указал ей на дверь позади кассы. Мальчишки решительно вошли следом, и он чуть поморщился:
— Говори.
— Простите, ваше имя-отчество?
— Рустам. — Он перевел взгляд на мальчишек. — Они тебе кто?
— Это наша сестра, — спокойно отозвался Бекхан.
Хозяин хмыкнул, покрутил головой, но от комментариев удержался, и поведение его неуловимо изменилось.
а кто у нас муж?
волшебник
предупреждать надо
— Говорите, — повторил он нетерпеливо.
— Вот, — она выложила перед ним на стол четыре рукописных листа с рисунками.
Рустам поднял брови, но взял первый лист, поднёс к глазам, начал читать. Через несколько минут поглядел на неё, на мальчишек, аккуратно положил на стол прочитанный лист, взял следующий.
Перечитав всё дважды, хозяин окинул их непонятным взглядом.
— Вы что, это всё сами написали?
Бек довольно кивнул.
— Вы что, психи? Жить надоело?
Она пожала плечами.
— Вы возьмётесь это размножить?
Тот коротко хохотнул, нервно охлопывая себя по карманам:
— Издеваетесь? Почему я?
— Потому что тот, кто даёт людям Интернет, всегда внутренне свободен, — мгновенно отозвалась она.
Рустам покачал головой, присев на край стола.
— Вы думаете, что я такой же псих, как вы?
Она промолчала.
— Я для того это всё вот, — он кивнул на дверь, — сюда вёз, пупок рвал? Чтобы меня в ментовке из-за вас сгноили?
муха по полю пошла
муха денежку нашла
пошла муха на базар
труп нашли на третий месяц
— Боитесь? — спросила она тихо.
— Ты же и сама там сгниёшь, бешеная!
Он наконец вытащил из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну, щёлкнул зажигалкой.
Она подняла глаза:
— Истинно вам говорю: война — сестра печали, горька вода в колодцах её. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня — завтра падёт под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту?..
— Ты что, не понимаешь, чем я рискую? — тихо спросил Рустам. — Учтите, если меня возьмут за... — он мельком глянул на мальчишек, — за горло, я вас тут же заложу.
— Зачем же жертвовать... самым дорогим? Если так случится — что ж, мы будем довольны уже тем, что успеем сделать. Делла реза хуьлда хьуна (пусть Аллах будет тобой доволен).
Она подавила улыбку, глядя, как заморгал хозяин.
— Как вы собираетесь это... распространять?
— Как неуловимые мстители, — хмыкнула она. — Кино помните? На базарах раздавать. На стенах расклеивать.
— Ну что ж... — Рустам неожиданно усмехнулся: — По крайней мере, это будет... весело.
да уж, радости полные штаны, как говорила бабушка, Царствие ей Небесное
— Так ты согласен? — спросил Бек нетерпеливо.
— Кто бы мне ещё сказал, зачем я это делаю... — пробормотал Рустам, помотав головой. — Тоже спятил, наверно... Сколько вам надо копий?
Она оглянулась на Бека.
— Сотню для начала, — азартно подсказал тот.
для конца
— Сто на четыре, — прищурился хозяин, — множьте на два рубля...
Они переглянулись.
экий ты меркантильный, Маргадон, о душе бы подумал
— Хотя восемьсот рублей... — он погасил сигарету, — за мои... моё горло — это слишком мало...
— Это точно, ему цены нет! — возликовала она. — Бесплатно распечатаете?
Рустам обречённо махнул рукой и встал.
гулять, так гулять, — сказал Моисей и повёл всех в пустыню
— Йеззз! — подпрыгнул Сашка. — На следующей неделе принесём шесть страниц!
— На следующей неделе?! — Голос Рустама упал.
— Это еженедельник, вообще-то, — пряча улыбку, сообщила она. — Ну что, по рукам?
Глубоко вздохнув, хозяин протянул мальчишкам руку.
— Баркалла, — не колеблясь, она чмокнула его в колючую смуглую щёку.
Оторопев, тот только криво усмехнулся.
— Дала гIазот къобал Дойла (да примет Аллах твой газават), — процедил Бек.
* * *
"В пустых витиеватых фразах
Тонули правда и страна.
Потом смертельною заразой
Пришла жестокая война.
Потом поднялась баррикада:
Здесь — боевик, там — федерал...
Я здесь и там попал в засаду...
За что и кто меня карал?!
И в каплях крови, каплях пота
Дрожали, издавая стон,
Душа — от рёва самолётов,
Земля — от танковых колонн...
Со мною всё уже случилось...
Цена надежды — медный грош.
Зато судьба не научила
Не отличать от правды ложь.
Мне хочется кому-то крикнуть
(Но почему-то всё молчу):
"А если я к войне привыкну
И мирно жить не захочу?!"
(Умар ЯРИЧЕВ)
* * *
И не думала она ни разу, что ей опять придётся открывать эту монументальную дверь.
пропади она пропадом
«Беслан Алиевич Тимурханов, министр по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций»...
почему, собственно, «массовых коммуникаций»? почему не «массовой информации»?
тяжело, однако, быть филологом в третьем поколении
крылья сплёл из лыка я, завтра с церкви прыгаю
Их конвоиры попытались задержать мальчишек в приёмной, Бек огрызнулся, и в кабинет они всё-таки влетели все вчетвером.
Ни кабинет, ни его хозяин, — большие и элегантные, — со времени её последнего визита не изменились.
а линия обороны не выработана
окопы не вырыты
патроны не подвезены
санитары квасят в кустах
— Де дик дойл, день добрый, Беслан Алиевич, если он действительно добрый, в чём я лично сомневаюсь!
Бек сзади закашлялся, но оборачиваться она не собиралась.
Тимурханов поднял бровь:
— Чай, кофе?
— Потанцуем? — подхватила она, сузив глаза.
водка-пиво-полежим
крыша, стоять!
— Думаю, сегодня до этого не дойдёт. — Он был прямо-таки олимпийски спокоен, в отличие от дорогих братцев, придушенно охнувших.
Оглядываться ей по-прежнему не хотелось.
— «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие»?
— Чтобы задать вопрос, не знаю уж, приятный или пренеприятный, — парировал он всё так же невозмутимо. — Присаживайтесь.
раньше сядем — раньше выйдем
Она опустила глаза на полированную поверхность шикарного стола, куда легли грязные, кое-где порванные, в пятнах от клейстера листы.
— Вы знаете, что это? — мягко спросил Тимурханов.
знаю
это конец
а где же п******т?
Она придвинула поближе один из листов, машинально пробегая глазами собственные строчки.
— А нам можно посмотреть? — Бек решил проявить инициативу.
— Да пожалуйста!
Зашуршала бумага.
Хозяин кабинета терпеливо ждал, но глаз она упорно не поднимала.
— Наизусть учите? — голос человека напротив стал ещё мягче.
знакомые буквы ищу
Не дождавшись ответа, он продолжал:
— Чтоб вы себя без толку не утруждали фантастическими рассказами... почитайте-ка ещё вот это.
Два сколотых вместе листка.
Протокол.
»Я, Рустам Асламов...»
находясь в здравом уме и трезвой памяти
принимаю присягу и торжественно клянусь
хорошо тебе, Катя, а я-то зачем остался жить да мучиться?
Бек, уже не спрашивая разрешения, вынул у неё из пальцев листки, глянул, тихо присвистнул.
— Вот именно, — весело подытожил министр. — Сдавайтесь, Алиса Талгатовна!
помилуй меня, о чудовище
скажу я тебе, где сокровище
— Русские не сдаются, — мрачно пробурчала она. — И после первой не закусывают.
Тимурханов захохотал, откидываясь в кресле.
— Мне нравится то, что вы делаете, — голос его посерьёзнел. — Только вы должны понимать, что долго так продолжаться не может, верно? До этого вашего интернетчика первым добрался я... а ведь мог бы и кто-нибудь другой. Это дело времени. Вы рискуете собой и ребятами.
— И что вы предлагаете? — как ни странно, голос у неё не дрожал. Дрожали коленки, но их не было видно из-под стола.
— То, что вы у меня однажды просили, помните?
— Девять тысяч рублей девяносто пять копеек?
помирать, так с музыкой, запевайте, братцы
Он снова расхохотался и снова посерьёзнел:
— Защиту. Прикрытие. Финансирование. Любое оборудование.
— Компьютер? — выпалили Бек и Гелани одновременно.
— И не один, — подмигнул им тот.
На диване начался возбуждённый галдеж полушёпотом.
скажи-ка, дядя, ведь недаром
— Зачем вам это? — она вскинула глаза. — Выборы? Или другие игры?
— А в бескорыстную помощь вы не верите? — он прищурился.
— Вашу-то?.. Не смешно.
к нам не подходи, а то зарежем
Мальчишки притихли.
Она опять опустила взгляд на свои сцепленные на столе руки, — ногти были обгрызены по вернувшейся детской привычке, — и сжала пальцы в кулак.
— Я не требую от вас ответа сейчас, — произнёс Тимурханов тихо. — Подумайте... Строго говоря, у вас ведь нет выбора.
— Тогда зачем думать? — пожала она плечами. — Скажу сразу. Нет.
Она поднялась. Он тоже.
— Почему?
Она вздохнула. Чуть помедлила.
— Потому что я вам не верю.
Угол его губ чуть дёрнулся:
— По крайней мере, честно. Ну что ж...
Он размашисто подписал пропуск.
Ребята уже стояли у выхода. Она вызывающе встретила мрачный взгляд Бека, аккуратно сложила пропуск пополам.
мы знаем, каково с серебром
посмотрим, каково с кислотой
У самой двери она оглянулась. Тимурханов стоял у окна, повернувшись к ним спиной.
Она подняла руку, чтобы толкнуть дверь... а вместо этого постучала в неё.
Он глянул через плечо.
— Что?
требую продолжения банкета
Она набрала в грудь побольше воздуха:
— Давайте поговорим снова — как будто бы мы только что вошли...
я вам спою ещё на «бис»
здравствуйте, бабушка, здравствуйте, дедушка, здравствуйте, девочки
Гелани позади неё глухо застонал и ударился лбом об косяк.
Министр опустился в кресло у стола и потёр ладонями лицо.
— А почему, собственно?
— Потому что вы обиделись, — сказала она чуть слышно, поднимая взгляд.
— Она это называет воспитанием по Макаренко, — хмыкнул Бек. — Методом взрыва...
— Несчастные дети, — пожалел Тимурханов, облокачиваясь на стол. В его глазах снова прыгали чёртики.
просто святые мученички
— Беслан Алиевич, я только сразу хочу предупредить, — она опять глубоко вздохнула, — что я не флейта.
Он поднял брови.
— Меня можно сломать, но играть на мне нельзя... Это Шекспир. «Гамлет».
— «Гамлет», значит? — он обернулся к пацанам. — Что-что?
— Попал ты, Бес, вот что, — ухмыльнулся Бек.
молодёжь... не задушишь, не убьёшь
вот так и вся наша жизнь — то Секам, а то Пал
то во поле кранты, то в головах Спас
* * *
«После «первой войны» я говорил: какая это может быть победа, если более 150 тысяч убитых, униженных, несколько тысяч пропавших без вести, изнасилованные женщины, разрушенные дома... Вы пришли, разграбили, уничтожили, сделали все, что могли, а потом русская пропаганда заговорила: «Чеченцы выиграли в первой войне». Мы никогда не ставили задачу победить российскую армию. Никогда чеченцы не будут победителями в этой войне. Есть формула: мы стали жертвами этой войны».
(Ахмед ЗАКАЕВ)
* * *
Естественно, министр самолично захотел осмотреть фронт будущих работ. Как же иначе, ведь под предлогом восстановления здесь можно было срубить любые бабки. Он и сам так делал неоднократно.
и ещё неоднократно выйдет зайчик погулять
Кортеж к интернату подъехал внушительный: вороные джипы, пятнистая охрана, все дела.
Тимурханов вышел, весело поздоровался, вопросил:
— Ну что, Интернет проводим?
— Проводим, — вздохнула она, оглядываясь на возликовавших мальчишек. — Но сначала проводим проводку.
— То есть?
— Электричества-то нет, — пожала она плечами.
узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа
Он пристально оглядел заиндевелый двор, натянутые между голых костлявых деревьев верёвки, на которых стыло бельё, — с детьми это случалось почти каждую ночь, даже со старшими, и не обсуждалось никогда, но костяшки пальцев у неё долго были стёрты почти в кровь от вечных стирок. Пока её, наконец, не осенило, что топтаться босыми ногами в корыте, полном белья, тёплой воды и мыльных стружек — это не просто стирка, это к тому же настоящий аттракцион...
Вот с прищепками был напряг. Как и с любыми другими мелочами. А рекламные ТВ-ролики она теперь не могла вспоминать без слегка истерического смеха.
одну ногу я побрила обычным станком, а вторую — деревообрабатывающим
— Водопровод?
ага, и джакузи с Джулией Робертс
— Колонка, — спокойно ответила она. — Вон там, на углу. Повезло, что недалеко.
Малыши, укутанные в благотворительные одёжки не по росту, толпились у ворот, позади Люции Карловны, тараща круглые от возбуждения глаза. Та, обернувшись к ним, что-то поясняла жестами.
— Они все глухонемые? — спросил он бесцветным голосом.
— Семеро. Люция Карловна здесь единственная осталась из воспитателей, когда интернат вернули из Ингушетии. А директор, Майрбек Хизирович, умер. Через три дня после моего приезда. Сердце.
— Пройдёмте внутрь.
Тимурханов вошёл в дверь, не дожидаясь её, оглядел закопчённый потолок, буржуйку в углу.
— Отопления нет?
Она не ответила.
деклассированных элементов — в первый ряд
им по первому по классу надо выдать всё
На длинном, грубо сколоченном столе уже были расставлены жестяные миски — недавний дар воинской части. Дымился котёл с пшённой кашей — мешок пшена ей дали там же.
— Угощайтесь, будьте как дома, — она прямо поглядела ему в глаза.
Охрана неловко переминалась в дверях.
— Почему вы мне ничего из этого не рассказали, когда приходили на приём? — резко осведомился он.
— Я не рассказала?! Это вы не слушали!
кипит наш разум возмущённый и в смертный бой вести готов
— Наш интернат не один здесь! И везде то же самое! Что, вас это хоть однажды взволновало? Ваша семья — в Москве, и вам...
Тимурханов поднял руку, и она запнулась.
— Сейчас вы переедете ко мне.
— Куда? — нахмурилась она.
— Ко мне домой, — нетерпеливо оборвал он. — Собирайся!
распрямись ты, рожь высокая
— Да за кого вы меня принимаете?! — вспыхнула она.
Он молча посмотрел себе под ноги, потом — на неё.
— Объясните, пожалуйста, почему всякий раз, когда мы встречаемся, вы меня оскорбляете?.. Собирайте детей, — сказал он почти по слогам, повернувшись к возникшим в дверях мальчишкам. — Пока здесь будет идти ремонт, вы все поживёте у меня.
— Да вы с ума спятили! — выдохнула она. — Ох! — И, закрыв лицо руками, присела на лавку. — Простите, пожалуйста, я не... но вы, правда... это же сумасшествие... нас тут почти двадцать человек...
— У меня много спален, — заверил он. В голосе опять слышалась улыбка. — Надеюсь, вас не шокирует слово «спальня»?
* * *
«Почему на протяжении 150 лет, несмотря на все попытки России жить с Чечнёй в мире и дружбе, именно Чечня при каждом удобном поводе отвечает России вспышкой насилия и беспредела? В чём причина такой ненависти?.. Лично мне хочется сделать с Чечнёй следующее.
Провести референдум в Чечне, на котором выставить лишь один вопрос: «Кто желает жить в России и по российским законам?» После этого провести границу по Тереку. И всех кто не желает жить в России — за Терек — строить «ридну Ичкерию»! Между Россией и Ичкерией установить жёсткую границу как между СССР и Китаем в 70-е годы. Лет на сто — не меньше. Пока последние участники войны не вымрут. Всё общение — через третьи страны — Турцию, Грузию. И никаких репрессий для чеченцев, оставшихся в России. Полное равенство в правах. При любом недовольстве или выступлениях — депортация за Терек».
(Владислав ШУРЫГИН)