Золотистая куколка

Не случайная фраза

 Голова болит. Синюшный свет бьет по глазам, куда бы я ни отворачивался, проникает мне под веки и разливается там токсичным ядом.

 Душно, я весь в испарине. Поднимаю руку, чтобы утереть лоб и чувствую, как она дрожит.

 Таким слабым я был лишь однажды, в глубоком детстве, когда подхватил какую-то кишечную заразу, и меня полоскало и лихорадило почти неделю. Мало что помню об этом, но один момент застрял в памяти намертво – мне дают стакан, наполовину наполненный водой, я беру его, но в пальцах не хватает сил, и он выскальзывает и разбивается. Кто-то на меня тогда орал за это, а мне было ужасно обидно…

 Сейчас очень похожие ощущения – как будто мышцы утратили свою упругость и стали похожи на размякшую на солнце жвачку…

 А ещё болит живот. Отверстия, через которые мне проводили лапароскопию, саднят и ноют, как будто в них ковырялись.

 Что со мной? Что она мне вколола? Меня из-за этого так мутит? А что, если во время борьбы я себе что-то повредил? Чёрт, вчера я совсем забыл об этом! Мне так хотелось проучить куколку, что я напрочь забыл про дырки в своей брюшной полости! И совсем не чувствовал боли…

 Вчера? Или это было сегодня? Или два дня назад? Сколько я тут провалялся? Сколько я вообще здесь нахожусь? Три дня? Неделю?

 Хочу домой! Я очень хочу домой…

- Так, ну что, вы наконец-то пришли в себя?

 Куколка входит в палату лёгким пружинистым шагом. Белый халатик идеально отпарен, на ногах всё те же как будто знакомые мне босоножки, в руках планшет.

- Как вы себя чувствуете? Жалобы есть?

 Она стоит у моей кровати, чуть склонив голову, и рассматривает меня с профессиональной доброжелательностью, присущей людям, которым часто приходится общаться с незнакомцами. В зелёных глазах лишь равнодушие, тщательно прикрытое показной любезностью.

 На её нежном личике синей кляксой прилип синяк, на контрасте со светлой кожей кажущийся особенно ярким. Разбитые губы шевелятся легко и непринуждённо, будто не замечая запёкшейся на них корки.

- Да, - хрипло отвечаю я, - живот болит.

- Оно и понятно! – куколка пожимает плечами. – Что вы здесь вчера устроили? Раскричались, разбушевались, перепугали нашу санитарку, наговорили ей всякого… Бедную девушку пришлось валерьянкой отпаивать!

 Валерьянкой? Господи, что за бред?!

- Немудрено, что у вас живот болит – швы разошлись! Пришлось заново накладывать.

- И внутри тоже? – я смотрю на неё и пытаюсь собраться с мыслями, но это даётся мне непросто.

- Нет, внутри всё в порядке. Мы сделали вам УЗИ, пока вы были без сознания. Внутри всё в порядке… Пока. Имейте в виду, даже такой сильный организм, как ваш, всё же имеет запас прочности! – выговаривает она мне, как какому-то несмышлёнышу. – И не в вашей ситуации надо проверять, насколько этот запас большой! Если так пойдёт и дальше, процесс выздоровления может затянуться! Своей вчерашней выходкой вы всё испортили, вашему телу сейчас хуже, чем сразу после операции! Учитесь держать себя в руках. Ведь можно же было спокойно сказать, что санитарка слишком громко гремит своими вёдрами, а не закатывать истерику на всю клинику!

 Я слушаю все эти слова и перестаю понимать, что является правдой. Она говорит так уверенно и ведёт себя так спокойно, что я начинаю подозревать собственную голову в измене.

- Это была ты! – восклицаю я, с надеждой хватаясь за мысль, что синяки на лице куколки не могли возникнуть из ниоткуда. – Ты врёшь! Я всё помню! Это я тебя ударил!

- Вы меня ударили? – насмешливо поднимает бровь эта стерва. – Вы ничего не путаете? И, кстати, постарайтесь мне больше не тыкать, как-никак, я дипломированный специалист с многолетним стажем!

- У вас синяк на лице! И губы разбиты! – отвечаю я, ругая себя за малодушие – стоило этой самоуверенной твари меня одёрнуть, как я сразу послушался!

- Синяк? – удивляется она. – Вам кажется. Здесь просто неудачное освещение.

 Куколка демонстративно мнёт пальцами своё лицо, несколько раз прохаживаясь и по гематоме и по запёкшейся ране, и при этом даже не поморщившись.

- Вот, видите? У меня с лицом всё в порядке. Вы просто переутомились…

- Но я же вижу!

- Что вы видите? – интересуется она таким тоном, каким обычно разговаривают с душевнобольными.

- Синяк!

 Куколка щёлкает языком и закатывает глаза, после чего кладёт планшет на тумбочку и склоняет ко мне своё лицо. Близко. Так близко, что мне не приходится протягивать руку, чтобы самому ткнуть пальцами в корку на нижней губе и лиловую кожу под глазом. Я не стесняюсь, заставляю свои дрожащие от слабости ладони быть безжалостными, но она по-прежнему и бровью не ведёт. В глазах – лишь снисходительное терпение, за которым скрывается тёмная бездна.

 Испуганный странным засасывающим эффектом этого взгляда, я убираю пальцы от её лица. Не может быть, чтобы ничего не было, я же вижу!

 Способна ли хрупкая нежная женщина вытерпеть, чтобы прикасались к её ранам и даже не поморщиться при этом?

- Ну что, убедились? – снисходительно интересуется она.

- Нет, - глухо отвечаю я. Кто-то здесь врёт: либо она, либо мои глаза – и второй вариант мне нравится гораздо меньше, чем первый… Хотя это многое бы объяснило.

 - У вас тяжёлый характер, - качает она головой. – Сладить с ним под силу только избранным, но пока, думаю, это никому не удавалось.

 Я буквально застываю под одеялом, поражённый этими словами. Лоб мгновенно набухает каплями пота, а подстёгнутые участившимся сердцебиением лёгкие судорожно дёргаются. Нервы ни к чёрту!

 Не замечая моего состояния, «врач» самозабвенно продолжает:

- Итак, запомните: полный покой! Вставать только в крайнем случае, ходить можете максимум до санузла. Живот не напрягать, по коридорам не бегать, санитарок не пугать! Иначе я даже не знаю, что мы с вами будем делать… Отдыхайте.

 Видя, что она собирается уйти, я прошу:

- Стойте! Подождите! Мне надо вас спросить!..

 Но куколка закрывает за собой дверь, словно не слыша.

 Оставшись один, я безучастно рассматриваю стену и размышляю. Мысли в моём нестабильном кашеобразном сознании плавают расплывчатые и мутные, концентрация даётся мне с трудом. Тем не менее, я уверен – фраза брошена не случайно. И это… моя фраза! Я даже помню ощущения, которые испытывал, произнося эти слова: уверенность в своей правоте и раздражение против той, которая отказывалась это понимать.

 «У меня непростой характер, с которым не каждый справится. Точнее, до сих пор это никому не удавалось» - кажется, именно так она звучала «в оригинале». Но кому я это говорил? Кому?!

 Я помню горестные всхлипы, нежный шепот: «Я люблю тебя!», запутавшиеся в волосах солнечные блики… Кажется, была осень… Хотя нет, возможно эта ассоциация вызвана волнами яблочного бриза, который оставила после себя «врач».

 Я готов на крови поклясться, что до того, как пришёл в себя после операции, я не видел эту куколку ни разу в жизни! Если только она не сделала пластическую операцию…

 Неужели это всё-таки кто-то из моего прошлого? И она хочет, чтобы я её узнал? Поэтому даёт мне все эти подсказки?

 Мне бы сейчас пригодилась ручка и бумага – фиксировать на ней мысли было бы значительно проще, чем пытаться разместить в своей голове, похожей на ёмкость с отработанным маслом.

 Босоножки, плюшевый медвежонок, брелок в виде собачьей головы, слова, сказанные непонятно кому не помню когда… Всё это миксуется в моей черепной коробке, но усталый, отравленный наркозом мозг не в состоянии понять смысла этих посланий…

 Я закрываю глаза. Мне надо поспать. Мне надо набраться сил.

 Кажется, я здесь надолго…