Золотистая куколка

Намёки золотистой мучительницы

 Оказывается, к боли, обычной простой физической боли, можно привыкнуть. Не знаю, наверное, можно и полюбить – мне не хочется это проверять.

 Всплываю из наркотического коматоза, обыденно маясь от «дневного» освещения и прислушиваюсь к своим ощущениям: живот ощутимо и очень неприятно болит, всё тело ноет, лицо… Лицо молчит. Лицо ощущается, как какой-то бесформенный блин с воспалёнными, отчаявшимися глазами. Глазами, которые больше часа бесцельно и неприкаянно бродят по потолку, прежде чем передаваемая ими информация начинает восприниматься и обрабатываться мозгом.

 Потолок целый.

 Потолок целый, а я лежу на кровати, и тумбочка стоит там же, где и раньше.

 Я не могу в это поверить. Этого не может быть.

 Что же это за существо такое, которое в одиночку способно перенести с этажа на этаж бесчувственное мужское тело или собственноручно заменить потолочный профиль?!

 Или… или всей этой хрени: моего разговора с камерой, разрушающего звукового удара, моего лазанья по диванам и вырванных с мясом динамиков – ничего этого не было?! Нет! Господи, пожалуйста, нет!..

 Стоит мне подумать о ней, как куколка появляется на пороге. Белый халатик, строгая коса, на ногах – чёртовы босоножки. От навязчивого яблочного аромата меня мутит, а в висках начинается ломота.

 Наблюдаю, как она спокойно и уверенно приближается ко мне, и внутри всё переворачивается.

- Что со мной?

 Мой голос звучит тускло и бесконечно устало. Мой голос – голос человека, который не способен ни на что, кроме тоскливых безысходных вопросов.

- Вы упали, - сухо информирует она, стоя надо мной и пристально рассматривая мою физиономию. – Уже во второй раз!

- Как я упал? Когда?

- А вы что, не помните? – в её вопросе едва заметная насмешка.

- Не помню.

- Вы ходили по клинике, - как ни в чём ни бывало, отвечает моя мучительница. – Хочу заметить: уже не в первый раз, и это при том, что вам положен постельный режим! Вы же после операции!

- Я ходил по клинике? Зачем?

 Теперь эта живодёрка и вовсе смотрит на меня, как на дурачка.

- Понятия не имею, - пожимает она плечами. – Вы ходили по коридору, зачем-то спускались на первый этаж… не удивительно, что вам стало плохо! Наша медсестра заметила, что вы возвращаетесь в палату, побежала, чтобы помочь, но было уже поздно – вы упали.

- Медсестра?

- Да, медсестра, а что?

- А почему медсестра? Где остальные люди?

- Остальные люди отдыхают, - сухо отвечает она. – Сегодня выходной вообще-то, в клинике только дежурная смена.

- Понятно. А что у меня с лицом? Почему я его не чувствую?

- Почувствуете ещё, - «успокаивает» меня куколка, недовольно поджимая губы. – Я сделала вам обезболивающий укол, чтобы обработать рану, видимо, он ещё действует… Знаете, хочу добавить, что если вы продолжите в том же духе, наша клиника снимет с себя ответственность за результаты операции! Ваше здоровье нужно в первую очередь вам!

 Что это значит? Она мне угрожает? Делай, что я хочу, или хуже будет?

- Что это значит? – шепчу я, затравленно глядя на неё.

- Только то, что вам нужно поберечь себя и не геройствовать, бегая по этажам.

 Всё-таки угрожает…

- Зачем мне ввели наркоз?

- Простите, какой наркоз? – она удивляется до такой степени искренне, что я начинаю сомневаться в своей правоте.

- Мне плохо… тошнит… - поясняю я.

- А-а-а, вот в чём дело… Вероятно, ушибом дело не обошлось, и у вас сотрясение. Вообще я вас осмотрела – вам повезло: перелома нет, хотя после таких двух падений мог бы быть уже не один... У вас просто удивительно крепкий череп, но вы его всё-таки берегите, хорошо?

- Сколько мне здесь ещё лежать? – тоскливо спрашиваю я.

- Этого я вам пока не могу сказать. Всё зависит от того, как будет проходить выздоровление. Поверьте, мы тоже не заинтересованы в том, чтобы держать тут вас как можно дольше! Но на данный момент ваше состояние однозначно требует медицинского наблюдения.

Она не выпустит меня… Не выпустит!

- Чего вы хотите? – я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, и изо всех сил стараюсь загнать их обратно. Только этого не хватало – расплакаться сейчас, чтобы она видела, до чего смогла меня довести! – Что вам от меня нужно?

- Только того, чтобы вы вели себя спокойно и соблюдали мои предписания, - мягко улыбается она. – Не переживайте, у вас сейчас не лучшее состояние, но, если будете держать себя в руках, скоро всё поменяется. Вы же этого хотите?

- Да… - я глубоко и судорожно вздыхаю. Куколка прекрасно понимает, что со мной происходит и наблюдает за этим со снисходительной вежливостью. – Я хочу домой…

- Об этом, к сожалению, пока речи не идёт.

- Тогда что я должен сделать? Что?!

- Я же вам уже…

- Позовите Веронику! – перебиваю я её. Сдаюсь – слёзы текут по моему лицу, у меня больше не сил их прятать.

- Простите, кого?

- Веронику! – жалобно повторяю я. – Позовите, пожалуйста, Веронику, мне очень надо с ней поговорить! Вероника, понимаете?

- Очень красивое имя, - издевается она, - очень женственное, но, извините, я понятия не имею, о ком вы говорите, - куколка пожимает плечами с равнодушным недоумением, словно перед ней и в самом деле пациент, который, после неудачного приземления головой в металл несёт всякую ахинею.

- Хорошо… - я провожу ладонью по лицу и обнаруживаю, что нос у меня обложен бинтами и залеплен пластырем. – Что это?

- Я наложила вам повязку, - поясняет она. – Перелома нет, но ушиб тоже лучше не беспокоить. Хоть какая-то защита…

- Хорошо, - перебиваю я. Нос – это фигня, зачем я вообще на него отвлёкся? – если вы не можете позвать Веронику, то как мне её увидеть?

- Извините, но я не знаю, о ком вы говорите, - терпеливо повторяет куколка.

- Вы знаете! – настаиваю я. – Знаете! Из-за неё вы держите меня здесь!

- Вас здесь никто не держит! – возмущается она. – Если бы не ваша, уж простите, собственная дурная голова, которая не даёт ногам покоя, мы бы вас давным-давно выписали!

- Ладно… - отмахиваюсь я. – Ладно… Я понял, всё понял, вы будете ломать комедию до последнего! Но знайте – я больше не могу! Раз не можете позвать Веронику, тогда передайте ей: я прошу прощения!

 Моя золотистая мучительница слушает меня со снисходительной вежливостью. Она ведёт себя настолько естественно, что меня снова начинает терзать паническая мысль: всё, что со мной происходит – это лишь мой бред. Я сошёл с ума. Да, я сошёл с ума и моя поехавшая крыша выдаёт мне всю эту дичь под видом реальности, в то время как на самом деле я просто лежу в палате… Не исключено, что в палате дурдома, пристёгнутый наручниками к кровати, обколотый какой-нибудь дурью и пускающий слюни на казённую наволочку…

 Я не хочу в это верить, но в душе подозреваю, что рано или поздно придётся…

- Передайте ей, пожалуйста, что мне очень стыдно за то, как я с ней поступил! – я зажмуриваюсь, лишь бы не видеть холодного, надменного и пустого взгляда куколки, в котором нет ни намёка на то, что она понимает, о чём я ей толкую. – Я – сволочь и подонок! Я – конченый урод! Я обидел её…

- Вы меня, конечно, извините, - моя мучительница бесцеремонно прерывает прочувствованную речь, - но если вы хотите у кого-то попросить прощения, то, наверное, не стоит это передавать через третьи руки, правда? По-моему, такие слова лучше произносить, глядя человеку в глаза, как вы считаете?

- Что вы хотите этим сказать?

- Только то, что я ничем не могу вам помочь, - качает головой она. – Я не знаю, кому и как передать ваши слова, и не совсем понимаю, чего вы от меня хотите.

- Но вы же…

- Что я?

- Ничего… - сдаюсь я. Понятно уже, что моё покаяние её не устроило.

 Несколько секунд куколка пристально смотрит на меня, затем произносит:

- Я вижу, что для вас это очень важно. Если вы в самом деле кого-то обидели – искренние слова извинения никогда не будут лишними, особенно, если сказать их непосредственно тому, кому они предназначаются. Знаете, я уверена, что вы найдёте способ решить эту проблему. А пока отдыхайте…

 Она выходит из палаты, а я лежу и пытаюсь унять бешеный стук сердца – да она же мне сейчас практически прямым текстом сообщила, что я должен сделать!

 Беру себя в руки, вытираю испарину со лба и пытаюсь подняться. Это даётся мне как никогда тяжело: моё тело – больше не моё, это пресловутый мешок с костями, причём мешок, который жестоко отпинали. Тошнота полощется где-то в горле, по затылку словно врезали молотком, живот я даже щупаю – ощущение такое, что он распорот и кишки вывалились наружу…

 Каждый шаг – как подвиг, я передвигаюсь медленно, по стеночке, с трудом отказываясь от соблазнительной мысли ползти на четвереньках. Мне бы отлежаться, дождаться, пока действие наркотика выветрится – тогда было бы хоть немного проще, но я не могу ждать.

 Я понял, я наконец-то понял, что надо сделать, чтобы меня выпустили отсюда!

 Заснуть я сейчас просто не смогу, лежать, глядя в потолок и ожидая, когда мне полегчает – тем более. Да и где гарантия, что мне позволят? Золотистая инквизиторша в любой момент может снова взяться за меня, а я не уверен, что вынесу ещё хотя бы один сеанс её страшной «терапии»!

 Поэтому я, стиснув зубы, из последних сил волоку своё умоляющее об отдыхе тело к двери в коридор…