Золотистая куколка

Разгром клиники

 Вероника… Вероника…

 Белые босоножки, надёжно прикрученные ремешками к её щиколоткам, так и не слетели с ног в тот день, не смотря на всё, что я с ней сделал.

 Наша с ней история, давно похороненная в поросших плесенью забвения тайниках подсознания, снова раскрывается в моей памяти, вспышками стробоскопа вышвыривая на свет Божий все мелочи и подробности. Куколка, словно дантист со склонностью к садизму, вытащила её, как коренной зуб - без анестезии.

 Вероника дрожащим и жалким от слёз и страха голосом клялась мне в вечной ненависти, приводя в порядок своё растерзанное платье, но мне на её угрозы было ровным счётом плевать. К тому моменту я уже очень хорошо знал: она будет молчать. Они все всегда молчали.

 Никто из них ни разу не обратился за помощью, не пожаловался на меня, не рассказал о том, каким образом я прощался с великой и чистой любовью… Почему? Потому, что никто из них не готов был ещё раз посмотреть в мои глаза.

 И вдруг такое! Клиника. Плен. Истязания.

 Кто-то остервенело мучает меня, переводя все стрелки на Веронику.

 Вот только это не может быть она! Студенточка лет на пятнадцать меня младше, а золотистая стерва, поимевшая меня, как хотела, почти моя ровесница!

 Есть и ещё одно… Аромат, которым, кажется, пропитался уже весь воздух клиники, Веронике не принадлежит. Я познал его, да, совершенно точно, но не с ней…

- Кто ты?! – шепчу я, глядя в потолок. – Кто ты?!

 Потолок молчит, но мне в голову приходит идея. Кое-как натянув на себя полусырую одежду, я, преодолевая страх, выхожу в коридор. При мысли, что я должен буду снова общаться с куколкой, меня пробирает ужас, но в то же время я должен понять, кто она такая и чего от меня хочет. Это - мой единственный шанс.

 Повертев головой, выбираю ту камеру, которая расположена над проёмом на лестничную клетку, встаю под ней, и, задрав голову, спрашиваю:

- Кто ты? Слышишь? Ты не Вероника, я знаю! Что тебе надо? Эй! Ты! Не Вероника! Что тебе надо?

 Камера молчит, вылупив на меня свой чёрный объектив. Некоторое время я кричу, потом брожу по коридору в ожидании реакции, но никакого ответа не получаю.

- Эй ты, стерва! – снова завожусь я. – Отвечай! Кто ты? Что тебе от меня нужно? При чём здесь Вероника? Вы знакомы? Кто она тебе? Сестра? Или дочь? Хотя нет, для её матери ты слишком молода… Эй!!! Отвечай, сука!

 В моём голосе ненависть и отчаяние. Я уже понял, что всё, происходящее здесь, как-то связано с Вероникой, я хочу, чтобы она это знала, чтобы отреагировала, чтобы объяснила… Чтобы наказала, в конце концов, только бы потом отпустила!

 Я больше не могу здесь…

- Что тебе нужно? Слышишь, ты, что тебе от меня нужно? Пошла ты! Извращенка! Тварь! Оставь меня в покое! Вероника сама этого хотела! Ты не Вероника!!!

 Это – самое обидное. Куколка – не Вероника, я её знать не знаю, тогда какого чёрта она прицепилась ко мне? Это не её дело!

- Слышишь, ты! Это тебя не касается! Ты меня достала! Ты не Вероника!!!

 Вместо ответа коридор снова заполняется звуками той самой песни. Красивая сама по себе, она играет с такой громкостью, что я чувствую, как на басах вибрируют стены.

- Прекрати! – ору я, но мой голос полностью теряется в нежных, певучих, всепоглощающих аккордах. Эти звуки расплющивают мою голову, перемешивают внутренности, выдавливают из лёгких воздух…

- Прекрати! Прекрати! Прекрати!!!

 Я бегу в палату, но и там стоит грохот не меньше. Вспомнив, что в санузле в прошлый раз крики показались мне тише, я пытаюсь укрыться там, но мощность аудиоволны такая, что никакие двери не спасают.

 Я знаю, почему слышу эту мелодию – именно она играла на музыкальном канале, когда мы с Вероникой совершали наш последний танец страсти. Но зачем? Зачем, если я уже понял, ради кого всё это устроено?

 Некоторое время я сижу на полу, обхватив голову руками. Я не выдержу. Я просто не выдержу. Я уже не выдерживаю!

 Что мне делать? Колотиться головой об стену, пока мозги не вылетят? Повеситься? Как мне прекратить всё это?!

 Возвращаюсь в палату, прикидывая, смогу ли я, разорвав футболку, зацепить её за перекрытия на потолке. Вряд ли эта белая плитка приклеена там намертво…

 И тут мне в голову приходит одна догадка.

 Кое-как, стиснув зубы и игнорируя вспышки боли в животе, я приподнимаю тумбочку над полом и затаскиваю её на кровать. Залезаю на эту шаткую конструкцию и кулаком сбиваю ближайший ко мне пенополистирольный квадрат. Он легко отрывается и отскакивает куда-то в сторону, а я, до предела вытянув шею, рассматриваю открывшееся пространство.

 Так и есть! Совсем недалеко я вижу коричневый прямоугольник небольшой колонки, лежащей динамиком вниз!

 Пытаюсь дотянуться, но это плохо у меня выходит, поэтому я, выбив соседний квадрат, всей массой повисаю на держащей их перекладине. Часть потолка проседает, и колонка съезжает почти ко мне в руки. Вцепляюсь в неё обеими ладонями, отпускаю перекладину и обрушиваюсь вниз, чудом извернувшись и приземлившись на кровать без особых повреждений. Из колонки торчат оборванные провода, а в палате становится тише.

 Да!

 Как же я раньше этого не понял? Как не сообразил, что потолок – это единственное место, куда можно спрятать динамики?!

 Я всё-таки был прав с самого начала – это не голоса, не призраки, не потусторонние силы разговаривали со мной – это всего лишь запись, которую включают всякий раз, когда хотят меня помучить!

 От этой мысли мне становится совсем плохо. Кто-то очень постарался, подготавливая клинику к моему визиту! Эта психопатка просто так меня не выпустит! Потратив столько усилий на то, чтобы создать эту тюрьму, она просто не имеет права теперь со мной попрощаться…

 Пусть скажет, пожалуйста, пусть хотя бы скажет мне, чего она добивается! Хочет свести с ума? Ей просто нравится издеваться надо мной? Или это месть? Дело только в Веронике, или она припомнит мне кого-то ещё?

 Я должен её спросить!

 Прижав колонку к груди, как будто она могла бы меня от чего-то защитить, я снова иду на первый этаж.

Я не хочу туда идти. Мне страшно. Мне стыдно. Мне плохо при одной мысли, что эта золотистая дрянь снова посмотрит на меня своими безумными глазами… Но я иду!

 Первый этаж так же захлёбывается в звуковом цунами. Добравшись до кабинета главврача, я колочу в дверь кулаком, почему-то не в состоянии заставить себя просто толкнуть её. Мне то ли никто не отвечает, то ли я просто этого не слышу. Без толку подубасив её несколько минут, я дёргаю ручку, но бесполезно – дверь не открывается. Тогда, решив, что перепутал, я тяну её на себя – но нет, не поддаётся ни в ту, ни в другую сторону – заперто.

 Вот, значит, как! Врубила этот дикий ор, а сама закрылась, чтобы его не слышать? Нет уж! Я должен выяснить, что ей от меня нужно!

 Примерившись, я отступаю на шаг, а потом со всей дури тараню дверь плечом. Она не очень крепкая, пластиковая, и я не столько слышу, сколько чувствую хруст. Плечо ноет, но мне сейчас не до жалости к себе – раскачавшись, я снова врезаюсь им в хлипкую створку. С третьего раза конструкция поддаётся, и я вваливаюсь в кабинет.

 Пустой.

 Голый стол и одинокое кресло – вот и всё, что я вижу… Ни компьютера, ни бумаг, ни канцелярии… Даже настольной лампы нет.

 Это настолько сбивает меня с толку, что несколько минут я стою, замерев, только шарю глазами по оскудевшему интерьеру и пытаюсь убедить себя в том, что это не глюки.

 Что за?..

 Этого не может быть!

 Неужели у меня всё-таки поехала крыша?!

 В панике от этой мысли, я возвращаюсь в центральный холл. Там я долго корячусь, чувствуя, как опять ноет живот, и подозревая, что швы снова разошлись, но ставлю один из диванов вертикально на бок. Подтащив к нему второй диван, я с него взбираюсь наверх и принимаюсь крушить потолок.

 Да, здесь тоже под обшивку запиханы динамики, и когда с мясом выдираю их, становится заметно тише.

 Я передвигаю диваны вдоль стены, скачу, как какая-то белка-переросток, то вверх, то вниз, но методично избавляюсь от источников звука, так долго и страшно мучавших меня.

 Наконец, почти у двери на лестницу, я выдёргиваю очередную свивку проводов, и вдруг наступает тишина…

 Это победа. Пусть маленькая, но победа, только вот у меня нет ни моральных ни физических сил порадоваться ей.

 Я слезаю вниз и сажусь на диван. Чувствую себя опустошённым до предела.

 Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, что ей надо. Я не знаю, что мне сделать, чтобы вырваться отсюда…

 Я знаю одно – я больше не выдержу!

 Кое-как собравшись с духом, поднимаюсь и тащусь к себе на второй этаж. Мне необходимо лечь, а делать это посреди холла я не могу – слишком враждебным он мне кажется. Лучше вернуться в палату. Я там уже прижился.

 Этот путь кажется мне ужасно долгим, и к двери в комнату я подхожу только с одной мыслью – рухну в кровать и отрублюсь!

 Когда за моей спиной распахивается дверь санузла, я не то, что голову повернуть – я даже среагировать толком не успеваю. Знакомый укол впивается в шею, и я успеваю сделать ещё несколько шагов в направлении вожделенной кровати прежде, чем колени подкашиваются. Я вписываюсь лицом как раз в металлическую спинку.