Как рождался дракон - 1. Мальчик

Рин I

На улицах города шумел праздник. Либра буквально кипела жизнью. Неделя урожая, посвящённая Матери-Земле, совмещалась в ней с ежегодной великой ярмаркой. Купцы, ремесленники, крестьяне и богатые покупатели съехались на неё со всех концов княжества. Торговые ряды были наполнены пряными запахами и громкими голосами, по улицам слонялись толпы весёлых и пьяных людей.

Никто не замечал скромную траурную процессию, ползущую окольными путями к городскому кладбищу.

Рин, одетая в новенькое чёрное платье, шла в толпе людей за гробом, сжимая ладошку младшей сестрёнки. Рена всё время шмыгала носом и глотала слёзы, поэтому Рин приходилось подбадривать её, чтобы не дать разреветься на людях. Сама девочка почти не плакала: ей уже семь лет, так что она должна быть сильной и подавать пример сестре.

В раскрытом чёрном гробу лежала их мама.

Рин старалась не смотреть в ту сторону. Каждый раз, когда взгляд падал на носилки с телом, ей становилось труднее удерживать в глазах слёзы. Поэтому девочка старательно разглядывала людей, медленно шагавших вокруг неё.

Прямо за носилками шёл отец. Рин не видела его лица, только широкую прямую спину и недавно поседевший затылок, но она знала, что он не плачет. Её отец – князь, поэтому он не может вести себя, как обычный мужчина, потерявший жену.

А сама Рин – княжна, старшая дочь князя. Так что она тоже должна казаться степенной и важной, чтобы не подвести папу.

Позади них с Реной шёл Фенрис. Рин подумала, что ему очень идёт траурный костюм из чёрно-синего бархата. Тонкий, как тростинка, и такой же гибкий, в свои одиннадцать лет он выглядел самым настоящим княжичем. Фенрис шёл, уткнув глаза в землю и всем своим видом выражая скорбь, как и полагается делать на похоронах, но Рин заметила, что носком сапога он украдкой пинает перед собой камешек.

На секунду её охватила злость. Ну конечно, умерла ведь не его мама! Фенрис был старшим братом девочек, но единокровным братом. Отец один, а мамы разные. Рин никогда не видела маму Фенриса; когда папа развёлся с ней, она уехала к своим родителям, князю и княгине д’Акве.

Наверно, разозлившись, она слишком сильно сжала руку Рены, потому что сестрёнка подняла на неё заплаканные глазища и спросила.

- Ты чего?

- Ничего, – соврала Рин. – Всё в порядке.

Глаза у Рены были голубыми и невинными, как вода, когда в ней отражается небо. Застывшие на ресницах слёзы только усиливали это сравнение. Каждый раз, когда Рин смотрела в эти глаза, её охватывало безотчётное желание защитить сестрёнку.

- Всё в порядке, – повторила она. Рена свободной рукой вытерла нос.

- Мама теперь в царстве солнца, правда? – спросила она.

- Да, конечно.

Царство солнца… Если верить священникам, все мёртвые уходят именно туда. Священники твердят, что нужно радоваться этому обстоятельству. В царстве солнца всегда тепло, и нет ни зим, ни дождей, ни горя. Мёртвые счастливы там. Вот только Рин предпочла бы, чтобы мама осталась с ней.

- Ты не волнуйся, – Рена дёрнула сестру за руку, смешно надувая щёки. – Мама обязательно будет нас навещать. Потому что мамы детей не бросают.

Хорошо бы, если бы так. Рене весной исполнилось пять, она всего на два года младше Рин. Но почему-то рядом с сестрёнкой Рин всегда чувствовала себя ужасно взрослой и мудрой.

И поэтому ей нельзя плакать. Она старше. Она должна быть сильной.

К папе подошёл полный седой мужчина с красным носом и что-то тихо сказал ему на ухо. Это был дедушка по материнской линии, Авл Блейн. Хоть он и старше отца и весь покрыт морщинами, но всё-таки отец главнее. Потому что папа – князь, а дедушка – всего лишь его сьерд и обязан повиноваться.

Бабушка в шествии не участвовала. У неё очень болели ноги, и от долгой ходьбы они опухали, поэтому бабушка осталась в замке. Зато рядом с дедушкой шагали мамины братья. Один из их слуг нёс знамя сьердов Блейн – странное гротескное животное, изображающее одновременно льва, змею и чёрную козу, на тёмно-синем поле.

Рин знала, что означает этот символ. Княжеских детей чуть ли не с рождения учат разбираться в гербах. Лев – физическая сила, змея – острый ум, чёрная коза – способность к магии, а все вместе они образуют идеального воина. Такими были герои из старых легенд.

Княжеское знамя её отца колыхалось чуть в стороне, потому что паж, тащивший его, потянул ногу и теперь прихрамывал. Оно изображало стальные весы на серебристо-сером поле, похожие на те, которые Рин видела в лавке у ювелира. Папа рассказывал, что прадедушка был судьёй, пока король не подарил ему княжество, поэтому и взял себе такой знак. Хотя Рин понятия не имела, зачем судье весы, и у неё этот прибор скорее ассоциировался с торговцами на рынке.

Медленно-медленно процессия подползала к воротам кладбища. В этом районе города было безлюдно, но всё равно звуки праздника долетали даже сюда. Рин это раздражало. Ей не нравилось, что люди вокруг пьют, смеются и танцуют, когда её мама умерла.

Она даже пыталась уговорить папу отменить праздник.

- Но ты же князь! Что ты скажешь, то и будет! – твердила она ему, чуть не плача. Но отец лишь грустно улыбнулся и покачал головой. Он сказал, что праздник – это день бога, а ни один князь не в силах поспорить с богом. Всё это казалось Рин жутко несправедливым.

- Я устала, – пожаловалась Рена. – Когда мы уже пойдём домой?

- Совсем скоро, потерпи, – Рин подняла голову и посмотрела поверх городских крыш на стройный чёрный замок, возвышающийся на соседнем холме. Как бы ей хотелось сейчас оказаться у себя в спальне, под одеялом, и чтобы грелка лежала в кровати, и мама пела песню о рыцарях, и все эти похороны оказались всего лишь жутким сном!

Увы, мечте не суждено было осуществиться.

Процессия миновала кладбищенские ворота, украшенные чугунными кабаньими головами, и поползла между рядов ровных могилок. Всего в городе было два погоста: для бедняков и богачей. Сейчас они находились на богатом кладбище, и большинство могил здесь принадлежало купцам и владельцам ремесленных цехов.

В самом красивом склепе, массивном и украшенным белыми колоннами, покоилась семья Клейнеров – бывшие хозяева Либры, заправлявшие в городе до того, как его завоевала армия короля под командованием прадедушки. А сбоку притулился более скромный и незаметный, но тоже белый и мраморный княжеский склеп. На двери были выбиты гигантские весы.

Носилки с гробом опустили рядом с углублением в каменном полу. Теперь ничто уже не загораживало от Рин лица женщины, лежавшей внутри, и девочка поспешила отвернуться.

«Не смотри», – приказала она себе. – «Не смотри. Тебе нельзя плакать. Ты княжна, никто не должен видеть твоих слёз».

Рин принялась старательно разглядывать мраморную доску, висевшую над будущей могилой. На доске золотыми буквами было выбито: «Рея Грейс, 3-я княгиня Грейс. 911 – 937 годы нашей эры. Будь счастлива в солнечном царстве, душа!»

От этой надписи ей стало ещё хуже.

Рена требовательно дёрнула её за руку.

- Меня сейчас стошнит, – пожаловалась сестрёнка. Рин испуганно огляделась по сторонам. Все вокруг были увлечены похоронами и не обращали на девочек абсолютно никакого внимания. Священник как раз начал говорить прощальное слово.

- Давай выйдем, – прошептала Рин сестре. Рена послушно кивнула, и девочки украдкой выбрались наружу.

Только оказавшись на свежем воздухе, Рин поняла, как мерзко и душно, оказывается, было в склепе. Неудивительно, что Рену затошнило!

- Тебе лучше? – спросила она, наклонившись к сестрёнке. Девочка снова кивнула, жадно втягивая носом воздух. Её голубые глазища влажно поблёскивали на солнце.

- Даваем погуляем, пока взрослые разговаривают? – предложила она.

- Хорошо.

Рин повела сестрёнку по песчаным дорожкам между аккуратными рядами могилок. Рена сорвала с обочины травинку и засунула себе в рот. Рин казалось не очень правильным обсасывать траву на кладбище, но она не стала возражать.

Внутри кладбищенских стен была ещё одна ограда с коваными воротами. Рин толкнула незапертую створку, и девочки вошли внутрь. К ограде скромно прижималось маленькое святилище, дом Триады богов.

Вообще в Либре было целых два пышных храма, посвящённых богам. Один – Матери-Земле, которой поклоняются все народы, даже торговцы из вольных городов и дикие нелюди из гор Монтес. Второй – Зигрину, богу-купцу, бывшему покровителю Либры. А вот храма великой тройки, которой поклоняются все культурные люди в королевстве, здесь не было. Поэтому прадедушка, как только стал князем, первым делом приказал выстроить святилище на кладбище.

Гостеприимно распахнутые двери манили внутрь. Там, в полумраке, со стен смотрели образы богов – Матери-Земли, Ай и Сино, и вкусно пахло деревом и маслом. Но на улице светило такое весёлое солнышко, что Рин не стала заводить сестрёнку внутрь. Хватит с них уже полумраков.

Всё пространство внутри ограды занимало миниатюрное поле, засеянное пшеницей, и несколько плодовых деревьев по обеим сторонам святилища. Яблоки на деревьях уже созрели, и солнце играло на золотисто-красных боках. Их никто не собирал, самые тяжёлые падали на землю и лежали там в траве, некоторые уже начинали гнить. При одном взгляде на круглые сочные плоды, свисавшие с веток, рот Рин непроизвольно наполнился слюной.

- Хочу яблочко, – вздохнула Рена.

- Нельзя, – ответила ей Рин, хотя сестрёнка и сама всё прекрасно понимала. Это маленькое поле и сад принадлежали богам и душам умерших, похороненных на этом кладбище. Если украсть у мертвеца хотя бы одно маленькое подгнивающее яблочко, он ночью выйдет из могилы и съест нечестивого вора.

Внезапно Рин показалось, будто среди ветвей ближайшего дерева что-то шуршит. Что это, ветер?

- Рин, там что-то есть, – испуганно прошептала Рена, показывая пальцем на дерево. – Видишь? Ветки шевелятся!

- Это ветер, – уверенно заявила Рин, чувствуя, как ступни начинают холодеть. А вдруг не ветер? Да нет, не может быть!

Только девочка себя успокоила, как звук повторился снова. И на сей раз становилось ясно, что это не завывание ветра среди ветвей, а какой-то слабый шорох, будто нечто карабкается по дереву, цепляясь за кору. Рин ощутила накатывающую панику.

Может быть, белочка? Нет, обычные животные не смеют воровать на земле богов! Тогда, значит, это бог или дух предка, переселившийся после смерти в белку? А вдруг там самый настоящий мертвец?! Рин представила себе, как синее тело с пустыми глазницами ползёт по дереву, цепляясь за трещины в коре костлявыми пальцами и роняя по пути ошмётки плоти.

Пора сваливать.

- Рена, пойдём-ка обратно, – девочка изо всех сил старалась говорить спокойно. – А то взрослые, наверно, нас потеряли…

Произнося эти слова, Рин крепче сжала руку Рены и стала медленно отступать к воротам. Но далеко уйти они не успели.

Звук повторился ещё раз, теперь уже гораздо громче. В густых ветвях что-то зашумело, затрещало, а потом раздался сердитый вопль, который тут же заглушил девчачий визг, и нечто грязное и ободранное мешком свалилось на землю. Рена юркнула за спину Рин.

Существом, упавшим с дерева, оказался мальчик. Самый обычный мальчик, без отваливающейся плоти, костлявых пальцев и безглазых дырок на лице. Он был на полголовы ниже Рин и в два раза тоньше её. При виде его худеньких плеч в рваной куртке девочка сразу почувствовала себя взрослой семилетней девицей и к тому же княжной.

- Ты непохож на мертвеца, – заметила она, делая шаг вперёд. Рена, увидев, что ничего страшного не происходит, осмелилась высунуться из-за спины сестры.

- Да это же просто мальчик! – радостно сообщила она. Мальчик тут же насупился.

- Я не мертвец и не просто мальчик, я Корвус, – заявил он с вызовом. Рин он почему-то напомнил сердитого волчонка, наверно, своей густой чёрной шевелюрой, впалыми щеками и острым носом.

А ещё глазами. Рин первый раз видела такие глаза. Они были очень светлыми, как будто к снегу примешали щепотку пепла, придавая ему сероватый оттенок. Девочку охватила безотчётная дрожь.

«Чего ты боишься? Ты же княжна. А он наверняка тебя младше», – мысленно укорила она себя. Это помогло.

- Что ты здесь делаешь? – строго спросила она мальчика.

- А тебе какое дело? – грубо ответил он. Рин чуть не задохнулась от возмущения.

- Я, между прочим, княжна Рин, а вот это княжна Рена. Как ты смеешь так со мной разговаривать?!

Мальчик прищурился.

- Дочь князя Люция? – уточнил он.

- Да!

- Ладно, простите, княжна, – на его тонких губах заиграла насмешливая улыбка. – Я пришёл сюда пообедать, – и он показал ей круглое золотисто-красное яблоко, которое сжимал в руке.

Он украл у богов! На этот раз Рин от возмущения даже не нашлась, что сказать. Девочка бы не удивилась, если бы в этот миг с неба слетела золотая молния и испепелила преступника на месте, а заодно и её с сестрой, как свидетелей.

- Но этим яблоком нельзя обедать! – ахнула Рена. Мальчик перевёл взгляд на малышку, и улыбка на его губах стала ещё шире.

- Почему?

- Потому что это поле и сад принадлежат богам и мёртвым, – Рин наконец справилась с голосом. – Воровать у богов – самое ужасное преступление. За это тебя накажут.

- Кто, боги? – мальчик демонстративно посмотрел на небо. Золотая молния так и не думала появляться. Рин почувствовала, как уверенность уходит у неё из-под ног.

- Да, или мертвецы. Они ночью выйдут из могил и съедят тебя в отместку за яблоко, – вслух эти слова звучали глупее, чем у неё в воображении. – А если боги не накажут, то тогда мой отец, князь.

Улыбка на губах мальчика увяла, отчего его лицо стало ещё более худым.

- Князь прикажет меня казнить? – настороженно спросил он.

- Нет, – Рин постаралась вспомнить наказание, положенное за воровство у богов. В отличие от брата Фенриса её не заставляли заучивать законы и присутствовать на судах. – Наверно, тебе отрубят руку. Правую.

Мальчик непроизвольно схватился ладонью за запястье правой руки. Казалось, что он уже почти готов бросить запретное яблоко, и только упрямство мешает ему это сделать.

- Разве родители тебе не рассказывали, что сюда нельзя лазить? – строго спросила Рин.

- У меня нет родителей, – огрызнулся мальчик. Рин опешила.

- Как это нет родителей? А где они?

- Вот так. Отца вообще не было, а мать умерла.

Как это не было отца? Разве так вообще бывает? Рин окончательно запуталась. На миг её даже посетила абсурдная мысль, что мальчик действительно бог или какое другое волшебное существо, раз так безбоязненно залез в запретный сад.

А его мама умерла… Рин почувствовала острую жалость. Этот мальчик такой же, как и она сама. Наверно, он сейчас тоже чувствует себя пустым, одиноким и ужасно несчастным. Хорошо этим святошам рассуждать о солнечном царстве, а кто его знает, где оно там на самом деле?

- И… с кем же ты тогда живёшь? – спросила она мальчика. Тот пожал плечами.

- Ни с кем.

- Так не бывает! – важно заявила Рена. – У всех детей есть папы и мамы, никто не живёт один.

- А у меня нет, и я живу, – кажется, мальчик разозлился. Он криво усмехнулся, посмотрел на яблоко, как будто решился наконец его надкусить, а потом неожиданно размахнулся и швырнул плод в дерево.

- Пусть подавятся ваши боги, – буркнул он, проходя мимо девочек к воротам ограды.

- Стой! – Рин ухватила его за рукав, даже не замечая, что он покрыт толстым слоем грязи. У этого мальчика умерла мама, и она не могла так просто отпустить его. – Разве у тебя нет других родственников?

Мальчик на секунду замялся, но ответил:

- Нет.

Рин не могла себе такого представить. Неужели у него нет ни дедушек, ни бабушек, ни дядьёв, ни даже братьев и сестёр? Но тогда получается, что он совсем-совсем один! И кормить его тоже некому. Вот почему он такой худенький! Должно быть, он был очень голоден, раз решился украсть у мёртвых.

Жалость стала ещё острее. Рин почувствовала, что должна что-то сделать для этого мальчика.

- Пойдём со мной, я прикажу тебя накормить, – сказала она, повелительно дёргая мальчика за рукав. Тот зашипел, как рассерженная кошка, и вырвал у неё руку.

- Ага, как же! Ты отведёшь меня к своему отцу, и он прикажет казнить меня за то, что я сорвал это дурацкое яблоко!

- Нет, что ты! – Рин даже обидело такое недоверие. Она же собиралась ему помочь! – Я не буду ничего рассказывать папе, обещаю! Хочешь, поклянусь богами? И Рена не будет ничего рассказывать. Правда, Рена? Поклянёшься великой тройкой?

- Клянусь, – сестра важно надула щёки.

- И я тоже клянусь, – повторила Рин. – Так ты хочешь есть?

На лице мальчика отразилась мучительная борьба между недоверием и голодом. В конце концов, голод победил.

- Хорошо, – согласился он. – Но если князь отрубит мне руку, моя рука будет являться вам во сне привидением.

Рена тихонько взвизгнула, представив себе эту картину.

Когда они втроём вернулись к склепу, все последние слова были уже сказаны. Гроб с телом матери опустили в холодную тёмную яму, и кладбищенские рабочие накрыли его толстой мраморной плитой.

Живые, занятые похоронами, даже не заметили грязного оборванного мальчишку, проникшего в склеп вслед за княжнами. Рин повертела головой, прикидывая, к кому бы обратиться. Отца трогать лучше не стоило: князь Люций стоял у самой могилы и был абсолютно раздавлен. Если бы Рин с ним заговорила, он, может быть, даже и не услышал бы.

К Фенрису, дедушке сьерду Блейн и его сыновьям – тем более. Они-то её услышат, но, вряд ли, чем-нибудь помогут. Фенрис уж точно не проявит к незнакомому бродяжке никакого интереса. Только задерёт свой длинный нос и прикажет выгнать мальчика.

Тогда Рин решительно дёрнула за рукав старого рыцаря, сира Аппия Стоуна, княжеского кастеляна.

- Идём, ты мне нужен, – приказала она, не допускающим возражения тоном. Старик Аппий казался грустным, как и все в этом склепе, но всё же снисходительно улыбнулся девочке.

- Слушаюсь, маленькая княжна.

Рин отвела его в тёмный угол, где ждала Рена вместе с мальчиком.

- Вот, – сказала она, показывая удивлённому кастеляну маленького оборвыша. – Его зовут Корвус. Я хочу, чтобы его накормили и привели в порядок.

- Но госпожа… – с сомнением протянул кастелян. – Не думаю, что это разумно. Где родители мальчика, и что он здесь делает?

Корвус исподлобья взглянул на старого рыцаря. Увидев цвет его глаз, Стоун вздрогнул.

- У него нет родителей, Аппий, – ответила Рин. – У него вообще никого нет, и он очень голоден. А ещё у него умерла мама.

Старый кастелян мгновенно снова стал грустным. На секунду Рин подумала, что сейчас он погладит её по голове, как часто делал в детстве, но ошиблась. Последнее время люди вообще редко к ней прикасались. Кроме мамы.

- Хорошо, я прослежу, чтобы его накормили, – кивнул Стоун. – Но что с ним делать потом? Мы же не можем поселить бродяжку в замке, ваш отец этого точно не одобрит.

- Тогда пристрой его куда-нибудь, – Рин с раздражением дёрнула подбородком. – Пусть работает вместе со слугами или…

- Я не хочу быть слугой, – угрюмо перебил Корвус. Это был первый раз, когда он открыл рот с того момента, как они вошли в склеп.

- Хорошо, пусть не слугой. Тогда найди ему другое занятие, Аппий. Этому мальчику негде жить.

- Слушаюсь, госпожа, – сир Аппий коротко поклонился и повернулся к Корвусу. – Держись рядом со мной, мальчик. Когда похороны закончатся, я отведу тебя в замок.

На секунду Рин показалось, что Корвус готов сбежать, но мальчик остался на месте. Рин кивнула ему, взяла Рену за руку и вернулась на своё место у гроба рядом с отцом.

***

Эти похороны стали самым тяжёлым воспоминанием в жизни Рин. Никогда ещё девочка не чувствовала себя такой уставшей. Вернувшись в замок и оказавшись, наконец, у себя, она первым делом сбросила тяжёлое траурное платье, ещё утром казавшееся ей таким нарядным. Теперь же оно давило на плечи инородным грузом.

Старая няня усадила девочек-княжон в ряд перед зеркалом и стала по очереди расплетать им косы, змеями обвившиеся вокруг головы. Из зеркала на Рин смотрело собственное лицо, почти такое же, как у сестры, за исключением волос и глаз.

Волосы Рены были тёмно-каштановыми и очень тяжёлыми, а ещё они вились непослушными кольцами, отчего няня каждое утро ругалась. Рин же досталась прямая и очень светлая шевелюра. Зимой иногда казалось, что на голове девочки лежит снег.

Глаза обеим сёстрам достались от мамы, серо-голубые. «Вот если бы взять ваши цвета и смешать их вместе, то получилось бы как у неё», – часто говаривал отец. Рена унаследовала от матери небесную голубизну, а Рин – туманную серость. У Рены глаза были яркими и сияли, будто две звезды, а у Рин – холодными и отливали серебристым, как чешуя.

- А у того мальчика они были почти белыми, – вслух произнесла она, непроизвольно вспомнив глаза Корвуса.

- У какого мальчика? – заинтересовалась няня.

- Которого мы встретили на кладбище, – простодушно ответила Рена и тут же выложила няне всю историю, не успела Рин и слова вставить.

- Белые глаза… – задумчиво протянула няня. – Не нравится мне это ваше знакомство. Белый цвет – цвет смерти. Так что держитесь от этого мальчика подальше. Вдруг он одержим духом?

Няня была женщиной просвещённой, поэтому Рин ей верила. От няни она узнала массу полезных вещей. Например, то, что демоны врут и им нельзя доверять, гномы обсчитывают при сделке и подсовывают вместо золота твёрдый огонь, а в горах Монтес есть ворота смерти, из которых по ночам вылезают мертвецы и воруют маленьких девочек. Она решила, что проследит, чтобы Рена никогда больше не приближалась к Корвусу.

- Хотите, расскажу сказку про белые глаза? – предложила няня.

Няня знала тысячи сказок. Долгими зимними вечерами, когда замок цепенел от холода и девочки жались к огню в камине, она рассказывала их, покачиваясь в старом кресле и вяло шевеля спицами. А вот петь она не умела.

Песни им всегда пела мама. Всем, даже Фенрису, хоть он и не её сын. Она делала это поздно вечером, уложив детей по кроватям, чтобы им лучше спалось. А иногда она пела по утрам, когда светило солнышко и у неё было хорошее настроение. Как няня знала сказки, так и мама знала все песни королевства: новые, старые и древние.

У каждого была своя любимая песня. Рена предпочитала новые, которые сложили при дворе королей де Солис. Нежные и печальные баллады о любви русалок и демонов, благородных рыцарей и прекрасных дев. О том, как они смешивались кровью и менялись сердцами, чтобы быть вместе навечно.

Фенрису нравились старые песни. Песни, сложенные, когда не было ещё никаких королей де Солис и в стране царили князья, каждый из них – гордый, независимый и свободный. Это были песни о великих героях, о храбром Виртусе, о метком Арчере, о братьях-близнецах Дейнерах и о прекрасной златовласой волшебнице. Песни об их подвигах.

Рин же любила древние былины, сложенные в незапамятные времена, когда даже князей ещё не было. Былины о могучем короле-змее, его старом советнике-маге из рода де Монтиум, его дружине и ослепительной ледяной королеве. Закрыв глаза и слушая голос мамы, Рин думала о том, как здорово было бы встретить змея. Он был бы сильным и прекрасным и выдыхал огонь.

Но всё это лишь пустые мечты. Нет никаких змеев, как нет больше песен и нет больше мамы. Осталась только няня со своими сказками.

- Хорошо, – кивнула она. – Только выбери другую. Я не хочу сейчас слушать про мертвецов.

- Расскажи про ворона, – попросила Рена. Няня перевязала её волосы широкой лентой и ласково погладила по голове.

- Как скажете, княжна.

Её голос, старый и морщинистый, как и она сама, поплыл по комнате. Рин не слушала. Она и так уже знала эту сказку наизусть, так что ей хватало лишь звука няниного голоса, чтобы представить образ.

Это была сказка о прекрасном принце, который жил в своём замке далеко на севере, в горах Монтес. Принц был ослепителен, как горный снег, и однажды в него влюбилась злая колдунья. Она предложила ему свою кровь и своё сердце, но принц отверг её любовь, и в наказание она превратила его в жуткого чёрного ворона, вестника смерти. С тех пор несчастный принц летает по свету и ищет невинную девушку, которая своим поцелуем снимет заклятье.

Тени сгущались по углам комнаты, наполненной голосом старой няни, и чёрные занавески на окнах только добавляли мрачности. Эти занавески повесили во всех жилых комнатах с месяц назад, когда мама заболела. Её раздражал дневной свет, поэтому папа приказал устроить сумерки. Последние недели обитатели замка провели в полутьме.

Сказка закончилась. Звук няниного голоса ещё долго отдавался в ушах у Рин. Рена душераздирающе зевнула.

- Хочу спать! – заявила она. Няня засмеялась.

- Нет, малышка, сначала ужин. Сейчас я помогу вам одеться.

Поминальный ужин оказался таким же длинным, мутным и унылым, как и утренние похороны. Рин на правах семилетней девочки не стала дожидаться конца, а взяла за руку Рену и увела её наверх в спальню. Этот день был слишком долгим для обеих сестёр.

Незадолго перед сном к ним в комнату поднялся сир Аппий.

- Ваше поручение выполнено, княжна, – тихо сказал он, застывая в дверях.

- Какое? – Рин уже и думать забыла про Корвуса.

- Касающееся того мальчика, – пояснил старый кастелян. – Всё, как вы и велели, госпожа. Мальчик отмыт, одет и накормлен. Я пристроил его учеником к сапожнику.

- Отлично, – мысль о том, что с Корвусом все в порядке, наполняла Рин странным удовлетворением. В конце концов, он такой же, как и она. У него тоже умерла мама. И пусть для неё этот день был тяжёлым, но зато она помогла бедному голодному мальчику.

Сир Аппий поклонился, но не спешил уходить.

- Что-то ещё? – спросила Рин.

- Да, госпожа. Мальчик теперь пристроен, так что можете за не него не волноваться. И… я не рекомендую вам поддерживать с ним общение. В конце концов, вы княжна, а он всего лишь какой-то бродяжка. Неизвестно ещё, чем занимались его родители и что он делал сегодня на кладбище. Вы понимаете меня?

- Конечно, понимаю, – да Рин и не собиралась с ним общаться. – Спасибо, Аппий. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, княжна.

Рыцарь ушёл, и Рин осталась наедине с няней и Реной. Няня помогла девочкам раздеться и уложила их в кровать. А потом погасила лампу и тоже ушла.

- Рин, – прошептала Рена в темноте. – Ты меня любишь?

- Да, конечно, люблю, – Рин выскользнула из-под одеяла, босиком прошлёпала до кровати сестры и, нагнувшись, чмокнула её в лоб. – Я тебя очень-очень люблю.

Она скользнула в кровать, свернулась калачиком и закрыла глаза, стараясь не думать о маме в гробу, тошнотворной прохладе склепа и светлых, как у мертвеца, глазах Корвуса. Этот день был таким длинным!