Наследница Забвения

12

Ноктелия не сомкнула глаз. Вся ночь прошла в свете свечей, между страниц древних книг и шепотом забытой истории. Мирана наблюдала за ней молча, изредка подходила, помогала разобраться в трудных местах. Тишина между ними была тихой, как дыхание звёзд.

Но утро принесло бурю.

Когда Ева узнала, что Артес забрал у Ноктелии заколку — ту самую, которую подарила ей сама, — её глаза сузились, а голос стал ледяным:

— Ты перегнул, Артес. Зачем ты забрал у неё то, что я дала от сердца?

Артес усмехнулся, с презрением бросив:

— Она человек. Недостойна ни подарков, ни трона, на который она посмела сесть, как будто ей тут место. Наглая… ничтожная…

Ева шагнула ближе. Её голос дрогнул, но в нём горела боль:

— И из-за этого ты решил унизить её? Она девушка! Живая, чувствующая! Как ты можешь быть таким… жестоким? Гордым до омерзения!

Артес нахмурился. В его голосе появилась тень раздражения:

— Ты защищаешь её… как будто она тебе дорога. Но она чужая. Она никто.

Ева скрипнула ветвями, словно от сильного ветра. Её голос стал тихим, но от этого — пугающе твёрдым:

— Не будь эгоистом. Хватит. Она здесь одна, растерянная, и не просила быть избранной. Вместо того чтобы ломать её — помоги.

Артес отмахнулся, глаза его потемнели:

— Я уже помог. Больше не обязан. Она получила силу нежити — и что? Это ничего не значит. Я мог бы сожрать её душу… прямо сейчас.

Ева медленно кивнула. В её голосе зазвенел вызов:

— И что мешает тебе? Сделай это.

Молчание. В нём — звенящая тяжесть.

Артес прошипел:

— Равновесие. Если хоть один король заберёт силу другого — рухнет всё. Начнётся война. Хаос.

Ева склонила голову, её ветви зашуршали, словно листья на прощании:

— Ты — король миров. Мудрый. Сильный. Но в этот раз ты ошибаешься. Слишком жесток, Артес. Сфера выбрала её не по её воле. Она не знала этого мира… до вчерашнего дня. Она — потерянная душа, а не угроза.

— А ты, — тихо добавила Ева, — забыл, каково это — быть потерянным.

Артес нахмурился. Его тень дрогнула, будто в ней проскользнула боль. Он не смотрел Еве в глаза — слишком много в них было отражений того, чего он больше не хотел чувствовать.

— Так и быть, — глухо произнёс он. — Я помогу ей.

Он сделал шаг прочь, но замер у порога. Глаза его сверкнули, голос стал хриплым и тёмным, словно шёл из самой бездны:

— Но если она станет угрозой… я убью её. Я сожру её душу и плоть, без колебаний.

Он медленно повернулся к Еве и добавил, уже почти шепотом, но каждое слово резало, как лезвие:

— Запомни… если я получу её силу — ты и я уже не будем как раньше. И ты больше не будешь древом жизни. Понимаешь?

Ева молча кивнула. Она всё поняла. Каждое слово — как предчувствие конца. Она слышала в его голосе не только угрозу… но и страх. Страх потерять себя. Страх снова поверить.

— Открой сердце, Артес, — мягко сказала она напоследок. — И всё будет иначе.

Он застыл. Лишь на мгновение.

А потом резко повернулся, глаза его потемнели — как небо перед бурей.

— Никогда, — бросил он. — Особенно ради человечки.

Он ушёл, захлопнув за собой дверь так, что дрогнули стены.

И только когда тишина снова воцарилась, Ева прошептала себе, почти неслышно:

— Даже самая чёрная тень помнит, как быть светом…

Артес вошёл в тронный зал, не оборачиваясь. Тяжёлые двери захлопнулись за ним с гулким эхом. Он прошёл вперёд и сел на трон, медленно, как будто каждая мысль тянула его вниз.

Лицо — каменное. Взгляд — острый, как лёд. Он смотрел в пустоту, но внутри — глухо и тяжело что-то шевелилось.

Ещё несколько недель назад он хотел у***ь эту девчонку. Без жалости. Без вопросов. Чужая. Слишком громкая, слишком прямая. Человек. Слишком… живая.

А теперь — приходится помогать.

Артес хмыкнул, почти с отвращением к себе.

Он вспомнил день призыва. Яркий свет. Тонкую фигуру посреди зала.

Испуганный взгляд.

Их первый разговор.

Сухой договор.

Её губы, шепчущие слова, которые он не хотел слушать.

Поцелуй.

Краткий. Холодный. Неожиданный.

Он не ответил тогда. Что желает. И странно, что он еше не сказал что хочет. И не собирался.

Он нахмурился, прошептал себе:

— Глупость. Человечка. Скоро умрёт. И всё вернётся на круги своя.

Молчание в зале давило.

Он вспомнил слова Евы.

"Ты слишком жесток с ней."

"Сфера выбрала её — это не её вина."

Он скривился.

Может, и правда переборщил.

Немного. Не смертельно. Пока.

— Я помогу, — произнёс он тихо, как будто подтверждая собственные слова. — Но только потому, что так надо.

Он встал, взгляд холодный, как всегда.

— Если она оступится — я не пожалею.

И в глубине зала что-то дрогнуло. Не эмоция. Не жалость. Просто — мысль.

Что, возможно, Ева была права.

Частично.

Из внутреннего кармана плаща что-то дрогнуло. Лёгкое, почти незаметное движение — как всплеск памяти.

Артес опустил взгляд и достал предмет.

Заколка.

Та самая. Подарок от Евы для Ноктелии.

Он даже не помнил, когда именно сунул её туда — просто вырвал, когда злился. Когда думал, что имеет право отобрать у неё хоть что-то.

Теперь она лежала в его ладони.

Изящная. Тонкая работа.

В металле сплетались древние руны, почти невидимые глазу, но ощутимо магические.

Искрилась едва заметным светом — тёплым, мягким. Таким, каким Ева когда-то касалась его собственной души.

Артес нахмурился.

Ева действительно старалась.

Не просто украшение. Это была защита. Оберег. Возможно — даже больше.

Утро настало медленно, словно сквозь туман.

Свет пробирался в комнату мягко, но для Ноктелии он был слишком ярким.

Она лежала, еле шевелясь. Всё тело — ватное, лицо опухшее от бессонной ночи и слёз, которых даже не было видно. Просто усталость. Глубокая, давящая, как будто ночь была не просто длинной — она была вечностью.

Сон будто бы продолжал держать её за запястья, не отпуская.

Но рядом раздался тихий голос — тёплый, заботливый:

— Доброе утро, сонная книга.

Ноктелия с трудом приоткрыла глаза. Перед ней — Мирана. Улыбается. В руках — серебряная чаша с прозрачной, чуть мерцающей жидкостью.

— Попей, — сказала она и аккуратно поднесла чашу к губам.

Ноктелия сделала один глоток… и тут же почувствовала, как что-то прохладное и живое разливается по венам. Усталость не ушла совсем, но словно отступила, дала немного воздуха.

Она слабо поднялась, сев на кровати, и спросила шёпотом:

— Что это?..

Мирана улыбнулась шире:

— Напиток бодрости. Мой рецепт. Помогает тем, кто забыл, что ночь должна быть для сна, а не для чтения всех библиотек подряд.

Ноктелия слабо усмехнулась. Её голос всё ещё был хриплым:

— Он волшебный…

— Как и всё здесь, — мягко сказала Мирана. — А теперь… давай. Пора в школу. Сегодня тебя ждут не только книги.

Она протянула руку, помогая Ноктелии подняться.

Сквозь остатки сна, тяжести и недоверия к этому миру, Ноктелия вдруг почувствовала: в этой странной реальности есть хоть один человек, который будет рядом.

Он сжал пальцы, будто хотел раздавить вещицу. Но не смог.

— Жалкая… — фыркнул он, кому она предназначалась.

Он поднялся.

Шаги отозвались в пустом зале, каждый — как решение, которое он ещё не до конца принял.

— Посмотрю, — бросил он в никуда. — Что там с этой… Ноктелией.

Но взгляд его, холодный и тяжёлый, на миг задержался на заколке.

А в нём промелькнуло то, что сам Артес никогда бы не признал:

любопытство.