Под клиньевой юбкой

Джин-тоник, алкогольный порог и исповедь. Часть первая.

— Нихуя себе, — опешил Хосок, когда закрыл за собой входную дверь, уставившись на громадный букет красных роз около прохода в квартиру. — Это ещё что за веник?

— Догадайся, — вымученно простонал Юнги, качая головой и надевая чёрные ботинки с толстой подошвой, принадлежащие сестре. Жуткий дискомфорт из-за сетчатых чулков, неприятно сдавливающих кожу, мешал полностью расслабиться. — Я разве не говорил в школе? Пришёл сегодня. В шесть, блять, утра. Стоило видеть выражение лица курьера, когда я расписывался за доставку.

— Тут, наверное, около сотни или даже больше, — с издёвкой верещал младший, с порога осматривая букет со всех сторон и хватая записку, за которую невольно уцепился взглядом. — Не хило так. Это может означать, что проблем на твою задницу стало больше. Как и претендентов.

— Не нагнетай, и так тошно, — с раздражением ответил старший, выпрямляясь перед большим зеркалом в прихожей. — Нашёл? — обратился Юнги к Намджуну, который копался в шкафу в соседней комнате.

— Нашёл, — донеслось со стороны дверного проёма.

— Что нашёл? — не понял Хосок, одновременно читая записку и едва сдерживая приступ хохота, когда обнаружил в ней имя одноклассника. — Чонгук явно настроен на то, чтобы присунуть тебе.

— Намджун неудачно открыл газировку, ищет что-нибудь, чтобы переодеться, — Юнги пропускает фразочку о Чонгуке мимо ушей и смотрит на Хосока, который ещё не успел взглянуть на него, когда вошёл в квартиру, и ждёт взрыва с секунды на секунду.

— Нихуя себе, — вторит с ещё большим восторгом Чон, когда переводит взгляд на старшего и широко распахивает глаза. — Ты решил публично заставить отросток Чонгука затвердеть?

— О, ради Бога, заткнись, — с удвоенным раздражением морщится Юнги, разглядывая своё отражение.

Иногда (всегда) Хосок раздражает Мина настолько, что он готов оторвать ему голову голыми руками. Он всё ещё жив благодаря тому, что три года назад один друг по имени Ким Сокджин взял с Юнги слово, что он не будет убивать людей. Но, стоит признать, что сейчас Хосок на самом деле в чём-то даже прав. Юнги думает, что для девушек современные стандарты красоты слишком клишированы, но, несмотря на это, он выглядит, как одна из тех охуенных девчонок, которые тусуются в скейт-парке.

Тёмно-синяя юбка из клиньев достаточно длинная для того, чтобы прикрывать каёмку сетчатых чулок и ещё такие важные штуки, как, например, член. Юнджи долго возмущалась, но всё же позволила ему вместо чёрной футболки надеть широкий серый свитер крупной вязки. На улице к вечеру довольно прохладно, а длинные рукава отлично спасают от озноба. Стоит отметить, что за неделю Мин практически привык к дискомфорту от бюстгальтера, поэтому почти его не ощущает. В какой-то момент ему показалось, что он переборщил с подводкой и бежевой матовой помадой, но когда Намджун издал протяжный свист, увидев открывшего ему дверь старшего, то Юнги почему-то успокоился и пришёл к заключению, что все аспекты выдержаны в нужных рамках. И, стоит признать, он ожидал худшего, потому что чувствует себя на удивление комфортно в таком образе. Даже как-то триумфально, хоть он и думает, что самые красивые девушки — это те, которые выглядят так, словно на них нет макияжа.

— Кажется, теперь присунуть тебе настроен не только Чонгук, — Хосок усмехается, оглядывая старшего с ног до головы.

— Я тебе сейчас уеб…

— Так он не подходил в школе? — вмешивается Намджун, появляясь в дверном проёме и натягивая на тело одну из чёрных футболок старшего.

— Не-а, — качает Юнги головой, поправляя на перебинтованной шее шёлковую ленточку чокера. Да, он надел его. — В последние дни не писал ничего и даже не пялился, как вначале. Я уже обрадовался и решил, что он отлип, а сегодня утром приходит этот веник. Откуда он вообще мой адрес знает?

— Узнал у старосты, наверное, — пожал Намджун плечами, подправляя волосы.

— Меня всё больше начинает бесить этот пацан, — с негодованием буркнул Юнги, тряся головой так, чтобы искусственные волосы упали более естественно.

— Ну так перестань строить из себя хладнокровную стервочку и донеси до него это прямым текстом, — возмущается Хосок, опуская руки в карманы тёмных джинсов. — Может, ты уже забыл, Юнги-хён, но мы, парни, довольно настырные, когда дело касается таких самок, как ты.

— Ты сегодня точно допиздишься, — прошипел Мин, потянувшись к младшему, чтобы влепить затрещину, но тот ловко уклонился от удара, смеясь с большей издёвкой.

— Тебе эта рыболовная сеть яйца-то не передавила?

— А ты хочешь проверить?

Ехидно прищурившись и скривив губы, Юнги резко приподнял край юбки, демонстрируя каёмку чулков, к которой прицеплены специальные резинки от пояса. Лицо Хосока в один миг побледнело и приняло такое выражение, будто через секунду у него кровь из носа хлестанёт ручьём от зашкаливающего давления. Победно усмехнувшись, Юнги опустил край юбки, улавливая на периферии низкий намджунов смех. Не зря он провозился с этими чулками и поясом почти два часа. Серьёзно, с каждым разом он всё больше и больше удивляется размерам женского терпения. Это лишь на первый взгляд кажется, что надеть чулки так легко и просто, а на деле для начала нужно правильно установить мысок чулка, затем медленно натягивать его по ноге. Когда чулок надет до нужной длины, необходимо расправить каёмку сверху, а уже потом переходить к процессу прикрепления чулок к поясу. Для удобства крепления пояс нужно немного спустить, это позволяет правильно отрегулировать завязки или, в случае Юнги, застёжки у пояса. Кто-то спросит: зачем ему нужны эти знания? Юнги ответит, что в душе не ебёт.

— Пора выдвигаться, если мы хотим успеть в супермаркет, — надевая поверх футболки клетчатую рубашку, произнёс Намджун.

— Зачем? — не понял Юнги, всё ещё глумясь над Хосоком, который в приступе восторга подавился и начал кашлять, поднеся кулак ко рту.

— Каждый сам приносит себе выпивку, — ответил младший так, будто это самая очевидная вещь на свете, а Юнги — идиот. — Девушки чаще всего приносят пиво, а парни — соджу. Но самые мажорные — такие, как Чонгук — распивают текилу или виски с колой.

— Я об этом как-то не подумал, — застопорился Юнги, отправляясь в комнату, чтобы взять ещё немного денег.

— Подождите, мне нужно охладиться, — взбудоражено протараторил Хосок, стремглав помчавшись в ванную и от чего-то пряча глаза.

— О, Господи…

***

Оперевшись поясницей о край стола, Чимин отпил из стакана светлую сладковатую жидкость, которая приятным теплом окутывала грудную клетку и слегка кружила голову. Тэхён отправился открывать дверь очередным ребятам. Чимин, по правде говоря, не очень любил подобные сборища и предпочитал им тихие, наполненные вдохновением вечера за красками и холстом. Но Тэхён порой бывает жутко навязчивым и ещё чаще — убедительным. От предложения расслабиться и как следует начать их последний совместный год учёбы Чимин не смог отказаться.

— Я наговорил тебе такого бреда, — виновато парировал Чонгук, смешивая в высоком пластиковом стакане всего по чуть-чуть.

— И тебе было настолько стыдно, что ты не подошёл в школе. Я уже понял, — закатил глаза Чимин, обращая внимание на попытку друга создать горючий материал для запуска ракеты в космос. — Тебя не порвёт от таких экспериментов?

— Не должно, — пожал Чонгук плечами, опуская кончик указательного пальца в стаканчик, затем облизывая его, чтобы оценить на вкус. — Не хватает джин-тоника.

— Смотри сам, если на этот раз нажрёшься, то уже вряд ли сможешь помешать Тэхёну стянуть с себя штаны, — усмехнулся Чимин, облизывая губы и разглядывая народ через широкий дверной проём, ведущий из кухни в большую гостиную.

— Он уже, вроде, поумерил свой пыл в этом плане.

— Утешай себя.

Людей становилось всё больше и больше, но семья Тэхёна живёт на довольно широкую ногу, поэтому размер пентхауса Кимов позволяет уместить ещё вагон и небольшую тележку народа. Несмотря на скромное чиминово положение, Тэхён никогда не возвышал себя в материальном плане. Пак знает, что сейчас другая жизнь и другие ценности — больше материальные, а не духовные. Ещё одна причина ненавидеть мир. Но Тэхён рушит это убеждение и общается с людьми на равных, никогда нарочито не придавая огласке своё материальное положение. У каждого на самом деле свои ценности, кому-то импонируют моральные, а кому-то напротив — материальные, и чем больше одного, тем меньше хочется стремиться к другому. Чимину всегда было жаль конченных материалистов, ведь они никогда не будут жить «по-настоящему».

Чем старше Чимин становится, тем сокращается количество людей, в чьи мысли ему хотелось бы заглянуть. Они думают слишком странно для него. О странном. Да взять ту же всемирную паутину, зовущуюся Интернетом — насколько ловко она придаёт огласке истинное «я» и обнажает окружающих его людей. Во всех смыслах. Сейчас эта хихикающая девчонка милая и скромная, а уже на следующий день шлёт Чимину фотографии своей обнажённой груди. Кажется, что такие девушки родились сразу такими — выпачканными в разврате, отвратительными и примитивными.

Раньше, может, года два назад или больше, для Пака недовольство собой было вполне обычным состоянием. Ему всегда было к чему придраться. То задница слишком большая, то голова чересчур пустая, то навыки рисования слишком убогие, а уж позицию свою относительно окружающего пёстрого мирка вообще выражать было как-то стыдно: собственный ум был под сомнением, уровень образования низок и очень хотелось стукнуть себя чем-нибудь тяжёлым за то, что недостаточно старался, мало работал и много тупил.

После смерти самого близкого душе человека — его бабушки, до Чимина медленно, но начало доходить, что окружающие его люди ни капли в себе не сомневаются и прекрасно обходятся без подобных самокопаний, не направляя упрёков внутрь себя, как это делает он сам. И ещё — безусловно, это не прибавляет ему очков — но он не стремится быть первым во всём, что присуще тому же Чонгуку. Начнём забег — популярность в школе, потом в колледже или институте, сравнение параметров девушек, с которыми ты переспал, и так далее: жильё, обстановка, отдых — бессмысленные и тупые забеги в поисках доказательства собственной обеспеченности. Глупость этих тараканьих бегов понятна Чимину довольно-таки давно, но сравнительно недавно он сообразил, откуда в нём полное нежелание надевать шорты, напульсники и повязочку на лоб, прыгая по этой беговой дорожке.

В начальной школе Чимин участвовал то ли в викторине, то ли в игре — что-то типа того, время стёрло детали. Три участника, одно загаданное слово, в котором надо было поочерёдно угадывать буквы. И Чимин был третьим по очереди — ну, так вот получилось. Загадано было слово — автор «Маленького принца». Чимин знал ответ сразу, потому что бабушка часто читала ему эту книгу, и он часами засматривался на невероятные иллюстрации, но — вот странное дело — у игры были правила, и Чимин никак не мог сказать слово, потому что перед ним было ещё два участника. Он поражался этой жизненной несправедливости, пока первый мальчик случайно угадал букву, обрадовался, потом назвал ещё букву, которой в слове не было, потом вторая девочка подумала и случайно угадала ещё одну букву — всё это время Чимин знал слово, но правила. Правила не позволяли ему сказать, и ничего с этим поделать нельзя было. Потом вторая девочка вспомнила слово и выиграла — конфеты там, или блокнот, Чимин не помнит, но это не столь важно.

Вся суть в том, что если играть по глупым правилам, то всё решит случай, всё решит очерёдность, и даже если с самого начала знать правильный ответ — это не будет гарантией выигрыша. Чимину легче вообще выйти из игры. Ему легче не знать правил и не участвовать в каком-то соревновании совсем. Если он не может доверять самому себе, то почему он должен довериться сочинённому случаем порядку? Установленной кем-то случайным очерёдности?

Да и потом — это самое, наверное, главное — Чимин уверен, что ему не понравится тот приз, что приготовлен для победителей этих дебильных забегов. Он, честно, не знает, что там, и даже предположить не может, но думает, что какой-либо ценности для него этот приз не представит. Он лучше посидит вот на этом кухонном столе, послушает музыку, которая мягким потоком льётся из колонок, и опустошит стакан другой джин-тоника, а все окружающие пусть себе бегут.

Чонгук смутился, отворачиваясь к кухонной тумбе с разноцветными бутылками алкогольных напитков, продолжая свою нудную тираду:

— Я пришёл к выводу, что это тупо — ссориться с другом из-за какой-то девушки, поэт…

— Повернись, — делая очередной глоток, произносит Чимин и запрыгивает на стол.

— Что? — не сразу понимает Чонгук, а когда смотрит на проём в гостиную — его челюсть с треском отваливается и клацает о паркетный пол, укатываясь куда-то в угол.

Юнджи, окружённая двумя палочками твикс, с восторгом осматривает большую гостиную, поправляя лямку маленькой кожаной сумочки на своём плече. У Чонгука от одного вида этой девушки выкручивает все органы и одной нихуя-себе-пулей вышибает из головы мозги. Этот момент походил на эпизод какой-то примитивной подростковой мелодрамы, когда потрясающая девушка появляется на вечеринке под эффектную музыку.

— Ч-что я там г-говорил? — заикается Чонгук, не в силах оторвать глаз от брюнетки и не замечая, как стакан, в который он добавляет джин-тоник, уже полный, а жидкость растекается по кухонной тумбе огромной лужей, капая на его ботинки.

Чимин в ответ лишь закатывает глаза.

***

— Что значит «уходишь»? — шипит Юнги с паникой и хватает Намджуна за локоть, когда он возвращается с телефоном в руках. — Мы же только пришли.

— Мы топим соседей снизу, отец в ночную смену и не может приехать. Мне нужно идти, Юнг… Юнджи, — исправляется младший, когда рядом слишком громко смеётся компания каких-то незнакомых Мину девчонок. — Я постараюсь управиться и вернусь, но не обещаю.

— Ты угораешь надо мной, что ли? — по-прежнему «кричит шёпотом» Юнги. — Хочешь оставить меня с этим психом?

— Хосок умеет веселиться, так что расслабься ты, — успокаивающе парирует Намджун, только вот Юнги это нихрена не успокаивает. — Выпей, потанцуй, ты же любишь это.

— Только не когда я притворяюсь бабой на вечеринке у малолеток, — уже почти хрипит Мин с ещё пущим гневом.

— Не злись, милая, — Намджун кладёт ладонь на минову талию, нарушая его личное пространство.

Юнги сперва хочет врезать младшему, потому что ему и так хватает Хосока с этими подъёбами, но потом резко вспоминает о их ненавязчивом плане и с притворством дует губы, выкрашенные в бежевую помаду. Он чувствует, что в их сторону направлено множество пар глаз, а по помещению будто прошла волна шёпота. Намджун легко чмокает девушку в щёку, поглаживая талию ладонью, и Юнги хочет рухнуть на пол от неловкости, которая проела дыру в его голове. Он прячет от друга глаза, кидая едва слышное даже Намджуну «угу», и поджимает губы.

— Хосок сейчас принесёт выпить. Проследи, чтобы он не надрался, — тихо произносит младший на ухо девушке, а Юнги делает вид, что сильно смутился и застенчиво толкает парня в плечо.

Юнги про себя усмехается и думает, что да, этому засранцу стоит поступить на актёрское. Подобной правдоподобности даже такой скептик, как он сам, поверил бы. Когда Намджун уходит, Юнги мнётся некоторое время, выискивая взглядом Хосока и упорно игнорируя на себе чужие. Тот появляется на горизонте с двумя красными пластиковыми стаканчиками и ярым выражением недоумения на лице. Долго объяснять ситуацию не приходится, вскоре они отыскивают свободное местечко на одном из диванов. Юнги, разглядывая окружающих, пьёт какой-то сладкий напиток, вроде это ликёр, но сомнительного неизвестного происхождения, потому что в супермаркете они купили несколько бутылок соджу. На вопрос «откуда?» Хосок подозрительно улыбается и пожимает плечами, отвечая, что «надо знать места».

Младший рассказывает историю о том, как они с Намджуном попали к Тэхёну в прошлый раз. Юнги тихо смеётся и морщится от отвращения, когда раскрываются подробности о том, как Хосок заблевал тэхёнов дорогой ковёр. Мин постепенно вливается в эту приятную непринуждённую атмосферу, пахнущую алкоголем, беспечностью и шоколадом. Завистливые взгляды окружающих слабеют по мере опьянения, а учитывая, что у этих малолеток довольно слабый алкогольный порог, вскоре вовсе перестают прожигать в Юнги дыру. Ещё через некоторое время Мин замечает, что начинает покачивать ногой в такт какой-то попсовой песне. Хосок пропал десять минут назад, отправившись в уборную.

Когда Юнги выискивает Хосока взглядом, то обнаруживает младшего в другом конце большой гостиной, флиртующего с какой-то сероволосой симпатичной девчонкой. По виду он выглядит довольно выпившим, но вполне адекватным для того, чтобы самому стоять на ногах. С этим становится всё понятно. Мин допивает содержимое стакана и ещё через некоторое время ему становится скучно. И жарко. Хочется освежиться.

Найти лоджию большого труда не составляет. У этого Тэхёна ничего себе такой домик. Видимо, родители неплохо зарабатывают. Юнги размышляет о том, что ни за что бы с первого взгляда не назвал этого парня «золотым мальчиком», если бы не побывал в таком огромном доме. Свежий воздух приятно проникает внутрь, очищая лёгкие от кислорода, пропитанного алкоголем. Юнги опирается локтями на перила и расслабляется, пытаясь немного отступить от мыслей, наслаждаясь спокойствием, и увлекается, практически не замечая, как за спиной раздаётся звук отодвигающейся стеклянной двери. На несколько секунд музыка и гул вечеринки становятся чуть громче, а потом, когда дверь задвигается, звук снова слышится так, будто заключён в банку.

— Я искал тебя, — проговаривает черноволосый парень, располагаясь рядом с девушкой.

Юнги едва сдерживает стон мученика, когда распознаёт рядом с собой Чонгука. Однозначно пьяного Чонгука. По одному только раскосому взгляду можно понять, что он пьян и чёрт вообще знает, как стоит на ногах. Мин делает вид, что не замечает его, игнорируя пьяные глазки, что стреляют так ловко, но мимо. Он достаёт из диковинной сумочки пачку хосоковских сигарет и быстро закуривает. В полумраке огонёк тлеющей сигареты гипнотизирует Мина настолько, что он почти забывает, что находится на лоджии не один. Юнги в очередной раз затянулся; Чонгук изобразил недовольство и стал отгонять змейку дыма от лица. Мин просто ненавидел, когда люди так ведут себя в местах, где у них на это нет никакого права. Он, блять, не собирается извиняться за то, что курит на балконе. Да он, сука, назло этому засранцу накурит здесь так, что от дыма не будет видно друг друга.

— Бросай курить. До добра это не доведёт, — с крупицей осуждения пробурчал брюнет.

Юнги бы ответил ему, наверняка пошатнув нежную детскую психику, что сама жизнь не доведёт до добра. Она всех доводит до смерти. И пожал бы плечами.

— Все только и говорят, что ты встречаешься с палочкой твикс, — поджимает парень губы, прожигая лицо девушки взглядом, но когда видит ярко выраженное недоумение, то поясняет: — Намджуном.

Вроде как, Мин должен ликовать, что до этого пацана дошёл сей факт, но почему-то предчувствие какого-то необъяснимого пиздеца мешает ему вздохнуть с облегчением.

— Не понимаю, почему такая девушка, как ты… — начал было Чонгук, но в тот самый миг пал жертвой заблуждения, аксиомы, гласящей, что девушка, в которую ты, скорее всего, влюблён, не может иметь скверный вкус или вообще обладать плохими качествами. — То есть… Я не знаю, как должен реагировать, — поправляет себя парень, но когда он открывает рот, единственное, что чувствует Юнги — приторный запах мятной жвачки.

Сложно разобрать, кто на самом деле сейчас говорит: Чонгук или алкоголь.

— Но ты мне, блять, так сильно нравишься.

Вот, а это уже точно говорит джин-тоник.

— И я ума не приложу, что мне с этим делать, — говорит он с гневом и, одновременно, отчаянием. — Каждые полчаса говорю себе: «выбрось её из головы», а через пять минут снова ловлю себя на том, что думаю о тебе.

А Юнги хочется взвыть на весь Сеул или задохнуться дымом сигареты. Испариться или провалиться через десятки этажей под ногами, разбившись в лепёшку о бетонный фундамент. Только бы не слышать этого пьяного бреда. Бывают ситуации, когда нельзя себе этого позволять — чувствовать вину или жалеть кого-то, и это была одна из таких ситуаций. Но с каждым сказанным Чонгуком словом Юнги чувствовал, как его опутывает цепями жалости. Мин под давлением выпитого алкоголя не удерживает этот взгляд, кишащий сочувствием, направленный в сторону румяного чонгукова лица. Сколько раз Юнги зарекался: не жалей людей, им от этого только хуже.

— Я ненавижу себя, когда меня жалеют, а ведь я даже не постарался настолько, чтобы меня можно было жалеть, — мямлит парень, а Юнги снова чувствует, что его личное пространство нарушают. — Поэтому даже не смей думать, что меня надо жалеть. Просто дай мне узнать, каким способом я должен показать, что могу сделать тебя самой счастливой девушкой.

Юнги прикусывает губу, едва сдерживаясь, чтобы не ответить этому парню чётко выстроенное в голове предложение, которое гласит: «ты ведь даже не знаешь эту девушку, придурок». Он откидывает сигарету и откровенно смеётся бесшумным смехом, слыша такие громкие взрослые слова от мелкого пьяного мальчишки, качает головой, не подозревая, какие за этим могут идти последствия. А последствия себя долго ждать не заставляют, когда Чонгук с непозволительной силой хватает девушку за талию, притягивая к себе и накрывая тонкие губы своими.

Первые несколько секунд глубокий шок не умещается в сознании и не влезает в черепную коробку, да вообще ломает все возможные рамки в миновой голове, поэтому он распахивает широко глаза, а до мозга будто пытается докатиться квадрат в виде осознания всего происходящего. Мин почувствовал, что его рот будто нашпиговали мятной жвачкой, которую он, на минуточку, просто ненавидит. Почти так же сильно, как ананасы или ореховое печенье, после которого приходится долго выковыривать из зубов эти самые кусочки орехов. Сейчас же Юнги должен выковырять из своего рта чонгуков язык.

От вкуса мятной жвачки начинает подташнивать. Но ещё больше — от ситуации.

В жалких попытках пытаясь отделаться от липкого ступора и не менее липкого пьяного парнишки, Мин упирается ладонями в сгибы чонгуковых локтей, но крепкие руки цепко хватают и сжимают, грозя переломить худое тело Юнги в районе талии.

Сука.