Под клиньевой юбкой

Джин-тоник, алкогольный порог и исповедь. Часть вторая.

Эти чёртовы малолетки, когда влюблённые, то такие легкомысленные, пусть даже под градусом выпитого алкоголя. Думают и действуют под влиянием минутных впечатлений. Поступают настолько безрассудно, будто у них в кладовке стоит машина времени. На взгляд Юнги, они думают, что знают слишком много, а чувствуют слишком поверхностно. Их безрассудное влечение и неумелая страсть кажутся Мину какими-то худосочными, а желания, такие, как в поту перепихнуться в школьном туалете или полапать друг друга на вечеринке в тёмном углу — скучноватыми. Мин, конечно, не отрицает, что он — человек, который побежит в горящее здание, даже глазом не моргнув. Но дело в том, что, скорее всего, он сам будет причиной этого пожара.

Юнги что-то бессвязно мычит, чувствуя на себе всю тяжесть собственного затруднительного положения, и судорожно пытается упереться ладонями в крепкие плечи, обтянутые чёрной футболкой. С силой собирает ткань пальцами, пытаясь захватить как можно больше кожи под ней и доставить внушительную боль, которая, возможно, хоть на долю секунды отрезвит парня. Стоит с крахом признать, что Чонгук обладает неплохой квалификацией в области поцелуев. Несмотря на пьяное состояние, он целует очень искусно и довольно-таки опытно. Любая, абсолютно любая девушка растеклась бы от такого поцелуя, как пломбир на июльском солнце, но вот заморочка — Юнги не девушка.

Пока Мин в очередной раз пытается разделаться с этим фиаско и выпутаться из мёртвой петли чужих коренастых рук, Чонгук целует его снова и снова, влажно двигая губами и не упуская попытки прижаться к девушке пахом. И когда ситуация бесконтрольно ведёт к краху, а весь этот школьный спектакль может быть накрыт пиздой из-за одного тупого пьяного шпингалета, Юнги теряет всякое терпение. Замахнувшись, он с не_девчачьей силой хлещет парня по лицу, оставляя на щеке звонкую пощёчину, как сделала бы самая оскорблённая девчонка.

Мозги Чонгука, кажется, немного встают на место, а хватка в разы ослабевает, и он в приступе настигающей паники распахивает глаза, понимая, что вообще сделал. Отлетает, как кипятком ошпаренный. Юнги видит в его глазах этот ледяной ужас осознания. Внутри притаилось желание обмазаться говном, выбежать на улицу и раздавать всем диски Элтона Джона. Настолько грязным и размусоленным чувствует себя Юнги.

— Чёрт, я… — отступает и теряется брюнет, по виду будто не зная, куда деть свой взгляд и себя в целом. — Я не хотел… То есть хотел, но… Чёрт!

Юнги смотрит на него, как на какое-то ужасающее отродье, которое вызывает своим видом только отвращение. Вся прежняя жалость выветривается, как дым сигареты, сменяясь целой палитрой эмоций: яростью, яростью и яростью. Ах, да, и ещё яростью. Смазливое, красное от стыда лицо Чонгука вдруг бесконтрольно начинает бесить Юнги. Он стискивает зубы, чтобы подавить в себе дикое желание врезать ему. И уже далеко не ладонью по щеке, а кулаком по челюсти. А представить, что на месте Мина могла бы оказаться настоящая Юнджи, было очень плохим решением, которое усугубляло ситуацию в разы.

— Прости меня. Извини, это было глупо, я…

Да уж.

Приведи сестра такой экземпляр на аудиенцию к Юнги, представив своим парнем, вылетела бы из квартиры ты-чё-охуела-пулей. Нет, он всеми руками «за» её счастье, но для Мина его младшая сестра — единственная женщина, которую он может и хочет воспитать правильно.

Не желая больше внимать ни единому слову, Юнги, сторонясь парня, решил побыстрее сбежать с лоджии, чтобы оставить его смаковать этот «подвиг» в одиночестве. Чонгук весомо облегчает Мину жизнь, когда не бежит следом, падая в ноги и извиняясь. Оказавшись в помещении, где все веселятся, танцуют и по-прежнему вытравливают организм горячительными напитками, Юнги осознаёт, что просто заебался. Единственное, чего по-настоящему хочется, это смыть с себя штукатурку, от которой уже пощипывает лицо, раздеться догола и оказаться в своей милой душе и телу кровати.

Выискивая взглядом Хосока, который, наверное, уже порядком накидался, Юнги понимает, что его попытки не увенчаются успехом. На мочевой пузырь нещадно давят несколько стаканчиков выпитого алкоголя, опьянение от которого не ощущается ни в одном глазу. Приняв решение найти уборную, отлить и попробовать дозвониться младшему, Юнги поднимается по винтовой лестнице на второй этаж. Быстро перебирает ботинками по дорогому напольному покрытию, пересекая коридор второго этажа с по-прежнему большим количеством народа, и вдруг отчётливо своим седалищем чувствует смачный удар.

Его только что шлёпнули по заднице.

Его. Только что. Шлёпнули. По заднице.

Когда с горящим пламенем ярости в глазах Юнги поворачивается и видит ехидную улыбочку на лице какого-то угашенного рыжеволосого парня, шея которого покрыта пёстрыми татуировками, то с нещадной силой сжимает ремешок кожаной сумочки. Парень продолжает скалить белоснежные зубы, обнимая такую же пьяную девчонку, которая уже, вроде как, и вовсе отрубилась, уткнувшись лицом в его шею. Нельзя драться. Ему нельзя драться. Нельзя схватить этого придурка за воротки и двинуть коленом в живот. Нельзя опрокинуть и пнуть ногой по этой смазливой шайбе. Нельзя, потому что Юнги, блять, сейчас не Юнги.

Делая глубокий вдох и разворачиваясь, он вваливается в первую попавшуюся дверь, глуша в себе садистские позывы. Обещал Сокджину, что не будет убивать людей. Обещал, а это значит, что нужно держать слово. А ещё, что немаловажно, обещал сестре сделать всё, что в его силах, дабы она получила от жизни то, чего так сильно желает. Поэтому ему нельзя бить морды. Что ни факт, то разочарование. Оказавшись в тишине какой-то комнаты, Юнги не успевает оглядеться. Закрывает глаза и захлопывает за собой дверь с мутным стеклом, вымученно прислоняясь горячим лбом к холодной поверхности и по-прежнему держась за ручку.

Хочется снова закурить. И сдохнуть.

Юнги стоит так некоторое время, ощущая, как натёртая чулками кожа между ног просто огнём горит. Он тянется к юбке, слегка задирая её и намереваясь отстегнуть от чулок резинки пояса, чтобы приспустить их и дать чувствительной коже передышку. Когда из-за спины доносится хриплый юношеский голос, Юнги кажется, что он родил. Тройню.

— Если ты намеревалась сбежать от этого фарса, то учти, что местечко уже занято, — будто кончиками белых перьев врезается в его спину приятный шершавый баритон.

Даже на секунду не представляя, какими силами удаётся удержаться на ватных ногах и не рухнуть на свидание с полом, Юнги резким движением отдёргивает руки от юбки, рывком поворачиваясь через плечо и встречая Чимина во всём его чрезвычайном естестве. Светловолосый полулёжа расположился на кровати, опираясь на кожаное изголовье спиной и держа на согнутых коленях большой блокнот, интенсивно что-то там вырисовывая чёрной гелевой ручкой. Даже не смотрел в сторону Юнги, полностью погружённый в своё занятие.

Мин сперва оглядел его: бесспорно, он ещё тогда, с первого взгляда понял, что Чимин принадлежит к редким явлениям, к таким себе аспидам*, потому что в его облике нет и малейшей искры доброжелательности. Не кот, а волк. Серый волк с бездонными серыми глазами.

Следом Мин оглядел комнату, чтобы понять, куда его занесло этим блядовским ветром. Много полок с разнообразными книгами, учебниками и рамками с фотографиями счастливой семьи. Уцепив взглядом маленькую рамку с фотокарточкой этой троицы, где Тэхён сжимает в объятиях яро протестующих Чимина и Чонгука, он понял, что эта комната, видимо, принадлежит Киму. Несколько серебряных и бронзовых медалей висят над письменным столом — ни одной золотой. Мин бесшумно хмыкает. Несколько разбросанных по углам носков и футболок дают Юнги понять, что этот Тэхён не такой уж чистоплюй, каким показался на первый взгляд.

— Комната Тэхёна, — будто читая миновы мысли, произносит Чимин, по-прежнему даже на секунду не оторвав взгляда от блокнота, ведь Юнги бы почувствовал. Как он, чёрт возьми, это делает?

Нервно сжимая на плече ремешок сумочки, Юнги ещё пару минут в глухой тишине рассматривает фотографии и всевозможные диковинные штучки в виде маленьких статуэток мстителей и прочей мальчиковой туфты. Натягивает рукава серого свитера на ладони. Потом, слегка замявшись около письменного стола, смотрит на Чимина так, будто спрашивает: «почему ты здесь?»

— Чонгук нажирается, а Тэхён лижется с очередным баскетболистом из соседней школы, — отвечает парень на немой вопрос девушки, а Юнги думает, что Чимин, ко всему прочему, довольно проницательный. — Не знаю, по какой причине ты ищешь укрытие, но, судя по виду, рискну предположить, что ты уже прониклась тем, какой Чонгук любвеобильный и честный, когда окосевший, — парень в приторной досаде морщит эти свои огромные губы. — Когда джин-тоник и текила встречаются внутри, то его вечно тянет на реализацию всяких идей фикс.

Самое длинное предложение, которое Юнги впервые слышит от Чимина, сперва вгоняет его в первоочередной ступор. Но потом он понимает, что помада на губах размазана, а щёки горят огнём. Не от смущения — от ярости, но откуда Паку об этом вообще знать. Мин показательно вздыхает, соглашаясь с предположением Чимина, и слепо вытирает пальцем край губы.

— Тогда советую тебе затаиться ещё минут на пятнадцать. Примерно столько ему осталось до полного обесточивания, — пожимает парень плечами, а движения его руки становятся более резкими, будто он жирнее прорисовывает какую-то деталь.

Решив последовать чужому совету, Юнги присаживается на край большой кровати, потому как компьютерное кресло завалено одеждой хозяина. Странное чувство восседает на троне разума Юнги, когда он поджимает губы и будто глохнет от какой-то неестественной тишины. Смущение? Дискомфорт? Нет, ничего такого, даже напряжения нет. Это чувство похоже на торчащую из шва нить. Вопрос: стоит ли за неё тянуть? Юнги быстро решает, что да, потому что в ином случае жить было бы слишком скучно.

Он слегка наклоняется, пытаясь заглянуть в блокнот Чимина, чем вызывает какую-то неоднозначную реакцию.

— Любопытство — признак, позволяющий овце отбиться от стада, знаешь? — слегка прищуриваясь, произносит Пак и нейтрального цвета обложкой прикрывает блокнот от чужих любопытных глазок.

Юнги возмущённо хмурится. Это он сейчас очень тактично овцой его назвал? В статью об этом парне Мин добавляет пункт об остром языке. И ему до стиснутых зубов хочется ответить, что любопытство — лучшее качество для того, кто хочет прожить насыщенную и полную интереса жизнь. Да и вообще, этот парень выглядит так, словно с ним сутки напролёт можно говорить. Не важно, о чём именно: о глупом, о важном, о насущном и замысловатом. Или же напрочь лишённом всякого смысла. О падающих осенних листьях или глобальной стирке. О том, почему нарКотики, а не нарПёсики. О том, почему нет розового света на светофорах и всём прочем.

— Расслабься, а то напряглась вся, — хмыкает Чимин, переводя глубокий взгляд прямо в миновы глаза. Юнги чувствует, что его изнутри почему-то передёргивает, и незаметно (как ему показалось) ёжится. — Я, если честно, тоже любопытный человек. Раньше учился. Занимался понемногу всем, что было на тот момент доступно. Был, как все, и только одним, пожалуй, отличался от стада сверстников.

«Любопытством?» — про себя спрашивает Юнги, чувствуя, какой неподдельный интерес окутывает его, словно какая-то оболочка. Так странно: вести беседу, при этом не разговаривая.

— Любопытством. Оно-то и привело меня в один момент на одну высокую крышу, — будто вспоминая, парирует Чимин, выпрямляя ноги на покрывале с расцветкой под зебру.

«Почему на крышу?» — в немом и деликатном удивлении Юнги смотрит на парня, прикусывая щёку изнутри.

— Было просто интересно, — пожимает Чимин плечами, сдвигаясь на бок и опуская ноги на пол. — Ну… Знаешь, интересно побывать на самом краю. Стоишь очень высоко, никого рядом нет, а кончики пальцев уже висят над своего рода пропастью, но при этом ты понимаешь, что вот она — настоящая свобода.

Чимин кладёт блокнот на тумбочку рядом с кроватью, усмехается и говорит:

— Не замечал прежде, чтобы алкоголь до такой степени развязывал мне язык. Но в каком-то смысле это забавно: говорить с человеком, который ничего не может ответить.

Да уж, забавно.

Хмыкнув, Юнги отворачивается и прислушивается к себе, что становится плохим решением. Потому что в голове стоит какой-то шум, как помехи на радио. Мин не может объяснить, что это, но вдруг понимает, что чувствует себя, будто на иголках. Описать можно одним словом: странно. Кончики пальцев горят, а под диафрагмой вибрирует.

Вдруг Чимин пододвигается ближе и тянется к ноге Юнги. В этот момент Мин будто просыпается от глубокого сна и вздрагивает, готовясь к тому, чтобы влепить вторую за вечер пощёчину. Или полноценно и****ь парня. Когда рука Чимина опасно близко к краю юбки, Юнги почти поднимает сжатый кулак, но резко, словно у Интернета пропала скорость, зависает, чувствуя кожей лёгкую щекотку. Парень, сжимая пальцами ручку, чёрной пастой выводит в одном из квадратиков чулок крестик. Мин в недоумении опускает одну бровь и всё же расслабляет сжатый на покрывале кулак, глядя на руку, предлагающую ему перенять ручку.

Это ещё что за пиздагон сейчас происходит?

Чимин предлагает сыграть в «крестики-нолики» на миновых чулках?

Серьёзно?

Юнги припомнились пафосные слова одного ненормального философа о переоценке ценностей. И в самом деле: в это мгновение ему гораздо важнее было сыграть, чем выиграть. Он, придя к выводу, что в игре самое важное — игра, а не выигрыш, перенял из руки Чимина ручку и быстро нарисовал кружок по правую сторону от крестика, возвращая обратно.

Парень снова хмыкнул и оставил ещё один крестик под предыдущим. Прищурившись и пытаясь предугадать тактику, Юнги нарисовал круг под двумя крестиками, чтобы предотвратить следующий ход, который мог подарить победу светловолосому. Чимин, сжав ручку, задумался на несколько секунд, а Юнги проследил за тем, как он прикусывает край губы, и едва умерил желание повторить. Чимин поставил крестик в левом верхнем углу воображаемого квадрата рядом с первым и, когда давал ручку Мину, едва ощутимо мазнул кожу ноги подушечками двух пальцев. У Юнги в голове раздался визг тормозов, когда он снова чуть не вздрогнул от невесомого прикосновения. Поднял глаза, слишком близко сталкиваясь взглядом с колкой серостью чужих глаз. В глотке стянуло противной сухостью, сглотнуть почти невозможно. Смущение и неловкость ударили по щекам яркой молнией, так, что из глаз будто искры посыпались.

Растерявшись, Юнги схватил ручку и поставил кружок под последним крестиком противника, понимая, какой придурок, потому что этим самым продул. Чимин, завершая игру своей победой, поставил крестик в правом нижнем углу, выстраивая диагональную цепочку.

Юнги фыркнул так, мол: «подумаешь, ну и что».

— Всё в жизни складывается из маленьких побед, — апатично пожал Чимин плечами, поднимаясь с кровати и откладывая ручку к блокноту. — Но вместе с тем победы так переоценивают.

Юнги глубоко вздохнул носом, почувствовав приятный запах лимона и бергамота, теперь уже ощущая себя полным кретином, который чуть не заработал спермотоксикоз от одного нелепого взгляда и прикосновения. Как он такое вообще допустил?

— Ты часто участвуешь в драках или катаешься на чём-то? — спросил Чимин, чуть наклоняясь перед зеркалом, что расположено у стены, и поправляя свои светлые волосы. — Потому что простой неуклюжестью это сложно назвать.

Когда Юнги снова немного хмурится, не понимая, с чего вообще такой вопрос, то парень кивает на его ноги. И правда: пара-тройка синяков и ссадины на коленях в подобных чулках очень заметны. Он качает положительно головой.

— На скейте? — интересуется парень, кидая мимолётный взгляд.

Юнги едва удерживается, чтобы не ляпнуть «хуейте», но прикусывает язык и поднимается с кровати, одёргивая юбку и поудобнее располагая ремень сумочки на плече. Пора возвращать свой прежний отрешённый вид, натягивая притворную маску и перевоплощаясь в такую себе пофигистку, а то он что-то совсем расслабился и растерял всякую бдительность.

— Вот ты где! — в комнату вваливается её хозяин, заставляя Юнги (какой там уже по счёту раз?) вздрогнуть, когда он понимает, что обращение это адресовано явно не в сторону Чимина. — И какого хрена тут, спрашивается, происходит?

Физиономия у Тэхёна не самая приятная: красное — неизвестно от чего — лицо, растрёпанные волосы и захмелевший взгляд. Когда он волком смотрит на девушку и шипит, как дикий дворовый кот, Юнги понимает — красный от злости.

— Иди и забирай отсюда этот плинтус пошарпанный, — с каким-то обвинением в голосе рычит шатен. — Мне родители такую взбучку устроили в прошлый раз. Ещё один заблёванный ковёр я не переживу!

Тут-то до Юнги мигом доходит, о ком идёт речь. Чёртов Хосок.

***

— Не знаю, каким образом ты понесёшь это тело, но в целом мне как-то плевать, — в приступе злости жестикулирует Тэхён руками, приведя Юнги на место преступления.

А место преступления весьма красочное: Хосок, откинувший голову на спинку одного из диванов и широко раскрывший рот, спит беспробудным пьяным сном. Юнги кажется, что он даже видит поблёскивающую ниточку слюны в уголке его рта.

Блять, Хосок.

Конечно, Мин порой испытывает глобальных размеров неприязнь к своему другу, потому что тот ведёт себя очень раздражающе и неприятно. Но раздражение Юнги никогда не дойдёт до таких пределов, чтобы бросить пьяного друга на какой-то левой вечеринке. Парень-то он в самом деле не такой уж плохой. Ну… Когда находится в адекватном расположении духа и не разбрасывается дебильными шуточками. Даже весьма терпим. Но по-прежнему одна из тысячи проблем, что гирьками удобно расположились на голове Юнги.

Мин показательно пинает Хосока ботинком по коленной чашечке, проверяя степень опьянения. Реакции ноль, болевой порог перешагнут. Дело — дрянь.

— Я помогу, — вдруг из-за тэхёновой спины появляется Чимин, надевающий на себя лёгкую кожаную куртку. — Всё равно ухожу.

— Что? — не сразу понимает Тэхён, цепляясь за чиминов локоть, как за спасательный круг. — Куда?

— Домой, — хмурится парень, будто это самая очевидная вещь, о которой спрашивать по меньшей мере глупо, и поправляет воротник, что забавно топорщится. — Мой внутренний интроверт бьётся в конвульсиях, здесь ему ловить нечего. Чонгук отрубился в комнате твоих предков, пусть валит домой, когда оклемается, то есть утром. И, пожалуйста, не пользуйся выгодным положением и не пытайся проделать ту штуку, о которой ты знаешь сам.

Тэхён в одно мгновение краснеет, как один из красивых томатов на полке овощного магазинчика, и легко ударяет Чимина ладонью в плечо.

— Судя по запахам, тебе уже заблевали все возможные ковры. Может быть, в прошлый раз это был не Хосок?

Тэхён уже открывает рот, чтобы заявить что-то, но происходит очередная херня, та, когда кто-то трясёт Вселенную, сваливая на голову Мина ещё парочку проблем из ряда вон выходящих.

— Хё-ён, — вдруг тянется откуда-то сбоку, и парни одновременно поворачиваются, затыкаясь. — Хё-ё-н-н…

Они обнаруживают, как Юнджи тянет парня за ухо, заставляя немного оклематься, чтобы двигаться, но не настолько, чтобы думать. Хосок, оставаясь в сидячем положении, переваливается всем корпусом вперёд и обнимает её за талию, прижимаясь щекой к ткани свитера в районе живота.

Юнги, замирая и чувствуя спиной два озадаченных взгляда парней, понимает, что пиздец.