— Чонгук знает.
— Что?!
Намджун и Хосок синхронно повернули головы и уставились на Юнги, который рылся в (как казалось) бездонной кожаной сумке, поставив её на подоконник. Через секунду Хосок подавился вишнёвым соком, едва не заглотив половину красной трубочки, а Намджун выпучил глаза, что выглядело весьма уморительно. В одном из коридоров поток школьников, спешащих на первое занятие, был не такой большой, поэтому Мин мог говорить, пусть и не очень громко.
Голова немного побаливала, но не настолько, чтобы слишком зацикливаться на этом. Одно Юнги знал наверняка: после занятий он бухнется в кровать и проспит до позднего вечера, ко всем чертям сбивая так усердно выстроенный режим. Плевать, потому что минувшей ночью он не мог отделаться от своих липких мыслей о Чимине ещё пару добрых часов. Юнги уснул с рукой в штанах, но это ничего.
Обычная среда.
— Мы пересеклись вчера. В кафе, — по-прежнему спокойным тоном парировал Юнги, отыскав на (всё-таки существующем) дне сумки заколку, потому что он всё ещё не мог привыкнуть к волосам, лезущим во все возможные отверстия на лице. — Я постарался ясно дать ему понять, что лучше держать язык за зубами.
— Позволь уточнить, — чуть оклемавшись, Джун подал голос и в спасительном жесте начал постукивать кашляющего Хосока по спине. — Какого чёрта ты раскрылся? Не мог придумать что-то получше?
— Мог, — пожал старший плечами, на ощупь закалывая искусственные волосы над левым ухом. — Но не захотел.
— Ты ведь понимаешь, что он легко может всё растрепать? — младший настороженно нахмурил брови, продолжая похлопывать Чона, который более-менее прокашлялся. — Ты поступил так рискованно.
Юнги слишком льстило то, что два его друга так пекутся по этому поводу. Даже не просто льстило, а в какой-то степени успокаивало и придавало сил довести дело до победного конца. Некоторое время Мин думал, что это только его проблема, только его задача. Но Хосок и Намджун всеми силами показывают ему, что готовы поделить эту задачу на троих. В некоторые мгновения у Юнги даже возникает ощущение, что им намного важнее сделать всё правильно. На деле есть одна правда: несмотря на этот мучительно-болезненный дерьмовый балаган, что Мин переживает вторую неделю, младшие стоят по обе стороны от него и сглаживают все острые углы. И Юнги, откинув всю чёрствость и добавив немного сантиментов, благодарен им за это.
— Не растреплет, — заверил Мин с уверенностью. — Он пусть и назойливый малый, но не тупой и понимает, насколько глупо будет выглядеть. Да и что он будет делать? Бегать и кричать «у неё хуй»?
— Даже если и так, — Намджун задумался, поправляя на плече лямку рюкзака. — Хотел бы я сказать, что одной проблемой стало меньше, но, кажется, одна просто сменилась другой.
— Я буду кричать намного громче обычного, если его никак не остановит то, что «у тебя хуй», — пришедший в себя Хосок потёр шею в районе кадыка. — Ты будешь жить с осознанием того, что превращаешь людей в геев.
— Ты когда-нибудь перестанешь нести чушь? — Юнги сморщился с некоторыми проявлениями скептицизма на лице.
— Нет, — снова в один голос ответили младшие, затем Хосок, слегка хихикнув и сминая пустую коробочку из-под вишнёвого сока в кулаке, продолжил: — Но ты такую вероятность не исключаешь ведь?
— Не исключаю, — после нескольких секунд размышлений ответил старший. — Хоть он и выглядит как стопроцентный беспросветный натурал.
— А знаешь, что ещё является беспросветным? — Чон начал с заманчивостью играть бровями, но Намджун, взглянув на наручные часы и пригрозив возможным опозданием, спас Юнги от очередной «грандиозной» шутки.
***
Для Юнги то, что на обеденном перерыве в столовой напротив него сядет Чонгук, было чересчур ожидаемым и совсем не удивительным событием. Поэтому он, ничуть не изменившись в лице, вытянул шею, чтобы посмотреть, насколько продвинулась очередь, в конце которой стояли его друзья. Пока Хосок выбирал что-то, уставившись на витрину, Намджун с настороженностью смотрел в сторону занятого ими столика. Юнги перевёл взгляд на Чонгука и едва удержал смешок, потому что вся решительность в его лице и движениях была натянута, как струна, которая вот-вот порвётся.
Конечно, Мин понимал, что у этого парня будут вопросы. Много вопросов. Но кто он такой, чтобы Юнги отвечал на них? Приятель? Друг? Любовник? «Не дай Бог», — подумал Юнги, чуть мотнув головой. Правильным ответом будет «потенциальная проблема».
— Для начала я хотел извиниться, — Чонгук чуть выровнял голос, после произнесённых слов заметно сглатывая и опуская глаза. — За свою навязчивость.
Сказать, что Юнги удивило сказанное — ничего не сказать. От недоумения он слегка нахмурился, продолжая глазеть на волнующегося парня, который, кажется, под испытывающим миновым взглядом чувствовал себя сверх некомфортно.
— Всё сказал? — отделавшись от ступора, Мин закинул ногу на ногу и сложил локти на столе, чуть наклонившись вперёд, чтобы его голос доходил исключительно до ушей Чонгука. — Ты извиняешься за навязчивость, но это делает тебя ещё более навязчивым, знаешь?
Брюнет, кажется, на некоторое время перестал дышать, с какой-то растерянностью вслушиваясь в звучание низкого мужского голоса. Юнги усмехнулся, когда представил, какая катавасия происходила на тот момент в чонгуковой голове. Перед ним сидела девушка, но говорила она мужским хриплым голосом. Мину стало интересно, понял ли этот парень вообще, кем является предмет его минувших воздыханий? Или Юнги ошибся и Чонгук действительно тупой?
— Я — парень, — буркнул Мин, склонившись ещё ниже и исказив лицо в гримасе, кишащей абсурдом.
— Я знаю, — мгновенно ответил парень, хоть и выглядел по-прежнему обескураженным. — То есть… Я понял это. Ещё вчера.
— Тогда какого, собственно, хрена тебе всё ещё надо? — протараторил Юнги, пытаясь унять в голосе шипение, которое проявлялось невольно из-за нарастающего раздражения. Вся эта ситуация начинала нервировать его. Чонгук начинал нервировать его.
— Ответы. Только и всего.
Он оглядел парня и понял, что тот до конца не избавился от боязни, а это было только плюсом. Но, ко всему прочему, Чонгук волновался и был весь такой неловкий, а вот это уже выглядело слишком странно со стороны. Если брать в расчёт то, что младший отдаёт себе полный отчёт касательно пола Юнги, то почему пытается как-то контактировать? Для чего? Юнги не думает, что любопытство Чона достигает таких больших размеров для того, чтобы вот так сидеть и ёрзать перед каким-то парнем в юбке.
— Я просто хотел извиниться и сказать, что не собираюсь никому ничего рассказывать, — брюнет всё ещё не поднимал глаз, разглядывая столешницу и на ней же неловко сцепляя ладони в замок. — Но не потому что напуган, а потому что хотел бы узнать тебя?
Ну отлично, приехали. Чонгук смело поднял глаза, разглядывая миново лицо, а Юнги чуть не рассмеялся на всю шумную столовую.
— У тебя что, совсем нет друзей? — хмыкнул Юнги, поджимая губы. — Не пробовал перестать быть надоедливым засранцем?
— А кто сказал, что я хочу дружить с тобой? — голос парня действительно приобрёл некоторые оттенки былой уверенности, заставляя Мина (совсем чуть-чуть) насторожиться. — Девушка, которая мне нравилась, оказалась парнем. По-твоему, у меня не может быть вопросов?
— Минуту назад ты, кажется, извинялся за навязчивость, — напомнил Юнги, начиная от возникнувшего в один миг напряжения постукивать ногтями по столу.
— Надо же было с чего-то начать разговор, — пожал Чонгук плечами, с неприкрытым интересом разглядывая минову тощую руку. — Но сказал я это всё равно искренне. Если бы я знал раньше, то не был таким навязчивым. Всего этого бы не было.
— Что-то совсем не верится, — быстро промямлил Мин. — Что мешает тебе оставить меня в покое?
— Не знаю. Любопытство? — начал было Чонгук, неуместно облапывая взглядом всё миново тело, начиная с тех же рук и заканчивая грудью, а затем упрямо уставился в глаза.
— Тогда засунь это своё любопытство себе глубоко в задницу, потому что ответы ты не получишь. При ином раскладе, если ты раскроешь рот, то знаешь, что с тобой будет, — зарычал Мин, скривив губы и стараясь выглядеть более-менее угрожающе, но парик и юбка в этом ему послужили огромной помехой, что злило ещё больше. — У тебя наглухо отбито чувство самосохранения?
Когда Юнги охвачен злостью и нервозностью, то в девяносто пяти процентах случаев он абсолютно забывает о том, что может сделать и какие могут быть последствия от этого. Злость и некое подобие неприязни, что Мин питает к этому парню — скверные чувства. Они убивают его здравые адекватные мысли и ту лёгкую, присущую ему апатию. Эта негативная эмоциональность заставляет его делать глупости и никогда не приводит ни к чему хорошему. Например, в этот момент единственное желание, которое Юнги хочет воплотить в жизнь — это вырвать Чонгуку… чёлку с корнем.
— Ты действительно будешь продолжать меня запугивать? — с каким-то то ли сожалением, то ли разочарованием выдал парень. — Это рано или поздно перестаёт действовать… Хён?
— Я тебе, блять, не хён, — утопая в бесконтрольном порыве злости и раздражения, Мин подался вперёд, всеми силами пытаясь побороться с дикой жаждой схватить Чонгука за лацканы выглаженного пиджака и умертвить, разбив его лицо об стол с одного единственного удара.
— Чонгук, — спасительный и в то же время грозный намджунов голос раздался над ухом, заставляя Юнги немного расслабленно выдохнуть. — Проваливай.
Брюнет, взглянув сперва на возвышающегося над столом Намджуна, а затем на покрасневшего от гнева Юнги, бросил какой-то многозначный взгляд в сторону второго и плавно поднялся из-за стола. Он поправил лямку рюкзака на плече и уже разомкнул губы, чтобы что-то сказать, но Намджун не переставал быть спасательным кругом в открытом море.
— Ты плохо слышал? — опустив одну бровь, Джун поставил поднос с едой на стол, и Юнги мог поклясться, что в этот момент младший выглядел настолько угрожающе, как никогда прежде.
Когда Чонгук поспешил ретироваться, боязливо озираясь на своего одноклассника, сам Намджун сел на его место, тут же сходу кидая:
— Остынь, окей?
— Он, блять, выводит меня из себя.
— Юнги-хён, утихомирься ты уже. На вас направлено такое количество взглядов, а ты едва не накинулся на него прямо в школьной столовой, — младший начал отчитывать Юнги, а весь его вид говорил о том, что он действительно чего-то недопонимает. — Что с тобой происходит?
— Ничего, — пробурчал Юнги, всё ещё раздражённо отводя взгляд куда-то в сторону.
— Ну конечно, очень в этом сомневаюсь. У тебя на шее вена вздулась. Так бывает, когда Юнджи запрещает тебе выбрасывать чайные пакетики после одного использования. С каких пор ты поддаёшься такой агрессии и ставишь себя под удар? — Намджун взгромоздил локти на стол, а Мин закатил глаза, тихо кинув себе под нос: «началось».
— Ничего не началось. Я серьёзно. Ранее ты равнодушно относился к подобным вещам, а сейчас даже не замечаешь, что бесишься по любому поводу и даже без. Если у тебя плохой день, то не стоит срывать злость на всяких Чон Чонгуках, — посоветовал младший уже чуть лояльней. — Тем более, если эти самые Чонгуки знают о некоторых вещах.
Юнги ничего не ответил, переваривая и проглатывая слова друга. И правда, Намджун всё верно подметил. Чего это он так не на шутку завёлся? Столь неоправданная злость была крайне редко присуща Мину, но что-то выбивало его из колеи. Что именно — Юнги ещё не разобрался.
— Так что, действительно плохой день? — спросил младший, стягивая с красного подноса маленькую коробочку молока и отвинчивая на ней крышку.
— Смотря с чем сравнивать, — отозвался Юнги, поджимая нижнюю губу и разглядывая еду, купленную другом. — Плохими были три прошлых года, но на фоне двух прошедших отвратительных недель они очень даже неплохи. А сегодняшний день — просто паршивый.
— Да ты у нас пессимист со стажем.
— Всё верно, — бесстрастно согласился Юнги, качнув головой. — И поэтому я почти всегда оказываюсь прав, так что твой оптимизм может пойти в жопу. А использованные пакетики чая — дерьмо.
***
Тем же вечером Юнги поменял свои планы и вместо того, чтобы отсыпаться, решил растрясти кости, прихватив свою доску и отправившись в скейт-парк. К вечеру на улице немного похолодало, поэтому он надел чёрную толстовку и джинсы, дыры на которых вовсе не «дизайнерские», а появлялись именно после скейт-парка.
Мин не мог отпустить момент в столовой. Тот самый, когда он ни с того ни с сего разозлился. Прежде он сохранял холодность и бессердечность в отношении Чонгука. Теперь же этот шпингалет выводит его на злость, а это не есть хорошо, потому что злость — это тоже эмоция. А в Чонгуке ли дело вообще?
Встав на со временем потёртый, но любимый скейт, Юнги (для разминки) покатился вдоль специальной дорожки, периодически отталкиваясь ногой от бетона и засовывая руки в карманы толстовки. Он думал о том, что сегодняшний случай разжёг в нём дикое желание каких-то сильных чувств и ощущений. Бешеная злость на этого мелкого засранца трансформировалась на секунду в злость на тусклые, нормированные дни. Яростная потребность разнести что-нибудь на куски, стол, например, окно или самого себя. Совершить какую-нибудь глупость, вывалить на голову Чонгука пудинг, растлить какую-нибудь школьницу или свернуть шею нескольким преподавателям. Но в чём причина? В чём же причина всего этого? Что служит движущей силой?
Опустившись на «дно» рампы, Юнги ставит скейт на бетон и выдыхает. Оглядывается по сторонам; в четверг вечером здесь почти всегда никого нет. Он с вызовом смотрит на скейт. «Вэриал» является технически сложным трюком, который нельзя проделать, не отработав «поп шоув-ит». Мин же всё время упрямо пытался доказать, что «вэриал» можно проделать без отработки «поп шоув-ита». Вследствие чего он выбросил уже двое джинсов и одну футболку, ведь бесконечность — не предел, а упрямство Юнги — бесконечность.
Ещё раз вздыхая, Юнги встаёт на доску, начиная разгоняться. Вся сложность трюка заключалась только в двух вещах: первое — доска улетает назад за спину и ты можешь (не)благополучно приземлиться на бетон. Чтобы избежать этого, надо сразу же во время щелчка и закручивания доски отпрыгнуть немного назад, практически так же, как и при «поп шоув-ите». Ко второй сложности трюка переходить не стоит, потому что Юнги не отработал ключевую деталь «вэриала», именно это и служит причиной того, что он падает на колени, вовремя реагируя и вытягивая перед собой ладони.
Хорошо, столкновения лица с бетоном удалось избежать. Поднимаясь на ноги, Мин отряхивает от грязи ладони и продолжает упираться рогами в ворота. Он проделывает одно и то же снова и снова. Опять и опять. Пять, десять раз. Итог один — он приземляется на свидание с прохладным цементом, строя вереницу из матов.
— Сука! — вскрикивает он, отчаянно ударяя ладонью по шершавой поверхности и обессиленно падая на спину.
Юнги и не заметил, как небо начало стягивать чёрно-синим приятным оттенком. На город опускался поздний вечер, а для кого-то ранняя ночь. От многократных попыток Мин слегка переутомился и вспотел, но остывший благодаря вечерней свежести бетон приятно холодит спину через ткань толстовки. Юнги, глядя на застеленное наступающей ночью небо, уже почти срывается и едва позволяет мыслям о Чимине прокрасться в голову, как в кармане начинает вибрировать телефон.
— Привет, — поднося гаджет к уху, он улыбается, так как несказанно рад услышать ровный девчачий голос, пусть и немного уставший.
— Добрый вечер, оппа, — произносит Юнджи, и Мин чувствует на себе лишь малую частичку её утомления. — Я только закончила с домашними упражнениями и решила позвонить.
— Для начала ответь мне: чем и сколько раз в день ты питаешься? — строго произносит брюнет, нахмурившись. — И не пытайся увиливать. Я знаю, когда ты это делаешь.
— Да брось, Юнги-оппа, — засмеялась девушка, а у Юнги приятно потеплело внутри. — Я не вспомню, потому что ем слишком много. С этого момента я буду присылать тебе фотографии всех своих перекусов, но, боюсь, у тебя не хватит на телефоне памяти для этого.
Мин смеётся, опуская глаза и разглядывая шнурок толстовки.
— Лучше расскажи, как у тебя дела, — попутно что-то делая, отзывается сестра на том конце телефонного провода.
В какой-то момент Юнги думал, что звонок сестры стал спасительным для него, но нет. Он ошибся. Когда в голове образуется ясный, как день, образ Чимина, сидящего неподалёку во время наказания, Мин свободной ладонью припечатывается к лицу. Он думает о нём даже во время разговора с сестрой. Да что же это, блять, такое?
— Хэй, ты там? — после недолгой молчаливой паузы спрашивает девушка.
— Я должен кое-что рассказать тебе, — размыкая губы и выпуская нервный выдох, Юнги снова смотрит на шнурок толстовки, начиная неловко его теребить.
— Что-то случилось? — всё внимание Юнджи сосредотачивается на разговоре, а голос звучит чуть обеспокоенно.
— Мне, кажется, кое-кто нравится.
Снова повисает эта чёртова тишина, которая просто до усрачки пугает старшего. Он закрывает глаза, нашёптывая самому себе: «идиот, идиот, идиот». «Ты ведь просто хочешь его, разве нет?» Но Мин ведь не скажет своей младшей сестре о том, что хочет чей-то член. Даже не чей-то, а какого-то зазнавшегося сопляка, который может унизить его одним взглядом. «Нравится» — не всегда значит то, что должно значить, поэтому Юнги спешит исправить ситуацию:
— То есть… Я хотел сказать не то, чтобы…
— О Боже, Мин Юнги! — наконец-то реагирует сестра визгом, да таким, что Мин, сморщившись, отстраняет от уха телефон. — Неужели настал тот день, когда тебе по-настоящему кто-то нравится? Серьёзно?!
— Ой, ну опять ты начинаешь, — мямлит Юнги, пытаясь найти выход из тупика, в который сам себя и загнал.
— Моё естество жаждет подробностей, — в нетерпении парирует девушка. — Кто это? Как вы познакомились?
— Притормози, ладно? — пытаясь придать голосу оттенок спокойствия, Мин снова смотрит на тёмное небо. — Я не совсем это имел в виду.
— А что же ты имел в виду? — спрашивает Юнджи, а Мин готов дать пальцы на отсечение, что она сейчас подозрительно и в какой-то мере испытывающе щурится.
— Ничего серьёзного, на самом деле.
— Врёшь ведь.
— Нет.
— Оппа.
— Не вру, — довольно настойчиво и убедительно отрицает Юнги.
— Ты ведь знаешь, что можешь всё мне рассказать? — немного обиженно произносит девушка, а звучание её голоса из восторженного трансформируется обратно в усталый.
— Да, конечно. Я знаю это, просто… — он на некоторое время замолкает, обдумывая свои слова. — Я сказал это не подумав, потому что на деле ни в чём не уверен. Я расскажу тебе всё, как только смогу разобраться в этом, хорошо?
— Ты обещаешь? — с опасением и толикой требовательности Юнджи не спрашивает, а просит.
— Обещаю, — улыбается Мин.
После окончания разговора Юнги решает попробовать сделать «поп шоув-ит».
***
В пятницу вечером Мин с полной уверенностью набирает номер Джина и предлагает отправиться в паб, чтобы изрядно накидаться. Друг охотно принимает его предложение, ссылаясь на утомительную рабочую неделю. Юнги собирается недолго, надевая чёрную футболку, а поверх неё широкую свободную рубашку в вертикальную алую полоску.
Все годы, что Юнги провёл в большом городе, у него не было более верного друга, чем Сокджин, когда он был трезв. В прошлую грандиозную попойку Мин проснулся в каком-то незнакомом фургоне на другом конце города, весь испачканный в меду. На вопрос «что, блять, произошло?» Джин пожимал плечами, предполагая, что они, возможно, пытались ограбить пасеку. Есть только одно «но» — это был январь. Каждый градусный забег двух друзей — это всегда тайна, покрытая мраком.
Повторять их неоднократные алкогольные приключения Юнги не хочет от слова «совсем», поэтому, сидя за барной стойкой, заказывает себе светлое пиво, пока ждёт вечно опаздывающего Джина. Если серьёзно, то Мин очень рад, что у него есть такой друг, которому можно доверить свои переживания, на которого можно опереться в любой момент и просто сказать: «я пиздец, как устал» — и обрести миг отдыха. Мин принял решение, что, чуть подпив, расскажет Сокджину о том, что каждый день напяливает юбку и притворяется своей младшей сестрой. Он уверен на все сто процентов, что Джин ни за что не пристыдит его. Юнги даже не совсем понимает, почему не рассказал ему об этом двумя днями ранее.
Джин наконец-то прибывает на место, когда Юнги уже начинает скучать, разглядывая пузырьки, что копошатся в бутылке пива. Друг недовольно прыскает, когда видит слабый напиток в руках Юнги, и заказывает бутылку соджу, ссылаясь на то, что дела с салоном идут прибыльно. Далее всё идёт своим чередом. Интересные разговоры, приятная музыка и дурманящий голову запах алкогольных напитков.
Через некоторое время телефон Джина, лежащий на барной стойке, вибрирует, и он отходит на некоторое время, потому что в пабе становится шумно, как и всегда в пятницу вечером. Юнги замечает, что бармен начинает с ним флиртовать, когда друг возвращается и спасает его от неловкости. Парень, конечно, симпатичный и довольно профессионально мешает коктейли, но Мин предпочитает уйти отсюда в одиночестве.
— Ты не против, если к нам присоединится мой друг? — усаживаясь на высокий барный стул, Джин отправляет телефон во внутренний карман кожаной куртки.
— Что? — спрашивает Юнги, но не от вопроса, а оттого, что не расслышал.
— Представляешь, у меня помимо тебя есть ещё друзья. Это — нонсенс, правда? — театрально шутит брюнет, получая от захмелевшего Мина тычок в плечо.
— Я просто подумал, что не расслышал, мудак, — усмехается Юнги. — А так да — это полный нонсенс. Что за друг-то хоть?
— Он рисует некоторые эскизы для татуировок по моей просьбе. Очень способный парень, правда, школьник ещё, — наполняя громоздкие рюмки соджу, Джин жестом указывает бармену на пустую чашу из-под фруктов, чтобы тот «обновил».
— На малолеток потянуло? — щурится Юнги, ёрзая на стуле и ощущая приятную лёгкость в теле, зовущуюся опьянением. — Его хоть пустят сюда и нальют что-то крепче колы?
— Ты что! Я после того раза с ошалевшей истеричной школьницей — ни-ни. Младше двадцати одного ни за что и никогда, — протестует Сокджин, пододвигая к Мину наполненную рюмку. — Уже договорился, пустят.
— Ну ты и махинатор, и когда всё успеваешь?
Разговор плавно перетекает в другое русло. Юнги соврёт, если скажет, что недоволен вечером. Он понимает, что хмелеет чуточку сильнее, когда ловит себя на том, что отвечает на флирт бармена. И всё идёт таким чудесным и просто потрясающим чередом, пока не случается очередная херня. Юнги, наверное, никогда не смирится с тем, что ему так не везёт.
На самом деле встречаются люди всегда случайно. Неминуемо, неотвратимо, по своей воле или же нет, но всегда встречаются и зовут это «судьбой». Юнги же всегда считал, что нет в мире какой-то определённой правды. Чушь и бредни это всё… Потому что у каждого своя правда, и у всех жизнь складывается, как ей хочется. Но, блять... Такими темпами Мин серьёзно превратится в заядлого фаталиста, ибо то, что происходит, можно назвать только судьбой. Просто отвратительной, дерьмовой, идиотской судьбой, которая, видимо, находит невероятно забавным так подставлять его. Такая коварная и кривая линия судьбы может быть только у конченного человека, и Юнги правда думает, что он — просто Конченный Человек, когда Джин машет рукой своему прибывшему другу, а Мин поворачивает голову и видит лицо, которое снится ему в мокрых кошмарах.