Стремящийся ввысь

11

Двор Существ кишел всеми видами монстров, которые только можно себе представить. Какое-то время он не был так упакован. На самом деле, он не был таким перегруженным с тех пор, как Кендо впервые прибыл в Олден. Это казалось таким давным-давно. Мелани плыла позади него, наполовину настоящая, а наполовину нет, мерцая. Глаза Кендо были застеклены, когда он пробирался сквозь толпу, мимо зеленоглазой женщины в тоге и скрученном ожерелье лабиринта, которая тащила Минотавра за цепь, мимо, казалось бы, нормального китайца с ящерицей водяного дракона на плече и полированным золотым ножом, обтянутым в его поясе, мимо обычных гоблинов и упырей. мимо каппы, мула, у которого был огонь для ног, и бледной женщины в кроваво-красном кимоно, несущей катану и ее партнера-близнеца Кодачи. Оба меча имели белого мраморного дракона для шлема и рубиново-красную оболочку, чтобы соответствовать одежде женщины. Она ухмыльнулась Кендо, когда проходила мимо него, не сказав ни слова. Отвлеченный тревожным обаянием женщины, он споткнулся о улитку высотой три фута, которая издала булькающий, скрипучий шум на него.

Подобные вещи случались так часто в Олдене, что Кендо не удосужился подумать об этом дважды. Он сошел с пути улитки и пошел дальше, а Мелани болталась позади него. Он чувствовал, как весы фаститокалона тускнеют в его кармане, все больше и больше с каждым днем. С момента смерти Гривгаса два дня назад Кендо не мог не чувствовать, что Мелани на самом деле была не более чем плодом его воображения. Она только начала сниматься так... фальшивка. Что-то сломалось в Кендо в тот день, собирался ли он признать это или нет.

Для Кендо Мелани больше не была личностью. Она была воспоминанием, и она исчезала, как одна. Тем не менее, он не мог заставить себя не думать о ней. Но в то же время он чувствовал себя виноватым в том, что хранил ее память с ним, как будто он мешал ей двигаться дальше. Ну, он полагал, что на самом деле не знает, как это работает. Он издал хрюканье и протащился мимо зомби в красной бейсболке.

Фрэнк, так звали зомби, вспомнил Кендо. Кендо видел его в суде раньше. Он всегда играл в покер с тремя другими зомби за задним угловым столом хижины Виктора. Это была та самая хижина Виктора, в которую он входил в настоящее время; он был практически единственным в Суде, кто не ел себя, не сжигал или не разрывался на куски какой-то формой неземного паразита. Уилфред был эмоционально невосприимчив в течение некоторого времени, и Кендо не был так уверен, что старый преодолеет пас Гривгаса без какой-либо посторонней помощи. И если и было что-то очевидное в Уилфреде, так это то, что Виктор был единственным человеком (ну, существом), способным вытащить его из ступора.

По дороге внутрь Кендо чуть не наступил на маленькую черную песчанку. Это дало ему раздраженное подергивание носа. «Извините! Я иду сюда», — сказала песчанка тоном избалованного ребенка. Он отвалился как раз в тот день, когда Кендо собирался раздавить его, но за ним не стоило гоняться. Кендо вздохнул и отодвинул бамбуковый занавес в сторону, войдя в хижину.

Монстры в этой хижине были в трауре. Кендо не мог вспомнить время, когда Уилфред сломался, когда он видел, как кто-то в Олдене плачет. Тем не менее, он не мог отрицать, что это то, что здесь происходило. Стая тонких бумажных драконов из листьев хныкала и сопела в одном углу, кружась вокруг друг друга в каком-то церемониальном танце. Этот фиолетововолосый птенец сидел обескураженный в баре, вращая пальцем вокруг своего шала, так что он издавал ужасный звонкий звук. Это заставило Кендо съежиться; он был настолько высоким, что его уши не переставали звенеть, даже когда она переставала тереть ободок и безнадежно опустила руки себе на колени. Дикий кабан с черными драгоценностями для глаз держал рот в открытой щели и стонал, скулил и плакал. Кендо задавался вопросом, почему он не услышал плач извне. Какая-то магия, догадался он. Он привыкал к Олдену и его странным, бессмысленным способам. Виктор был сзади, смешивая кому-то дурно пахнущий напиток, и Кендо пробирался туда, проходя мимо табуретов и столов, которые капали слезами и кладами на клады существ, стонущих и соплящих и издающих всевозможные непонятные носовые звуки. Воздух был густым внутри хижины, как будто Кендо вошел в невидимый, удушающий дым.

«Это аура раскаяния, — сказал Виктор Кендо, даже не повернувшись к нему лицом, — сегодня вечером она толще, чем была в течение долгого времени». Очки в руке Виктора сцепились, когда он шарахнулся ими на прилавке, организуясь. Если бы Кендо не знал ничего лучше, он бы подумал, что Виктор кажется сокращенным.

Кроме того, Кендо никогда не слышал, чтобы Виктор говорил так официально. — Что происходит? — спросил он, искренне обеспокоенный. Виктор не был тем типом, чтобы когда-либо говорить серьезно или делать поспешные, неистовые движения. Прямо сейчас он делал и то, и другое. Это беспокоило Кендо больше, чем все, что он видел в Олдене в течение довольно долгого времени.

«Вы не можете видеть его, но он здесь, — продолжил Виктор, — все вокруг нас. Везде». Было так отталкиваюло видеть, как Виктор ведет себя совсем не кокетливо и гладко.

Кендо наклонился над барной стойкой и заглушил свой тон, даже не имея в виду: «Хорошо, но что происходит?»

Мелани исчезла в поле зрения. У нее был далекий и несосредоточенный взгляд на лице, как будто она наблюдала, как крошечный жук летает вокруг, которого никто другой не мог видеть. Она крутилась вокруг себя и улыбалась, бредя. Треть ее цвета вернулась.

— Видишь? Виктор жестом показал Мелани: «Она видит это. Нормальные люди не могут».

— И?

«Это везде. Раньше он охватывал весь Олден, когда впервые проявился. По крайней мере, так говорят истории».

Кендо выгнул бровь на Виктора. Он решил перестать пытаться получить от него прямой ответ и вместо этого нажал на вопрос, по которому он был здесь в первую очередь. «Я не думаю, что Уилфред очень хорошо воспитал смерть Гривгаса. Я не знаю, что с ним делать».

Он получил от Виктора грустную ухмылку и «Никто не знает, что с ним делать».

Кендо ушел с пути Виктора, когда он обошел бар, чтобы принести кому-то свой напиток. Кендо последовал за ним мимо всех плачущих существ к одному столу, где златоглазая женщина, у которой было что-то похожее на яичную скорлупу для кожи, вынесла кубк из руки Виктора и даже не поблагодарила его, прежде чем сбить все это одним глотком. А затем Кендо последовал за Виктором обратно в бар.

Несмотря на то, что теоретически это было бы громко из-за всех существ, стонущих и соплящих, хижина казалась Кендо тише, чем обычно. Он понял, что музыка не играет. Обычно в одном углу была нимфа, которая играла на своей арфе, но сегодня она отсутствовала. Это сделало это место намного жутким, чем к чему привык Кендо. Он был окружен стонущих, плачущих, стонущих монстров, и не было никакого способа заглушить его. И в довершении всего, Мелани вела себя так, как будто ее не существовало, а Виктор вообще не помогал. Кендо не понимал, что было такого ужасного в смерти Гривгаса.

— спросил он. И Виктор тут же выбросил его из хижины.

«Просто вернитесь домой, если хотите узнать, что в этом плохого. Вы не покидали Олден в течение нескольких недель. Глупый человек». Если бы можно было захлопнуть бамбуковый лист, как будто это была дверь, Виктор бы это сделал. Но вместо этого он согласился вернуть его на место с гораздо большей силой, чем было необходимо. Он качался взад и вперед; свет от живых фонарей внутри хижины выглядывал сквозь трещины, когда он качался, звук становился приглушенным и неразгнутым в тандеме с качанием бамбуковой простыни.

«Я думаю, что вы созлили его», — прокомментировала Мелани.

«Заткнись». Кендо вздохнул, засунул одну руку в карман и другой поцарапал заднюю часть шеи. Вернуться домой? Неужели они действительно ожидали, что он сделает это после всего этого? Он думал о своем отце и своем дрянном доме, а также о любой дрянной новой девушке, которую его отец привел бы домой в то время, когда его не стало.

Он не хотел возвращаться. Конечно, нет.

Аура раскаяния окружила Кендо, схвятывая его, как змея сжимает свою скрипучую, извивающуюся добычу. Возможно, это было тонко, но Кендо определенно чувствовал это, невидимо это или нет. Он был живым, и это затрудняло дыхание. Он несколько раз кашлянул и убежал от хижины Виктора, выйдя на открытый корт. Мелани дрейфовала позади него.

Сам Суд теперь пуст. Все существа либо просто исчезли, либо находились внутри хижин по краям горных деревьев. Это было жутко, тихо и неудобно. Кендо слышал, как он дышит.

— Где все?

Мелани исчезла из поля зрения. Когда она снова материализовалась, все, что она дала ему, это пожать плечами, и Кендо не мог избавиться от ощущения, что он разговаривает сам с собой. Может быть, она действительно ушла, на этот раз навсегда. Может быть, это все было в его голове. Кто знает.

«Я думаю, что я должен просто пойти домой».

На этот раз ответа от Мелани нет; она безучастно смотрела на Кендо, как будто его там не было. Как будто ее там не было.

Кендо вздохнул. Он высунул свои разноцветные волосы с лица, засунул обе руки в карманы и пошел прочь, направляясь к воротам. Когда Уилфред впервые начал обучать магии Кендо, он показал Мелани и ему самый простой выход из Олдена, который был через трещину в одном из деревьев, окружающих Двор. По словам Уилфреда, в этом месте было легче всего, потому что там была трещина в Реальности, всегда меняющая форму, но постоянно. Вы могли сказать, когда вы были рядом, пахло ли воздух навозом и вафлями, по крайней мере, так Мелани описала зловоние. Сапоги Кендо хрустили по земле, эхом отзываясь в тишине. В воздухе висял туман. Этот резкий запах проник в нос Кендо, и он понял, что приближается.

Он шел домой. После нескольких недель отсутствия там, отсутствия работы со школой, даже без необходимости есть, потому что он никогда не был голоден в Олдене; он шел домой. Он поинтересовался, заметил ли его отец его отсутствие. Он решил, скорее всего, нет. Трещина в Реальности расширилась перед ними, когда весы фаститокалона перетасовывались в кармане Кендо, над и под его пальцами, петляя, как шпагат. Мелани нагромолась на трещину, которая представляла собой белый свет, который каким-то образом умудрялся не быть ослепляющим, и она дергалась из поля зрения.

Кендо вспомнил, как впервые встретил Мелани. Она выглядела так, как будто прошла через ад, стоя на этой автобусной остановке. Но даже с ее волосами и грязным лицом, испачканным слезами, она выглядела живой. Такой она была всегда. Она всегда могла оттянуть себя после того, как случилось что-то плохое; по крайней мере, так начал верить Кендо. По правде говоря, он не знал ее очень долго, прежде чем она умерла. Что, если он неправильно оценил ее с самого начала? Что, если то, как он видел ее, было просто фантазией, которую он хотел бы, чтобы она могла исполнить для него? Возможно, это была настоящая причина, по которой она была такой заманчивой. Тем не менее, даже если это не было исполнением желаний со стороны Кендо, даже если все те вещи, которые он думал о ней, были действительно правдой, Мелани была мертва. Это было ясно. Он должен был отпустить ее давным-давно.

Он решил. Лицом к ней медленно, решительно; Кендо дотнул весы фаститокалона из кармана. Они светились в знак протеста, когда осознание поразило Мелани. Он собирался стереть ее. Постоянно. Она действительно больше не имела для него значения. Если бы она все еще могла что-то чувствовать, она предполагала, что это задело бы ее чувства. Возможно, это даже разозлило ее. Она стояла, нет, не стояла, существовала,перед Кендо и носила на своем лице самые пустые выражения. Штраф. Он хотел, чтобы она ушла. Она была готова. Заняло у него достаточно много времени.

Полное отсутствие шума казалось подходящим для Кендо. Его дыхание было поверхностным и далеким, и холод щекотал волосы на его руках; они встали дыбом, но Кендо заставил себя не дрожать. Он держал перед собой фаститокалон.

И он колебался.

«Что? После всего этого вы даже не собираетесь проходить через это? Ты собираешься на этот раз?» Мелани пожаловалась.

Этот ее тон. Этот ее гребаный тон. Теперь, когда он подумал об этом, Кендо не мог понять, почему она ему вообще нравится. Он прижимал весы фаститокалона к земле и наблюдал, как они разбиваются. Затем он повернулся спиной к Мелани, когда она исчезла, шагая через пустоту.

Это было сделано. На этот раз она навсегда исчезла; нет пути назад. Никаких вторых шансов.

Кендо пришлось проглотить слезы.

Вскоре свет отступил, и Кендо оказался на пути Гривгаса, зловоние навоза и вафель исчезло, когда новый аромат достиг его носа: запах умирающих полевых цветов и речной воды и старого, изношенного гравия. Реальность встретила его легким ветерком и легким снегопадом. Кендо даже не знал, что дома зима; его внезапно напугало, сколько времени он, должно быть, провел в Олдене. Но он высосал его, обнял себя, чтобы согреться, и направился по тропинке к своему дому. Снег был ледяным, и он хрустил под его сапогами, прежде чем превратиться в слякотный подлесок. Становилось темно, но все еще было светлее, чем вечное ночное время Олдена.

По дороге домой Кендо проехал мимо трех грузовиков с отходами, собираю с местных улиц. Обычно он ничего бы не подумал об этом, но сегодня он не мог не думать о Гривгасе. Предупреждение Виктора отозвались в сознании Кендо.

«Просто вернитесь домой, если хотите узнать, что в этом плохого», — сказал Виктор.

Ну, вот он. Кендо стоял на пороге и по привычке потянулся к заднему карману. Но потом он понял; он не носил с собой ключ от дома в течение некоторого времени. Он тяжело вздохнул и сосредоточился, зная, что такая простая магия не потребует усиления фаститокалона, даже за пределами Олдена. Мягкое медное свечение жужжало в его ладони, прежде чем оно превратилось в форму ключа. Кендо ухмыльнулся и засунул его в замок.

Он застрял на полпути в замочную скважину. С гримасой Кендо выругался и выбил его за дверь. Он поднял его и посмотрел на него, как будто это каким-то образом заставит его работать. Он предположил, что не знает точной формы своего ключа. Зубы должны были быть однобокими или косыми или что-то в этом роде. Успокаивая свое раздражение особенно сильной дрожью, Кендо попытался придумать способ проникнуть внутрь, который не был бы связан с ключом.

Он мог пробить дыру в двери. Это было бы беспорядочно, и его отец, вероятно, был бы по этому поводу. Или он может проявить кредитную карту и попытаться разблокировать ее, как это делают шпионы в фильмах, вдвинув карту в дверь и извивая ее. Он был достаточно умен, чтобы знать, что что-то подобное никогда не сработает в реальной жизни. Переходя с одной стороны сутулости на другую, Кендо остановился один раз, чтобы нетерпеливо постучать ногами, прежде чем продолжить. Было холодно. Его руки немели.

Наконец он выкашлял мороз из своих легких и трижды громко постучал в дверь. Потребовалась целая вечность, прежде чем он услышал, как сапоги его отца бьют пол с другой стороны двери, и еще больше времени, чтобы замок открылся, когда Джон открыл дверь. Кендо не вошел и наблюдал в жесткой тишине, как Джон наклонил весь свой вес на дверь, над его головой висяло запястье. Он пахнул виски и носил только боксеры.

—Сынок». Джон звучал так, как будто его слова не регистрировались в его мозгу.

— Папа.

Медленно Джон прочистил горло. «Ты не был «круглым в нескольких», — подумал он на мгновение. Потребовалось больше усилий, чтобы собрать вещи вместе, чем обычно. Так же, как пальцы Кендо потеряли все свои чувства, он сказал: «Долгое время».

Кендо катался взад и вперед на ногах в тщетной попытке согреться. После всего этого его отец был пьян. Жизнь просто не могла стать лучше, не так ли? «Да, было навсегда. Могу ли я войти?»

Джон наклонился вперед, выведя себя из равновесия. «Разве ты не используй этот тон со мной», — начал он, но Кендо уже прошмыгнул мимо него и пробрался в его комнату, которая была в той же кучи своей кучи упорядоченного хаоса, в которой он всегда держал его.

Кендо рухнул на кровать, услышав, как его отец вздохнул, поругался и захлопнул дверь в большую спальню. Он, вероятно, даже не вспомнил бы свой разговор с Кендо утром. Эта мысль заставила Кендо задаться вопросом, какой это был день. Он повернул голову, чтобы посмотреть, остался ли его календарь нетронутым.

Потом он увидел это. Это была куча одежды, которую Мелани оставила у его постели до того, как произошло все это сумасшедшее дерьмо. Внезапно почувствовав невыносимо жаркое и взволнованное, Кендо топнул к своему окну, распахнул его настолько крепкой хваткой, что его костяшки пальцев стали белыми, и выбросил всю одежду Мелани на улицу. Он наблюдал, как ее юбка и блузка погружаются в слякоть с жалким невнятным звуком. Холодный воздух, который свистел в его спальне, успокаивал агрессию Кендо, даже если он сдувал все его свободные бумаги. Он в последний раз взглянул на кучу грязной одежды, не вздрагивал, и закрыл окно. Он сделал два шага назад, проглотил и закрыл свои дешевые, дрянные жалюзи.

Хороший райдданс.

Тем не менее, каким-то образом, несмотря на то, что он был так уверен в себе, когда стирал ее, Мелани преследовала его сны в ту ночь; и в те утренние часы, когда он проснулся таким неловко напряженным после своих кошмаров, Кендо задавался вопросом, действительно ли он когда-нибудь избавится от нее.