Решала для Царя

Глава 3

Лифт, ведущий в пентхаус-офис Глеба, двигался бесшумно и слишком быстро. Алиса смотрела на свои отражение в полированной стали дверей. Кукольное лицо было бесстрастной маской, только легкая тень под глазами выдавала колоссальное напряжение последних часов. Черное платье, оружие в переговорах, теперь казалось ей саваном. Она поправила глубокий вырез, механический жест. Готовься. Он видел всё.

Двери лифта раздвинулись беззвучно, открывая просторный холл, ведущий в святая святых – кабинет Царя. Пол был из черного мрамора, стены – из темного дерева. Воздух был стерильно чист, пахнул дорогой кожей, металлом и… властью. Ее шаги по мрамору отдавались гулко в тишине.

Дверь в кабинет была приоткрыта. Алиса вошла, не стуча. Это не приветствовалось. Глеб стоял у панорамного окна, спиной к ней, созерцая город, раскинувшийся внизу, как его владения. Его высокая, мощная фигура в идеальном костюме казалась монолитом на фоне вечерних огней. Он не обернулся.

— Закрой дверь, — его голос был низким, спокойным, но в нем вибрировала энергия, знакомая Алисе до дрожи.

Она выполнила. Щелчок замка прозвучал как приговор.

— Марат позвонил, – начал Глеб, медленно поворачиваясь. Его черные глаза, как угольки, сразу нашли ее, прошли оценивающим, тяжелым взглядом от каблуков до макушки. Шрам на брови придавал его взгляду дополнительную жестокость.

— Он впечатлен. Говорит, у него до сих пор трясутся руки. — Уголок губ Глеба дрогнул в подобии улыбки. Не доброй. Триумфальной. — Ты была великолепна, Алиса. Холодна, как лед. Точно знала, куда бить.

Алиса стояла неподвижно, руки вдоль тела.

— Я выполняла задачу, Глеб Викторович.

— Выполнила.

Он медленно подошел к ней, его шаги были бесшумны на толстом ковре. Он остановился так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло, запах его дорогого одеколона, смешанный с чем-то более животным – возбуждением и властью. Его взгляд скользнул вниз, к глубокому вырезу платья, задержался на линии груди. Алиса заставила себя не отводить глаз, смотреть прямо на него.

— Ты не просто выполнила. Ты унизила его. Напомнила ему, кто здесь Царь.

Его рука поднялась, не для ласки, а чтобы провести кончиком пальца по ее обнаженной ключице. Прикосновение было обжигающим и властным. — И это… это заслуживает награды.

Он повернулся и подошел к массивному сейфу, встроенному в стену. Через мгновение он вернулся, держа в руке длинную бархатную шкатулку. Открыл ее. Внутри на черном бархате лежало колье – тяжелая платина, усыпанная крупными, идеально ограненными изумрудами цвета ее глаз. Дорогое. Холодное. Как клетка.

— Для твоих изумрудных глаз, – Глеб сказал это без тени нежности. Это был акт обладания. Он взял колье, его пальцы с татуировками на костяшках выглядели грубо на фоне изысканной работы. — Повернись.

Алиса медленно повернулась к нему спиной. Она почувствовала, как тяжелые, холодные камни легли на ее кожу у основания шеи. Его пальцы, застегивая замочек, коснулись ее кожи. Дрожь, которую она не смогла подавить, пробежала по спине.

— Прекрасно, — прошептал он у нее над ухом, его дыхание обожгло кожу. Его руки опустились на ее плечи, сжали их, не давая двинуться.

Оно подчеркивает, кому ты принадлежишь. Как и все остальное в тебе.

Флэшбэк (Алисе 11 лет)

Холод. Такой пронизывающий холод, что он, кажется, выжег все слезы. Она стоит в огромном, чужом кабинете, похожем на этот, только светлее. Перед ней – Виктор Петрович, отец Глеба. Высокий, грозный, с глазами, как у сына, но в них сейчас – что-то другое. Нежность? Или просто чувство собственности?

Ее отец, Николай, его правая рука, погиб неделю назад. Автомобильная авария. Она осталась одна. Совсем одна.

— Алисочка, — голос Виктора непривычно мягкий. Он кладет тяжелую руку ей на голову. Рука теплая, но чужая. — Ты теперь моя дочь. Понимаешь? Моя. Я позабочусь о тебе. Обещаю.

Она смотрит на него снизу вверх, ее зеленые глаза огромны от горя и страха. Она хочет своего папу, его смех, его запах дешевого табака и кожи, а не этот роскошный кабинет и тяжелые руки Виктора.

— Мы – семья, Алиса, — продолжает Виктор. Его взгляд становится жестче. — Семья – это все. Мы держимся вместе. Мы не плачем. Мы помним. И мы становимся сильнее. Я научу тебя. Как научил бы твой отец.

Он ведет ее к окну, показывает огромный дом, сад, машины.

— Это все твое теперь. Но помни, девочка: все, что у тебя есть, все, что ты будешь иметь – от меня. Ты обязана мне всем. Я жду верности. Навсегда.

Его слова падают на нее, как камни. «Обязана всем». Она не хочет этого всего. Она хочет папу. Но папы нет. Есть только Виктор Петрович, его холодная забота и неотвратимое чувство долга, которое уже начинает душить.

Настоящее

Руки Глеба на ее плечах сжались сильнее, вернув ее в реальность. Его губы коснулись ее шеи, чуть ниже застежки колье. Поцелуй был влажным, требовательным.

— Ты обязана мне всем, Алиса, — его голос был густым, как патока, но с ядом внутри. — Этим талантом… этой красотой… этой жизнью. Без меня, без моего отца… ты была бы ничем. Или трупом в канаве, как твой папаша.

Слова ударили, как ножом под ребра. Николай. Его имя всегда было ее больным местом. Глеб знал это. И пользовался. Всегда.

Он резко развернул ее к себе. Его черные глаза пылали. В них не было благодарности за успешные переговоры. Были похоть, обладание и готовность взять то, что, как он считал, принадлежало ему по праву.

— Ты моя лучшая инвестиция, Алиса. И моя самая красивая вещь. Не забывай этого.

Его губы грубо нашли ее губы. Поцелуй был не про нежность, а про маркировку территории. Его руки скользнули вниз, к ее талии, потом ниже, сжимая ее бедра через тонкую ткань платья, притягивая к себе. Алиса не сопротивлялась. Она знала, что это бесполезно. Хуже того – это могло разжечь его гнев. Она позволила своему телу стать податливым, отключила разум, уйдя в ту пустоту, где не было ни боли, ни унижения, ни ненависти, которая клокотала внутри нее, как лава. Она смотрела поверх его плеча на холодные огни города, пока его руки рвали застежку платья на спине.

Обязана всем. Слова Виктора, подхваченные и усиленные Глебом, звенели в ее ушах громче, чем звон падающей на пол одежды. Они были правы. Она была куклой, которую вылепили, обучили, нарядили в роскошь и использовали. Ее Bentley, ее дом, ее навыки, ее тело – все это было частью цены за выживание. Цены, которую она платила с тех пор, как умер отец.

Глеб прижал ее к холодной поверхности массивного стола. Камни колье впились в кожу шеи. Его дыхание было горячим и тяжелым. Алиса закрыла глаза. Она ненавидела его. Ненавидела его руки, его поцелуи, его власть над ней. Ненавидела этот кабинет, этот город, эту жизнь. Но больше всего она ненавидела безысходность. Ту самую истину, что он только что озвучил и что жила в ней всегда:

Она была либо с Царем, либо мертва. И третьего не дано.