Яна.
Выхожу во двор, кутаясь в пуховик, и зажмуриваюсь — сияние снега режет глаза.
На улице холодно, морозно, но красиво.
Снег хрустит под ногами и рясно сыплет.
Я бы сказала, что красиво, как в сказке, но это слово не под мою ситуацию.
Охрана бегает по двору и на меня посматривает.
Боятся, что сбегу или что-то выдам?
Не сегодня.
Состояние не подходящее для навлечения наказания от Громова. Моё тело ещё от предыдущего не отошло.
Останавливаюсь возле низкой, агрессивно сверкающей спортивной машины. Чёрный кузов, глянцевая поверхность, стёкла в зеркало.
Странная любовь у Вадима ко всему чёрному. Машина точно его. Громилы на такой ездить не будут.
Сердитый голос, от которого я вздрагиваю разлетается по двору. Вадим на кого-то кричит по телефону, выйдя из дома.
Голос резкий, отрывистый, как лязг металла. Кому-то сейчас не сладко. И мне от этого становится неуютно.
Он всегда был таким, когда злился по-настоящему, и я могу сейчас попасть под горячую руку.
Иду в сторону джипов, почти не дыша — только бы добраться до машин первой.
Может, хоть в дороге выдохну. Может, поедем раздельно? Он за рулём своей машины, а я где-нибудь с громилой — подальше от этого напряжения, от его глаз, от себя самой.
Но его голос звучит у самого уха, слишком неожиданно:
— Не туда, Яна.
Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь, и нога соскальзывает по льду, скрытому под снегом. Время растягивается на секунды: сердце ухает в пятки, дыхание оборвалось.
Я чувствую, как теряю равновесие, но тут же сильные руки ловят меня, подхватывают, не дав упасть.
Я врезаюсь в его грудь, в тепло пальто, пропитанное его запахом.
Вадим держит крепко, одной рукой обвив талию, другой — придерживая за затылок.
— Осторожно, Яна, — проговаривает почти ласково, но с привычной иронией в голосе. — Твоя мордашка сегодня должна сопровождать меня на важную встречу. Не хочу, чтобы кто-то подумал, что я избиваю свою игрушку.
Игрушку!?
Сердце кольнуло, и я тут же вскинула голову, встретившись с его взглядом.
В нём лёд и… что-то ещё. Что-то, что сбивает с толку.
Я не могла понять, насмешка это или забота.
Если ему важно, что подумают о нём другие, то я ему доставлю проблем. Обязательно что-то придумаю и подпорчу его репутацию!
Я уже хочу отстраниться, но он неожиданно ставит меня на ноги, пальцами поправляют выбившуюся прядь у лица… и вдруг его ладонь скользит в мои волосы.
Он притягивает меня ближе, медленно, будто смакуя момент. Губы оказывается в миллиметре от моих.
— Вадим… — шепчу, но неуверенно, скорее машинально.
— Молчи, звёздочка, — говорит почти шёпотом.
Сердце сжимается от услышанного. Это прозвучало как когда-то...
Его губы завладели моими. Этот поцелуй на грани — между страстью и странной, мучительной нежностью. Будто он сам не понимает, чего хочет.
Губы жгут, руки не отпускают. И я, к своему ужасу, на миг перестаю дышать.
Замерла в его объятиях, потерянная между воспоминаниями и реальностью.
А потом он резко отстраняется.
В глазах промелькнула боль, желание, и... непроницаемость вернулась маской.
— Садись, — холодно говорит, открывая переднюю дверь своей машины.
Дрожа, прохожу и сажусь, уставившись в лобовое стекло. До сих пор чувствую на губах его вкус.
Вкус власти.
Боли.
И воспоминаний.
******
Вадим.
Она сидит рядом, молча, будто не дышит. А я чувствую, как во мне всё кипит от этого проклятого внутреннего конфликта.
Руки на руле сжаты, пальцы почти побелели. А взгляд всё время соскальзывает на неё.
Русые волнистые волосы лежат на плечах, губы сжаты в упрямую линию.
Но я видел, как они дрожали после поцелуя. Видел, как её глаза метались, когда я поймал её. Когда держал. Когда сказал: «звёздочка».
Старая привычка. Слово, которое вырывалось само, раньше чем я осознавал это.
Раньше говорил его — с нежностью, теперь — с презрением. Или я сам себя в этом убеждаю?
Я её забрал, как своё. Имею право на неё! После того как она сдала меня. После того как я потерял всё, а она вернулась к жизни, как будто меня не было.
Знает ли она, что я тогда ночами не спал? Скучал по ней. До невыносимой ломки хотел её рядом.
Что я чуть не убил того, кто первым сказал, что она вышла замуж?
Что каждый чёртов вечер я вспоминал, как она дышала рядом? Как спала, прижавшись ко мне — такая тёплая, доверчивая.
Мысли только злят, и я давлю на газ.
Бросает на меня взгляд и снова отворачивается к окну.
Будто не страшно.
Будто доверяет мне.
А зря.
Я сломаю её, чтобы она почувствовала хотя бы часть того, что чувствовал я!
Но почему, чёрт возьми, я всё ещё хочу коснуться её лица?
Почему за этим желанием унизить всегда идёт желание поцеловать?
И почему, когда она рядом, в груди снова этот тупой, опасный, ненавистный пульс, который я похоронил много лет назад?
Не вздумай!
Она всего лишь месть!
Она предала, и нежности к ней быть не должно!
Но сердце стучит сильнее рядом с ней, и от её запаха хочется выть.
Слишком родная — и это меня злит.
Она меня злит!
Вдали уже виден дом, который поднимается над холмами, как памятник моим слабостям.
Я ненавидел этот фасад, эти окна, лестницу, по которой когда-то она сбегала босиком с глупой улыбкой.
Я продал бы этот дом к чёрту, если бы не одно «но» — здесь я стал другим.
Сломался. Очерствел. Обрёл власть.
И сегодня она войдёт в его стены не как любимая, а как должница.
Пленница. Как моя тень, моя ошибка… моя звезда, которую я когда-то сам погасил.
Молча открываю дверь.
Шаг вперёд — и слышу её дыхание за спиной. Её шаги замедляются, будто ноги отказываются идти дальше.
Я поворачиваюсь — и вот оно. Её лицо. Бледное. Губы чуть приоткрыты.
Узнала.
Знает, где находится.
В груди поднимается холодная, липкая волна злорадства.
Я приближаюсь. Без спешки. Ставлю руки по обе стороны её головы, прижимая к стене. Она вздрагивает, но не от страха, скорее от воспоминаний. Слишком много всего в её глазах.
— Ну что, звёздочка, — шепчу, наклоняясь к её уху, — добро пожаловать домой. Ты попала в свой личный кошмар. Надеюсь, он будет уютным.
Касаюсь пальцами её щеки, скользнув к шее. Медленно. Почти нежно.
Она не отстраняется. Но и не дышит.
Она боится! Вот только чего?
Себя — от воспоминаний? Или меня?
— У тебя полчаса, — говорю холодно, — чтобы собраться и спуститься вниз. Мы едем на встречу. В один мой… бизнес. Твоя роль — быть рядом. Молчать. Улыбаться. Напоминать мне, что моя месть рядом и под контролем.
Вижу, как дрогнули её губы. Она хотела возразить. Как всегда.
Упрямая, неудобная, не сломанная.
Это бест и притягивает одновременно.
Беру за горло, грубо обхватив, но не сдавливая — как предупреждение.
Её кожа под моими пальцами горячая, нежная...
Склоняюсь к её губам и шепчу:
— Будь умничкой, детка… и, возможно, когда окажешься этой ночью в моей постели, я буду не слишком груб.
Вижу, как в её глазах вспыхнуло — страх, злость, стыд. Всё сразу.
И прежде чем она успеет отвернуться или оттолкнуть, я прижимаю губы к её губам.
Поцелуй резкий. Требовательный. Не ласка, а предупреждение. Приказ. Напоминание, что она — моя.
Но она отвечает.
Пусть с долей растерянности, пусть на секунду, но её губы раскрываются в ответ.
И это… блядь.
Это выбивает у меня землю из-под ног.
Отпрянул резко, будто сам себя поймал на слабости.
В глазах Яны дрожащая ненависть, но и то, за что я когда-то любил её больше жизни.
Разозлился.
На неё.
На себя.
На прошлое.
На то, что всё ещё хочу её той нежности, податливости...
Рванулся к двери.
— Не заставляй меня подниматься к тебе в комнату, — бросаю через плечо. — Иначе обещание про «не слишком груб» станет ложью.
Хлопаю дверью, оставляя её одну.
А сам выхожу на улицу, стиснув кулаки, чтобы не вернуться.