Декаданс - это непросто

Часть первая. Месяц Даниэля. Эпизод тринадцатый

– Даниэль?..

– Опэн зэ дор! – с акцентом сказал он в трубку – и захихикал.

Он вошел уставшим, в насквозь промокшей от пота футболке, с банкой энергетика в руке – но улыбаясь. Улыбка была похожа на озлобленный оскал – улыбка вопреки трудностям.

– Ну что, леди Райт, как дела, как жизнь? Ты, помню, хотела поговорить – вот я решил заглянуть на огонек!

– Но я же… я… – Алиса встряхнула головой, прогоняя наваждение, отступая вглубь комнаты. Он впервые пришел без Хельги – один. Они впервые наедине. – Я написала, что всё уже в порядке…

– Ты написала, что хочешь поговорить наедине! – вскинув точеную черную бровь, сказал Даниэль – и прошел в комнату. Квартирку тут же наполнил его звучный низкий голос – гибко-переливчатые, дерзкие интонации. – Потом добавила «хотя нет, не надо, забей, всё хорошо» – но мне вот эти мямленья, сама знаешь, не нравятся! Раз попросила – значит, не просто так. Что случилось?

– Я… – Алиса бестолково устремилась за ним – и остановилась у входа в кухню. – Ты, наверное, голодный? Хочешь сэндвич?

Даниэль усмехнулся – и повалился на диван. Как всегда, прямо в джинсах и не спрашивая разрешения. По-кошачьи потянулся, лег набок, подперев голову рукой.

– Сэндвич-то я хочу, конечно – но, может, хватит тему переводить? – его разноцветные глаза пристально, со странным блеском следили за Алисой; улыбка была очаровательной – и насмешливой. Вспыхнув, она полезла в холодильник за сэндвичем – чтобы на него не смотреть. – О чем ты хотела поговорить?

– Да ни о чем, уже всё нормально, правда, – пробормотала она, пытаясь победить упаковку. – Я загналась в какой-то момент, но потом…

– Как прошло с Андромедой?

Фух, слава богу. Лучше уж об этом.

– Всё хорошо. В первую встречу мы сидели в кальянке и гуляли, во вторую пошли в галерею современного искусства…

Алиса задумалась, вспомнив эту причудливую встречу. Неожиданно – но ей понравилось: она ожидала увидеть абстрактную авангардистскую мазню с тщетной претензией на глубокомысленность, но оказалось, что в галерее много работ со вполне читаемой идеей и сюжетом. Огромная белая акула бесшумно подплывает к крошечному человечку – картина называется «Искушение»; «Экзистенция» – за силуэтом черного ангела с поникшими крыльями замерла большая желтая птица, сияющая, как солнце, похожая на огромную канарейку, – бог, пытающийся достучаться до человека? душа, пытающаяся достучаться до рассудка? внутренний ребенок, отвергнутый взрослым?.. Так или иначе, было над чем поразмышлять.

Но гораздо больше её обрадовало обилие видов Гранд-Вавилона – они просто не могли ей не понравиться. Заваленные мокрым снегом дворики-колодцы с желтыми стенами; слякотные улочки в дождливых ранних сумерках; мосты и каналы в переплетении ветвей с набухшими почками, на фоне робко голубеющего неба; белые и золотые огни набережных, дробящиеся в черной воде Ри по ночам. Такое мог написать только человек, который любит и понимает этот город. Рядом с лепниной и колоннами Гранд-Вавилона почему-то уместились лепнина и колонны Рима – огромные, во всю стену, виды Вечного Города под кровавыми закатами; а еще – набросанные широкими мазками каналы, гондолы и кампо Венеции, и Лагуна, и сине-золотые купола Сан-Марко… Оказалось, один известный местный художник полжизни прожил в Италии, и в экспозиции попытались это отразить.

Андромеда, резвясь, как дитя, бегала между картинами, пряталась от Алисы за скульптурами изломанной формы, рисовала сердечки в книгах отзывов и твердила «Концептуально!» – хотя явно не понимала почти ничего. Она пришла в короткой клетчатой юбке и гольфах – каноничная школьница-переросток из аниме. Когда они гуляли после галереи – забралась на бордюр и, став еще выше (она и так была выше Алисы), кокетливо щебетала: «Я сверху, я сверху!» «Эх, зря я туфли на платформе надела», – стойко отшутилась Алиса.

– В общем – да, было здорово, – сказала она, протягивая Даниэлю сэндвич и стакан сока. – Я даже как будто… отдохнула. Развеялась.

– Ну и отлично! – Даниэль жадно принялся жевать сэндвич. – Жаль, конечно, что тебе так весело только с наркоманами. Ахахахах! Шучу. Покажи мне хоть эту Андромеду, как она выглядит?

Алиса замешкалась.

– Мм… Думаю, лучше не стоит.

– Почему?

– Ну… – она покраснела. – Она слишком в твоем вкусе.

– Выглядит как сучка? – хихикнул Даниэль.

– Вроде того. Цветные волосы, яркий макияж, короткая стрижка, крупный нос, высокая… Вот это вот всё.

– Ну так показывай, чего ты дразнишь-то, леди Райт?! – возмутился он, всплеснув руками – и облизал пальцы от соуса. Алиса вздохнула и взяла телефон. – Во-от, так-то лучше, умница!.. – (Она пролистала несколько фото; Даниэль вдруг помрачнел). – Так, окей, я понял, красивая женщина… Ёпта, всё-всё, понял, убери это, убери! Не показывай её мне больше! – (Неужели так затронула?.. Алиса сникла. Машинально пролистнула еще одно фото – и Даниэль вдруг поперхнулся соком). – Пиздец, а тут почему она такая страшная?!

– Ну, она такая. Очень… разная на всех фото. Всё очень зависит от макияжа, ракурса и её состояния.

Алиса поспешно убрала телефон, стараясь не признаваться себе, что последнее восклицание Даниэля вызвало у неё облегчение.

– Так о чем ты хотела поговорить? – расправившись с сэндвичем, упрямо повторил он. Она вздохнула.

– Правда, уже ни о чем. Всё нормально… Как там Хельга? Я тут с ней полдня веду переговоры, но…

– Не переводи тему, леди Райт! – Даниэль нахмурился. – Я же вижу, что что-то не так. Про чуханье головы и стикеры я понял – больше так не буду. Но что еще? Ты на последней встрече была сама не своя. Я попытался тебя приобнять – а ты отскочила от меня, как от заразного. Нервничала, сидела как на иголках. Что происходит?

– Ничего! – дрожа, пискнула Алиса. Она сидела на самом краешке дивана, уставившись в пол. Вот чёрт – еще такая жара, как назло; с неё ручьями льет пот – или это от нервов… Еще и топ этот надела – а он как будто бы слишком открытый; вдруг он подумает, что она пытается…

– Да хватит врать! Ну кому ты врешь, а? – Даниэль осуждающе цокнул языком – и подсел поближе. Алиса вздрогнула; хочется отодвинуться – но двигаться уже некуда. Западня. – Я же тебя давно знаю и насквозь вижу! Ты нервничаешь, ты очень напряжена, и каждый раз – всё больше и больше. Ты не просто так хотела поговорить. В чем дело?

Он ведь всё понимает – не может не понимать. То, как пристально он наблюдает каждый раз за всеми её реакциями; все эти странные взгляды, намеки, недомолвки, шуточки об их прошлом, непонятные Хельге и Йену; то, как после последней встречи он написал – целенаправленно, не между прочим: «Всё в порядке? Ты была очень нервной».

Всё понимает – зачем же спрашивает, зачем её мучает?..

Видимо, хочет, чтобы никакой неопределенности не осталось. Чтобы она сдала последний козырь.

В какое же глупое и уязвимое положение это её поставит – и не приведет ни к чему хорошему. Но и молчать уже физически невыносимо; кажется, еще немножко – и её разорвет на куски. Алиса закрыла руками пылающее лицо.

Чёрт, да соберись уже. Тебе что, и правда семнадцать?

– Я… В общем… Кое-что действительно есть, и мне хотелось поговорить об этом, но, когда я подумала – поняла, что лучше не трогать эту тему. Я…

– Насчет чуханья и стикеров я понял. Ты, кстати, молодец, что написала мне об этом, а не затерпела, как обычно, – мягко сказал Даниэль. – Но ведь есть что-то еще. Я что-то еще сделал не так?

– Да. То есть нет!.. То есть… – Алиса подняла голову, нервно хихикнула – и тут же почувствовала, как к горлу подступает спазм, а глаза щиплет. Только этого не хватало. Что-то жжет со всех сторон, давит, терзает, царапает изнутри – что-то мучительное и прекрасное. Не верится, что она всё еще может такое испытывать. – Ох-х, прости, я… Не знаю, что со мной такое, ерунда какая-то…

– Обнять тебя? – Даниэль подался к ней; она вскочила, как ошпаренная.

– Нет, не нужно!

– Ладно-ладно! – он поднял руки ладонями к ней – будто показывал, что безоружен; брови нахмурены, взгляд необычайно серьезен. – Так и?.. Ты неправа, когда говоришь, что надо «не трогать эту тему». Все темы надо трогать – а иначе потом страшная хуйня получается.

Что ж, время пришло. Рок. Фатум. Если она не скажет сейчас – всё равно ведь скажет, рано или поздно. Алиса ненавидела себя за неумение скрывать эмоции.

– Х-хорошо, я… – она скрестила руки на груди, отступив на полшага. – Начну издалека.

– Давай! – он кивнул и откинулся на локти. – Лучше, чем ничего.