***
Через несколько дней
Вечерний центр, как всегда, был прекрасен – Алисе никогда не надоедало гулять в ясные летние вечера. Крошечный розовый домик всё так же жмется меж двумя пышными вытянутыми исполинами, покрытыми искусной лепниной, – будто два великана зажали между собой ребенка; кариатиды задумчиво смотрят вдаль, поддерживая белые пузатые столбики балюстрады; за лесами и строительной сеткой, в облаке извести и едком запахе краски, таится возрождаемый фасад. Мягкий золотой свет – густой, как сливочное масло, – заливает нарядные дома до половины, пока нижние этажи тонут в тени. Шумно несутся реки машин; худой парень играет на скрипке возле метро – что-то надрывно-протяжное; в кофейне кто-то обсуждает криптовалюту и раскрутку блога в i********:; девушки в легких платьях фотографируются на фоне витрины, украшенной пышными искусственными цветами и огромными фиолетовыми бантиками; прогулочные пароходики с гидами плывут по каналам, разрезая темно-синюю воду, – а бомж на парапете сплевывает на раскаленный солнцем гранит.
Симфония летнего Гранд-Вавилона.
Алиса просто шла, пытаясь осмыслить, что происходит. С Шу они, кажется, окончательно разругались – он не пишет уже три дня; и она, опустошенная бесконечными разборками, тоже больше не пытается помириться. Несмотря на все её старания успокоить его, показать ему, что он важен ей как человек, найти компромисс, Шу выдал очередной истерический злой монолог, обвинил ее во всех смертных грехах, подчеркнул, как она «никогда не заботилась о его чувствах» и «использовала его» – а потом уязвленно замолчал, когда она просто написала: «Как знаешь». Алиса слишком устала, чтобы продолжать выяснять с ним отношения – она будто бы только этим и занималась весь прошедший год. Как бы лишний раз не задеть это ранимое дитя; в очередной раз проуспокаивать его до утра и без сна ползти на работу; оплатить поход в кино или театр, задобрить милым подарочком, тысячу раз доказывать, что он красивый и сексуальный, что у него вовсе не кривые ноги, а прыщи совсем незаметные; по шесть часов выслушивать мрачные речи о том, как он бездарен, ничего не стоит и вообще не хочет жить – и переубеждать, и ворковать, и поддерживать. Хватит. Она вложила тонну сил в изначально провальное предприятие: Шу никогда не получит от неё той любви, которой хочет, – и это факт. Всё его нытье в стиле «бывших ты любила больше, чем меня!» не лишено оснований – потому что так и есть. Наверное, в здоровом смысле то, что было между ними, гораздо сильнее похоже на настоящую любовь, чем та темная одержимость, которая влекла ее к Ноэлю, Даниэлю или Рами; но – когда и что у неё было в здоровом смысле?..
Она снова хотела выбрать покой – и снова проиграла сама себе. Пора признать поражение.
Впрочем – так даже лучше. Если бы Шу знал, что она испытывает, когда Даниэль треплет её по голове – или насколько часто они сейчас видятся и созваниваются, – он бы этого не выдержал. Сходил бы с ума еще хлеще, чем зимой сходил из-за Рами. Лучше совсем не общаться, чем дальше мучить друг друга; он такого не заслуживает. Заслуживает найти женщину, которая, наконец-то, долюбит его за его холодную отвергающую маму, – но она, Алиса, точно не подходит на эту роль.
Однажды Шу насильно сел к ней в такси, когда она отказывалась брать его домой с ночевкой, а по пути еще и отобрал у нее телефон – «чтобы ты меня не вышвырнула на ночь глядя; уже темно, посмотри, как я выгляжу – тебя не пугает, что со мной могут сделать, вообще-то?! тебе совсем наплевать?!» (К слову, после ссоры у метро в день органного концерта он даже не поинтересовался, нормально ли она добралась – а было уже за полночь; видимо, в его сознании «что-то сделать» в страшном темном городе могли только с ним). Значительно позже, когда очередное умопомрачение прошло и они смогли поговорить спокойно и откровенно, он объяснил это так: «Я ведь знаю, что тебе нравятся ёбнутые. Вот и старался вести себя как можно более ёбнуто – чтобы понравиться тебе… Чтобы тебе не было скучно».
Алиса поёжилась; жуткие воспоминания. Шу однажды даже признался, что у него есть файл, куда он выписывает её реакции на разные ситуации и методы воздействия на неё. Для неё это был какой-то новый уровень сталкинга.
А все эти его подведенные глаза, мысли о смене пола, «привези мне чулочки и трусики из Таиланда» – разумеется, тоже лишь бы её впечатлить… Нет, если они больше не общаются – значит, так тому и быть. Это к лучшему. С ней он просто потеряет остатки рассудка.
Итак, с Шу – грустный, но неизбежный финал. Они никогда не смогут общаться по-дружески – его самолюбие слишком задето.
А что с Даниэлем?..
Проходя по горбатому мостику через канал, Алиса достала телефон и открыла их переписку. Оживленная, милая, смешная переписка двух друзей – будто в их истории никогда не было ничего мрачного, и осталась одна добрая, залитая солнцем сторона. Вот он кидает ей мемы и видео, рассказывает про милитаристский постапокалиптичный шутер, в который играют они с Хельгой (ох, как же они достали её с этим шутером во время посиделок – она уже наизусть выучила агрессивные быдло-фразочки, которыми перебрасываются там персонажи с прозвищами вроде Жнец, Бывалый, Деляга, Снайпер, Секира, Дикий и Партизан); вот показывает переписки с девочками с дейтингов – пишет, например, кому-то, что хочет бургер, а ему отвечают: «У меня есть только междуножное пирожное». «Фу, какой ужас! – отвечает Алиса с зелеными тошнотными эмодзи. – Ну что за животные!..» Ей ведь тоже писали пошлости с первого сообщения – и она вполне искренне могла посочувствовать Даниэлю.
(Ещё бы он, конечно, не забавлялся так отчаянно над каждой отвергнутой женщиной).
Они вместе смеются; она делится с ним тем, как продвигается статья, жалуется на герра Штакельберга; Даниэль допытывается, как идет ситуация с Шу – что тот говорит о нем, не писал ли ей снова, не звал ли увидеться. «А что, если он поставит тебя перед выбором: либо он, либо я?» «Было бы странно, – волнуясь, отвечает Алиса. – Мы же с тобой не в романтических отношениях. Да и с ним в процессе расставания». «Да, но ведь он может так сделать… Ох-х, я бы так хотел посмотреть на это шоу! Леди Райт, возьми меня с собой на следующий поэтический вечер – хочу увидеть, как перекосит это ноющее чмо, когда мы придем вместе! Ахахахах!»