Возлюбленный враг

В ожидании невесты

Тридцатидвухлетний правитель Сурата Эйтан Дан находился в тронном зале в абсолютном одиночестве. Мудрецы давно покинули собрание. Воины и просители ушли тоже, однако король не пожелал возвращаться в свои покои. В задумчивости он продолжал сидеть на престоле, отлитом из чистейшего золота. Спинка трона изображала разверстую пасть песчаного льва с клыками, выточенными из побелевших от времени костей некогда поверженного хищника, крупнейшего в Благословенных Землях. Из тех же костей, ценившихся весьма высоко, изготовили и подлокотники трона, покрыв их сверху, вместе с сиденьем, прекрасной золотисто-оранжевой шкурой зверя. По мере стирания шкуру меняли на новую. Благо, песчаных львов в пустошах, оставшихся на местах процветавших королевств, расплодилось нынче немало.

Подперев ладонью щёку, Эйтан смотрел в пустоту перед собой, ощущая, как сжимается сердце. С детства магия воздуха позвала его, и теперь, получив артефакт, проводящий силу стихии через его тело, Эйтан овладел даром предчувствий, характерных для всех магов воздуха. Что-то приближалось… Нечто пугающее, заставляющее каждый волос на теле трепетать от дурных и в то же время, как ни странно, экстатических предчувствий. Нечто опасное, трепетно-сладкое зарождалось вдали, за пределами его земель, а значит он никак не мог повлиять на события, что заставляло его с гневом думать о собственной беспомощности. Как же недоставало опытных магов, некогда уведённых у его государства правителем Тегой! Предатели сбежали из Сурата, польстившись на щедрые посулы короля Амана, оставив родину совершенно беззащитной перед мощью врагов. А потом во время захвата крепости препочли умереть за чужую землю, а не благородно преклонить колени, прося пощады и прощения у потомка бывшего повелителя. Низкие подлецы… Эйтан почти физически ощущал чью-то злую волю, плетущую заговор за его спиной, и эта воля приближалась, она почти пересекла порог его дворца. Увы, что он мог сделать прямо сейчас, если его умение управлять стихией воздуха оставалось интуитивным, а истинное знание древних начертаний и энергетических защит королевство Сурата давно утратило вместе со сбежавшими магами?

Как долго теперь ждать, пока обучатся вновь призванные юные маги в школе династии Нур, отправленные туда министром Нимахьей пять лет назад? Ещё с десяток лет, не меньше. Он, Эйтан, успеет состариться и утратить свою хватку. И ничего толком не сделает для этого государства, хотя мог бы.

— Мой государь, радостные вести! — одухотворённый Нимахья влетел в тронный зал, приблизился к подножию трона и склонился перед своим королём. — Принцесса Тхия Рао совсем скоро прибудет в Сурат, — первый министр подал Эйтану перевязанный лентой свиток из сшитых между собой розовато-жёлтых листьев дерева шаттва.

Высушенные листья шаттвы имели форму сердец и представляли собой прекрасный фон для написания любовных признаний, клятв супружеской верности, а также применялись для писем, извещающих о рождении детей. В стародавние времена, когда ещё не отгремели битвы за артефакты, когда короли и воины сражались вдали от родины, оставив жён дома, именно на таких листьях им приносили известия о появлении на свет сынов и дочерей, первенцев в своём роду.

Сейчас изумительное по красоте письмо прислал правитель государства Илну, чтобы сообщить могущественному королю Сурата о скором прибытии своей младшей дочери Тхии — будущей супруги Эйтана. Нимахья знал, что помолвка Тхии и Эйтана состоялась восемь лет назад. Всё это время повелитель Сурата терпеливо ждал, пока юная девочка, избранная им в жёны, повзрослеет и достигнет возраста вступления в брак, но вот теперь, когда долгожданный момент наступил, Нимахья увидел, что лицо его господина выглядит чернее тучи. Даже глаза, обычно принимавшие оттенок неба или цвет пламени, потемнели и погасли.

— Вы не рады новостям, Ваше Величество? — опечалившись, спросил Нимахья, недоумевая, почему Эйтан вдруг отвернулся, небрежно бросив письмо на столик, даже не открыв его.

— Не рад, — вдруг честно ответил король и хмуро поглядел на первого министра. — Я знал, что этот день однажды наступит. Мне придётся сочетаться с ней браком. Однако что за судьба ждёт нас? Полная взаимных обвинений, грусти и разочарований. Нет, я не могу радоваться! Позволь мне печалиться и дальше, Нимахья. Это будет самая скорбная на свете свадьба.

Эйтан провёл руками по лицу сверху вниз. Нимахья с удивлением смотрел на своего короля, искренне не понимая, почему необходимость жениться так огорчает повелителя. Ведь он сам некогда выбрал из всех принцесс династии Рао именно эту девушку — прекрасную, добрую, сообразительную и жизнерадостную. Первый министр сопровождал Эйтана в той поездке, также намереваясь найти себе невесту, но не выбрал никого. Его взгляд упал только на Тхию, но её уже избрал господин, а значит Нимахье ничего не оставалось — лишь уступить королю, как и подобает верноподданному.

За все эти восемь лет первому министру многие воины, советники, маги и торговцы, даже зажиточные крестьяне, предлагали своих дочерей в жёны, но Нимахья отказывался. Он вспоминал голубые глаза Тхии и представлял, какая красавица вырастет из этой девочки однажды. Нимахья думал о том, как счастлива Тхия будет с Его Величеством, который, несомненно, уже полюбил будущую жену, а в день свадьбы его чувства лишь окрепнут. И вдруг Эйтан говорит такое!

— Каюсь, я выбрал её, потому что она была самой младшей, — снова заговорил Эйтан. — Никакие другие причины значения не имели. Да, я знаю, что ты сам думаешь о ней. Ты говорил мне тогда: «Тхия — юная, нежная, чистая. Настоящий цветок золотой лилии». Она выгодно отличалась от своих сестёр, согласен. Однако я, в отличие от тебя, думал в те дни, что за восемь лет, возможно, многое изменится. Я погибну на войне или в результате заговора. Ведь никакой артефакт не поможет, если кто-то хитростью пожелает подобраться ко мне. Король Илну, вероятно, передумает и сосватает Тхию кому-то, разорвав нашу помолвку. Либо моё проклятие, о котором я не говорил никому, вдруг иссякнет. Однако не случилось ни одного, ни другого, ни третьего.

Нимахья отшатнулся в страхе, прижав руку к сердцу.

— Мой повелитель, вы пугаете меня. О каком проклятии сейчас идёт речь?

Эйтан молчал недолго. Теперь у него не оставалось выбора: только признаться. Иначе, если он не доверится Нимахье, во дворце не появится ни единой души, способной его понять.

— В ночь, когда мы вместе вторглись в крепость Амана, — начал рассказывать Эйтан, — до зала с артефактами добрался я один. Там я встретил одного паршивого колдуна. Впервые мои глаза узрели такую гнусь! Он был ростом почти вдвое ниже меня, с редкими тонкими волосёнками, высохшей кожей, обтянувшей череп, с кривыми ручками и ножками, словно у дефективного ребёнка. С его плеч свисал бесформенный чёрный балахон, заляпанный то ли кровью, то ли соком скифии*… Поганый колдун стоял посреди тронного зала и скалил острые зубы — чисто крысёныш, загнанный в угол! Он пытался дотянуться до Дыхания Неба, но чаша отбрасывала его от себя, не позволяя даже прикоснуться. Очевидно было, что сила стихии воздуха ему недоступна. Колдун увидел меня и зашипел, как дикий кот, загораживая собой чашу и не позволяя мне приблизиться. Я отшвырнул его с лёгкостью одним пинком, как соломенное пугало. Крысёныш повалился на пол и начал беспомощно ковыряться, пытаясь встать. А я протянул руку к чаше, и она втекла в меня, превратившись в чистый свет и исчезнув внутри моего тела.

— Очень редко артефакты ведут себя так, — в который уже раз восхитился Нимахья. — Ваша сила как мага стихии воздуха невероятно велика, государь, иначе чаша не соединилась бы с вами. Значит, на тот момент вы потенциально являлись сильнейшим магом воздуха в Благословенных Землях. Но я уже знаю эту историю, хотя прежде вы не упоминали о встреченном вами колдуне, а тем более — о проклятии. Как же оно случилось?

— Это случилось вскоре после того, как я обрёл чашу, — нехотя продолжил Эйтан. — Когда Дыхание Неба оказалось во мне, упавший колдун неожиданно укусил меня сзади за голень. Недолго думая, я ударил его пяткой по зубам. Наверное, повредил что-то, ибо позади раздался хруст, а он заорал, но вдруг быстро-быстро забормотал сквозь разбитые губы: «Проклятие бесплодной земли, перейди на мужа сего! Пусть не познает он радости женской любви и отцовства, пока жив последний потомок рода Крэев». И вот тогда наконец я удостоил эту крысу своим вниманием. Я выхватил меч из ножен, желая поразить наглую тварь в сердце, но он лишь отвратительно захохотал, ловко увернувшись. В мгновение ока пол под его ногами расступился вплоть до глубочайших недр земли, и эта крыса юркнула в образовавшуюся щель, а потом пропасть закрылась, спрятав его в себе. Мало кто владеет такими уловками. Подозреваю, что именно этот мерзавец украл Столп Силы. Растворил его в себе, как я поглотил Дыхание Неба. Впрочем, доказательств у меня нет, равно как и улик, указывающих на то, что именно он похитил принцессу Керен много лет назад.

— Но кто это был? Вам удалось узнать имя мерзкой твари, повелитель? — напряжённо выспрашивал Нимахья.

— Я описал его внешность подданным Амана и получил ответ: это Рабант, — Эйтан выплюнул имя колдуна с невыразимым отвращением. Тьма из его глаз исчезла, превратившись в фиалковое сияние. — Первый маг Амана.

— Я слыхал о нём. Однако Рабант не обучался в школе династии Нур, — немного подумав, выдал Нимахья. — Будь он одним из учеников, я бы знал о нём.

— Зато первый министр Авир обучался, — невесело усмехнулся Эйтан.

— Да, — подтвердил Нимахья. — Как вы знаете, мы дружили в юности, когда нам было по шестнадцать. Авир мыслил, как я, но потом с ним что-то случилось. Он начал заводить речи о том, как глупо и бессмысленно продолжать защищать падший мир и мечтать о возвращении в божественные чертоги. «Лучшее, что мы можем сделать, — говорил он, — смириться и приспособиться к хаосу, в который погрузились. Значит, надо теперь забыть о свете и использовать силы хаоса». Авир утверждал, будто каждая стихия может использоваться не только в светлом, но и в тёмном проявлении, причём во втором случае сила её выше, чем в первом, ведь мы сейчас ближе к хаотическим мирам. У Авира стали появляться последователи, думавшие подобно ему — молодые люди без чести и совести, готовые на всё ради могущества и власти. Он организовал целое тайное сообщество, звал и меня к себе, но я отказался.

— Вероятно, Рабант являлся одним из последователей, раз они очутились вместе на службе у Теги? — заинтересовался вдруг Эйтан.

— Про Рабанта я ничего не знаю, — честно сознался Нимахья. — Тёмная лошадка. Кто он, из какой школы взялся, учился ли вообще или его просто позвала магия, и он начал сам использовать силу стихий — неизвестно. Но почему вы раньше не сказали о проклятии? — в синих глазах первого министра появилась тоска. Приблизившись, он вдруг мягко коснулся ладонью плеча Эйтана. — Вы на протяжении четырнадцати лет скрывали такое горе! Хотя бы мне могли признаться. Я бы сохранил вашу тайну, мой государь.

— Я тогда не верил, что проклятие продлится долго. Я полагал, что магия вскоре развеется, ведь я тоже не так уж слаб, ибо овладел артефактом воздуха, но… — Эйтан вздохнул. — Все мои попытки провести ночь с наложницами или служанками заканчивались поражением. За эти годы я не был близок ни с одной женщиной. Хуже того, признаюсь честно, я не испытывал близости с женщинами вообще никогда. В юности занимался учёбой и военными тренировками, не до того было. Затем я озаботился своим восхождением на престол и войной с Тегой. А после проклятия утратил всё.

Лицо Нимахьи исказилось неподдельным ужасом.

— Мой господин, — прошептал он, — как возможно такое? Вам тридцать два, но вы по-прежнему девственник?!

Эйтан метнул на первого министра яростный взгляд глаз, ставших зеленовато- янтарными.

— Если ты хоть кому-то проболтаешься, — в голосе Эйтана прорезались интонации хищника.

— Я не скажу! — Нимахья скрестил перед собой руки и поцеловал собственные ладони, давая клятву молчания. — И всё же, — осмелился задать вопрос первый министр, — как вы могли продержаться столько лет без плотских утех? — сострадание его было слишком очевидным.

Будь на его месте другой, Эйтан лишил бы головы наглеца, посмевшего спрашивать такое. Однако причинить вред Нимахье или обманывать его Эйтан не мог, ибо слишком уважал его.

— Довольно скоро я понял, что на мужчин и юношей моё проклятие не распространяется, — кратко пояснил король.

— Повелитель! — только и сумел выдохнуть Нимахья, бледнея. — Но ведь природа вещей такова, что женское и мужское должны соединяться, а мужская природа с себе подобной отталкивается, не смешиваясь.

— Умолкни, — грубовато, но беззлобно отозвался Эйтан. — Будто не знаешь, что тело требует своё. Что, по-твоему, я должен был делать? Себя ублажать еженощно? Или искать близости с четвероногими существами, как подчас делают падшие ниже всякой возможной черты блудники? Нет, подобное осквернение не для меня!

Нимахья растерялся окончательно. Теперь первый министр прекрасно осознавал, какая беда вскоре произойдёт. Ум его блуждал, словно в потёмках, но потом вернулся к главному вопросу:

— Разве вы не пытались снять проклятие, отыскав Рабанта? Или другого мага земли? — задал вопрос Нимахья.

— Я искал, но Рабанта мои люди так и не нашли. Прочие маги земли, проживавшие в крепости Аман, отказались помогать. Гойджи Сэбб вызвал их всех к себе по моему приказу и спрашивал, кто готов снять проклятие, наложенное Рабантом, хоть и не знал тогда ничего о сути проклятия и о том, что пострадал именно я.

— Неужели никто не вызвался помочь? — сумрачно спросил Нимахья.

— Ни один трусливый предатель не рискнул, — сухо отрезал Эйтан. — Все отвечали, что Рабант — сильнейший маг среди всех колдунов Амана. Его проклятие никому невозможно снять. Более того, они говорили, будто сами подвергнутся страшной каре, если станут прислуживать кому-то ещё. Рабант якобы внедрил в их тела какие-то невидимые печати, и все, кто получил их, не могут сменить хозяина, иначе их души и тела быстро разрушатся. Словом, когда Гойджи предложил магам Амана присягнуть мне на верность, то большинство предпочли смерть на костре или через отсечение головы, так силён был страх перед Рабантом. А те, кто всё же присягнули на верность Сурату, одновременно с этим отреклись от магии вовсе. Впрочем, после исчезновения Столпа Силы, никто и не смог бы мне помочь. Магия земли покинула тела призванных ею, и они стали бесполезны. Я только теперь понял это. У нас остался единственный артефакт — Дыхание Неба, которым теперь владею я. Как только он исчезнет, наш мир окончательно утратит силу и погрузится во тьму, превратившись в одну из примитивных областей хаоса, о которых записано в древних скрижалях. Там люди уподоблены животным, а все их умения не превосходят талантов к приготовлению еды, шитью одежды, постройке домов и деторождению. Но я не хочу, чтобы Благословенные Земли, некогда исполненные света, закончили свой путь настолько печально. И я не желаю сделать несчастной свою молодую жену, но, кажется, в итоге произойдёт и то, и другое.

— Вам необходимо отказаться от свадьбы, — решительно вымолвил Нимахья. — Узы брака станут для вас обоих мучением.

— Я всё это знаю. Но как, по-твоему, я совершу такое? — в глазах Эйтана, ставших теперь светло-ореховыми, плясал насмешливый огонёк. — Ты знаешь правила: от сговорённой невесты отрекается жених или родители жениха лишь в случае, если они подозревают девицу в блуде или в бесплодии. Иные причины не рассматриваются. Своим отказом я поставлю под сомнение честь или здоровье принцессы. Все вокруг заговорят о том, что если я отверг её перед свадьбой, стало быть, она нечиста или не способна зачать. Этого нельзя допустить. Тхия Рао не заслужила такого удара по репутации. Если же я раскрою правду о себе и о проклятии Рабанта, то мой собственный народ будет смеяться надо мной и унижать. Бесплодного короля, не способного зачать наследника, свергнут, а трон займёт Айле. Нет, я не цепляюсь за власть, но ты знаешь мои причины. Перед смертью отец написал мне письмо, где подробно объяснил, почему Айле ни в коем случае нельзя допускать до короны. Отец написал, что мой брат непременно уничтожит Сурат. Ему плевать на всех, кроме себя. Он был таким с детства, и с этим ничего нельзя поделать. Он выжмет все ресурсы из наших земель ради своего удовлетворения, продаст врагам всё, что только можно продать. Он эгоистичен и слаб. Давно узрев его низкую суть, отец перед смертью потребовал с меня клятву, что я никогда не позволю Айле сесть на трон. И тайну того предсмертного послания я разделил с тобой.

— Да, государь, я помню, — склонил голову Нимахья. — Мнение Его Величества Изгара — закон для меня, и я всецело на вашей стороне. Но после того, что вы поведали сегодня, — первый министр старался говорить спокойно, но ему это плохо удавалось, — я даже не представляю, как невыносимо тяжело будет вам и принцессе Рао состоять в браке.

— Я сделаю всё, чтобы она получила всевозможные почести и блага, — твёрдо произнёс Эйтан. — Она станет моей правой рукой, ближайшей подругой, главной советницей наравне с тобой.

— Но не женой и не матерью, — с болью промолвил Нимахья.

Повернувшись к нему, Эйтан неожиданно взял Нимахью за руку и проникновенно сказал:

— Если и спустя десять лет я не найду способ избавиться от проклятия, ты станешь отцом ребёнка Тхии. Я так решил. Если она даст согласие, — а я полагаю, к тому времени она его даст, — ты проведёшь с ней ночь в специально рассчитанное благоприятное время, и я приму, как родного, твоего сына.

От подобных слов первый министр едва не утратил разум.

— Нет! — перепугался он. — Как я смогу покуситься на честь королевы? Осквернить чистую девушку, подобную богине? Попрать священные узы королевского брака? Ни через десять лет, ни через десять веков я не решусь на такое! Нет, мой король, и не просите, — он упал ниц и коснулся лбом пола.

— Ты без ножа меня режешь, Нимахья, — грустно выдавил Эйтан, глядя на распластавшегося перед ним ближайшего советника. — Ты называешь себя другом, но спасти мою жизнь и честь не желаешь. Дав отцу клятву удерживать престол и не впускать на него Айле, я стал королём. Дав клятву себе спасти Керен, я завоевал Аман и получил проклятие в придачу к Дыханию Неба, но так и не нашёл кузину ни живой, ни мёртвой. И даже ничего не узнал о ней. Теперь, пытаясь сохранить свои земли чистыми от влияния тьмы, которая вовсю наступает, я прошу дать мне возможность сохранить неприкосновенным мой брак и подарить мне сына, а ты перечишь.

Нимахья поднял голову и с отчаянием посмотрел в глаза королю.

— Государь, — прошептал он, — я в смятении. Не просите ничего отвечать сейчас, иначе я умру. Моё сердце разорвётся!

— Ступай, — Эйтан выпрямился на троне и махнул рукой. Края серебристых шёлковых одежд, расшитых вдоль рукавов сапфирами и жемчугом, взметнулись в воздух. — Ступай, Нимахья. Вероятно, я совершил ошибку, заговорив о таком. Более я не повторю этого разговора. Скажу одно: мне больно было услышать твой отказ.

Сглотнув комок в горле, первый советник поклонился и размашистым шагом покинул тронный зал.

__________________________________________________________________________________________

* Скифия - вымышленное растение, кустарник с красными, сочными, терпкими ягодами, подобными калине.