Никотиновая баллада

20 августа

Она проснулась вечером с больной головой и, как обычно, злая на весь мир. Долго и звучно ругалась с соседкой на кухне – бедняжка так некстати оказалась дома и решила заняться ужином. Потом ей под руку попался Желудь, которому тоже морально досталось (правда, за дело - за благоуханную кучку на паласе). Ретировавашись под тахту, кот зыркал оттуда настороженными глазами и шипел угрожающе-просительно.

Я старался не пересекаться с ней вовсе - ни словом, ни взглядом.

Позвонила ее Илона, сообщила, что ждет в Конторе, так как у них сегодня завал, а работать некому. Тэш скривилась – кому охота выползать на ночь глядя, да еще с похмелья? Но возражать не посмела. Уже стоя в прихожей, соизволила наконец обратить внимание на меня.

- Слушай, Мик, у меня для тебя две новости. Одна хорошая. А вторая… даже не знаю – все зависит от того, как ты к ней отнесешься. В общем, так: теперь я совершенно уверена в своем психическом здоровье. Ты не плод моего больного воображения – что не может не вызывать оптимизма. Но с другой стороны… Видишь ли, ты – призрак. Вчера, или нет, это было сегодня – я бухала с одним человеком, похожим на тебя, как две капли из одного бокала с мартини. Он сказал, что у него был брат-близнец по имени Миша, который погиб в детстве. Нет-нет, не отвечай мне сейчас: некогда! Вернусь - поговорим. Чао, милый!

Выпалив все это скороговоркой, она вылетела за дверь - видно, опасаясь моей реакции.

Я остался один, огорошенный, оглушенный.

Я не знал, не помнил, кто я. Старался отогнать даже отголоски мыслей на эту тему – не от неспособности к рефлексии, но из самосохранения. Меня никто не видит? – пустяки, главное - для нее я зрим. У меня нет жизни помимо Тэш, но она, эта самая жизнь, и не нужна  мне вовсе. Призрак… Как я могу быть призраком, если я касаюсь ее щеки или руки, и она ощущает мое прикосновение, тепло моих пальцев? Если кот, когда хозяйки нет дома, ласково и доверчиво трется о мои ноги или, вспрыгнув на плечо, уютно щекочет щеку жесткой леской усов?..

Хорошо, допустим, я какой-то неправильный усопший: не прозрачный, не бесплотный, не выстуживающий окружающих могильным холодом. Но почему, в таком случае, я «прилепился» к ней, а не ищу того, кто повинен в моей смерти? Если же мне некому мстить, что делает моя душа здесь, на земле, вместо того чтобы отправиться в райские кущи, или на адскую сковородку, или в следующее перерождение (точно не знаю, как там все на самом деле)?.. 

Я вытащил из валявшейся на подоконнике пачки сигарету и закурил. Призрак с никотиновой зависимостью… Что ж, какой-то плюс в этом есть: рак легких мне не грозит, по крайней мере.

Глубокая затяжка… Выдох. Воспоминания, которые затаились неведомо где, во тьме подсознания или до-сознания, всплыли на поверхность, обрели отчетливость. Их отомкнули, выпустили на волю неожиданные слова Тэш.

…Тут хорошо. Хорошо и тепло, только одиноко. Где-то далеко-далеко что-то происходит, но до меня долетают лишь слабые отзвуки. Покой… Нет, не совсем: покой мог бы быть, если б не голоса. Первое время я слышал голоса матери, отца и брата – они плакали, жалели меня и себя, и мне хотелось сказать им, что все в порядке, попросить успокоиться. И я говорил, твердил, заклинал… но они, кажется, не слышали. Мало-помалу их слезы и голоса отдалились, стихли.

Но был другой, чужой крик - не обращенный именно ко мне, полный жгучего одиночества и тоски. Отчего-то он тревожил, лишал покоя. И я понял, затосковав в ответ, что должен вернуться. Я закричал, вторя родному незнакомому голосу. Кричал всем своим существом, кричал и рвался… и что-то стронулось.

Я вернулся.

Она лежала на койке в изоляторе, мечась между бредом и реальностью. Я присел рядом и предложил дружить. Когда она согласилась, я невероятно обрадовался. И радость стерла все, что было в моей голове до этого. А может, это сделал инстинкт самосохранения. Именно он загнал мое прошлое так глубоко, что мне стало казаться - до встречи с Тэш никогда ничего не было.

Сигарета дотлела, и я выкинул ее в окно. Ну и что, в сущности, изменилось от того, что она узнала, а я, наконец, вспомнил? Вряд ли ее отношение ко мне стало другим. Мое – тем паче. Отчего же так свербит внутри, будто лопнула туго натянутая струна и концы ее процарапали сердце?..

Я хотел бы заснуть сейчас и увидеть дивный сон. А когда она вернется и разбудит меня, долго ворчать по поводу вспугнутого сновидения, потирая розовый след от подушки на щеке.

Но мне не дано видеть снов.

Я вытащил еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой.

Ну, какого дьявола я должна тащиться в Контору с больной головой и мерзким привкусом во рту?! Илона пригрозила, что если я не появлюсь там сегодня, то могу вообще больше не появляться.  Видно, у них и впрямь полный завал, так как обычно хозяйка относится к моим прогулам намного лояльнее. Пришлось в ускоренном темпе приводить себя в порядок, и, разумеется, вышло не слишком впечатляюще.

В Конторе было действительно многолюдно, душно и шумно. Подстегнутая таким ажиотажем Илона носилась как угорелая. В одной комнате гуляла целая компания. Они гудели давно и разобрали всех девушек.  В другой дожидался клиент, к которому меня так срочно вызвали. Отчего-то я ни секунды не сомневалась, кого увижу. Нет, у меня хватает постоянных клиентов – но вряд ли кто-то из них согласился бы прождать целый час. А еще есть такая штука, как пресловутая женская интуиция. Поэтому, войдя в комнату и даже не рассмотрев в полумраке человека, сидевшего в кресле, я бросила:

- Я к вашим услугам, Дар. Простите, что заставила себя ждать.

Илона фыркнула – мы редко обращаемся к клиентам на «вы»: обстановка не располагает к высокопарности и расшаркиванию.

- Наташа, мне казалось, мы уже перешли на «ты». Или что-то изменилось со времени нашей последней встречи?

Я пожала плечами. Не объяснять же, в самом деле, с каким трудом дается мне каждое «ты», обращенное к этому человеку. Ну, не располагает его внешность к панибратству, да и манеры тоже.

- Я забыла, прости.

Из соседней комнаты донесся дикий поросячий визг и звон разбитой посуды. А затем подвывания – так умел всхлипывать, по-ребячески горько и тонко, только Артем.  Илона тут же устремилась выяснять, что произошло, нащупывая в кармане мобильник: охрана у нас располагается в двух шагах, на той же лестничной клетке в квартире напротив.

Дар брезгливо поморщился.

- У меня к тебе предложение. Если ты не против, пойдем отсюда. Я знаю неплохое кафе неподалеку. Все будет оплачено в том же размере, как если бы мы оставались тут, так что твоя хозяйка может не беспокоиться.

- А ты никак влюбился в меня, если вместо траха предлагаешь провести романтический вечер! – Когда я сильно обескуражена, от сдержанной вежливости меня может запросто перебросить к хамству.

Тут же мне захотелось спрятаться от его взгляда - забраться глубоко под одеяло, как в детстве – от ночных страшилок и жутких сказок. Но сейчас это был не страх, а нечто другое. Будто я виновата в чем-то постыдном, и об этом знает лишь он. Но не обвиняет, а  сочувствует, и от его сочувствия на душе муторно и тоскливо.

- Я понял. Прости, что отвлек и вытащил из дома. Беру назад свое предложение.

Он поднялся с кресла. Сейчас он уйдет, и хозяйка наорет на меня, что я совсем распустилась и хамлю престижным клиентам. Да и не в этом дело! Черт с ними, с нотациями, но терять такой яркий экземпляр гомо сапиенс обидно.

- Постой! – Я придержала его за рукав у самой двери. – Я не хотела обижать тебя. Конечно, я с радостью посижу с тобой в более приятной обстановке. То, что я сказала – глупость и пошлость, не придавай этому значения. Через меня говорили мое похмелье и недосып.

Дар не ответил, но притормозил. Я позвала Илону, он расплатился – под ее удивленные междометия, и мы вышли.

До кафе было два шага. Я знала это место и любила бывать здесь. Правда, в одиночестве. Тихая ненавязчивая музыка, атмосфера уюта и покоя – то, чего мне так не хватает и на работе, и дома. Обычно я садилась в самый дальний угол, заказывала кофе и, медленными глотками смакуя напиток, наблюдала за посетителями. Если попадалась интересная физиономия, зарисовывала в блокноте или на салфетке.

Сейчас мы устроились в другом месте, у окна с красивым витражом. Кроме нас в зале никого не было. Душная ночь припала к стеклу в унисон с медленным древним блюзом. У официантки были тени под глазами и подрагивавшие от усталости пальцы.

Мы пили красное сухое и молчали. И опять он смотрел на меня пристально, не отрываясь, и мне было дискомфортно под его взглядом. Хотелось заговорить, нарушив неестественную паузу, но в голову ничего, кроме банальностей, не приходило. Я уже обожглась один раз сегодня, и не хотелось снова выглядеть  дурой. Наконец, мне пришло в голову расспросить его о работе. Мужчинам нравится говорить о своих успехах, а если таковых не существует – можно и придумать. Проститутка ведь не станет проверять их наличие.

На мой вопрос он ответил спустя паузу, небрежно и лаконично:

- Я творец.

Мне сразу стало легче дышать, и речь потекла свободнее:

- Художник или писатель? Или тот, кто творит собственную жизнь – уникальную, ни на что не похожую?..

- Не жизнь – а смерть. И не свою, но чужие.

Так. Это что, новый способ разбрасывать пальцы веером? Да нет, на дешевого понтовщика он не похож. Я незаметно отодвинулась, прикидывая наиболее безопасные варианты бегства.

- Ты маньяк? Типа Чикатило или битцевского?..

Сохраняя приветливо-заинтересованную улыбку,  я судорожно пыталась припомнить, как следует обращаться с сумасшедшими и социально опасными. Кажется, с ними нужно во всем соглашаться. Но подходит ли это для моего случая? «Можно, я задушу вас вашим шарфиком, поскольку вы напоминаете мне Дездемону?» «Да-да, пожалуйста! Только вы не нервничайте, а то вам вредно сильно волноваться…» Брр. Дрожь берет от одного продумывания таких диалогов. А главное: как я могла так ошибиться в этом человеке? До этого мое чутье никогда не подводило меня. В его случае оно твердило: этот человек может быть опасен, но не для тебя.

Дар улыбался – видно, мысли, носившиеся в моей голове, прекрасно отпечатывались на растерянной физиономии. Наконец, соизволил ответить:

- Не дрожи так, девочка. Я вовсе не раб госпожи Смерти, как те неадекватные люди, чье определение ты озвучила. Жажда убийства не затмевает мой мозг, не заставляет шуметь кровь в ушах. Свежеиспеченный «жмурик» не вызывает  волну оргазмов. Я просто выполняю определенного вида заказы. То есть она послушна мне, а не наоборот.

- Значит, ты всего лишь киллер, которых нынче немало. Стоит ли называть себя пафосным словом «творец»? Ты просто чернорабочий Смерти.

Осмелев, я снова принялась хамить. Страх отступил, и пришла досада на собственную слабость, свидетелем которой он стал.

- Я не просто киллер, каких немало. Я никогда не убиваю людей руками – всегда головой. Мои заказы никогда не выглядят как преступление – обычно это несчастный случай, реже - суицид. Когда я продумываю комбинацию, в результате которой заказанное тело печально покачивает ботинками в петле или гибнет от руки нерадивого врача «скорой», вколовшего не то лекарство, я испытываю истинное вдохновение. Мне знаком восторг шахматиста, решившего сложный этюд, или композитора, сочинившего убойный шлягер. «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!..» Разве ты не хлопала в ладоши, не называла себя гением, когда очередная картинка особенно тебе удавалась?

- Н-нет…

Я была столь ошарашена, что мало соображала, как следует отвечать на его вопрос.

- Значит, ты более самокритична, чем я. Ты перфекционистка, Натали. А я – слаб и самоупоен, как видно, - Дар улыбнулся собственной простительной слабости и повертел в руке пустой бокал.

- Творец, - пробормотала я. – Говоришь, творец…

- Именно. Единственный в своем роде. Знаешь, чем еще я отличаюсь от, как ты их назвала, «чернорабочих смерти»? Я обязательно спрашиваю о причинах заказа.

- Причину? – Я хмыкнула. – Зачем? Какая тебе разница?

- В зависимости от нее назначаю цену. И необязательно деньгами. Полгода назад некий бизнесмен среднего разлива захотел убрать свою жену, которая мешала его любовной связи. Я запросил за это его дом и бизнес.

- Ну и расценки! – Я хохотнула, изображая циничное веселье. – А он не послал тебя после этого и не обратился к твоему коллеге поскромнее?

- Ты плохо меня слушаешь, девочка. Коллега поскромнее гарантирует смерть, и только. Переплата идет за чистоту и красоту комбинации, за гарантию, что возможные последующие неприятности полностью исключены. Так вот - спустя месяца после скоропостижной смерти его благоверной (кстати, она не мучалась: сердечный приступ, пара секунд – и душа уже на небе), респектабельная любовница выставила его за дверь. Бедняга повесился через неделю. А с другого клиента - женщины, которая просила отомстить подонку, спьяну переехавшему машиной ее пятилетнего сына, я взял в уплату лишь черепаховый гребень, которым она украшала свои волосы.

- Выходит, ты не только творец, а еще и современный вариант Робин Гуда? Помогаешь хорошим, наказываешь подлецов, взяв на себя роль высшего судии?

- Вовсе нет. Ты не поняла: я всегда выполняю заказы, любые  – если люди соглашаются с моей ценой. Основной драйв для меня – в красоте комбинации. Вот, недавно совсем случилось на редкость изящное дело. В цепочке было задействовано восемь человек, а в центре, в яблочке – старый злобный прыщ, который нужно было выдавить – во всяком случае, таким он представлялся заказчику, сыну прыща, - Дар взял со столика салфетку и принялся чертить на ней сложный многоугольник. – Смотри: чтобы подобраться к прыщу напрямую, требовалось выйти на медсестру, ежедневно колющую ему на дому антисептики, а путь к ней пролегал посредством…  

 Я слушала вполуха, пытаясь разобраться в своих ощущениях, вызванных мужчиной напротив. Если он не врет – а он не производил впечатление позера, любящего покрасоваться перед путаной – он еще опаснее, чем мне интуитивно казалось. И еще интереснее. У меня есть особенность: не могу устоять перед ярким и необычным человеком, даже если считаю его при этом сволочью. Меня тянет общаться с таким, несмотря ни на что, впитывая по максимуму его индивидуальность, наполняясь ей, словно драгоценным вином многолетней выдержки…

 Кстати, еще один интересный момент: зачем он все это мне выкладывает? Причем достаточно буднично, без капли горечи или сожаления – словно о прочитанной статье в утренней газетенке.

- …Вскрытие показало инсульт на почве чрезмерного эмоционального возбуждения. Семьдесят пять годков, как-никак. Все наследники рукоплещут и до хрипоты обсуждают количество венков и цвет шелковой обивки гроба.

 Дар скомкал исчерченную салфетку и поднял на меня глаза, словно ожидая слов одобрения, а то и таких же рукоплесканий.

- Мне показалось – там, в Конторе, что на груди у тебя православный крестик.

- А вот эту тему, Натали, мы с тобой обсуждать не будем. – Помолчав, объяснил: - Чересчур интимно. Не моргнув глазом, могу поведать тебе, сколько у меня было женщин, а также мальчиков, какие позы и стимуляторы я предпочитаю и в каком возрасте впервые стал онанировать. Но вера – это уж извини.

- Извиняю. Вопросик попроще:  ты не боишься, что я заявлю на тебя в ментовку?..

- Не боюсь. Кто поверит твоему рассказу? Я не оставляю улик, работаю чисто. Впрочем, я совершенно уверен, что ты не станешь этого делать. Я слишком интересен тебе. В твоих глазах не страх и не праведное негодование. В них любопытство.

- Ты мнишь себя знатоком человеческих душ… Забавно! А чем, в таком случае, я заинтересовала тебя? Да еще настолько, что ты пришел во второй раз - и не ради секса, а ради исповедальной беседы в кафе?  К чему тебе откровенничать со мной?

- У тебя глаза загнанного зверя. Смертельная обида на весь мир в каждом движении, в изгибе шеи, в подрагивании пальцев. Мы с тобой похожи. Именно поэтому ты не боишься меня, а лишь опасаешься. Еще ты отлично рисуешь, а я, поскольку сам являюсь творческим человеком, ценю одаренность в любом ее проявлении.

- Похожи? Ну, уж нет. Я никого не отправляла на тот свет и не собираюсь когда-либо это делать.

- Если в руки тебе дать пистолет, а напротив поставить самого ненавистного человека, ты выстрелишь.

- Нет!

- Да.

- Неправда. Откуда ты можешь знать?

- К чему спорить? – Дар снисходительно улыбнулся. – Ты дитя тьмы, как и я. Это не плохо и не хорошо. Это просто данность. Но ты сопротивляешься своей природе, а я нет. Я принимаю ее и проявляю ее в полной мере, ничего не страшась и беря на себя всю ответственность. А ты нет. Вот и вся разница.

- Не смей сравнивать меня с собой.

Я говорю это спокойно. Я стараюсь не психовать на людях, хоть мне и очень хочется опровергнуть его заявление – криком, битьем посуды – чем угодно. Всего этого я делать не буду – просто встану, соберусь и уйду.

Дар с легкой усмешкой смотрел, как я запихивала в сумочку сигареты и зажигалку. Когда я поднялась с диванчика, мимолетно коснулся моей ладони.

- Если захочешь меня найти, спроси у Илоны, я оставил ей номер сотового.

- Не захочу.

- Ну, значит, тогда я зайду как-нибудь. Ты очень приятная собеседница, Натали. Впрочем, не только собеседница. До свидания!

- Польщена столь лестным отзывом. Но все же думаю, что уместнее будет слово «прощай».

На улице была глубокая ночь. Хмурая и беззвездная. Мне вспомнилось, что именно в такую августовскую ночь, беспробудно печальную и темную, я  сбежала из детского дома. Мне было одиннадцать. Я умудрилась построить шалаш недалеко от города и жила в нем три дня, пока меня не отловили менты и не вернули назад. (Стандартного наказания за побег – психушки, я тогда избежала чудом: и директриса, и самые злобные воспитатели были в отпуске.) 

Мик появлялся раза по три в сутки (тогда это был предел того, на что он был способен). Мы болтали и играли, и мне от радости не хотелось ни спать, ни есть. Я упивалась своей маленькой свободой. Ловила бабочек и отрывала им крылья. Это не было садизмом, скорее завистью: я чувствовала, что для меня воля продлится недолго, а вот они останутся и будут летать. Мику не нравилось мое живодерство, но он выдавал это только взглядом – наверное, понимал, что творится у меня под черепной крышкой и за прутьями ребер. Может, Дар прав, и я действительно сродни ему, только боюсь признаться в этом, не хочу принять себя такой, какая есть?..

Когда я вижу что-то хорошее, мне нередко хочется это разрушить, уничтожить – поскольку это происходит не со мной. Сухой ком злости подкатывает к горлу, и единственным сдерживающим фактором является убеждение, что так нельзя, что это не моя суть. А может, меня сдерживает банальный страх? И что будет, если я сумею преодолеть его? Кем я стану?..

Мне приснился кошмар, липкий и горячий. Наверное, я кричала во сне, и  Мик меня разбудил.

Мы с ним так и не поговорили всерьез. Когда я вернулась, в смятении и раздражении, меня потянуло рассказать ему о Даре, поделиться, может быть, посоветоваться. А он выдал неосторожно язвительное замечание на мой и его счет. И понеслось…

Я заметила, что в последнее время мы часто грыземся. К чему бы?.. Порой мне кажется, что он специально ведет себя так, чтобы напряжение, в котором я живу, разряжалось в его адрес, давая тем самым моим бедным нервам эмоциональную разгрузку. На этот раз все закончилось тем, что я отрубилась, выкричавшаяся и опустошенная, а он присел на подоконник и закурил.

А сейчас вот держал за плечи и успокаивал.

Я задыхалась и не могла выдавить ни слова. Тот же сон и тот же животный ужас…

…Они играли моей головой: перебрасывали друг другу, подкидывали вверх. Всегда одно и то же. Я чувствовала, как болит моя шея, как воздух со свистом вырывается из обнажившейся трубки гортани. Я видела, как валяется на полу мое тело в окровавленном свитере и пыльных кроссовках. Потолок то приближался, то убегал. В ушах бился вой, хохот, скрежет: «Ты наша, наша, наша!», а ладони у всех четверых были ледяные и влажные от пота. Я не могла кричать, и не могла умереть совсем, отключить сознание, провалиться во тьму…

Этот сон приходил раза два-три в месяц. Но сегодня в нем было нечто новое. В извечном и ставшем уже привычном ужасе появилось что-то чужеродное ему. Новая фигура – я ощущала ее присутствие, не видя, но отчего-то твердо зная, кто это. Пристальные зрачки следили, не отрываясь, за  игрой в «мяч». Он аплодировал, но глаза и пепельные губы были безучастными.

Мик гладил меня по голове, как маленькую. А я сжалась в комок и никак не могла разжаться, расслабиться. Он молчал, зная, что слова сейчас ничего не значат - я их попросту не услышу.

- Прости меня, – спустя вечность, я сумела заговорить. - Это ведь ничего не изменит – то, что ты узнал, кто ты? Для меня уж точно не имеет значения, призрак ты или сам черт из преисподней.

- Конечно. Все останется, как и было, - показалось мне, или в его голосе прозвучала нота фальши? Да нет, глупости: Мик никогда не врет. – А теперь спи, Тэш, - он укутал меня одеялом и вернулся на свой подоконник.

  На этот раз я засыпала долго. Тысячи мыслей барахтались в моей голове. И одну из них, самую настойчивую и зудящую, мне никак не удавалось отогнать: «А что, интересно, Дар потребует с меня, если я закажу ему тех четверых?..»