Путешествие в никуда 2

2

   - Провожая меня, мой старый профессор напутствовал: "Ведите дневник, записывайте все впечатления, - рассказывал Гершман за ужином, - не ленитесь. Пишите на стоянках по вечерам при свете костра или днём на привалах. Ничем не пренебрегайте! Всё, что видели по дороге, каких людей встречали, что испытывали по поводу той или иной встречи или события".

- Совет правильный, - согласился Пащенко. - Ну и пишите! На старости лет и вам и мне, если доживём, самим интересно будет перечесть и вспомнить былое, а то, глядишь, и издатель, какой клюнет... Я ленив по письменной части, и не боюсь в этом признаться. Ну что поделаешь? Не дал Бог таланта. А батенька мой... тот горазд был. Много трудов насочинял. Особенно о великих путешественниках. Марко Поло и Васко да Гама, Афанасий Никитин и Герасим Лебедев... обо всех, кто каким-либо боком Индии коснулся. Да вот ещё об этом, чуть не забыл, огнепоклоннике...

- Заратустре?

-- Да, да, о нём! Целое исследование написал... так и осталось неопубликованным.

-- И где оно теперь?

-- На чердаке пылится. Говорят, подобная тема сейчас не представляет интереса!

-- Очень сочувствую вашему батюшке, царство ему небесное.

-- А как знал малую Азию! - воодушевился сын. - Его даже за турка принимали! Персидский ему как родной был - такое произношение, комар носа не подточит.

-- Пожалуй, я последую совету профессора и начну всё записывать, - поправил очки Александр Ефимович, теряя интерес к теме разговора.

-- Конечно, конечно! Что тянуть, - прямо сейчас и начинай. Кстати, у тебя ничего почитать нету? С собой не захватил? А то я тут совсем изголодался по литературе.

-- Как же! Есть кое-что! Притом, тоже записки путешественника, правда, посетившего эти благостные места на пару столетий раньше нас.

-- Чьи записки? - загорелся Пащенко.

-- "Совершенный негоциант" Жака Савари! - Гершман потянулся к полке и достал ветхую, толстую книженцию в потёртом кожаном переплёте. - Издано в 1675-м году! Подходит тебе?

-- Давай немедленно! Это страшно интересно.

Взяв в руки старинный фолиант, нетерпеливый читатель стал поспешно листать. Издание снабжено массой иллюстраций - копиями с гравюр одного известного художника. Пащенко охами и вздохами выражал свой восторг.

- Спасибо, дорогой друг! Приступаю немедленно. - Радостный Николай Палыч направился в свою комнату.

-- Ну, а я немедленно - за дневник! Попишу немного перед сном.

Их было двое в пустынном просторном доме. Кыбсан отправился к семье - он жил с женой и двумя малышами неподалёку. Утром обещал придти и обсудить сообща план дальнейших действий. Гершман и Пащенко занимали по комнате и предпочитали уединение. Вот и сейчас каждый при свете керосиновой лампы приступил к своим занятиям: Александр Ефимович разложил перед собой толстую тетрадь в коленкоровом переплёте и задумался, покусывая карандаш; а Николай Палыч раскрыл древнюю книгу наугад где-то посередине и "нырнул" в неё.

"... мы были теперь в Китае. Если я чувствовал себя заброшенным на край света в Бангале, откуда мог многими способами добраться домой, то каково мне теперь, когда я оказался на тысячу миль дальше и все пути возвращения для меня отрезаны?

Все свои надежды возлагали мы на ярмарку, открывавшуюся здесь через четыре месяца; там нам мог представиться случай купить китайскую джонку и отправиться на ней в другой порт. Кроме того, не исключена возможность появления английского или датского корабля, который взял бы нас, так как наши личности не внушали никаких подозрений".

Читатель перевернул несколько страниц. Глаза предательски начали слипаться.

"... по возвращении домой мне было странно слышать, как у нас превозносят могущество, богатство, славу, пышность и торговлю китайцев, ибо, по моим собственным наблюдениям, китайцы показались мне презренной толпой или скопищем невежественных, грязных рабов, подвластных..."

Читатель не удержался и зевнул: хоть книга и древняя, но положим, не столь интересная. Почитать все же надо, но, разумеется, не залпом, а постепенно и в разумных дозировках. Посмотрю-ка лучше пока что там в газетах пишут... Отложив древность, зашуршал газетами, захваченными в дорогу. Пресса поступала в Чугучак с большим опозданием, и то лишь - в консульство (с нарочным, привозившим почту и документы). Местное население ни в каких газетах не нуждалось, а пользовалось древнейшим источником информации - слухами (молва по степи рано или поздно донесёт). Сразу на глаза попалась заметка о Георге Вашингтоне.

"Великая Северо-Американская республика отпраздновала 2 (14) декабря сотую годовщину со дня смерти ее величайшего сына и патриота, которому она обязана независимостью и освобождением от английского ига. Когда ровно сто лет тому назад в Филадельфии, в палате представителей, Джон Маршал дрожащим голосом заявил о последовавшей накануне кончине Георга Вашингтона, волнение охватило всех присутствовавших членов, сообщилось немедленно всему городу, который в знак траура приостановил все свои обычные дела..."

* * *

Пришедший утром Кыбсан с порога заявил, что узнал ещё об одном месте, где можно накопать много золота.

- Ишь ты, какой ненасытный стал! - засмеялся Пащенко. - Так часто даже кладоискатели в романах золото не находят!

-- А я вот узнал! Значит, везёт нам.

-- Так, где на сей раз?

-- Далеко, в Алтайских горах. Приезжал вчера старый лама. Разговорились с ним случайно про рудники в Джаире, а он и говорит, что недалеко от его монастыря на речке Алтын-гол в Алтае, имеется заброшенный золотой рудник. Когда-то там добыча велась во всю, но сейчас почему-то Богдыхан запретил и даже стражу приставил. Говорят, в руднике нечистая сила завелась, злые духи его захватили, и теперь опасно добывать там золото стало, а местный люд обходит рудник за версту.

-- Не так страшна нечистая сила, как охрана, - присоединился к разговору атеист Гершман. - Сказки всё это, господа!

-- Так в чём там нечистая сила проявляется? - Николай Палыч явно не разделял взглядов самоуверенного коллеги-учёного.

-- Якобы, появляются души некогда погибших рабочих, - понизил голос богобоязненный монгол.

- Души? Но если лишь так, можно рискнуть, - похоже, атеистическая бравада начала заражать и Пащенко. - Главное, чтобы тела не появлялись! - совсем разбушевался атеист и вызывающе посмотрел на товарищей: ну чего, мол, боитесь?

- А долго ли добираться? - поинтересовался Николай Палыч, невзирая на мистику.

- Пожалуй, несколько суток, а то и более...

- Тогда отправимся немедля. Как вы, Александр Ефимыч?

- Обеими руками за! Я духов не боюсь.

- Сегодня лишь достану вьючных коней, и завтра можно будет трогаться, - смирился с неизбежным монгол, собираясь уходить.

- Надо будет захватить ещё и длиннополые халаты, и достать фосфорной краски, - лукаво заулыбался Гершман.

- А это зачем? - не понял Пащенко.

- Потом узнаете, потерпите, - продолжал интриговать минералог, - созрел у меня некий планчик, но всему своё время.

* * *

Выехали ранним утром по пыльной дороге на восток, вверх по долине реки Эмель. Снова по обеим сторонам дорогу обрамляли хребты Тарбагатая и Барлыка. Степь вовсю зеленела молодой скудной травкой и полынью. Среди нее алели кровяными пятнами чашечки молодого мака. Почти прямо из-под копыт лошадей то и дело выпархивали зазевавшиеся жаворонки и, взвившись в синеву неба, заливались пронзительным пением. Словно извиняясь за то, что люди застали их за столь низменным занятием, как поиск букашек и червячков в траве и почве.

- Как книга? - поинтересовался минеролог, то и дело, цепляясь за всё, что попадалось под руку на спине лошади (ездок он оказался неважнецкий!).

- Очень интересная... засыпаю на второй странице, - сознался застигнутый врасплох Пащенко, но тут же и спохватился, - но не подумайте, что скучная - просто я сильно устал вчера.

- Там ведь и про Китай есть.

- Да я на том самом месте и захрапел к стыду своему, но вы не обижайтесь, ради Бога! - дёрнулся в сторону коллеги Пащенко, стараясь помочь ему в поисках равновесия (Николай Палыч сам держался в седле уверенно, поэтому то и дело приходил на помощь товарищу).

- Никак не привыкну, - извинялся неловкий наездник. - Я типичная городская крыса!

- Ну, ничего! Это дело нехитрое. Научитесь постепенно... Вон смотрите, какой молодец наш Кыбсан! Человек родился в седле! Берите с него пример.

Монгол, услышав похвалу в свой адрес, прямо таки загарцевал как на кавалерийском смотре...

В китайский городок Дурбульджи приехали уже вечером и завернули на постоялый двор.

- Далеко ли путь держите? - осведомился хозяин, подавая гостям огромное блюдо с дымящимися пельменями и пузатый, закопчённый чайник.

- В Зайсан по торговым делам, - нашёлся Кыбсан.

- За перевалом на русской границе будет таможенный досмотр, - предупредил китаец.

- Мы как раз лишь за товаром и едем, а с собой только припасы, - поддержал "легенду" Николай Палыч, надкусывая огнедышащий пельмень. - Ой, вкусно, хозяин!

- Ну, смотрите, а то за шёлк теперь большую пошлину дерут, - сказал китаец равнодушно, теряя интерес к вновь прибывшим, и направился к другому столу.

С утра продолжили путь, поехав дальше вверх по долине реки, по правому берегу которой тянулся гребень со странным названием "змеиное жало".

- Почему так называется? - спросил Гершман, по-видимому, начавший вести дневник и теперь стремившийся к точности во всех деталях.

- Потому что тянется как жало из огромной "пасти", образуемой двумя хребтами по обеим сторонам, - указал Кыбсан на оставшиеся позади вершины.

К вечеру преодолели перевал и, успешно пройдя таможенный досмотр, двинулись дальше и через пару дней достигли устья Алтын-гола.

Вверх по долине шла тропа, приведшая к долгожданному руднику. Склоны были очень крутые и безлесные, даже кустов не было. Виднелись следы многочисленных порубок. Очевидно, караульные извели всю небогатую растительность на топливо. Виднелись невдалеке три юрты, в которых с семьями и жила охрана.

Вход в рудник был загорожен связанными друг с другом жердями, так что пробраться внутрь незаметно дело не простое. Три больших пса, лежавших возле юрт, встретили кладоискателей свирепым лаем.

Монголы-стражники, конечно, обрадовались гостям или искусно изобразили это. Не замедлили поинтересоваться: откуда, куда и зачем?

- По торговым делам в Улясутай, - продолжал развивать "легенду" Кыбсан.

- Из Зайсана? - уточнил старший из охранников.

- Да. Думали на Алтын-голе заночевать, а оказалось, что здесь ни травинки - всё повырублено.

- Поедете немного дальше, там другая долина справа будет... и трава, и кусты, и вода есть. Засветло ещё успеете добраться.

Караульных поблагодарили и расспросили насчёт рудника. Выяснилось, что он 10-12 лет, как закрыт. Боятся люди этого места, и особенно по ночам. Им тоже здесь страшно, но работа есть работа. Князь меняет охрану раз в год - не часто; а за год всякой жути можно здесь наглядеться в избытке. Лица стражников казались напряжёнными и от дальнейших расспросов они уклонились.

Кладоискатели поехали дальше, но заметили, что вверх по склону, над основным, закрытым жердями входом в рудник, достаточно высоко чернеет отверстие, через которое, наверное, тоже можно проникнуть внутрь.

Вскоре достигли долины, на которую указывали караульные. Место для ночёвки оказалось удобным: тут и ручей, и трава для лошадей, и кустарник для костра.

Путники развели огонь, заварили чай, поужинали, и перед тем, как идти спать в палатку, предались рассказыванию страшных историй, тем более что близость таинственного рудника к этому располагала.

- Слышали о призраке французского майора? - блеснул отражением костра в своих очках минералог, и, придав голосу тревожную окраску, начал. - Так слушайте!.. Дело было в Праге. Есть там такой форт - Вышеград.

- Я не был в Праге, - посетовал Пащенко.

- Я тоже, - но это не важно!.. Этот майор командовал французским отрядом, захватившим город в 1741-м году, и погиб в том бою. С того времени его призрак стал бродить по Вышеграду. Он нападал на патрули, щекотал часовых и даже напугал до потери сознания нескольких офицеров австро-венгерской армии. Пули пролетали сквозь майора, не причиняя вреда. Утихомирился он лишь в конце прошлого века, когда некий поручик приветствовал его, вытянувшись во фрунт, как положено при встрече старшего по званию. Майор улыбнулся, потрепал поручика по плечу и растворился в воздухе. С тех пор призрак появляется, только будучи в хорошем настроении: на приветствия прохожих вежливо кивает и вообще ведёт себя, как подобает хорошо воспитанному привидению.

- Это скорей смешная, чем страшная история, - улыбнулся Пащенко и подбросил в огонь свежих веток, отчего в стёклах очков рассказчика вновь неистово заплясали языки пламени.

- А вот, когда я был послушником монастыря, из которого впоследствии бежал, то наблюдал однажды следующее... - решил и монгол внести свою лепту. - Во многих ламаистских монастырях имеются школы магии. Вы, наверное, слышали об этом... Один из монахов показывал такое, что я, хоть и был мальчиком, но не могу этого забыть и до сих пор...

- Что видел?... - занервничал Николай Палыч, а очки Гершмана почему-то угасли.

- Я нарвал полевых цветов и весёлый бегал и прыгал, когда мне повстречался лама.

"Зачем тебе этот пук мёртвых растений"?- спросил он, заметив мой букетик. - "Мёртвых? - удивился я. - Да ведь они только что росли вон на той поляне". - "И всё же они мёртвые. Быть рождённым в этом мире, разве не есть смерть, мальчик? Хочешь посмотреть, как будут они выглядеть в мире вечного света"? - "Да", - ответил я и протянул ему цветы. Он взял из букетика один цветок, положил его на колени и начал, как бы, загребать руками из воздуха что-то невидимое. Постепенно это "невидимое" стало превращаться в облачко, которое постепенно обрело форму и окраску цветка, и, наконец, в воздухе возникла как бы копия того цветка, который лежал на коленях. Копия казалась совершенно точной, повторяя каждый лепесток, каждую линию. Она действительно выглядела прекрасной оригинала. Так цветок за цветком был воспроизведён и весь букет, включая самые маленькие травинки в нём.

- Поразительно! - воскликнул впечатлительный Александр Ефимыч.

- А отгадывание мыслей там тоже практикуется? - спросил Пащенко.

- И это ламы умеют...

- А вот ещё одна история, - перебил монгола Гершман, - и тоже про привидения! Хотите?

- Как не хотеть? Давай, рассказывай! - согласился Пащенко и потянулся за новым хворостом.

- И снова дело в Праге...

- Там, от призраков, не продохнуть что ли? - Хворосту больше не нашлось, и Пащенко с неудовольствием заглянул в угасавшие гершмановские очки. - Что ещё в огонь кинуть?

- На сей раз - призрак бывшего привратника студенческого интерната Карлова университета. А случилось в 18-м веке. Привратник отличался тем, что очень не любил учащуюся молодёжь и был широко известен даже за пределами университета разными кознями против студентов. Редкий день вредный привратник не доносил ректору на кого-нибудь, обрекая того на наказание.

Однажды ночью несколько студентов подкараулили его, набросили ему на голову мешок и притащили в подвал. Когда мешок с головы сняли, перепуганный доносчик увидел сидящих вдоль стен студентов. Посередине подвала устроили плаху, возле которой скучал палач с огромным остро отточенным топором. Один из студентов спросил: "Что будем делать, о братья, с этим человеком, который вместо того, чтобы заниматься своим делом, только и знает, кляузничает и наушничает"? "Да сгинет он"! - был единогласный ответ. И на глазах изумлённых студентов в тот же миг привратник... сгинул. С тех пор его можно видеть на Капровой улице. Он носится объятый пламенем. Увидев человека, похожего на студента, бросается к нему и начинает канючить, умоляя пожать ему руку. Как утверждает легенда, если какой-нибудь студент выполнит его просьбу, привидение обретает покой.

- Забавно, забавно, - сдержанно похвалил Пащенко и наморщил лоб. - Теперь и мой черёд рассказать что-нибудь эдакое... Ну вот, например... Один оксфордский студент...

- Опять студент? У меня - студенты, и у вас тоже! - перебил Гершман.

- Чем вы недовольны? А то сами не были... Вместо того, чтобы прилично учиться занимались всякой чертовщиной. Эх, молодость, молодость! Так вот этот студент приходился кузеном известному в Кентербери врачу, но дело не в этом, а в том, что этот студент внезапно умер...

- Умер? - опечалились слушатели.

- А чему вы удивляетесь? Все мы смертны.

- Но студент... молодой человек, - никак не мог смириться с ранней кончиной Гершман.

- По всякому бывает: кто раньше, кто позже, - философски заметил рассказчик. - Вопрос здесь не в том, что умер вообще. А в том, - где умер!

- В доме известного врача, - напомнил внимательный минералог.

- В этом-то всё и дело, что не у себя... - Николай Палыч начал слегка раздражаться тем, что ему никак не дают продолжить, и стал нервно ворошить головешки в угасавшем костре, успокаиваясь этим. - Примерно через неделю после кончины доктор проснулся среди ночи. Комнату заливал яркий лунный свет.

- Наверное, как сейчас, - указал на небо Кыбсан, где царило полнолуние. Казалось, что и костёр-то затухает не случайно - просто не хочет участвовать в неравном световом поединке.

- Теперь и ты ещё будешь мне мешать, - огрызнулся Пащенко. - В лунных лучах доктор увидел своего скончавшегося кузена. Тот стоял возле кровати в ночной сорочке и колпаке.

- Бр-р-р... как неприятно... - передёрнуло Гершмана.

- Доктор ущипнул себя, - не спит ли он, и отвернулся от призрака... (Монгол глядел на рассказчика испуганно, точно пред ним не Пащенко, а тот самый студент.) Спустя какое-то время доктор собрался с духом и вновь повернул голову (Гершман и Кыбсан тоже, как по команде, повернулись). Доктор попытался заговорить со студентом, но не мог вымолвить ни слова (Слушатели замерли)... А ещё через некоторое время призрак исчез.

- И всё? - недовольно скуксились слушатели.

- Нет не всё. Вскоре после этого происшествия кухарка, ходившая по вечерам к поленнице за дровами, заявила, что видела там призрака, облачённого в ночную сорочку. Тот стоял на штабеле дров.

- Он что, истопником заделался? - понял по-своему монгол.

- Каким истопником?! - обозлился Николай Палыч. - Доктор внезапно припомнил, что кузен умирая, пытался рассказать о человеке, которому он отдал на хранение своё единственное достояние - научную рукопись. Как оказалось в дальнейшем, этот человек опубликовал её после смерти автора под своим именем.

- Ах, вон оно что! -догадался Гершман. - Призрак хотел назвать имя вора, наверное...

- Александр Ефимыч, а зачем вы просили обзавестись халатами и фосфорной краской? - вдруг вспомнил Пащенко.

- Я всё захватил, - похвалился Кыбсан.

- Не опережайте события, господа, - опять уклонился минералог. - Потерпите до завтра!

Луна, словно зная замысел Гершмана, хитро и таинственно расплывалась в белоснежной улыбке во всё небо, стирая небрежно звёзды и созвездия, планеты, да и целиком млечный путь - над головой бушевало одно лишь лунное марево, наполненное ночными тайнами, страхами, опасениями, призраками и надеждой...

Ночь прошла спокойно. Утром начали готовиться к предстоящему посещению рудника. Тут-то Гершман, наконец, открыл тайну халатов и краски. По его замыслу, нужно фосфорной краской разрисовать халаты как скелеты, а на опускающемся на лицо капюшоне сделать прорези для глаз и изобразить череп. Трудились долго и увлечённо, предвкушая какой эффект маскарад произведёт на запуганную стражу. Вот только поверят ли собаки? Иначе "спектакль" провалится.

План таков: под покровом темноты с тыльной стороны взобраться по склону к тому самому отверстию, что обнаружилось выше входа в рудник. Через него проникнуть внутрь, а дальше, - найдя золото или нет, - выходить через главный вход, так как в темноте карабкаться снова вверх да с грузом сложно. Вот здесь и должны сработать раскрашенные халаты, напугав суеверных монголов.

Закончив приготовления, оседлали коней и отправились в дорогу. Совсем стемнело, когда трое шутников-кладоискателей подъехали к нужному месту. Ветер благоприятный и дует в лицо, поэтому перспектива преждевременного обнаружения собаками исключалась. Кыбсан сходил на разведку. В юртах готовятся на покой, можно начинать.

Взобрались на склон гребня, оставив лошадей внизу, стреножив их. Отверстие отыскалось быстро, хотя лезть в неизвестность страшновато.

- Кто смелый? - спросил Пащенко.

- Пожалуй, полезу я, - вызвался Кыбсан.

Сначала на верёвке опустили фонарик в отверстие выработки,- оказалось сажен пять глубины. Проход наклонный, так что, цепляясь за выступы, даже без лестницы или каната, пролезть возможно.

За Кыбсаном, быстро добравшимся до дна, полезли и остальные. Со дна шахточки шёл штрек по жиле вглубь горы без выхода на поверхность, длиной шагов тридцать. Прошли по нему, освещая путь тусклыми фонариками, к забою. Жила здесь почти в аршин. Кое-где в ней желтело золото, полосками в палец шириной и гнёздами шириной в ноготь. Зубилом и каёлкой наломали кварца с золотом в разных местах жилы, стараясь стучать тише. Набрали несколько горстей, сколько смогли отбить. Золотая жила звала в глубь забоя, но опускаться дальше, не зная плана шахты, рискованно.

- Как бы нам не заблудиться, господа, - заметил Гершман, отразив очками свет фонарика.

- Золотища здесь полным полно, а они, дураки, прекратили выработку, - выругался Пащенко, оглядывая сверкавшие прожилками низкие своды.

- Чувство меры нельзя терять: всё не дотащим, - пробурчал Кыбсан. - Возвращаться пора. И на том спасибо...

Разложив добычу в три мешка (в каждом фунтов по двадцать), прикрепили их себе на спины, и пошли по штольне к выходу, освещая путь совсем потускневшими фонариками.

Вот и выход, заваленный связанными жердями. Остановились. Дальше предстоял самый ответственный шаг. Пан или пропал!

- Выйдя из штольни, подождём, пока караульные на лай собак выскочат из юрт, затем решительным шагом пойдём прямо на них, - разъяснил дальнейшее стратег-минералог. - Конечно, надо на лицо опустить капюшон, чтобы череп был виден во всей красе.

-Ещё нужно петь нашу молитву "Ом мани падмэ хум", тогда нас точно примут за погибших рудокопов, - добавил существенную деталь Кыбсан.

- Как вы, говорите, молитва? - Европейцы не расслышали, и монгол старательно несколько раз медленно повторил, как урок, следя за правильностью произношения, - а то не поверят, и будет крах.

- Что это значит? - полюбопытствовал Гершман.

- "О сокровище на лотосе", - перевёл буддист.

- Как поэтично, как красиво! - завосхищался минералог.

- Ну, теперь с Богом! - перекрестился Пащенко, считая, что чем больше конфессий будет задействовано, тем лучше для дела.