Путешествие в никуда 2

Ехали на восток через степь по долине реки Емель. На севере потемнели горы Тарбакая, а на юге - хребет Барлык. Долина реки между ними была нежно-зеленой от травы, которая еще не успела сгореть (был май). Мы ехали неспешно весь день до заката. Ночевали на реке Марал-су, как указала старая карта. Николай Павлович, как горожанин, не привык очень утомляться днем в седле. У меня болели ноги, и сон не шел. Он долго лежал, глядя на мерцающие небесные угли, но вскоре погас свет и он ... Я оказался в шахте, все стены которой так сверкали желтым металлом, что он колыхался у меня в глазах. Вот оно золото - сколько душе угодно! Он хотел взять еще - клал слитки и самородки в карманы и за пазуху, но его одежда, не выдержав веса, порвалась. Он тыкал снова и снова, собирая падающие осколки, но тыкать было некуда, и вдруг все пропало ... Проснувшись, я понял, почему у меня в глазах колышется - утреннее солнышко бьется в моем лицо. Время вставать. Николаю Павловичу сон не понравился: почему жадность так разыгралась во мне, что мне захотелось все сразу забрать? Я никогда раньше не отличался жадностью, а потом вдруг ... Может, такой сон сулит неудачу? А может - наоборот? И я буду мечтать об этом! Я не рассказывала соннику, я была слишком застенчива, иначе он подумает, что я ... Да мало ли, что может подумать человек? Мы позавтракали, чем послал Бог, оседлали лошадей и поехали дальше по голой степи на юг. По пути разбросаны небольшие горки или горки. - Их называют «черными» или «ветреными», - пояснил гид. - Потому что зимой здесь дует сильный ветер, а на склонах не остается снега - они всегда черные! А еще есть остров с каменной горой на озере Ала-куль и большая пещера в горе. Из этой пещеры с ужасающей силой вылетает ибэ-ветер. Однажды киргизы собрались в целое село в тихий день, вход в пещеру был выложен бычьими шкурами и засыпан камнями, чтобы Ибе больше не вылетал оттуда. - А что это такое? - Но время пришло, Ибе разозлился, вырвался, бросил камни, шкуры и удары рассыпал по-прежнему. - Да молодец, твой Ибе! Посмотри, как он любит свободу. Два часа мы ехали по проходу между черными холмами, а потом вышли в широкую долину, где трава становилась выше и гуще. «Район называется Долон-Тургень», - снова заговорил гид. - Здесь хороши зимние пастбища. Как только перестанет дуть Ибе, прогнав со степи весь снег, сюда загоняют скот со всех улусов на корм. «Я думал, что всю зиму дул ветер». - Николай Павлович заметил для себя умение превращать монологи собеседника в диалоги, иногда вставляя бессмысленный вопрос, который оживлял рассказ, а не так удачно загонял слушателя в сон. Метод самоподдержки прост, но эффективен, чем часто применяемый «изобретателем» метода. - Нет, только в более холодные месяцы. - Если стада привозят сюда за хорошей едой, то, может быть, стоит сделать привал и поесть. Так они и сделали, разбив лагерь и отправив лошадей пастись. Разводили костер, варили суп, варили чай. Во время полуденного отдыха Николай Павлович вдруг вспомнил свои недавние студенческие годы, как в первые годы учебы в университете познакомился с сыном священника Петропавловской церкви Петкой Бессоновым. Его отец - младший брат известного петербургского профессора славянских наречий ... Я вспомнил, как они занимали лучшие места на первой скамье кафедры, чтобы отчетливее слышать профессора, надевая фуражку (место это занят). Петька показал удивительные способности к языкам. В дополнение к прекрасному знанию нового и обоих классических языков, он занялся восточными языками, свободно читал на древнем иврите и арабском, но особенно полюбил санскрит. «Это прародитель всех индоевропейских языков», - объяснил он свое пристрастие. - А какая богатая литература - какие стихи на несколько сотен тысяч стихов. »!« Вот у папы было много »! - на это Николай мог только ответить.« Я немного слаб по санскриту », - признался он. - тюркский - все равно, куда ни шло, а санскрит ... раздавался со скрипом ". Почти каламбур: санскрит со скрипом! ... У Николая был еще один друг. Армянские родословные. Всегда веселый, шустрый ... «Какого черта его звали? Вроде Степан, а фамилия такая, эээ, хитрая! Даже профессор Клин затруднялся произнести сложное буквосочетание и заговорил по-латыни» ту cujus difficile est dictu »(« ты, чье имя трудно произносить »). Возможно, я сейчас тоже не могу вспомнить, и не могу произнести: Тер ... Тер ... М-м-мы ... Что дальше? Дай бог памяти! М-м-мы ... К-к-кыр, я думаю ... А потом? Ага, помню! Мы кыр-вы-песнопения. Похоже на то! Да-да, правильно! Фу! Я вспотел, пока вспоминал. Степка решил стать студентом факультета слов и даже не закончил курс, так и не зная не только латинские спряжения, но и склонения. С грехом пополам он что-то пробормотал на экзамене, и ему всегда ставили тройку. После столь «удачной» доставки Степка Мкртычянц пригласил всех друзей к себе домой, чтобы отметить это событие. Под диваном в его квартире всегда лежал мех с прекрасным кахетинским вином, нужно было только нагнуться и налить стакан. К этому удовольствию добавилось и курение отличного табака. Обычно они уходили домой после полуночи. Эх, весело было, нечего сказать "! Послеобеденный отдых окончился, и путники отправились дальше, вверх по долине. Местами она представляла собой ущелье между красно-лиловыми скалами. Далее на склонах появился молодой лес, подъём стал круче, и долина превратилась в широкий плоский луг с хорошей травой и журчащим ручейком. Пологие склоны представляли прекрасные пастбища. Впереди несколько киргизов развьючивали верблюда. Женщины в белых колпаках ставили решётчатые основы для юрты. По склону рассыпалось стадо овец, несколько коров и лошадей. Кричали и бегали дети, лаяли собаки. С киргизами, прибывшими на эти летние пастбища, пришлось начать обычный разговор: спросить о здоровье животных, сообщить, откуда и куда едем. Конечно, Николай Павлович не сказал, что едет искать золото, а поведал скотоводам, что собрался на охоту за архарами в горы. Так как день клонился всё ниже, киргизы предложили путникам заночевать у них - три просторных юрты воздвигнуты. Предложение приняли и заночевали в одной из юрт на войлоках, разостланных возле очага. Ночь протекала спокойно. Рядом храпели люди, снаружи доносилось блеяние овец, лай собак, фырканье лошадей, рёв верблюда - набор обычных звуков степной кочевой стоянки. Проснулись рано, но гостей не отпустили без чая по-монгольски (с молоком и бараньим жиром), который варили целый час. Испив такой напиток утром, делаешься сытым на целый день. Наконец, распрощавшись с радушными киргизами, путники двинулись дальше вниз по долине. Она мало-помалу врезалась в горы всё глубже и глубже, и вскоре, соединившись с другой, подобной, вышла к старому золотоносному руднику. - Это самый западный из рудников Джаира, - сообщил Кыбсан. - Попробуем сверить приметы. Правый склон долины крутой и скалистый, а левый - более пологий и поросший травой. В нескольких местах на нём серели стены брошенных фанз рудокопов, без крыш, оконных и дверных колод, давно взятых кочевниками на топливо. На дне долины извивалось, среди галечных площадок и зарослей кустов, русло бурной речки. Там же желтели кучи песка - отвалы размолотого кварца золотоносных жил. Рудокопы добывали его в шахтах на склоне и носили вниз к реке, где дробили и промывали. У самой нижней из фанз путешественники расседлали лошадей и пустили пастись по склону. - Тот ли это рудник, который нам нужен? - окинул взором окрестности Николай Палыч. - Здесь их несколько! Есть ближние и дальние. Придётся осматривать всё. Вот первый рудник Чий-чу. С него и начнём. - Так твой дед описал какие-то приметы, где искать? - Он составил план. - Монгол достал сложенный вчетверо ветхий листок, успевший потрескаться на сгибах. - Здесь нарисована фанза, и стрелочки вверх от неё указывают на горные вершины, по которым надо ориентироваться. -- Так это совсем не то место! - взглянул Пащенко на рисунок. -- Вы правы! Значит, придётся ехать на следующий рудник. Снова тронулись в путь, и посетили ещё несколько мест, но нигде вид местности не соответствовал приметам. Прошло несколько дней поисков и, наконец, у одной из отдалённых шахт обе стрелки точно показали то, что было нарисовано на плане. - Вот, видите! План не подвёл, - обрадовался Кыбсан. - В этой фанзе и должно быть закопано золото! - Не спеши, не спеши с выводами, пока не начали копать. А как вообще золото могло оказаться здесь? Ты мне говорил об этом? - Да, я рассказывал. Неужели забыли? В этой фанзе жил не рудокоп, а знатный чиновник, принимавший золото от рудокопов для сдачи в казну. Пащенко оглядел полуразрушенное строение. Оно отличалось от прочих своими размерами и наличием нескольких комнат. - Случилось это во время дунганского восстания. Чиновник, спасаясь бегством, спешно закопал несданное золото. Потом его ранили, а мой дед укрыл его у себя и лечил. Но ранение боказалось слишком серьёзным. Умирая, китаец, в ответ на заботу, открыл свою тайну. -- Трогательная история, вполне в духе романов Стивенсона... Однако, жаль бедного китайца... -- Кто такой Стивенсон? - Писатель. Впрочем, это не важно... Так где начнём копать? Солнце скрылось за горами, и стоило поторапливаться. Решили прорыть канавку поперёк всей задней комнаты, где предположительно находилась спальня. Николай Палыч долбил кайлом затвердевшую почву, а Кыбсан выгребал её лопаткой и выбрасывал через пролом в стене наружу. Почва - глина со щебнем. И дело подвигалось с трудом. Пот лил градом с обоих работников, но вознаграждение вскоре последовало: показались куски белого кварца, пронизанные жилками ярко-желтого цвета. Вот оно, золото! - Он, видно, отбирал у рудокопов куски кварца с золотыми вкраплениями, - заметил монгол. -- Неужели это и есть клад? - разочаровался Пащенко. -- А вы что думали? Вам сундук с золотыми слитками подавай? -- Сундук, оно, конечно, предпочтительней, но уж чем богаты ... Значит сон в руку! -- Какой сон? -- Приснился мне рудник полный золота, - проговорился Николай Палыч. -- Такой рудник только во сне и увидишь! Между тем светило окончательно скрылось в своей "норе" или тоже в "руднике" (вот где всё сияет, наверное!) за горизонтом, и стало ясно, что до ночи никак не управиться. Решили здесь и заночевать. Лошадей поставили привязанными в первой "комнате". - А кони? Они всю ночь так и простоят голодные? - пожалел доходяг, любивший с детства животных Пащенко (и собачек и кошечек, и птичек и рыбок, и всех, всех, всех - добрый был мальчик, сердешный). - Отпустить их нельзя. Корм плохой, и они уйдут далеко, а волков здесь много. Они в старых шахтах живут, там норы готовые для них. - Всё знал, друг степей, монгол. Ночёвка не обещала спокойствия. Кладоискатели спешно собирали топливо, вырывая кусты полыни и разных других трав, попадавшихся под руку. Возле фанзы наворотили целую кучу, чтобы хватило на всю ночь. В дело пошли и жерди от остатков крыши. Без крыши открывалась прекрасная панорама звёздного неба, - такого атласа нельзя больше нигде увидеть, как только здесь. Полюбовавшись звёздными россыпями и попив чаю с сухарями, устроились поудобнее, поделив оружие: у изголовья одного - ружьё, у другого - револьвер. Под сладкое похрапывание и посвистывание соседа Николай Палыч вновь предался студенчески воспоминаниям... С самого первого курса был Николай счастлив тем, что главным профессором являлся у них Степан Петрович Шевырёв, великий трудолюбец, идеалист, строго православный и многосторонне образованный. У него нельзя было перейти с курса на курс, не подав какого-нибудь доказательства о своём дельном трудолюбии. Хотя трудолюбие это иногда принимало и формы неких излишеств... Так, ещё на первом курсе, они с Петькой составили словарь по всем произведениям древнейшей русской письменности до татарского нашествия: все, вышедшие из современного употребления слова писали на карточках, расположенных в алфавитном порядке, и накопилось их несколько больших ящиков, которые остались у Бессонова, и куда потом делись неизвестно. Чем не "мартышкин труд"? Но в ту пору было интересно!.. Внезапный протяжный и низкий вой, и в ответ на это резкий лошадиный храп, прервали воспоминания. - Волк! - закричал мгновенно проснувшийся Кыбсан. - Он сигналит другим, что нашёл добычу. - У меня десять патронов с картечью и пять с крупной дробью, - схватился Пащенко за ружьё. - Чем лучше встретить? - Дробь и картечь надо приберечь, когда стая появится. А в нагане сколько пуль? - Шесть. Есть и в запасе ещё! Вой снова повторился ближе, и кони захрапели ещё громче и беспокойней. - Может, пока волк один, из нагана его отпугнуть, - предложил монгол и, взял из костра горящую ветку. Подняв её над головой как факел, стал вглядываться в темноту, где сверкнули два маленьких, юрких огонька. Бабахнуло внушительно, и жалобный визг подтвердил - ночной гость получил серьёзное предупреждение. Но спустя некоторое время волчья осада продолжилась. К первому пришло подкрепление. Пришлось применить картечь, хотя и это ночных гостей не остановило. Бедные кони рвали узду, желая вырваться и умчаться в степь. Ночь прошла беспокойно и путникам выспаться, толком не удалось. А как только совсем рассвело, раскопки продолжили и получили новый результат: обнаружился в земле глиняный горшочек с узким горлышком. Находка оказалась тяжёлой. Рядом с пробкой виднелась восковая печать с иероглифом. - В нём, я думаю, самое оно! - обрадовался Николай Палыч и завертелся вьюном возле находки, поворачивая горшок то одним, то другим боком. - Ишь, как аккуратно запечатано! - Не успел, видать, чиновник увезти горшок в город, боялся, что восставшие остановят и отберут, - пробурчал Кыбсан. - Нужно ещё покопать. Работу продолжили, но больше ничего не обнаружили. Кайло и лопату отбросили, куски кварца и горшочек разложили по сумкам, оседлали коней и тронулись в путь. Хоть и с небольшим, но грузом, ехали, как показалось, целую вечность. Наконец, достигнув ближайшей реки, сделали привал, отпустили голодных коней на корм, развели огонь, сварили чай, плотно позавтракали. Затем по очереди поспали часа по два, - находки надо было охранять даже от чужого глаза. "Степное ухо" длинное - сегодня один другому сказал, а завтра знает вся округа на сто вёрст. * * * "Примерно в тот год, когда я только родился, бродил в этих местах по заданию Географического Общества один, ставший впоследствии знаменитым, штабс-капитан, - размышлял Николай Палыч, погружаясь в сладкую дрёму. - А до того молодой офицер успел исколесить весь Уссурийский край и Приморье. Здесь начал он очередной свой поход с Алашаньской пустыни. Экспедиция вышла к озеру Кукунор, а далее направилась на юг, к Тибету. Затем пересекла пустыню и вышла в верховья реки Янцзы. Но силы были на исходе, и отряд через Ургу возвратился на родину, насколько мне известно..." - Пащенко повернулся на другой бок и надвинул фуражку на глаза - назойливое солнце, казалось, недовольно тем, что кто-то хочет уснуть в неурочное время. - "... Второй свой поход, неутомимый штабс-капитан начал, направившись к озеру Лобнор и далее к хребту Алтынтаг. Его карта пополнилась тогда ещё одним, ранее неизвестным, горным массивом, Кунлунь... Вскоре неистовый офицер отправился в третье путешествие: от озера Зайсан через Хамийскую пустыню вглубь Тибета, к верховьям другой китайской реки Хуанхэ. Однин из помощников штабс-капитана - прапорщик Роборовский, тоже будущий замечательный исследователь Азии. По дороге, в Джунгарии, штабс-капитан открыл редкий вид дикой лошади, получившей его имя (мировая сенсация - неизвестная доселе порода совсем под носом у цивилизации!). Миновав пустыню, отряд вступил в оазис Сачжоу у северного подножия хребта Наньшань. Южнее Сачжоу обследовали замечательное "место тысячи пещер", расположенных в несколько ярусов и заполненных множеством статуй Будд (Вот бы и нам туда попасть!). Обследовав высокогорный Наньшань и окраину обширной Цайдамской котловины, исследователи вступили в пределы Тибета. Но из Лхасы прибыли чиновники и сообщили, что власти не разрешают двигаться дальше. Экспедиция повернула назад и через Гоби и Алашанскую пустыню вернулась в Россию, в Кяхту. Но отважный штабс-капитан на том не успокоился и собрал четвёртую экспедицию. Уже известным путём отряд прошёл до Кукунора и верховий Хуанхэ. Дальше путь лежал через Цайдамскую котловину". - Пащенко, поняв, что всё равно не уснёт, достал карту и стал по ней прослеживать маршрут великого соотечественника. - "Пройдя котловину, штабс-капитан (или к тому времени его повысили в чине?), обнаружил неизвестный ранее хребет, названный им "Загадочный", но впоследствии получившем имя своего первооткрывателя". - Карта достаточно ветхая и частично протёрлась на сгибах, но разобраться можно. - "По возвращении домой, на торжественном специальном заседании Академии Наук путешественнику вручили золотую медаль с его портретом и надписью: "Первому исследователю природы Центральной Азии". - Николай Палыч вспомнил, как трубили все газеты, да и студенты говорили только об этом. - "В начале 1888 года неугомонный землепроходец вместе с верным Роборовским отправляется в пятый поход, ставший последним. В окрестностях города Бишкек случается несчастье: исследователь заражается брюшным тифом и умирает. Его хоронят на берегу озера Иссык-Куль по его воле". - Славный сын Отечества, только вот смерть какая-то неопрятная (брюшной тиф)... Опытный путешественник, и вдруг так просто заразиться... Какая нелепая смерть! Да и в Тибете так и не удалось побывать. Не повезло. Не впустили, и всё тут! Китайцы - упрямцы и самодуры. Как во что упрутся, так и ни в какую! Заметив, что Кыбсан тоже не спит, Николай Палыч обратился к соседу: - Нужно нам поровну поделить найденное. Ты купишь теперь хороших верблюдов, коней, быков, баранов и сделаешься большим баем! У тебя будет несколько юрт. А, Кыбсан? Как на это смотришь? - Мне не нужно это золото. - Не понимаю - как это "не нужно"? - Как только наш князь узнает о моём богатстве, он всё отнимет, а меня посадит в монастырскую тюрьму. Поэтому я не могу сразу разбогатеть, не вызвав подозрения, да и богатым бездельником быть не хочу... - Чего же хочешь? - Я люблю водить караваны по нашим степям. - Понимаю. Ты хочешь, чтобы твоё богатство объявилось не сразу, а получалось мало-помалу. Хорошо. Твоё золото я буду хранить у себя и отдавать тебе понемногу, когда захочешь. Согласен? - Да. Будете выдавать помаленьку по моей просьбе. Рассуждения монгола здравы. Условия жизни в провинции Синь-Цзян всем известны: полный произвол китайских амбаней и монгольских князей. Пащенко, как российский подданный, имел защиту в лице консула, а Кыбсан находился в полной власти своего князя. Если бы Кыбсан покупкой скота обнаружил, что у него завелись деньги, князь бы начал вымогать их под различными предлогами. Сообщить китайской или монгольской власти о находке, тоже нельзя, - вызовет мгновенную конфискацию. Ведь не известно, являлся ли китаец, зарывший золото, чиновником, собиравшим у рудокопов для сдачи в казну, или арендатором рудника, получившим золото от своих рабочих. В первом случае драгоценный металл принадлежал государству, а во втором - лично китайцу, жившему и умершему у деда Кыбсана. Не мог бы выяснить это и амбань Чугучака, и в лучшем случае, при вмешательстве консула, он завёл бы переписку с Пекином, что затянулось бы на несколько лет. Решено возвращаться назад в Чугучак. По договорённости, к экспедиции должен присоединиться ещё один участник, давний знакомый Пащенко по университету, минералог Александр Ефимович Гершман. Его заинтересовала возможность пособирать различные камни и образцы пород, коими с давних времён славились эти места. Со времён Марко Поло купцы и путешественники привозили из Азии диковинные сокровища и невиданные драгоценности. Николай Палыч снимал фанзу во дворе дома местного лавочника, но она плохо запиралась. Вставал вопрос: где спрятать клад? Во дворе бегало много любопытных детей, ходили разные люди, а кварц надо истолочь и промыть. Делать это на людном дворе невозможно. Нужно было искать новоё жильё. Ну ладно, думал Пащенко, встречу Гершмана, тогда и снимем на пару новую квартиру. Подожду, пока друг приедет. Гершман почти ровесник, тридцатилетний учёный. Оба холостяки, поэтому и отъезд в столь далёкие края никому жизни не омрачил. Родители не в счёт - они ко всем сумасбродствам притерпелись. Жёны и дети - другое дело: с ними нельзя не считаться! Но пока, как говорится, Бог миловал... Александр Ефимович близорук и носит очки, среднего, черноглаз и черноволос. Николай Палыч, как и папенька его, имел светлые глаза и волосы, а сложением тоже в родителя - крепок и жилист, хотя гирями не баловался, презирая новомодную английскую забаву "спорт". Зачем силы понапрасну тратить, когда они для дела могут понадобиться, справедливо полагал он? Учились приятели на одном курсе, но на разных факультетах, зато часто виделись на квартире общего дружка, Стёпки Мкртычанца, где "хорошим кахетинским" отмечали успехи в учёбе, праздники и прочее... Чтобы не ломать себе язык, произнося стёпкину заковыристую фамилию, придумали ему прозвище - "мокрый". И фонетически как-то созвучно фамилии, а главное - напоминало, что вино тоже "мокрое", поставщиком которого был выходец с Кавказа. Обрадованные встречей, приятели сразу отправились на поиски жилья. Пока искали, Гершман не умолкал, рассказывая обо всех перипетиях, случившихся с ним в пути. Встретились какие-то цыгане, собиравшиеся ему гадать, но чуть не обокравшие; затем - какие-то не то демобилизовавшиеся, не то дезертировавшие солдаты; какие-то чуть ли не беглые каторжники, какие-то ссыльные - словом, страху натерпелся выше воротника, пока добрался до этого, забытого Богом, закутка. Николай Палыч только головой кивал да сочувственно поддакивал - ничего удивительного, ведь не в Ниццу, на Лазурный берег ехал! Да, брат, здесь не курорт... Исходив городишко за пару часов вдоль и поперёк, наконец, сняли на самой окраине неказистый домишко с двором и подсобными помещениями. Дом принадлежал местному торговцу-китайцу и сдавался им постоянно в наём за умеренную плату. Двор нового жилища имел ту особенность, что через него протекал маленький арык, отведённый из русла одной из горных речек, сбегавших с гор Тарбагатая и орошавших весь городок, окрестности и пашни. Лучшего места нельзя и придумать: вода для промывки золота под рукой. Разместившись в доме, новые жильцы заперли ворота и принялись за дело. В подсобке отыскалась большая ступка, в ней размельчали куски кварца. Горшочек тоже вскрыли. В нём оказались мелкие кусочки и крупицы промытого песка. Работа закипела. - Где вам удалось отыскать такие сокровища? - изумлялся новый член экспедиции. - Повезло. Спасибо деду Кыбсана - сохранил старик тайну, - улыбался Пащенко. - Эти богатства помогут нам в дальнейшем организовать ещё ни одну экспедицию! В основном, работали молча, лишь изредка перебрасываясь шутками-прибаутками. "Новенький" нет-нет, да и подпустит какой-нибудь анекдотик из питерских. Да всё про баснописца Крылова - дался он им! Не имея давно вестей с родины, Пащенко рад был послушать хоть анекдот. А Гершман рассказывал смачно, с выражением, в лицах - обхохочешься, пусть даже и анекдот глуповат! Рассказчик и сам заразительно смеялся, поблескивая очками: "Раз Иван Андреич прогуливался по Невскому и неожиданно встретил самого императора. Николай ещё издали ему закричал: "Ба, Иван Андреич, что за чудеса? - встречаю тебя на Невском. Куда идёшь? Мы так давно с тобой не виделись". - "Я и сам, государь, так же думаю, - отвечает баснописец, - кажется, живём довольно близко, а не видимся"! - А вот снова про Крылова, послушай! - в очках Александра Ефимовича отражались золотые проблески промываемого песка. - "Несколько молодых повес, прогуливаясь однажды в Летнем саду, встретились со знаменитым баснописцем, и один из них, смеясь, сказал: "Вот идёт на нас туча". - "Да, - сказал Крылов, услышав колкость, - потому и лягушки расквакались"! - Ты нам теперь скучать не дашь, - улыбнулся Николай Палыч. - Ну, ещё! - Ага, вспомнил! Это не про Крылова. Про Александра... - Какая разница, про кого! - "Господин комендант! - сказал император Башуцкому. - Какой у вас порядок? Можно ли себе представить? Где монумент Петру Великому"? - "На Сенатской площади". - "Был да сплыл! Сегодня ночью украли. Поезжайте, разыщите"! Бледный Башуцкий уехал. Возвращается весёлый, довольный. Чуть в двери - кричит: "Успокойтесь, Ваше Величество. Монумент целёхонек, на месте стоит! А чтобы чего, в самом деле, не случилось, я приказал к нему поставить часового". Все захохотали. "Первое апреля, любезнейший, первое апреля", - сказал государь и отправился к разводу. На следующий день ночью Башуцкий будит государя: "Пожар"! Александр вскакивает, спешно одевается, выбегает, спрашивает: "Где пожар"? - "Первое апреля, Ваше Величество, первое апреля". Государь посмотрел на Башуцкого с соболезнованием и сказал: "Дурак, любезнейший, и это не первое апреля, а сущая правда". -- Горазд ты на анекдоты, Александр Ефимыч! -- Вот ещё один, последний: "После похорон графа Кочубея вдова выпросила у государя разрешение огородить решёткой часть пола, под которым он лежал. Согласие получено, а приятельница заметила по этому поводу: "Посмотрим, каково ему станет в день второго пришествия. Он ещё будет карабкаться через свою решётку, а другие давно окажутся на небесах". Не воспринимавший европейский юмор Кыбсан молча толок кварц в ступке. О великом баснописце не слышал, да и имена русских царей ему ничего не говорили, тем более - какое-то "первое апреля"! И при чём оно, если пожар? А Николай Палыч с коллегой, тихо веселясь, занимались промывкой у арыка, складывая полученную продукцию в большой таз. Так трудились несколько дней с утра и до вечера, делая перерывы для принятия пищи и сна. В доме обнаружился большой безмен (недаром владелец купец), на котором взвесили в богатства. В горшочке оказалось около 12-ти фунтов, а из кварца добыли ещё восемь с половиной, так что вышло немало. Гершман, будучи сведущ в вопросе, определил пробу, как достаточно высокую, вследствие чего по существовавшему денежному курсу выходило, что найденное золото тянуло на солидное состояние.