Безумный герой

Так или иначе, но все мы храним то, что связано с детством. Иногда мы открываем позабытые страницы прошлого и листаем дневники своей памяти. Пыльные, пугающие, отталкивающие, заскорузлые. И все они удивительно хороши, особенно в тех моментах, когда пробивается свет, тёплый, мягкий, душевный и жизнь становится совершенно иной. Радостной, упоительной. Когда любовь ещё не на пике своей вершины и чувства наполняют чашу жизни до самого края. Перелистай и ты, читатель, свои дневники и увидишь, что мы во многом похожи. Твоя личность, как и моя, ещё не до конца сформировалась и ощущения того, что самое лучшее впереди, как бальзам на душу, обволакивает и кристаллизует человеческую натуру, словно горячая смола, налитая в определённую форму и навсегда принимающая те или иные очертания. Тогда, именно тогда, мир детских снов был по-настоящему чист и волшебен, как в сказках братьев Гримм, и таинства магического волшебства проявляли себя чуть ли не каждый день. Когда приносит вместе с утренним завтраком мамы улыбку и счастье. И, зажмуривая глаза, в туманной дымке видны очертания прошлого. Они, как бумажные кораблики, плывут по течению среди камней и скал в неизвестность. Ты провожаешь их, и снова, и снова наполняешься радостью от того, что всё это происходило именно с тобой, и берега далёких и таинственных островов ждали тебя, манили и казались величественными и недоступными.  Реальность переплетается с тем, что уже кажется сном, и всё это принадлежит к другому миру, до которого сейчас уже не дотянуться. И, летая во сне, каждый из нас падал в пропасть, теряя веру и надежду на спасение. Ужасные существа, мрачные и злобные, рождённые в горячих песках и на самом дне океана, пугали тебя и заставляли сердце бешено колотиться в груди, вскакивать посреди ночи и мчаться к открытому окну, чтобы сделать глоток чистого воздуха и с упоением ждать рассвета. Десятки раз твердить себе, что это всего лишь дурной сон и отгонять ужасы ночи прочь. Ночные голоса, злобные и не всегда приветливые, как впрочем и лица, скрытые покровом тьмы, не отступали. И каждый из нас на уровне подсознания, совершенно непонимания и не зная молитв, обращался к Богу за помощью. Бубнил какую-то абракадабру и надеялся на чудо.  И вместе с рассветом наступала благодать, которая отгоняла мрак и леденящий ночной кошмар. Кошмар и ужас другого мира, доселе незнакомый и непонятный для тебя. И вот сейчас, мы с тобой, читатель, попробуем снова вернуться к забытым воспоминаниям и возможно найти ответы, какие прожили жизни в тех самых детских воспоминаниях - свои, чужие? Или всё-таки то, что ты когда-то увидел во сне - твоя собственная жизнь, окутанная легендами и тайной. И смелый, отважный матрос, бороздящий просторы морей и океанов, либо же молодая и юная принцесса, сидящая в тени великолепного райского сада - это и есть ты сам.   Задавая вопросы самому себе и отвечая на них, мне, кажется, я получил ответ и хочу с тобой им поделиться. Выход из тупика только один. И он ведёт к свету. И этот самый свет ложится на белые страницы рукописи, отражается в глазах вместе с ответами на мучавшие нас всех вопросы. Разгадка есть и она уже виднеется и готова стать реальностью, отбрасывая всё чуждое и пафосное на землю. Будучи ребёнком, я пытался произносить слова, не зная и не понимая значения, и бубнил звуки, напоминающие мычание коровы или быка. Все смеялись надо мной и, в общем-то, были правы. Всё это выглядело смешным и забавным. Хотя, я уже тогда обижался и надолго прятался в своей комнате, тая обиду на всё и всех, за то, что никто не хотел со мной поговорить на том языке, который был понятен мне одному. И если у сестры это получалось, то другие копировали мычание и дружно смеялись. Было больно и страшно. От того, что я уже тогда понимал, что смогу не научится говорить и буду до самой смерти ползать на четвереньках, вместо того, чтобы ходить, как другие люди. И да, небольшие победы стали проявляться вместе с членораздельной речью и беганьем по всем комнатам за игрушками и новым велосипедом. Но, более странным было то, что я ощущал себя в своей детской, наивной жизни маленьким существом, у которого скрыт за завесой тайны опыт. Жизненный, и в тот момент недоступный. Во мне боролись и пытались вырваться наружу обрывки прошлых жизней, то самое, что скрыто «за семью замками» от каждого человека. Я хорошо помню, что иногда внимательно слушал отца, все его наставления и знал, что он ошибается. Вот только сказать об этом не мог и снова, и снова мычал и убегал со слезами на глазах. Отец пытался меня жалеть, делал подарки, играл со мной, только всё это не могло компенсировать то, что мне хотелось им всем рассказать. Хотя безусловно было, что сказать. Сейчас, если только на одно мгновенье вернуться в детство и объяснить, уже доступным языком, всё стало бы на свои места. И меня бы воспринимали, как взрослого, не сюсюкая и не тыкая в лицо конфетами. Уже тогда, засыпая по ночам в обнимку с любимой игрушкой, я видел сны и чужие, незнакомые голоса, звучали в моей голове, смеялись, шутили, пугали и, путешествуя вместе с незнакомыми, казалось, людьми, я ощущал некое родство. Причём, родство с моими предками, которых я никогда в своей жизни не видел и не знал. Женские голоса красивых и прекрасных женщин дарили признания в любви и обволакивали необыкновенной нежностью. И просыпаясь тогда, я ещё долго ощущал их тепло. Странно, не так ли? И такой любви я больше никогда не испытывал, даже будучи взрослым человеком. Нет, конечно я любил и был любим, но то, что на тот момент оставалось за гранью понимания, больше никогда не возвращалось. Взрослея, в школьные годы я начал видеть сны совершенно другие. Но в те моменты я не мог понять их значения и, вопя от ужаса, проходя по незнакомым лабиринтам, бежал от страшных, кровожадных зверей, которые пытались меня схватить и разорвать на кусочки. Я хорошо помню их зловещие пасти с длинными клыками и зловонием, исходивших от этих тварей. Прячась от них в холодных пещерах, кое - как разводил огонь и жил как отшельник, встречая с первыми лучами солнца долгожданное освобождение от всякой грязи и нечисти. Что это были за пещеры и времена, я тогда не знал, но уже догадывался, что они существуют в реальности и сей факт давал маленький шанс на то, что рано или поздно, но я смогу узнать правду. Спасительной она будет или нет, я, конечно, до конца не догадывался, но ждал этого момента, долго и упорно. Теперь, когда моя история начала набирать обороты, разрешите представится. Меня зовут Анатолий Колыванов. Поверить в то, что я тебе, дорогой читатель, расскажу сложно, но ты всё-таки попробуй, можешь даже не особо вникать в смысл и суть. Только, когда ты начнёшь узнавать самого себя в моих каракулях, тогда не обессудь. Наверняка, тебе знакома мои имя и фамилия. Тот, кто так или иначе любит литературу, знаком с моими произведениями. Да-да, я именно тот, Колыванов, который не сходил с первых страниц всех новостных сайтов и был на пике своей популярности несколько лет назад. Многие литературные критики пророчили мне большое будущее и называли гением, но всё это пустые слова, за которыми стоит самый обычный человек, далеко не гений, скорее наоборот – неудачник. Где сейчас эти представители? Газетчики, блогеры, читатели? Неизвестно. Увы, так часто случается, что за быстрым, ошеломительным взлётом, следует такое же падение. История стара, как мир, но обо всём по порядку. Лет пять-шесть назад я закончил институт и с дипломом под мышкой искал работу. Оббивал пороги компаний, предприятий и не находил для себя ничего подходящего. Не, потому что были слишком завышенные требования. Нет. Я к тому времени ушёл от родителей и хотел жить отдельно на съёмной квартире. И то, что мне предлагали, я имею ввиду зарплату, было скорее унизительно, чем соответствовало моим ожиданиям. Не большой финансовый ресурс у меня имелся, спасибо родителям, и, прикинув, что смогу два месяца жить и не работать, я уселся за комп и принялся строчить романы. Опыт мой на тот момент был размером с игольное ушко, но азарт и жажда доказать всем, что я чего-то стою были настолько сильными, что я писал день и ночь. Страница за страницей вылетали новые главы, складывались в одну стопочку и ждали заветного часа. Когда первый роман был завершён, я его распечатал и отвёз рукопись в издательство. Исполненный гордостью, с высоко поднятой головой, сидел в уютном офисе с довольно симпатичной секретаршей и ждал, когда меня вызовет редактор. Передо мной сидело таких же пять человек и ждали. То, что это мои собратья и сосёстры по перу, сомневаться не приходилось. Почти у всех на коленях лежали толстые стопки с отпечатанными романами. Вы спросите, было ли мне страшно? Отвечу. Нет. Я настолько был уверен, что мою рукопись примут, что уже набросал в телефоне цифры, куда смогу потратить свой первый гонорар. Молодым авторам платят мало, это тоже всем известно, но для начала - это не плохо. Главное на тот момент – это, конечно, увидеть свой первый отпечатанный вариант книги и вдохнуть запах бумаги и краски. Издательство не называю по понятной причине. Из-за рекламы. Но многие догадаются, что это за издательство и узнают редактора. Итак, настал мой черёд и, набрав в грудь, как можно больше воздуха, я вошёл в весьма большой кабинет и застыл, разглядывая святая святых редактора. За столом сидела толстая, бесформенная тётка в больших очках и, не отрываясь, пялилась в монитор. - Добрый день! Тётка сняла очки и протёрла их носовым платком. Затем нацепила на нос и внимательно на меня посмотрела. Ни улыбки, ни других эмоций на её лице я не заметил. Она даже забыла поздороваться. - Давайте, что, Вы, там принесли, - сказала она, не переставая таращится в монитор. В этот момент мне захотелось подойти к ней, схватить очки и раздавить ботинками. Но, я, естественно, сдержался и, подходя к столу, ещё раз вежливо поздоровался и аккуратно положил рукопись на стол. - Скажите, какая основная идея вашего романа? – спросила она, искоса глядя на мою рукопись. И тут меня понесло, и я давай всё выкладывать от первой страницы до последней. Надо отдать должное этой самой тётушке, черепахе Тортилле в очках, она внимательно меня слушала, изредка кивая головой и не перебивая. Когда, наконец, я закончил, она сказала,- Вы, оставили свои координаты? - Да-да, в конце рукописи. - Через месяц мы свяжемся с Вами, понятно? - Раньше нельзя? На мой вопрос тётенька в очках чуть не подпрыгнула на стуле. Я, конечно, пожалел о том, что ляпнул лишнее. - Вы что, Колыванов, особенный? У нас члены Союза писателей в общей очереди ждут и лауреаты престижных премий. Я замялся, но, не растерявшись, ответил, -  члены пусть ждут, как и лауреаты, я не возражаю. У людей есть время на ожидание. У меня не так много. - Колыванов, я могу прямо Вам сказать, нет, и указать на дверь. Лицо тётки стало пунцовым и она была готова чем-то в меня запустить. - Ждите. Одним словом, я ушёл из издательства, понимая, что никто мою рукопись читать не станет и ждать чего-либо бесполезно. Но желание писать не пропало, и я взялся за вторую часть моей истории. Каково же было удивление, когда ровно через две недели мне позвонили из издательства и пригласили прийти. Черепаха Тортила, которую звали Елена Николаевна, встретила меня как генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачёва, рассыпаясь в комплиментах. Оказывается, мой роман произвёл на неё неизгладимое впечатление и мне тут же выплатили аванс и предложили подписать договор. Три месяца я с нетерпением ждал выхода своей книги. И, как и полагается настоящему писателю, кропал продолжение своей нетленки, которое задумал написать, как трилогию. В общем, считал себя счастливчиком и на презентации первой книги заслуженно принимал поздравления и подарки. Слава свалилась на меня, как снег на голову и то, что происходило дальше, больше напоминало мыльный, затёртый до дыр, дешёвый сериальчик, которых расплодилось тьма-тьмущая. Второй роман имел успех гораздо сильнее, чем первый. Мои ставки, как писателя, росли как грибы после дождя и третью книгу я написал за один месяц, побив тем самым свой личный рекорд. Мне кажется, дорогой читатель, что рассказывать все прелести богатой и сытной жизни не особо то и интересно. Гораздо веселее то, что случилось потом. Целый год я почивал на лаврах и не написал ни одной строчки, доказывая самому себе, что талант либо есть, либо его нет вообще. И ни за какие коврижки талант не пропить. Забросил писать и с головой ушёл в богемную жизнь. Наркотики, девочки, тусня, знакомство с известными людьми. Удивляло то, что люди в большинстве своём, читают книги и в курсе того, что происходит на рынке книжной продукции. Однако мои акции, как писателя, таяли на глазах и с каждым днём, с каждым часом и минутой я оказывался на обочине. Попытки сесть за новую книгу ни к чему не приводили. Я силился, как мог, пил литрами кофе, не спал ночами, но Муза покинула меня, при чём весьма и весьма в одностороннем порядке. Не предупредила. Сбежала. При этом тяжело хлопнув дверью. Последние полгода я окончательно спился и потерял своё истинное лицо. Друзья, которых и друзьями назвать трудно, ушли, я остался один в съёмной квартире наедине со своими грустными мыслями о жизни. Серые будни, как долгая, холодная зима, всё больше меня подталкивали к мысли о самоубийстве. В Бога я не верил и знал, что загробной жизни не существует. Деньги закончились, со дня на день должна была явится хозяйка квартиры за оплатой, но мои карманы были пустыми. К родителям я обратится не мог, совесть не позволяла, тем более, что совсем недавно прогнал отца, после того, как он заявился ко мне и стал, как мальчишку учить жизни и воспитывать. Что такое нужда и бедность многим известно. Только мне пришлось это испытать в полной мере, до конца. Это ужасно и унизительно. Я заложил в ломбард свой мобильник и ноутбук. Эти деньги быстро проел и снова оказался на бобах. Больше продавать было нечего. Гнетущее проклятие, как дамоклов меч, висело надо мной и давило всеми силами. Бедность лишила меня всякого уважения и заставила скрываться от всех и вся. Я запёрся в квартире и, как умалишённый, лежал на диване, смотрел в потолок и прислушивался к звукам в подъезде. Они сводили меня с ума и окончательно доводили до греха. Изводя себя мыслями о несправедливости, о том, что я никчемный и никому не нужный человек, я занимался собственноручно разрушением собственной личности и этому не было конца.   Тогда я понимал, что многие люди живут примерно так же, едва сводя концы с концами, но своя рубаха ближе к телу и вся моя философия сводилась к тому, что я самый несчастный в мире человек и никто, никто не сможет вытащить меня из этого болота. Холодными вечерами я глазел в окно квартиры, наблюдая за людьми и зависть овладевала мной, как червь грызла изнутри. Да, я завидовал простым людям с их пустяшными проблемами и заботами, и грызущая боль доводила до исступления. Голод, с его мучительным страданием и ноющим желудком, страшнее смерти. Он делает из человека животного, готового на всё ради куска хлеба. Внезапно умер отец, у него случился инфаркт и это ещё больнее сказалось на моём существовании. Я снова винил себя за то, что выгнал его из квартиры и не выслушал до конца. Поиски работы ни к чем не приводили. Людей пугал мой внешний вид и все разговоры о том, что я писатель, вызывали только нелепую усмешку на их лицах. Большинство с омерзением смотрели на меня и сочувственно кивали головами. Чудом меня взяли в магазин грузчиком и, таская ящики с пивом и водкой, я смог получать хоть какие-то деньги и продолжать вести жалкое существование.  Хозяйка квартиры всё-таки разрешила мне ещё пожить месяц, хотя и увеличила стоимость квартиры. Я согласился, потому что деваться было некуда, как впрочем и идти. Запираясь в квартире, как в одиночной камере, я ходил из угла в угол, размышляя и искоса поглядывая на пакет молока и хлеб с колбасой. Ругаясь, громко и матерно, я получал некое душевное облегчение, пусть ненадолго, но всё же. Декабрь, с его морозами и холодами, пролетел незаметно. Я всё так же работал в магазине и не ждал от судьбы каких-либо подарков. Всеми забытый и заброшенный, я влачил жалкое существование и от своей безысходности тихонько завывал волком и сетовал на судьбу. Близились праздники, и от одиночества и тоски я заболел. Вечером поднялась температура и бил сильный озноб. Укрывшись одеялом, я таращился в потолок, бесцельно и жалостно. Силы покинули меня и чтобы навсегда прекратить это бесполезное цепляние за жизнь, я решил с ней покончить раз и навсегда. Христианскую мораль и принципы считал суевериями. Безнадёжными и бессмысленными. Поставив стул в центре комнаты, я накинул на крючок от люстры свой ремень и затянул его. Слёзы произвольно катились по щекам, обжигая и скатываясь за воротник рубашки. Затянув на шее ремень и не делая никаких прелюдий, оттолкнул ногами табуретку и повис. Крючок не выдержал, оборвался и я с грохотом свалился на пол. На голову посыпалась штукатурка, раздался резкий хлопок и замкнула проводка. В квартире погас свет и стало ещё горестней и печальней. Раздался несильный стук в дверь. Я в начале подумал, что это мне показалось, но стук повторился более настойчиво. Снимая с шеи ремень и откидывая ногой в угол комнаты стул, потопал открывать дверь, проклиная всё и всех в этом мире. Даже не удосужившись спросить, кто там, открыл дверь и заглянул в окутавшую тут же меня с головы до ног темноту подъезда. Глаза не сразу привыкли и, щурясь, протирая глаза руками, наконец, смог разглядеть довольно высокого, прилично одетого мужчину. Он весьма мило улыбался и создавал впечатление успешного и обеспеченного человека. - Вы, наверное, ошиблись? Мой вопрос заставил незнакомца наклонить голову набок и затем произнести, - не думаю, что ошибся. Вы очень похожи на своего отца, молодой человек. Анатолий Колыванов? - Да-а-а, - протянул я протяжно, словно высокую ноту. Незнакомец пробудил во мне любопытство и почти сразу расположил к себе. - А, Вы, кто? - Может быть, разрешите войти? Или мой визит не совсем уместен и Вы не один? Манера разговаривать этого человека, не свойственная действительности, умиляла. Почему-то сразу настроение поднялось и дурные мысли отступили. Я непроизвольно отошёл назад и предложил незнакомцу войти. Впервые в жизни мне стало стыдно, по-настоящему, за тот бардак, который творился в моей холостяцкой берлоге. Убирать было некому и все вещи валялись, где только можно и нельзя. Незнакомец окинул взглядом комнату и, поднимая голову, заметил дырку в потолке. - Соседи сверху делают ремонт, - соврал я и тут же пожалел об этом. Незнакомец посмотрел на меня такими глазами, что я почему-то сразу сообразил, что ему известно, откуда дырка в потолке и мои не совсем благовидные планы. От этого под ложечкой засосало и захотелось провалится сквозь землю. Я топтался возле окна, внимательно осматривая костюм этого человека. Куртку свою он снял в прихожей, и чёрный костюм с белой рубашкой и галстуком весьма великолепно подходил к обстановке в моей квартире. Это юмор, конечно, но странная сила исходила от этого мужчины, перед которой невозможно было устоять. И в этой силе, в её влиянии на меня, я почувствовал некий покой и блаженство.  Наконец собравшись с мыслями, я поднял стул и предложил незнакомцу сесть. Его бархатистый голос чуть вибрировал, делая в нужных местах паузы и необходимые ударения. За ним скрывалась некая надменность и усмешка, которая присуща только людям, знающим силу и власть денег.  - Мой родной брат и Ваш отец Анатолий умер. Перед смертью он мне позвонил и просил, чтобы я помог Вам и не оставлял. - Дядя? Вы мой родной дядя? Недоумение у меня на лице было настолько глупым, что я не выдержал и рассмеялся, стараясь скрыть свои эмоции. - Разреши представится. Меня зовут Иван Сергеевич Добрынин.  Иван Сергеевич встал и протянул мне руку для знакомства. Я протянул в ответ руку и почувствовал властное, крепкое рукопожатие. - У Вас много вопросов, Анатолий, можете их задавать, хотя постойте, давайте я сам отвечу. - Ну, Вы, же их не знаете? - Знаю. Иван Сергеевич, сидя на стуле, закинул ногу на ногу и начал свой небольшой рассказ. По мере того, как он посвящал меня в историю моей семьи и даже, если хотите, всего рода Колывановых, мной овладевал неподдельный интерес и даже некая гордость за прадеда, который верой и правдой служил Отечеству и защищал от наполеоновских полчищ. По мере повествования, я не отводил взгляд от дядиного лица. Надо сказать, что рассказчиком он был весьма отменным. Тёмные глаза Ивана Сергеевича с огненным блеском и бледность лица имели некий коктейль веселья и горя, страдания, счастья и бесконечной любви. Губы, маленькие, тонкие, были твёрдыми, решительными, как и острый подбородок. Прекрасно уложенные волосы и безупречные усы говорили о том, что Иван Сергеевич любит следить за собой и ухаживать. Но, он не был похож на влюблённого нарцисса, скорее, наоборот. Это был тот тип мужчины, который служит примером не только для своих детей и семьи, но и для окружающих. Мастерски владея словом, острым умом и чувством юмора, Иван Сергеевич мне всё больше нравился. И я хохотал над его невинными шутками и через полчаса беседы считал родным человеком.       - Со мной всегда так, - сказал Иван Сергеевич, я прихожу в самый подходящий момент. Понимаете, Анатолий, о чём я говорю? Внутри у меня всё оборвалось. Я посмотрел на брючный ремень на полу и безвольно опустил голову. - То, что Вы задумали сделать, Анатолий, и я смог остановить, не делает Вам честь. Мало того, что такие вещи гнусны и мерзки, как перед Богом, там и перед Дьяволом. Объясните, что Вами двигало в этот момент? Мне интересно.