Это мой выбор!

Часть 1 (глава 3)

Глава третья

Следующие два дня были выходными для всех нормальных людей, кроме тех, кто работает в сфере торговли и развлечения, и я крутилась, как белка в колесе, готовя сложный эфир, проводя его, и выдохнуть смогла лишь вечером в воскресенье. Дважды за эти дни звонил Данилов, но я категорически отказывалась ночевать у него, ссылаясь на усталость после напряжённых рабочих дней. Как ни странно, он не слишком настаивал, и я подумала, что причина в том, что теперь он не один в доме, и сводить меня лишний раз с сыном ему не хотелось. Но в понедельник, мой первый из двух выходных дней, тон изменился, и Андрей, не слушая моих возражений про необходимый отдых, сам заехал за мной, вытащил из дома и отвёз к себе. Войдя в холл, я невольно бросила взгляд на дверь, ожидая появления Максима, и, заметив это, Данилов произнёс со злой усмешкой:

- Если ты надеялась увидеть моего сына, то просчиталась. Его нет дома, и сегодня он здесь не будет ночевать.

- Мне-то какая разница? - передёрнула плечами, неожиданно почувствовав почти обиду при мысли, что ночевать Максим может у своей девушки, которая наверняка имеет место в жизни такого симпатичного и богатого парня.

- Вот-вот, - снова ухмыльнулся Андрей. - Тебя не должно волновать, как проводит время Макс. Он мальчик взрослый, и уже давно знает, откуда берутся дети, для того, чтобы избежать их несвоевременного появления на свет. И девчонка, с которой он спит, у него имеется. Можешь не сомневаться, он и сегодня неплохо с ней развлечётся, как и я с тобой. А ты, Лена, не забывай, что старше его на шесть лет, да к тому же роман Максима с мачехой может дорого ему обойтись.

- Ты соображаешь, о чём говоришь? - я развернулась к Данилову, чувствуя, что закипаю, и в таком настроении мне было бы намного лучше вернуться домой, прежде, чем мы с Андреем наговорим друг другу гадостей, о чём, возможно, потом оба пожалеем.

- Ещё как соображаю, радость моя, - и опять злая усмешка исказила лицо Данилова, сделав его некрасивым до отвращения. - Думаешь, я не заметил, как ты с ним флиртовала? Я всё видел, Лена, только промолчал. Но в дальнейшем я молчать не намерен, и если увижу, что между вами что-то происходит, неприятности будут у обоих. Мне плевать, что Макс мой сын! Поняла?! Плевать! Я никому не дам прикасаться к тому, что считаю своей собственностью!

- Я не твоя вещь, Данилов! - я повысила голос так же, как и он. - И если ты до сих пор этого не понял…

- Ты моя!! - рявкнул он, схватив меня за плечи и встряхнув с такой силой, что моя голова мотнулась, а на коже под его пальцами наверняка остались отметины в виде синяков. - Я вбухал в тебя чёртову прорву бабла не для того, чтобы теперь уступить молокососу, который положил глаз на мою женщину! Ты - моя, даже если думаешь иначе! Без меня твоё шоу загнётся! Да что там говорить! Скажи я одно слово, и ты вылетишь с телевидения, как пробка из бутылки! Ты там, где я хочу тебя видеть, поняла?! А в данный момент я хочу видеть тебя под собой!

- Пусти! - закричала я, пытаясь вырваться.

- Заткнись… - глухо прорычал он в ответ, швыряя меня на ковёр и падая сверху.

Я много раз читала о том, что чувствует женщина, когда её насилуют, а однажды даже подняла эту тему в своей передаче, но никогда не могла представить, каково это на самом деле. Ты вдруг перестаёшь ощущать себя человеком. Полное бессилие… Боль от падения, боль от жадных рук… И дурнота от всего, что происходит. Треск ткани отдаётся в ушах, как самый громкий звук в мире… И снова боль, потому что он продолжает тискать твоё тело так, словно каждым прикосновением хочет наказать за что-то. И вдруг ты чувствуешь его в себе, и снова пытаешься вырваться. Рычание над ухом, словно с тобой не человек, а дикий зверь, сорвавшийся с цепи, не знающий границ и тормозов. Резкие движения, удары, которые причиняют только боль. О наслаждении нет и речи. Мерзко, грязно… В какой-то момент у меня помутилось в голове. Ещё один удар внутри, пальцы сжимают грудь, Данилов стонет, что-то зло бормочет, видимо, не в состоянии достичь разрядки, и внезапно его руки смыкаются на моей шее. Я дёргаюсь… Удар внутри… Пальцы ослабляются, и вдруг - пощёчина, да такая, что в голове звенит. Торжествующий вскрик Данилова, а я теряю сознание, впервые в жизни банально погружаюсь в глубокий обморок…

- Она уже около часа в себя не приходит… - были первые слова, которые дошли до меня. - Сделай что-нибудь! Зря я тебе деньги плачу, что ли?

- Я бы на твоём месте не торопился приводить её в чувство. Поверь мне, после экзекуции, которую ты ей устроил, вряд ли ваши отношения будут прежними.

- С нашими отношениями я сам как-нибудь разберусь, без твоих советов, - в голосе Данилова прорвались злые нотки. - Твоя задача - привести её в сознание.

- Да это проще всего сделать… - судя по голосу, отвечал семейный врач Данилова, которого я видела однажды, когда у Ольги Сергеевны подскочило давление. - Укол и нашатырный спирт, и Елена придёт в себя.

- Не нужно… - у меня нашлись силы для того, чтобы открыть глаза и взглянуть на хмурое лицо склонившегося надо мной мужчины. - Со мной всё в порядке.

- Тем лучше, - заявил Данилов, стоявший за спиной доктора. - Можешь ехать домой, Валентин ждёт тебя.

- Хорошо, - в глазах мужчины, имя которого я не могла вспомнить, заметила сочувствие. - Поправляйтесь, Елена.

И он вышел из комнаты в сопровождении Данилова. А я, шатаясь, поднялась, и, схватив халат, висевший на спинке стула, рванула в ванную комнату, где и заперлась. Вошла в душевую кабинку, пустила воду и сползла по стеночке на пол, обхватив себя руками за плечи. Я редко плакала. Рано потеряв родителей, воспитывалась в детском доме и всего в жизни добивалась сама, что было совсем непросто в моём положении. Может быть, поэтому и привязалась к Данилову, который ворвался в мою жизнь, во многом изменив её к лучшему и подняв меня на более высокую ступеньку карьерной лестницы. Я всегда считала себя сильным человеком. И да, я очень редко плакала. Последний раз это было в детском доме, когда моя соседка по комнате выкрала у меня единственную вещь, оставшуюся на память о маме, которой я всерьёз дорожила, - мобильный телефон, а когда я попыталась его отнять, разбила. Это получилось случайно, в драке, когда она наступила на аппарат. И вот тогда я рыдала, прижимая к груди обломки, а соседка рыдала вместе со мной и просила прощения. Она была, в сущности, неплохой девчонкой, только озлобленной жизнью, и я простила её. Вот тогда я пролила свои последние слёзы. С тех пор прошло восемнадцать лет. А теперь я сидела на полу душевой кабинки и сотрясалась от беззвучных рыданий, словно моя жизнь была кончена. Впрочем, она и была кончена - та жизнь, которой я жила в течение долгого времени. Я знала, что никогда не прощу Данилова, что, изнасиловав меня, он поставил крест на наших дальнейших отношениях. Но плакала я не поэтому. Плакала от ужаса перед тем тёмным, что сегодня открылось мне, от ужаса перед собственным бессилием, перед тем, как легко Данилов смог справиться со мной. В эти минуты я ненавидела не его, а себя, ненавидела своё тело, осквернённое насилием, и ненавидела так остро, что впервые в жизни всерьёз задумалась о том, чтобы эту жизнь прекратить. Взгляд метнулся к полочке, где лежала бритва Данилова, и я с трудом поднялась и взяла её в руки. Вытащить лезвие и полоснуть по венам - что может быть проще…

Резкий удар в дверь, и до меня доходит, что с той стороны давно доносится требование открыть.

- Уйди!! - закричала, не узнавая свой голос.

Ещё один удар, и дверь распахивается, а на пороге появляется разъярённый Данилов. Вырывает бритву из моей руки и, выдёргивает меня из ванной комнаты, а я, стоя перед ним обнажённая, с ужасом вижу, как в его глазах разгорается желание.

- Нет… - шепчу хрипло, глядя на него со страхом. - Нет… не надо…

- Да, моя прелесть… - он продолжает удерживать мою руку и смотрит на меня тяжелеющим взглядом. - Да, и ещё раз да!

А до меня доходит, что он успел осушить не один бокал коньяка, пока провожал доктора.

И всё повторяется, только теперь не на полу, а в постели…

Я не знаю, как смогла пережить эту ночь. Я не знаю, откуда взялись силы утром для того, чтобы подняться, пока Данилов спал, развалившись на простынях с пятнами крови - моей крови, между прочим. Ночью он совсем озверел, никогда прежде не случалось с ним ничего подобного. Когда я пыталась сопротивляться, он бил меня по лицу. Кровь шла из носа, и, по-моему, внутри меня он тоже что-то нарушил. В эту ночь Елена Мезенцева - женщина, которая всегда знала себе цену и могла постоять за себя, умерла, а та, что родилась в боли и ужасе, была совсем другой, потерянной и одновременно ожесточённой. Глядя на спящего мужчину, который ещё недавно был моим возлюбленным, я оделась. Благо, здесь были мои вещи, которые я когда-то привезла на всякий случай. Сняв с пальца кольцо, положила его на столик возле кровати, и покинула спальню. В доме было тихо, даже из кухни не доносилось привычных звуков приготовления завтрака, и я спустилась в гостиную, не встретившись ни с кем. Там надела куртку, подняла воротник, чтобы хоть немного прикрыть лицо, распухшую губу и синяки на щеке. Выйдя из дома, увидела Валентина, который протирал стёкла машины возле гаража. Заметив меня, он улыбнулся:

- Доброе утро, Елена! Вы сегодня рано. Отвезти вас домой?

- Да… пожалуйста…

С одной стороны, не очень хотелось садиться в машину Данилова, но с другой - идти по улицам на остановку с таким лицом хотелось ещё меньше.

По мере того, как я подходила к машине, лицо Валентина приобретало растерянное выражение. В конце концов, он отвёл взгляд и торопливо распахнул передо мной дверцу. Я села на заднее сиденье, закрыла глаза и замерла, пытаясь не позволять себе чувствовать. Мы проехали половину пути, когда в моей сумочке зазвонил телефон. Я даже не стала смотреть, кто звонит, и так было понятно. Чуть позже телефон смолк, и ожил мобильный Валентина. Ответив на вызов, водитель сказал:

- Да, Андрей Романович… Да, домой… Хорошо.

Отключил телефон и сообщил, поглядывая в зеркальце водителя:

- Андрей Романович просил вас ответить на вызов. Он позвонит позже, когда вы будете дома.

- Да, Валентин, спасибо.

Не буду же я объяснять водителю Данилова, что даже слышать о его хозяине больше не хочу. Я знала, что мне придётся разобраться с собственной жизнью и, скорее всего, полностью изменить эту жизнь, но сейчас я была неспособна рассуждать здраво.

Дома, приняв душ и отключив все телефоны, рухнула в постель и проспала полдня. А когда проснулась, решила провести «ревизию» собственных повреждений. Как оказалось, всё было не так страшно. Трещинка на губе, нос уже в норме, синяк на щеке почти незаметный, а внутри саднит, но не более того. На теле, конечно, синяки были, даже на горле парочка, но в целом - ничего ужасного. Я стояла перед зеркалом нагая, смотрела на своё отражение и горько усмехалась. Ничего ужасного… Кажется, я уже смогла смириться с мыслью, что дважды подверглась насилию. Вздохнув, набросила халат и собиралась включить телефон, когда в домофон позвонили. По коже побежали мурашки при мысли, что это может быть Андрей. Но, взглянув на экран, облегчённо вздохнула. Всего лишь доставка цветов. Открыла дверь и впустила молодого человека. Расписалась, приняла букет, уверенная, что он от Андрея, хотя несколько удивил выбор цветов. Обычно Данилов не был оригинален - розы или орхидеи, то есть самые дорогие цветы. А в этот раз мне доставили огромную охапку ярко-алых тюльпанов, которые я, кстати, очень любила. Вытащив записку из букета, прочла: «Я не могу пока подарить Вам алые паруса, но очень хотел бы стать Вашим Греем. Макс». Сказку Грина я безумно любила в детстве, но потом она как-то отошла на задний план, не вписываясь в мою реальную жизнь. До Данилова у меня был всего лишь один мужчина, мой однокурсник, и близость с ним разрушила наш едва начавшийся роман. Тогда мне показалось, что секс - самое неприятное, что только может быть между мужчиной и женщиной. После Данилов изменил моё отношение к сексу. А теперь он сам уничтожил всё, что было между нами, обнаружив такие стороны своей натуры, о которых я даже не подозревала. И вдруг - алые паруса… И этот парень с удивительно ясными глазами, сын мужчины, с которым мне будет очень непросто разорвать связь.

Наполнив вазу водой, я поставила букет на столик в гостиной, и включила телефон. Девятнадцать пропущенных звонков, все от Данилова. Странно, что он до сих пор не стоит под моей дверью. Снова зазвонил телефон, и на этот раз я решила ответить на вызов:

- Андрей, было бы лучше, если бы ты, молча, исчез из моей жизни.

Глухой стон в трубке, еле слышные слова:

- Лена… Леночка… прости…

И вдруг незнакомый голос ворвался в мой пошатнувшийся мир, и женщина сердито заявила:

- Я врач, и я прошу вас не волновать моего пациента.

- О ком вы говорите? - не поняла я.

- Господина Данилова доставили в нашу клинику с тяжелейшим сердечным приступом. Сейчас он находится в реанимации, но я не смогу ему помочь, если он каждую минуту будет названивать вам и умолять о прощении. Не знаю, что там у вас произошло, но на вашем месте я бы приехала и помогла тяжело больному человеку, а не бросала его в таком состоянии...

- Я понятия не имела о том, что Андрей в больнице, - перебила я её. - Но приехать сейчас не смогу, я тоже плохо себя чувствую.

- Ну, что ж… - в голосе женщины послышалось презрение. - Ваше право, конечно. Но если господин Данилов умрёт, это будет на вашей совести.

- Хорошо… - опять меня подвело чувство ответственности за другого человека. - Назовите адрес, номер палаты.

Запомнив адрес, я пообещала приехать в течение часа, и, чтобы не передумать, сразу вызвала такси. Ехать на своей машине я бы сейчас не смогла, так дрожали руки.

До приезда такси я успела одеться, натянув свитер с высоким воротом, закрывшим синяки на шее, замазать тональным кремом синяк на щеке, и спрятать трещину на губе под помадой. Пока ехала, старалась ни о чём не думать. В больнице, стоило назвать фамилию, как меня сразу провели в кабинет главного врача - Сергеевой Надежды Петровны. Оказалось, что именно с ней я и разговаривала.

- Обычно мы не пускаем посетителей в палату реанимации, но в данной ситуации я вынуждена нарушить правила, - заявила она, поднимаясь мне навстречу. - Господину Данилову нужен полный покой, а он с ума сходил, пока до вас дозванивался. Я не знаю, Елена, что там у вас случилось, но очень прошу хотя бы сейчас не волновать пациента.

- Я постараюсь, - сказала обречённо, чувствуя себя так, словно передо мной открылась дверца клетки, которая готова захлопнуться, отрезая меня от нормальной жизни.

Мне выдали халат, бахилы, и мы отправились в отделение реанимации, где Данилов лежал в отдельной палате. Увидев его, я, если честно, испытала шок. Он был весь опутан проводами, и бледное лицо казалось лицом человека, готового шагнуть за грань земной жизни.

- Андрей Романович, - тихо окликнула его Сергеева, - я привела вашу невесту.

Вот как… Данилов сказал, что я его невеста, и это, несмотря на снятое с пальца кольцо…

- Оставьте нас… - голос Андрея был таким слабым, еле слышным, что мне неожиданно стало жалко его.

- Елена, - обратилась ко мне врач, - прошу вас, следите за показаниями приборов. Если заметите малейшие изменения в состоянии больного, нажмите вот на эту кнопку.

- Да, хорошо, - кивнула я, присаживаясь на стул возле кровати, на который мне указала Сергеева.

Она вышла, плотно прикрыв дверь, и мы остались одни, если не считать попискивающих приборов.

- Вот, Ленка… - глухо произнёс Данилов. - Как видишь… сам себя наказал… Теперь вот лежу… как бревно…

- Главное, не волнуйся, - я наклонилась к нему, чувствуя, как дверца клетки захлопывается с неприятным звуком.

- Ты простишь меня?..

- Не знаю, Андрей… Мне трудно сейчас мыслить здраво…

- Лена… - он застонал, и моё сердце дрогнуло. - Умоляю тебя… умоляю… Я клянусь… больше никогда…

Дыхание его стало тяжелее, и я торопливо произнесла, уже ни о чём не думая:

- Успокойся… Всё хорошо, я тебя прощаю…

- Спасибо… - он устало прикрыл глаза.

- Тебе плохо? Позвать врача? - испугалась я его бледности.

- Нет-нет, нормально… Не тревожься, - он снова посмотрел на меня взглядом побитой собаки. - Лена… Леночка… прошу… надень кольцо…

Левая рука, прикрытая простынёй, выбралась из-под неё, и в ней блеснул бриллиант. Я судорожно вздохнула, глядя на кольцо, как на злейшего врага.

- Не хочешь… - в голосе Данилова послышались слёзы. - Леночка… - он отчётливо всхлипнул. - Если я тебя потеряю… жить не смогу… Умоляю тебя… Лена…

И я сдалась. Молча, взяла кольцо и надела на палец. Данилов судорожно перевёл дыхание, застонал, и глаза его закрылись. Приборы вроде бы пищали по-прежнему, но Андрей, судя по его полной неподвижности, потерял сознание, и я торопливо нажала кнопку. Почти сразу вслед за этим появилась Сергеева, выставила меня из палаты. Я устроилась на стуле в коридоре, глядя, как бегают туда-сюда медсёстры, вызванные Сергеевой. Спустя примерно полчаса, она вышла из палаты и сообщила, обращаясь ко мне, а в её взгляде по-прежнему было осуждение:

- Мы его чуть не потеряли. Сейчас он спит после укола, и будет спать долго. А вас я попрошу включить телефон и отвечать на звонки.

- Разве можно пользоваться телефоном в палате реанимации? - удивилась я.

- Господин Данилов, практически, хозяин нашей клиники, и, несмотря на то, что сейчас он пациент в тяжёлом состоянии, я не могу ни в чём его ограничивать, как бы ни хотела этого. Впрочем, отсутствие связи с вами ещё сильнее стало бы его волновать. Видели бы вы, как он сходил с ума из-за того, что не мог до вас дозвониться. Дважды терял сознание, один раз даже сердце остановилось. Мы еле вернули его.

- Хорошо, я буду на связи, - произнесла я обречённо, чувствуя себя окончательно загнанной в клетку.

Покидая клинику, я думала о том, что уже никогда не смогу жить нормальной жизнью, распоряжаясь ей по своему усмотрению. Дверца клетки захлопнулась, и отныне мой удел - зависеть от мужчины, которого я не просто не люблю, а ещё и боюсь, и с которым уже не смогу, хотя бы в далёком будущем, почувствовать себя счастливой и защищённой. А ещё мне казалось, что я очутилась в стеклянном замке, стены которого сделаны из сверхпрочного хрусталя, который мне не суждено разбить. Снаружи красота, а внутри холод и ощущение пустоты, и теперь так будет всегда - другие люди окажутся за пределами сверкающих хрустальных стен, а я внутри без надежды выбраться на свежий воздух…