От лица Иден
Всего три коротких дня — вот сколько у меня было, прежде чем всю мою жизнь упаковали в грузовик для переезда через всю страну. А меня? Ну, меня потащили следом в аэропорт за моей чрезмерно восторженной матерью, которая была готова отправиться в совершенно другой штат, независимо от того, хотела я этого или нет.
У меня не было возможности остаться и позволить маме улететь одной в новую жизнь. Я не отличница, даже в мечтах, в лучшем случае троечница, поэтому никаких стипендий мне не предложили, когда я подавала заявления в колледжи. Вместо этого пришлось идти в местный муниципальный колледж — это позволяло жить в мамином доме во время учебы, что было единственным вариантом, ведь ни я, ни мама не могли позволить себе снять мне жилье в штате того единственного колледжа, который меня принял.
Так что теперь, без работы, денег и возможности взять кредит на жизнь, у меня нет выбора, кроме как следовать за бесплатным жильем. А значит, придется натянуть улыбку и волочить свою задницу в Мэн.
Устраиваясь в кресле, я вынуждена признать: перелёт бизнес-классом — один из немногих плюсов новой жизни мамы с её новоиспечённым мужем. Видимо, у Генри дела идут просто отлично, и это одна из главных причин, по которой мы едем жить к нему в Мэн, а не наоборот.
Я слабо возразила, что в Майами куда лучше климат, да и с учетом количества людей его охранный бизнес расцвел бы, если бы он задумался о расширении. Не удивительно, что мои слова остались без внимания — мама уже купилась на эту блестящую новую жизнь, которая нас ждет впереди.
Нервно откидываясь в кресле, я смотрю, как мама с благодарностью принимает бокал шампанского от стюарда, проходящего по проходу, и тихо проклинаю американские возрастные ограничения до 21 год для употребления алкоголя. Честно, мне бы сейчас что покрепче, чтобы сгладить этот чёртов поворот судьбы в моей жизни.
— Успокойся, дорогая, — успокаивает мама, поглаживая мою руку, вцепившуюся в подлокотники. — Я не рождена для полётов. Если бы Бог хотел, чтобы я была в небе, он дал бы мне крылья.
Я пытаюсь улыбнуться, но, судя по ее обеспокоенному взгляду, получается скорее гримаса. Она кладет свою руку поверх моей и слегка сжимает.
Двигатели ревут, самолет устремляется вперед, набирает скорость, задирает нос и взмывает в воздух. Я крепко зажмуриваюсь, пытаюсь дышать сквозь панику, и считаю до пятидесяти, пока самолет не выравнивается, а гул двигателей не стихает.
Я открываю глаза и с трудом перевожу дух. Мама улыбается мне: — Ну, как ты? — тихо спрашивает она.
Я киваю, с усилием выдавливаю улыбку, отрываю пальцы от подлокотников и сжимаю руки на коленях.
— Это будет хорошо для нас, — продолжает мама, и в ее голосе слышится легкое беспокойство, пока она наблюдает за мной. — Генри уже поговорил с твоим новым колледжем. Это место куда лучше прежнего. Ты же смотрела презентацию, да?
Я напряженно киваю. Колледж, в который Генри меня устроил, — элитное заведение, куда я бы никогда не попала с моими оценками. Интересно, сколько денег пришлось вбухать, чтобы мне там место пробили, да еще и в середине семестра.
Я уже проверила: от дома Генри до колледжа всего тридцать минут на автобусе, и всего одна пересадка. Это куда лучше, чем час езды и три пересадки, которые приходилось делать, чтобы добраться до моего старого колледжа.
Мне сказали, что Генри рад, что я останусь с ними, и что у него уже готова для меня комната. Но все равно странно переезжать к мужику, которого я в глаза не видела.
Рядом мама включает экран в кресле и устраивается поудобнее, чтобы посмотреть фильм в наушниках. Решив, что мне тоже стоит чем-то занять себя за пять часов полета, я поступаю так же: слегка откидываю спинку кресла, чтобы устроиться поудобнее, разворачиваю плед, который нам выдали, и накидываю его на ноги.
Я листаю список фильмов, останавливаюсь на каком-то странном фантастическом и нажимаю — воспроизведение. Достаю свои наушники из защитного пакета и надеваю их поверх волос.
Должно быть, я заснула, потому что, когда я еще сонная открываю глаза, то вижу, как мама осторожно меня трясет.
— Мы скоро приземлимся, дорогая, — говорит она, указывая на окно позади себя. Я наклоняюсь вперед и вижу внизу, как предполагаю, пейзажи Мэна.
Я снимаю наушники, засовываю их в карман перед собой и рекордно быстро пристегиваю ремень, хватаясь за подлокотники. В ушах нарастает давление — ясно, что мы снижаемся. Я стискиваю зубы и пятнадцать минут шепчу молитвы, пока колеса не ударяются о взлетную полосу, и всех нас слегка бросает вперед при торможении.
— Спасибо, Господи, что сохранил мне жизнь, — шепчу я, подняв глаза к небу, а затем бросаю взгляд на маму, которая надо мной смеется.
— Ты же знаешь, что летать безопаснее, чем ездить на машине? — замечает она.
— Да, но если я попаду в аварию на машине, я уже на земле. А если в самолете — мне придется падать девять километров, — шиплю я в ответ, разминая пальцы, затекшие от того, как сильно я вцепилась в подлокотники.
Как только гаснет знак ремней безопасности, я вскакиваю с места, открываю багажную полку, хватаю свою сумку и мчусь прочь из этого летающего гроба обратно на землю, где мне и место.
— Успокойся, — медленно поднимаясь говорит мама. — Чемодан не выскочит раньше только потому, что мы первые выйдем из самолета.
Игнорируя ее, я пихаю ей сумку в руки и фактически волоку ее за собой по проходу к двери, которую стюардесса только что открыла.
— Спасибо, что выбрали Delta Airlines, — говорит стюардесса, а я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не толкнуть её и не пробиться вперед.
— Спасибо! — сквозь зубы бросаю я, прежде чем устремляюсь прочь от самолета. Воздух наполняет легкие, когда мои ноги ступают на трап, ведущий обратно на землю.
Пройдя контроль, мы ждем у ленты багажа. Почти все уже разобрали свои вещи, когда мамин чемодан в цветочек и мой ярко-розовый, неоновый, наконец скатываются по желобу и медленно движутся к нам по конвейеру.
Подхватив чемоданы, мы вытягиваем ручки и катим их к выходу. Стеклянные двери со свистом открываются, мы проходим мимо людей с табличками, пока в конце не замечаем мужчину с короткими светлыми волосами, в темном костюме и солнцезащитных очках, держащего табличку с надписью — Миссис Кэделл.
Мама сияет и направляется к нему, а я, по пятам за ней, оглядываюсь по сторонам, пока она представляется этому молчаливому мужчине.
Он кивает, протягивает руку и забирает мамин чемодан, без усилий поднимая его, хотя я уверена, она упаковала туда всё, кроме кухонной раковины. Потом он тянется к моему, но я нервно отдергиваю его.
— Нет, спасибо, я сама, — быстро говорю я, не в восторге от того, что какой-то мужик, чье имя мне даже неизвестно, будет распоряжаться моими ценностями.
Я чувствую, как он изучает меня через темные линзы, но, видимо, решает, что спорить не стоит, разворачивается и ведет нас к выходу из аэропорта.
На парковке ждет черный SUV с тонированными стеклами. Мистер — молчун-убийца, как я его мысленно окрестила, открывает багажник и загружает мамин чемодан, секунду наблюдает, как я пытаюсь поднять свой, затем с раздражением ворчит и грубо выхватывает его у меня.
Когда он хватает чемодан, наши пальцы соприкасаются, и между нами проскакивает искра. Я вздрагиваю и в шоке отступаю на шаг.
Он замирает на мгновение, а затем поднимает мой чемодан, будто он набит перьями, ставит рядом с маминым и захлопывает багажник.
Не удостоив нас взглядом, он шагает к водительской двери, оставляя нас с мамой садиться на заднее сиденье. Я стараюсь не судить людей слишком строго, но этот парень ведет себя как полный козел. Допускаю, он работает на моего нового отчима, но удивительно, что Генри, судя по маминым рассказам, держит на службе такого грубияна.
— Обычно водители открывают дверь пассажирам, — бормочу я, захлопывая дверь и запирая внутри тепло южного Мэна.
Я не вижу, но уверена: мистер Угрюмец уставился на меня в зеркало заднего вида. По спине пробегают мурашки, и я подавляю дрожь. Ну и ладно, пусть ведет себя как угодно — после сегодняшнего дня я его больше не увижу.