Дикая не для Бороды

   Она проснулась на голой земле где-то в лесу, в крепких сжимающих ее объятиях и не сразу поняла, где она вообще. Да и, что собственно произошло, кроме того факта, что в ней что-то инородное, принадлежавшее, тому, кто крепко держал ее. Руки, в поле зрения, были в растительности, как и нога, поперек ее бедра. Его ступня, так и вовсе в земле, грязная.    Одна рука служила ей подушкой и пролегала вдоль ее голого тела, охватывая грудь, другая спускалась вниз и была где-то между ног. А еще ужасно болела область между шеей и плечами, и, казалось, там были полукругами укусы, что сейчас начинали болеть.    Первой ее попыткой было убрать его ногу, но стоило ей, пошевелится, и объятия сжались еще сильнее, так сжимает змея свою добычу, а руки, вернее пальцы, пришли в движение, сжимая грудь и лаская плоть между ног. Мягкий тембр зашептал ей в ухо:    - Только без резких движений!    Хотелось взвыть, вырваться, заставить его выйти из неё. Она ведь была... Да, воспоминания, не сразу, но приходили: "Её первый раз, случился, в лесу? С дикарем? А, если так, почему она ничего не помнит?"    - Расслабься! - но она не из таких и пыталась, скребла землю, в попытке скинуть его, вытолкнуть, а ничего не происходило и он не двигался в ней, и вытолкнуть не получалось. Она не узнаваемо зарычала, а он прикусил шею сзади, обжигая дыханием.    - Спокойнее, девочка! - еще миг и она оказалась на земле лицом, а он сверху сзади и такой расклад, ее, совсем не устраивал. Только руки двигались, не только по прижатому телу, он давил сверху массой, теперь уже и вторую пуская в ход, чуть надавливая там, где ей было бы стыдно, если бы что-то такое...    Ярость, она затопила, и ему стоило больших усилий удержать ее, даже такой она брыкалась и дергалась, а потом оглушил шлепок по её оголенной плоти, обожгло то место и она взвыла, да почему то расслабилась, там, неожиданно. Только тот сверху этого и ждал, и медленно, едва-едва задвигался в ней.    "Чертова девственница!" - оглушил и задел за живое.    - Эй! - хрипело в горле возмущение. Мощь его тела вдавливала её в землю, в нос с воздухом возмущения попала пыль и она закашлялась, а он, кажется, только и пользовался положением, глубже и сильнее входя в нее. Задыхаясь от возбуждения. Пальцы были где-то в складках её интимности, а пальцы другой руки вдавливали в другую часть. Боли, как ни странно не было, тяжело, сложно дышать, движение, усилия его и упор.    "Еще немного!" - слышалось отчетливо, медленно разжимались одеревенелые мышцы, что крепким стальным захватом в замке, держали его друга в ней.    - Подчинись мне! - звучал его голос у нее над ухом, пока он медленно двигался. Где-то в голове разносился эхом. Требовательный и настойчивый его голос, так, что дрожала каждая клетка. Не спеша, рукой убрал прядь волос с уха, вдыхая в него новое: - Подчинись мне!    Отчетливо слышались переминания с ноги на ногу где-то совсем не далеко, дыхания, как и биения чужих сердец гулко и многогранно. Жизнь, что кипела в лесу и голоса приглушенно, слышались, преимущественно женские. Так много звуков и запахов. А для неё гипнозом действовал его голос, только его голос на фоне остального был близок, так близок к чему-то. Шуршание травы. Движения где-то неподалеку.    - Подчинись мне! - уже не требование, не угроза, скорее просьба, мольба даже где-то. Сознание еще не пришло в норму. Память не дорисовала еще, всего, что было, не заполнила пробелы. Его рука горячая и нежная у нее на голове и всего одно, неверное движение, молодого и слишком не терпеливого кого-то и где-то, как магия всего момента была упущена, она в доли секунд обернулась. Ярость, на раз-два-три, ее, как баран крутанула и трансформация, была почти, мгновенной.    «Никогда такого не видел!" - с долей восхищения слышалось уже смутно. Она легко и невесомо в развороте вывернулась, да так, что снова полетела шерсть в разные стороны. Она бросилась на него и легко пружинила, от земли или дерева, выворачивалась и царапалась, трепала его за шею, летели слюни. Хрипели оба в этой утренней тишине.    Его почему-то удивляло, что, сама, она не собиралась причинять ему что-то больше, чем просто синяки, да царапины, не насмерть билась, уже. Их связывала интимная область, где его детородный орган крепко, будто в замке, держали ее мышцы. Бой был уже не первый и каждый раз, она, будто, без памяти просыпалась, порядком его, измотав, но и себя тоже.    Замкнутым кругом стояли парни из его клана, на отдалении. Больших усилий ему стоило загнать ее сюда, на свою землю, уже после того, как они повстречались на пробежке. После того, как она кинулась, одна на пуму и ведь загрызла ее, правда, сейчас, царапины были вдоль всей спины и, оттого, он какое-то время удерживал ее на боку, да на животе. Кровь молодая сворачивалась быстро. Ему надо было, что она подчинилась ему, как Альфе. Он уже с трудом держался на лапах, а невозможность расцепить этот замок, изматывала еще больше, как и их боевые схватки. Они снова сцепились, она снова вывернулась и не в первой, он оказался на лопатках, ее горячее дыхание обнаженной челюсти у него на горле.    "Нет, дурак! Стой! Это приказ!" - рык его куда-то в другую сторону, без возможности, вырваться из этих-то объятий. Но мелкий брат уже сорвался с места и нарушил магию круга, его круга, кидаясь озлоблено, и остервенело на нее, защищая брата, конечно же. Высшая цель. Она снова легко вывернулась, в прыжке.    "Боже, какая грация! Будто лисица или кошка?!" - он, всё, это видел немного в не привычном ракурсе, ибо каждый ее такой манёвр бил по нему, из-за связки их обоих в интимной области. Почему то Альфа сейчас, казался, безвольным волком, в очередной раз летел где-то в невесомости по пространству. Только страшнее волчицы в первую течку, ничего нет. Гормоны настолько перекрывают всё и её запах, он, как наркотик, обволакивал и подчинял. Там не важно, было, сколько у Альфы или у самца, в принципе, было опыта. Но такая, редкая дикая, молодая, была необходима ему сейчас.    Брата, она, отпихнула лапами, да такой силы, что он улетел и глухо стукнулся о дерево, взвыл и что-то хрустнуло. В этом полете получилось, что частью бока она потерлась о него, снова перекидывая и ударяя о землю, всей его массой, передними лапами упираясь в его грудь.    Ярость теперь, снова, стала ощутимой, ее слюна на его шее, рык и холка дыбом. Невидящая пелена чистого гнева, готовая растерзать за любое движение, за малейшее раздражение. Она основательно потрепала его, даже за что-то цапнула, остры молодые клыки. Пасть раскрытая в миллиметре, готовая вцепиться в него и уже основательно его покалечить, как опасного противника. Пришла в движение стая, как по мановению пальца, в выжидающей оборонительной защите, они вдруг ополчились против нее, ощутимой стала угроза.    И, снова, дело случая, расталкивая всех, на нее неслось грозное со звонким лаем на всю округу, на защиту отца, его несмышленая дочурка, почувствовав угрозу.    "И, ведь никто не остановит!" - скорее с сочувствием, потому как, только долетев до них, она будет звонко лаять на дикарку, а там, как она себя поведет?! Шаманка Асура шла на выручку, а уж его дочурку удержать сложно, в папашу настойчивостью пошла. Долго, они тут, возились, но кто ж знал, что пути пересекутся.    И комок не собирался сдаваться, в пару прыжков преодолела пространство, звонко ее облаяла и даже хотела цапнуть. Стая, еще больше, пришла в движение, переминаясь с ноги на ногу, угроза то уже не шуточная. Ряды были плотно сомкнуты и малейшее разъединение, грозило всей деревне угрозой разрушительного порядка. Магия круга ослабляла её, питая в первую очередь самца и стаю тоже. А энергии в ней било неуемной силой. Итог, мог быть абсолютно непредсказуемым, и оттого угроза была более осязаемой.    Только, вот, эмоции на ее лице и в глазах переменились. Удивление. Непонимание. Втянула воздух рядом с мелкой, щелкнули зубы неподалеку от её носа, укусить себя не дала и за лапу тоже. Только, явственная угроза, вдруг исчезла самой собой.    Она, стала совсем другой, так же легко, как пружинила от любой поверхности, как выделывала такие финты, что акробатки бы обзавидовались. Переминаясь с лапы на лапу, не спуская глаз с мелкой, отступила от него, медленно. Влажность прибывала, и она вдруг расслабляла медленно мышцы. Эта ситуация его ошарашила, только спешить было опрометчиво. Мелкая же оглушительно лаяла и рычала потешно, холку дыбом ставила.    А еще, его удивила, с какой легкостью она выпустила его с позы под ней и позволила снова стать позади нее, возвышаясь грозным самцом. Припадая верхней половиной туловища и втирая в шею запах его земель. Облизала его тявкающий комок неуемной прыти, чем совсем сбила с толку. Женская половина стаи тоже прибывала, вклиниваясь между мужской половиной. Только ее не заботило ни их количество, ни их земли, ни близость с деревней.    Однако же, голову в сторону шаманки повернула, он уловил едва заметное движение, как она ухом по земле шаркнула, и не приветствие, а такой поклон, как дань уважения, но там не было угрозы. Мышцы совсем расслабились, позволяя ему, как выйти, так и продолжить, если пожелает. Это снова ошарашило, пока он искал подступы к ней. Она шумно выдохнула в пыль, и комок унесло, не без помощи  жеста шаманки, конечно. Это совсем выбило его, как вожака, как человека в нем, так и волка.    Только страсти и желанию владеть ею, это никак не помогло и не остановило, он входил и двигался в ней, капая слюной ей на спину. Дотягиваясь до загривка, чтоб вцепиться в нее и не отпустить её сейчас, да закончить соитие. Дабы, потом, снова, не доказывать своё право на нее, если другие не оприходуют?!    Она, так странно вертела шеей, да по земле водила подбородком, втирая запах и пыль. Как бы глубоко он не входил, ему все время, казалось, мало, сдерживаться было сложно, хотелось большего. Волк впадал в безумие, от ее запаха. Заканчивал соитие и снова хотел. Снова держал ее зубами, капая слюной. Порыкивал, если она хотела отстраниться.    Даже, когда он был на свободе, даже когда все закончилось, она не спешила обращаться в человека. Терлась спиной о землю. И он наклонился, чтобы вылизать её, в первую очередь, говоря, что она важнее всего его. Её влажность на его языке и крыша поехала, волк становился не управляемым, силы в нем было так много, усталость исчезла. Только голая похоть, голое желание, голое соитие. А она тут, перед ним на спине и он даже так вошёл, она снова дугой выгнула спину. Он не мог насытиться. Хотел большего, хотел её всю, без остатка, всю во всех возможных позах и она была тут, и она отдавалась ему.    Такие её действия, такое поведение дикарки, не соответствовало волчьим принятым, что, несомненно, сбивало с толку. Напряжение спало.    Она легко подскочила к нему, потерялась о шею, он снова был готов и теперь уже, говорили на зверином, она снова под него подныривала, что, однако, не означало, что она ему подчинилась. Только в облике зверя.