Универсальный донор

Ник. 34 года. До момента окончания терраформирования служил в полиции, после работал в изоляторе для смертников. Рост — 189 см, вес — 76 кг. Физиологические и психические патологии отсутствуют. Отклонения в поведении не выявлены. Ник прекрасно помнил, что случилось перед тем, как он оказался в лесу: он шел домой, как обычно завернул за угол обшарпанной многоэтажки-муравейника, осмотрелся, пропуская вперед парочку подростков. Потянулся за ключами, видя впереди пожарную лестницу собственного дома. Коснулся прохладного металла, но достать не успел — выскочивший из-за спины парень в черной бейсболке прыснул в лицо парализатором из баллончика, и Ника, большого и вроде бы неглупого Ника, прошило от макушки до пяток. Он, рухнув на колени, не чувствовал, как его затем поднимают и тащат в машину. Потом была лаборатория с отдельной, предоставленной в его личное пользование, комнатушкой, так похожей на камеру смертников, бесконечные тесты, замеры, исследования. Ник нелегко выслужил свой офицерский значок, поэтому вопросов не задавал, зная, что не ответят. Белые коридоры тянулись дверьми, камер здесь было — не счесть. Неизвестно, пустовали ли они или внутри тоже кого-то исследовали, но периодически у него создавалось впечатление, что держат тут не только людей. Вполне возможно, что в заточении пребывали выходцы с других планет, попавшие сюда явно не по своей воле. Мигающие лампочки, неоны проводов, прилепленные к коже металлические шляпки приборов, колба в руках медсестры, наполняющаяся его кровью из пульсирующей вены. Смотря, как толстая игла проталкивается в кожу, Ник надеялся, что на обед будет мясо. Жрать хотелось неимоверно, как и, впрочем, помацать упругую грудь медсестры под халатом. Она бы согласилась, находись они не в лаборатории, а в баре. На внешность он никогда не жаловался. Женщины таких как он, любили: нахальных, хищно улыбающихся, но не теряющих уважения даже к пятидолларовой проститутке. Потому что Ника так воспитала мама, женщина далеко не святая, но — женщина. Характером он пошел в нее, а вот внешностью в отца, о котором не знал ничего, и мама тоже, ее ведь изнасиловали в пятнадцать. Когда близился к концу месяц пребывания в стенах лаборатории, вечером, после ужина, в комнату вошла та самая сисястая медсестра, деловито закатала его рукав до локтя и, похлопав по надувшейся вене, вколола нечто, что вырубило его спустя минуту. Очнулся от предутреннего холода, лежа на сырой траве под массивными ветвями диковинного дерева-исполина. Одет он был в непромокаемый комбинезон, пропитанный, судя по запаху, антимоскитной жидкостью, рядом лежал рюкзак и включенный карманный фонарик. Сначала Ника обступили запахи — сырость, тяжелая терпкость папоротников и содранной коры. Следом потянулись звуки — мелкие шорохи, птичьи возгласы в кронах. Можно было сказать, что вокруг царила тишина, но и она была живой, она перетекала, двигалась, не стояла на месте. Ощущая тяжесть в затылке, Ник сел, ощупал пустые карманы, потрогал лимфоузлы под ушами, опасаясь обнаружить вшитый датчик перемещения, осмотрел все тело по возможности, но свежих шрамов не нашел. Значит, если чипы и находились внутри, то внедрены были очень ювелирно. Само наличие растительности вокруг поразило, ведь живые папоротники, как и деревья, он видел впервые в диком виде. До этого — только в оранжереях города, который располагался внутри планеты, похожий на огромный улей с искусственным солнцем и звездами. Когда на Земле все живое мутировало и продолжало мутировать благодаря каким-то необъяснимым пока внешним — либо внутренним — факторам, люди ушли под землю, выстроив систему воздухообеспечения и наладив жизнь в подземье. Это было несколько поколений назад. Это назвали терраформированием. Ник читал, что некогда один из ученых проводил эксперимент с мышами, поместив их в бак с неограниченными запасами еды и питья. Это должно было стать мышиным раем, но стало адом: когда численность зверей возросла, миновав отметку «перенаселение», они начали уничтожать сами себя. Появились отшельники и «отверженные», самки пожирали детенышей, самцы отказывались защищать самок и размножаться, и все больше появлялось мышей, которые предпочитали жить вдали от социума, в верхних ярусах, только и делая, что поедая корм и вычищая шерстку. Популяция вымерла. Порой подземный город напоминал Нику неудавшийся эксперимент. Он работал со смертниками — преступниками, приговоренными на казнь на электрическом стуле, такими же отверженными, которым не нашлось места в социуме. Аборты стали нормой, как и полиамория — многие семьи состояли из трех и более человек. Поговаривали, что вверху, на Земле, есть города, где такие же люди живут бок о бок с мутировавшими тварями, но в это Ник верил мало. Дышать из-за непривычно неспертого, непыльного воздуха и влажности было трудно. В рюкзаке ничего, кроме смены одежды, гигиенических принадлежностей и сухпайка не обнаружилось. Ничего, что могло бы как-то помочь при встрече с кем-то, превосходящим его в росте. О мутантах он не раз слышал и не хотел бы умереть так бездарно и быстро, не насладившись неожиданной свободой. Навыки рукопашки, даже нож не спас бы его от участи быть распотрошенным. Однако Ник забыл обо всем, когда вышел на открытый участок, где расступившиеся кроны деревьев открыли небо — настоящее, с рассыпанной пудрой Млечного пути и крупными яркими звездами, у которых, казалось, тоже был запах. Почему-то завороженному Нику представилось, что пахнут они сероводородом и прохладой. Слишком увлеченный разглядыванием, он шагнул, и небо перевернулось, поскольку нога его, оказавшись в петле, вздернулась вверх, опрокидывая на землю все тело, а затем поднимая к веткам дерева. — Неудачный день, — прокряхтел Ник, поняв, что без ножа с веревкой, что стянула его лодыжку, ему точно не справиться. Эсми. 26 лет. До момента окончания терраформирования являлся пилотом межгалактического корабля, после гибели родной планеты попал в плен к расе гуманоидного типа — людям. Рост — 175 см, вес — 72 кг. Психические патологии отсутствуют. В организме обнаружены репродуктивные органы обоих полов, способен к зачатию и вынашиванию плода. Отклонения в поведении не выявлены. На родной планете, Минуиде, его всегда ждали муж и дети, поэтому Эсми всегда старался выполнить задание раньше положенного и вернуться. Однако чудовищная вспышка на солнце, которую предсказывали еще в прошлом столетии, выжгла все живое, пока он отсутствовал в очередной командировке. Вернувшись, он нашел лишь отравленный радиацией мертвый шарик в холодном теперь и злом космосе. У него была отличная семья, замечательный муж-альфа, который свыкся с его профессией и не возмущался по поводу его отсутствия, послушные воспитанные дети — мечта любого родителя. И если бы Эсми сказали, что планета погибнет в определенный час, он сделал бы все, чтобы вернуться домой и пережить этот момент вместе с ними. Но судьба, оставив его в живых, видимо имела свои планы, поэтому вскоре Эсми оказался вблизи планеты похожего типа вместе со своим напарником Эоном, бетой, который управлял кораблем в то время, пока тот лежал в своей каюте, уставившись в мигающий потолок. Эсми был омегой, но служба выжала из него всю мягкость, научив блокировать разрушающие эмоции. Они, разумеется, никуда не делись, их пришлось запихнуть глубоко внутрь, и они только ждали момента, когда разум отвлечется и даст слабину. Земля встретила их недружелюбно — корабль сбили, едва тот вошел в зону приземления, Эон катапультировался, и с тех пор Эсми его больше не видел. В бессознании его вытащили из капсулы, а затем началось: лаборатории, бесконечные пробы крови, анализы. Чужие запахи раздражали обоняние, застревали в горле, пугали своей агрессивностью и грубостью. Видимо, чип ему все же вшили, потому что слова он понимал и мог ответить на том же языке, но предпочитал отмалчиваться, изучая обстановку. Довольно быстро он понял, что на данной планете существует только два пола, и он здесь относится к категории «мужчина». Как альфа, только способный принести потомство. С ним могли сделать что угодно, но зачем-то вкололи транквилизатор и оставили одного в лесу, где бродили твари похуже тех, что Эсми встречал на диких планетах. Почти сразу его нашел Зул, широкоплечий и большой, как медведь, такой же угрюмый и непрошибаемый. Зул смог объяснить ему, что из места, куда их забросили, нет выхода — участок леса с родниками и поляной в центре окружали стены высотой в небоскреб. Эсми, забравшись на имеющийся неподалеку холм, окинул взглядом пространство вокруг, и холодный комок отчаяния застыл где-то в горле, не излившись словами. Серые, будто вечно сырые стены, покрытые внизу, в тени, слоем темно-зеленого мха, не выпустили бы ни одного из них. Эсми был не первым найденышем, помимо него в небольшом поселении жили еще люди, — и не совсем люди — не меньше двух дюжин точно. Зул и его спутник Валл были первыми, кто оказался в девственном лесу. Они прожили месяц, питаясь ягодами и корнями, пока в дебри у ручья не упал самолет, где нашлись предметы первой необходимости и оружие. Корпус самолета приспособили под жилище, там же хранились и припасы, хижины расположились вокруг. Первое время Эсми думал, что ему удастся найти выход. Он обошел весь периметр, пытаясь отыскать щели в монолитных титанических глыбах, но не нашел их, как и выбоин, за которые можно было цепляться при подъеме. Впрочем, даже собранных вместе и связанных веревок не хватило бы, чтобы добраться до верха. Он прошерстил лес, не раз был чуть не растерзан мутантами, но тоже ничего не обнаружил. Ни подземных тоннелей, ни пещер, ни закопанных люков. Но все равно продолжал надеяться, сдавшись лишь на второй год пребывания в открытой клетке. В поселении были женщины, не только инопланетянки со странным разрезом глаз и дополнительными конечностями, однако с первых дней Зул начал проявлять к нему повышенный интерес и всячески показывал, что рад был бы ответной заботе. Эсми упорно отказывал, даже во время течки, которая раздавила его вместе с земной гравитацией, он заперся в грузовом отсеке корпуса, зарядив пистолет и пообещав, что вынесет мозги любому, кто подойдет к нему ближе, чем на метр. Это прокатило в первый раз, однако во второй, когда он, понимая, что не успевает, все равно пытался вставить патроны, Зул выдернул пистолет из его дрожащей руки и повалил на пол, зацеловывая плечи в разодранном комбинезоне. Эсми противиться не мог, тело само раскрылось под ним, в надежде на облегчение. Течка — верный способ забеременеть, и этого он ждал с ужасом и некоторой надеждой, ведь ребенок мог бы хоть как-то помочь справиться с зияющей внутри пустотой. Однако ее не наступило. Ни в первый раз, ни в пятый, когда его поимел Валл, услышав от товарища о такой редкой зверушке, что течет, как самка, раз в пару месяцев. Эсми утвердился в мысли, что он способен понести только от представителя своего вида, а у Зула стало одним другом меньше — тот сам прострелил ему обе ноги и оставил на растерзание зверью. Поздним вечером Эсми отправился проверять ловушки на мелкую дичь один. Зул был занят — расчищал место для нового очага. Для него эти походы, когда он шел в одиночку, были в радость. Зул, хоть и молчал, но рядом был всегда, и это было привычно, но заставляло чувствовать себя домашним скотом на выпасе. В этот раз он еще издалека уловил запах другого человека, мужской запах, но не агрессивный, а на удивление приятный, мускусный, чистый, к которому примешивался легкий шлейф больничного фенола. Аккуратно обошел примятую траву, вытащил из-за пояса пистолет и щелкнул, снимая с предохранителя. Над головой в петле болталось нечто, напоминающее человека. Эсми, дернув веревку, отступил подальше, пока нечто, выругавшись, поднималось на ноги. — Опускай, я без оружия. Вот, смотри! На землю из рюкзака посыпалась мелкая дребедень, с которой в лесу оказывался каждый из них. Значит, очередная потеряшка. Высокий, статный, от света фонарика щурится, но улыбка не натянутая, мягкая, приятная. Глаза тоже какие-то теплые, несчастные даже, карие, большие. Эсми, впервые за долгое время, посмотрел на кого-то как на мужчину и удивился сам себе. — Вижу. Собирай обратно и идем, — сказал он, пистолет опустил, но палец с курка не убрал. — Где мы, можешь объяснить? Меня, кстати, Ником зовут. — Эсми. — Красивое имя. — Банальный подкат. Потеряшка поднял бровь. Эсми, кивая, чтобы он шел впереди, уточнил: — Или ты не из нижнего мира, где полиамория в чести? — Как ты догадался? — спросил тот. — А, понял, кожа слишком белая, под искусственным солнцем другой и быть не может. Так где мы находимся? Эсми вздохнул: — Давай мы сначала дойдем, хорошо? Я не мастер объяснять, тебе все расскажет Зул — он у нас главный. — Так вас много? Отлично, будет с кем поговорить! Я в этой чертовой лаборатории чуть не онемел. Эсми, скосив глаза, рассмотрел в полутьме родинку под глазом Ника, выбитые цифры-тату на шее, сообщающие о номере полицейского подразделения, в котором тот, видимо, работал. Новенький улыбался широко, открыто, как-то по-идиотски даже, и от этого смотреть на него хотелось еще больше. Эсми был из военных, о чем свидетельствовала выправка, четкие, выверенные движения, серьезное выражение серых глаз и множество других, менее заметных деталей. Коротко стриженный, тоже по-армейски, блондин, выглядел хоть и не слишком приветливо, но веяло от него чем-то странным. Ник, своей бисексуальности никогда не скрывавший, учуял признаки интереса. Как-то вот сразу. Как-то пересеклись взглядом и что-то внутри напряглось, натянулось струной, заставило посмотреть снова, внимательней. Повторная оценка внешности, даже в полутьме, дала отличный результат — захотелось познакомиться поближе. Ник проклял себя за кобелизм, за таскание за любой симпатичной задницей, но сейчас он задницы не видел, только, как бы смешно это ни звучало, глаза. И это было так глупо, учитывая ту ситуацию, в которую он попал, что он улыбнулся — тоже совершенно по-идиотски. Конечно, и в самом городе хватало проблем, ведь там могли зарезать за просто так, не за деньги, а потому, что вышел в комендатский час, который и был введен в связи с ростом уличных группировок. Шагая впереди, Ник увидел горящие в хижинах, сложенных из железных обломков темнеющего корпуса самолета и жердей, огни. — Такое впечатление, что вы тут давно, — заметил он. — Лично я второй год. Кто-то еще дольше, — сообщил Эсми. — Почему вы никуда не уйдете? Я слышал, есть города на поверхности. — Я знаю, что есть, я видел их из иллюминатора, когда меня сбили. А уйти мы не можем по одной причине — взгляни на горизонт. Ник, щурясь, произнес: — Горы? — Стены, — сказал Эсми и усмехнулся. — Мы — чей-то эксперимент. И никто не скажет тебе, какой именно. Ник посмотрел в серьезные серые глаза без капли смеха и подумал, что забыл дома очистить историю браузера. Неприятно будет, когда родственники, обнаружив его исчезновение, подадут в розыск, начнут сразу же растаскивать личные вещи и узнают, что в вечер исчезновения Ник, бывший полицейский и матерый холостяк, смотрел мультики про динозавров.