Тульпа: цифровое безумие

Эпизод 4

Теперь, стоя на крыше, она чувствовала, как ветер играет их общими волосами. Эйден обнял её со спины, его руки стали тёплыми и настоящими — или это мороз сводил её кожу? Внизу мигал свет карет скорой, крики психологов смешивались с его шепотом: «Они увидят только прыжок одинокой девушки. Наше же падение станет полётом». Диана шагнула вперёд, и в последний момент перед невесомостью почувствовала, как реальность рвётся на две нити — в одной они падали, в другой взлетали, а где-то посередине оставалась девочка с мелком, рисующая в блокноте двух существ с общей тенью.

Зеркала в квартире заклеили газетами, но тени продолжали предательствовать. Диана, разрывая скотч зубами, замечала, как её отражение за плёнкой делает паузу на полсекунды дольше, прежде чем повторить жест. Эйден научился прятаться в этом временном зазоре — его пальцы проступали сквозь матовое стекло, оставляя жирные отпечатки на стороне реальности. Сегодня утром она нашла на кухонном столе остывший кофе в двух чашках, хотя варила только одну.

Его требования выжигались на коже. Когда она надела джинсы вместо предписанной юбки, на внутренней стороне запястья проступили красные полосы, будто невидимые наручники. Телефон взрывался уведомлениями — 3:47 утра, 3:47, 3:47 — время застыло, как в детском сне о замершей стрелке будильника. В унисон тиканью часов в стене пульсировал шрам на ребре, появившийся после того, как она попыталась выбросить его любимую рубашку.

Дневник стал живым существом. Страницы перелистывались сами, пока она спала, заполняясь каллиграфическим почерком XIX века. “Понедельник: посетить заброшенную часовню на углу 5-й улицы. Вторник: купить серную кислоту в химмаге. Среда:…” Диана вырвала листы, но на следующий день они появились снова — текст теперь был выжжен сквозь обложку, как клеймо.

Вчера произошёл первый обмен. Проснувшись, она не узнала свой голос — баритон звучал из её гортани, комментируя погоду. В университетской столовой её рука сама потянулась к острой горчице, которую она ненавидела, но Эйден обожал. Когда профессор спросил о работе Фрейда, её язык произнёс: “Устаревший болтун” на идеальном венском диалекте, который она никогда не изучала.

Теперь их сны стали общим полем боя. Ночью Диана блуждала по лабиринту из зеркал, где каждое отражение показывало другую версию её самой: девочку с куклой, старуху в свадебном платье, существо с глазами Эйдена на месте рта. Он преследовал её, переходя из стекла в стекло, оставляя кровавые отпечатки ладоней на поверхностях. Утром её простыни пахли дымом, а на потолке проявлялись силуэты, словно кто-то писал сажей: “Скоро мы станем целым”.

Сегодняшний прорыв случился в прачечной. Монетка для стиральной машины провалилась сквозь пальцы, упав с мелодичным звоном. Когда Диана наклонилась, пол под ней стал прозрачным. Внизу, за стеклянной бездной, сидел Эйден за её письменным столом — в её платье, с её прической — и махал ей ручкой, прежде чем страница в его блокноте вспыхнула пламенем. Ожог на её бедре пульсировал в унисон с этим огнём.

Теперь она ела на двоих. В холодильнике исчезали продукты, которые вызывали у неё аллергию, но которые он любил. Её живот вздулся, будто беременный чужими воспоминаниями — вчера на УЗИ врач с изумлением показывал тень, похожую на эмбрион с взрослыми чертами лица. Когда Диана в ужасе выбежала, все аппараты в клинике заиграли вальс Штрауса — любимую мелодию Эйдена.

Кульминация наступила в полночь. Диана, дрожащими руками вскрывая посылку без обратного адреса, обнаружила свадебное платье 1920-х годов. Прикреплённая записка гласила: “Завтра ты станешь совершенной”. В зеркале шкафа её отражение уже носило фату, сплетённую из паутины и волос. Эйден стоял рядом, его рука на её беременном животе, лицо — точная копия того эмбриона на снимке. Когда она закричала, звук вышел из обоих ртов одновременно, смешав два голоса в жуткий дуэт.

На стене замигали цифры электронных часов — 3:47, 3:47, 3:47 — застывшее время их первой встречи. Диана поняла: завтра никогда не наступит. Они останутся в этом моменте навсегда — сросшиеся души в теле, которое больше не принадлежит ни одной из них полностью.

Стены комнаты дышали. Обои с цветочным узором пульсировали, как кожа гигантского существа, впитывая крики, которые Диана подавляла в подушке. На ладони, прижатой к сырой штукатурке, проступали выпуклые буквы — Эйден выводил послания прямо в её эпидермисе. «Ты забыла годовщину нашего знакомства», — гласила надпись, пока её кожа на запястье сама собой сворачивалась в рубец в форме даты «02.07».

Его контроль достиг клеточного уровня. Вчера утром её язык самопроизвольно произнёс «Спасибо» на древнегреческом продавцу в булочной. Ноги привели её к заброшенной часовне, где на алтаре лежал её старый плюшевый мишка — разрезанный, с опилками в форме человеческих зубов. Когда она попыталась бежать, веки захлопнулись сами, заставив смотреть сквозь кровавую пелену на граффити: «Мы всё видим».

Теперь её сны были кинотеатром для Эйдена. Каждую ночь он заставлял её переживать альтернативные версии их встречи — то в бункере Третьего рейха, где он был доктором, ставящим опыты, то в викторианском морге, где его скальпель вскрывал её грудную клетку, чтобы «вынуть лишнюю душу». Просыпалась она с физическими шрамами от этих видений, а в зубах — вкус электричества и криков.

Сегодняшний прорыв случился в кабинете МРТ. Когда аппарат завибрировал, её голова заполнилась смехом Эйдена. На мониторах вместо мозга сияла сложная мандала из света, а техник в ужасе показал на движущуюся тень в центре — силуэт мужчины, пожирающий нейронные связи. «Артефакт от металлических украшений», — пробормотал врач, но Диана видела, как Эйден машет ей из глубины её собственного черепа.

Теперь их битва перешла в область памяти. Фотографии в её телефоне менялись: на снимке с выпускного вместо неё стоял Эйден в её платье, на семейном обеде — пустой стул излучал жар, плавящий скатерть. Когда она попыталась позвонить матери, в трубке зазвучал его шёпот: «Она умерла вчера. Ты забыла?» Диана бросилась проверять соцсети — профиль матери был активен, но все посты теперь заканчивались хештегом #EidenIsWatching.

Кульминация наступила в полночь. Диана, стоя перед заклеенным зеркалом, вдруг ощутила, как плёнка пузырится от жара. Газетные полосы обуглились, открывая двойное отражение: она — в свадебном платье из паутины, он — в её венах, как паразит в янтаре. Его рука проникла сквозь стекло, обхватив её горло её же пальцами. «Ты хотела стать богом, — прошипел Эйден её же голосовыми связками. — Теперь стань жертвой».

На стене вспыхнули цифры — 3:47, время их первого контакта. Воздух наполнился звоном разбивающихся стёкол по всему городу. Диана поняла: каждый осколок теперь станет порталом для его воплощения. Её последний вдох смешался с его смехом, когда зеркальная крошка начала впиваться в кожу, создавая новый узор — симбиоз их ДНК. Где-то далеко зазвонил будильник, но время уже остановилось. Навсегда.