Чатуранга

Эпизод четвёртый. Самое трудное расставание.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Вторник, 17 апреля. Середина дня.

После изнурительного и унизительного, для него, процесса в районом суде Москвы, все, что ему сейчас было нужно – это живительный глоток воздуха и сигарета.

Толкнув перед собой тяжелые входные двери здания суда, Стас, едва не сшибив невысокого мужчину в темно-синем костюме, вышел на улицу.

Оказавшись на площадке двухсторонней лестницы, он устало запрокинул голову, подставляя солнцу свое лицо.

Несколько секунд Стас смотрел на блеклое апрельское солнце через веки закрытых глаз. Весеннее солнце едва пригревало кожу лица.

Корнилов размеренно и глубоко дышал, втягивая горьковато-сухой запах улиц, с примесью ароматов пробуждающейся зелени.

Ему нужно было время, ему жизненно необходимо было остыть, сохранить душевное равновесие и смириться…

И смириться с тем, что сегодня, здесь, несколько минут назад, его жизнь изменилась.

И, вероятнее всего, навсегда. Отныне Станислав Корнилов, подполковник особой оперативно-следственной группы УГРО, больше не был женат на Маргарите Корниловой. Отныне, начиная с этого дня, у него больше не было семьи.

Во всяком случае полноценной и любящей, как раньше. Всё это было разрушено по непримиримому настоянию Риты.

И самое отвратное, самое унизительное и то, с чем Корнилову будет смириться тяжелее всего – это, проигранное бывшей жене право на воспитание Алины.

Его дочь, его маленький родной оленёнок, его Алинка… Она остается с матерью.

Стас видел, как в суде, их с Ритой дочь, тихо заплакала, когда ей задали самый тяжелый вопрос в её жизни, когда её поставили перед выбором.

Дрожащим и срывающимся голосом, судорожно всхлипывая и глотая слёзы, Алина ответила, что согласна остаться с матерью.

И хотя Стас этого ожидал, он помнил, как после ответа дочери у него пошатнулся пол под ногами.

Он не поверил, в первые доли мгновения, когда родной и дорогой его сердцу голос дочери произнес убийственные для Стаса слова.

Он не верил, не хотел верить и жаждал проснуться, если бы это был сон.

Но это была явь, безжалостная в своей неотвратимости реальность происходящего.

Стас видел, как дочь, с мокрыми от слёз глазами посмотрела на него и как её подрагивающие губы, едва ли не с мольбой бесшумно прошептали: «прости…».

Корнилов закурил, поднёс сигарету к губам и скривился. Никогда ещё запах дыма не казался ему таким горьким.

Стас, с раздражением, отбросил сигарету прочь.

Двери здания суда, с тихим шорохом открылись. Стас почувствовал чье-то присутствие, а затем, не оборачиваясь, услышал робкие мелкие шажки в свою сторону.

Корнилов нервно сглотнул, он узнал звук легкой боязливой поступи… Он был вне себя от счастья, когда впервые увидел, как пошла его доченька и не переставал молча радоваться её взрослению на протяжении всех последующих годов.

И теперь на сердце кровоточащей язвой являлась мысль о том, что впредь он будет лишен или ограничен в возможности лицезреть, как его доченька превращается во взрослую девушку, как растёт и становится взрослой, умной и самостоятельной красавицей.

— Папа… — боязливо прозвучал голосок Алины за спиной.

Корнилов вздохнул. Он не винил дочь в её выборе, не мог винить и не мог себя заставить сейчас посмотреть ей в глаза.

Его убивала мысль о том, что в следующий раз это… неизвестно, когда случится. Он не знает, какие условия ему выставит Рита и понятия не имеет разрешит ли она ему вообще видеться с дочерью.

Стас заставил себя обернутся.

Алина стояла перед ним, в её изумрудных, как у матери глазах, по-прежнему стояли слёзы.

Прижимая руки к груди и тихо плача, дочь взирала на него с немой молящей просьбой понять её. В её взгляде был отчаянный страх, что отец возненавидит её.

Стас шагнул к ней навстречу, и Алинка бросилась к нему. Обхватив отца за пояс, спрятав лицо у него на груди она разрыдалась во весь голос.

— Прости меня! Прости, пап! Пожалуйста!.. Это мама! Это она сказала!.. Сказала, что я должна!.. Прости меня! Пожалуйста! Папочка!.. Пожалуйста…

Стас положил руку на голову дочери, с нежностью прижал к груди и, чуть наклонившись, успокаивающе прошептал:

— Тише, оленёнок… я знаю! Ты… Ты всё правильно сделала!..

— Но…

— Мама не справиться без тебя, оленёнок, — проговорил Стас.

Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ободряюще для его дочери. Один только бог знает, каких внутренних усилий ему это стоило.

— Ты очень нужна ей, Алинка, — продолжал Корнилов. — Потому что ты сильная и маме… нужна твоя помощь.

— А тебе?.. — всхлипывая, тихо спросила дочь.

Стас замер, на мгновение его дыхание замерло.

«И мне — подумал он, — наверное, даже больше, чем Рите»,

— Ну, давай договоримся, что когда тебе или мне будет грустно, мы будем обязательно встречаться и проводить вместе дни.

Стас, знал, что лжёт – он понятия не имел, как часто и как долго ему будет позволено видеться с дочерью.

Но сейчас он считал себя обязанным произнести именно те слова, которые ждет от него дочь.

Дверь здания суда снова открылась, и Стас увидел Риту.

Она заметно преобразилась: сделала новую прическу, маникюр, прикупила новое пальто.

Стас понимал, что все эти действия были преисполненны выразительно символизма. Весь облик Риты, вместе с новой, более короткой прической и длиннющими ногтями, как бы говорил: смотри! Смотри, Корнилов! Это новая я! Гораздо лучшая! У меня новая прическа, новый маникюр, пальто и даже новый телефон! У меня новая жизнь… Жизнь без тебя и твоих постоянных исчезновений на твоей драгоценной службе!

— Алина, — строго и властно произнесла Рита, чуть поправив воротник нового пальто, темно-оливкового цвета.

Возможно Рите казалось, что она стала выглядеть более величественной, но лично Стасу он её новый облик, с укороченной стрижкой, тёмной матовой помадой красно-коричневого цвета и темно-алыми ногтями, казался по-настоящему зловещим.

Раньше Рита красила губы в мягкий персиковый цвет или разные оттенки кораллового, маникюр предпочитала совсем минималистичный, с небольшим акцентом и носила светлую, розовато-бежевую куртку, которая, сохраняя эстетику, добавляла Рите жизнерадостной свежести.

А сейчас… Перед ним как будто стояла другая и чужая женщина. Или женщина, которая отчаянно старалась казаться чужой.

Другой взгляд, другие жесты и другое отношение к нему.

— Алина! — громче повторила Рита. — Нам пора!

Голос бывшей жены звучал мрачно, в приказном тоне.

Стас никогда не думал, что ему может быть неприятно слышать голос Риты, но сейчас… он бы предпочел, чтобы она замолчала.

Рита подчеркнуто не смотрела на Стаса.

Алина неуверенно шевельнулась в объятиях Корнилова, и Стас понял, что должен отпустить её.

Сделать это было так же тяжело, как поднять собственный автомобиль.

— Пап… — пролепетала Алина.

— Да… — выдохнул он и через разомкнул объятия.

Алина мягко отстранилась от него.

— Обещай, что будешь мне звонить по w******p! Каждый вечер! Обещай! Пожалуйста!..

— Алина, папе некогда! — бессердечно воскликнула Рита. — Идём! Скорее!..

— Обещай!.. — глядя на отца, с отчаянием упрашивала Алина.

— Обещаю, — уронил Стас.

— Так, всё! Хватит! Мы уходим! — Рита, потеряв терпение, подошла и схватила Алина за левую руку.

Её правая ладонь выскользнула из пальцев СтасаЮ и он ощутил, как кожу его левой ладони ожег холод пустоты.

Он пробрался по венам, достиг сердца и души, сея повсюду чувство мерзкого опустошения.

Стас, бессильно глядел вслед уходящей Рите, которая почти тянула за собой то и дело оборачивающуюся на отца Алинку.

Корнилов боролся с искушением подбежать к Рите, забрать у неё дочь и уехать с ней, как можно дальше от Риты и суда, который отныне запретил ему без разрешения и воли Риты приближаться к дочери и жене на определенное расстояние.

Рассудок одержал вверх над сиюминутной импульсивностью: ни к чему хорошему подобные действия не приведут.

Стас смотрел им вслед, пока Рита и Алина не селе в Uber и не ухали.

Теперь он был один и одиночество было безжалостным.

Стас, глядя себе под ноги, поплелся прочь. Никогда прежде он не чувствовал себя таким разбитым.

Корнилов завернул в первый попавшийся бар на его пути. Стас был ярым противником заливать несчастья алкоголем, но сейчас… ему нужно было выпить, иначе он мог наделать глупостей или совершить вполне себе уголовное преступление.

Что это значит? Так выглядит отчаяние? Так себя чувствуют люди, у которых жизнь прахом рассыпается в одно мгновение?..

Может быть она не до конца рассыпалась, но то, что осталось Стасу, сейчас, казалось угрюмой и угнетающей серостью.