Чатуранга

Эпизод третий. Дебют.

БЕАТА БЕЗСОНОВА

Вторник, 17 апреля. Утро.

"Дебю́т (фр. début — начало) — начальная стадия шахматной партии, характеризуется мобилизацией сил играющих."

Она смотрела на себя в зеркало и счастливо улыбалась собственному отражению.

Сегодня, всего через несколько часов она получит диплом об окончании магистратуры в Московском государственном юридическом университете!

Всего несколько часов отделяют её, Беату Безсонову, от начала новой, пусть и наверняка более суровой, но по-настоящему взрослой жизни.

Беата, на протяжении всей учебы из кожи вон лезла, чтобы учится непременно лучше всех. Девушке претила мысль, что её будут «тянуть» преподы из-за её фамилии.

Безсонова… Принадлежность к этой династии, равно, как и фамильная отличительная черта в виде серебристо-седой пряди в темно-каштановых волос, накладывала на Беату строжайшую ответственность.

Беата ещё со школы, с первых классов, знала, что она не имеет права на ошибку и какой бы то ни было конфуз.

Она – Безсонова. Дочь Виталия Безсонова, такого же легендарного полицейского, выбившегося в замы начальника Московского УВД.

И она лишена даже мысли о том, что в чем-то может уступать своим одноклассникам, а позже однокурсникам.

Она – Беата Безсонова и она обязана быть всегда и во всём лучше всех. Так её воспитывали и с такими убеждениями Беата росла.

И ни разу она не подвела своего отца, дядю, дедушку Всеволода и четырёх братьев. Ни разу.

Все они любили и обожали Беату, стараясь всячески и во всем её поддержать. Девочка росла, ни в чем не нуждаясь и восхищаясь достижениями своей семьи. У него с детсада было осознание, что она принадлежит к элите.

Не по количеству средств на счете, хотя и тут у Безсоновых всё было в порядке, а по положению в обществе.

Безсоновы… Эта фамилия открывала двери в самые высокие кабинеты многих министерств и дошло до того, что некоторые особо амбициозные молодые люди, из числа её однокурсников, напрямую предлагали ей заключить брачный контракт, с целью получения её фамилии.

Беату это сердило и унижало одновременно: как будто фамилия за тебя будет учится и потом работать! Что за ересь и вздор!..

Девушка ждала сегодняшнего дня ещё и потому, что на вручение ей диплома должны приехать все члены семьи.

И это будет редкий праздник, когда все Безсоновы соберутся вместе.

Беата всем сердцем любила свою большую семью, но они рвали ей сердце на части, когда при любом удобном случае сыпали друг на друга ядовитыми обвинениями.

Её кузены, Поликарп и Платон ненавидели своего отца, Владимира. Оба винили его в самоубийстве их матери. При этом Платон то и дело ругал Поликарпа за то, что тот, пользуясь положением офицер ГУНКа, то и дело баловался запрещенными веществами.

Её родные братья, Карл и Климент в равной степени ненавидели друг друга – Климент считал Карла продажным грязным полицейским —  и презирали отца, Виталия, но по разным причинам. А уж к деду Всеволоду кроме Беаты и самого Виталия никто с добротой не относился.

Беата же горячо и беззаветно любила их всех, не смотря ни на что и готова была прощать им всё.

Девочка отлично помнила некоторые свои дни рождения или празднования Нового года, когда её семья умудрялась переругаться прямо за праздничным столом. Она отлично помнила, как не раз со слезами сидела за пустым столом, потому что её братья передрались, а отец, дядя и дед переругались и все уехали, бросив её одну.

Такое было всего пару-тройку раз, но Беата помнила это и всю свою жизнь изощрялась в изобретательстве и дипломатических талантах, чтобы хоть на время примирить своих родных друг с другом.

Иногда у неё это получалось, иногда нет.

И сейчас, стоя перед зеркалом и осматривая винного цвета платье, с небольшим шлейфом, в котором она собиралась после церемонии поехать праздновать выпускной, девушка мысленно молилась, чтобы её любимые родные мужчины согласились сегодня хотя бы на временное примирение.

А может и вовсе бы помирились, забыв свою вражду и прекратив бесконечную междоусобицу.

Видит бог, для неё это было бы лучшим подарком…

— Беата! — позвал с первого этажа дома мамин голос. — Завтрак!

— Иду-у! — пропела девушка и, сменив туфли, в которых с полчаса дефилировала по комнате, на обычные домашние тапочки спустилась вниз.

За завтраком на залитой лучами утреннего солнца веранде, ей в мессенджер пришло сообщение:

«В здании, где будет проходить вручение ваших дипломов, сразу за сценой в большом конференц-зале, есть подсобка. Я буду ждать тебя там.

Целую, Руслан».

Беата блаженно улыбаясь и ощущая трепещущее теплое чувство на сердце, написала ответ и отложила телефон.

Тут же девушка поймала пристальный взгляд отца Виталия.

— Опять твой этот «горец» пишет?

— Руслан не «горец», а офицер горного спецназа, пап, — мягко поправила отца Беата.

— Провинциальный лейтенантик из нищей семейки краснодарского фермера, — презрительно фыркнув, произнес грозный родитель. — Я уже говорил, Беата, что он тебе не подходит.

— Виталя, — попробовала вмешаться мать Беаты, — ну может быть ты хотя бы познакомишься с Русланом и попробуешь пообщаться? Вдруг он тебе понравится?

Беата опустила взгляд на тарелку с завтраком и зажмурилась.

Такой ход матери был ошибочным.

— Пообщаться? — переспросил чуть севшим голосом Виталий. — С кем?! С безымянным офицериком? Вот когда он станет человеком, получит хотя бы подполковника и зам. комчасти, вот тогда может быть! Моя дочь достойна лучшего, а не… путаться со всяким отребьем.

Беата ощутила боль от слов родителя, как будто они были хлестким пощечинами по её лицу.

— Папа, — робко произнесла она,— ты и дедушка тоже не сразу стали генералами. Руслану только двадцать четыре…

— И он до сих пор старший лейтенант! — язвительно заметил отец Беаты. — Я в его годы уже звезды капитана носил!

Девушка почувствовала яростное желание ответить, что во многом её отец обязан продвижением по службе дедушке Всеволоду. Тот, как мог, помогал своему первенцу.

Никто не отнимает заслуг Виталия Безсонова, но ему помогали… Крепко помогали в начале его пути, наставляя и рекомендуя.

У её возлюбленного нет ни таких учителей, ни покровителей такого уровня. Он вынужден пробиваться сам и, Беата в это верила, обязательно пробьётся.

«Какая банальная до пошлости, история, — думала она про себя с некоторой иронией, — генеральская дочь, влюбленная в бедного младшего офицера и её отец, который категорически против того, чтобы они влюбленные были вместе».

Девушка не ждала, что её папа так быстро полюбит Руслана, но и его упрямая категоричность успела ей поднадоесть.

Беата подумала, что её отцу следовало бы вспомнить чем обычно заканчиваются подобные истории.

Там только два варианта: либо счастье взаимной любви, либо тяжкая трагедия.

КАРЛ БЕЗСОНОВ

Вторник, 17 апреля.

Сегодняшнее утро категорически не задалось у майора следственного департамента, Карла Безсонова.

Старшему сыну генерала полиции, Виталия Безсонова, не повезло с того момента, как он проснулся от лая дурного щенка далматинца, которого полгода назад купила его жена.

Как только он, сонный, раздраженный и уставший, поставил ноги на ковёр… он ощутил, что вляпался левой пяткой во что-то влажное и кашеобразное.

— Твою же мать, Чарли! — прорычал он.— Я тебе хвост оторву, дрянь ты четырёхлапая!

— Что случилось, Карл?.. — лениво приподняв голову от подушки, сонно спросила русоволосая обнаженная женщина.

— Ничего, — буркнул в ответ мужчина, — спи, Яна. Я пойду, выгуляю этого пятнистого засранца…

Он вытер пятку влажными салфетками и убрал скомканный прикроватный коврик к двери, собираясь вынести его в ванную.

— Только мешочек для его сюрпризов, не забудь с собой взять.

— Обязательно, — проворчал Карл, застёгивая ремень своих брюк.

Про себя он подумал, что он уж точно не станет нагибаться для того, чтобы собрать с газона собачье дерьмо. А если какая-то паскуда посмеет его оштрафовать, то его удостоверение отобьет желание с ним связываться – мало кто из полицейских, тем более простых патрульных, рискнет вызвать не удовольствие знаменитой полицейской династии Безсоновых.

Но череда неудач для Карла Безсонова только начиналась.

Когда он попытался по-быстрому сделать себе кофе, что-то бахнуло в проводке и на кухне пропал свет. Этот «выстрел» из кухонных розеток разбудил младшего, годовалого сына, Карла, который немедленно подал голос из детской.

— Карл, ты разбудил Артёма! — сердито крикнула Яна, выходя из спальни и быстро шагая в сторону детской.

Со своей женой и двумя детьми Карл проживал на одиннадцатом этаже элитной новостройки и, разумеется, пользовался одним из четырёх лифтов.

И, сейчас, здесь, в ту самую минуту, когда Карл уже был между третьим и четвёртым этажами, лифт безнадёжно застрял.

Пока Карл ожидал лифтёра, не считающий необходимым ограничивать себя в удобствах далматинец Чарли «облагородил» пол лифтовой следами своего величественного присутствия.

Когда Карла и его питомца, наконец, освободили из заточения и он вышел на улицу, майор обнаружил, что забыл переобуться из домашних тапок в кроссовки.

— Ну, охренительно теперь! — проворчал Карл, чувствуя, как пятки ног начинают ощутимо подмерзать.

Минула уже середина апреля, но весна в столице всё ещё была прохладная, хоть и переодела город в зеленую листву и через день радовала ясным погожим днем.

Он спустил далматинца с поводка неподалёку от дома – переться в парк, для выгула собак, ему было сегодня было лень.

К тому же, на часах не было ещё и шести утра, двор был пуст, и только редкие жильцы дома, у которых рабочий день начинался раньше обычного, а офис находился в часе езды от дома, торопливо выбегали из подъездов и спешили к подземному паркингу.

Как раз один такой торопыга, выехав с парковки на своем внедорожнике, резко дал по газам и, пролетая мимо курящего Карла, обдал того густым веером брызг из длинной лужи.

Холодные капли грязи повисли на одежде и стекали по лицу разъяренного мужчины.

— Повезло тебе, падла, что я без ствола, — мстительно проворчал Карл.

Определенно сегодняшний день не сулил ничего хорошего. Но он только начинался…

В кармане спортивных штанов Карла задрожал мобильник. Майор достал телефон, посмотрел на звонивший контакт и выругался – это был один из его подчиненных в следственном департаменте.

— Ну, давай удиви меня, Олег! — приняв вызов, без приветствия, раздраженно произнес в трубку Карл.

— У нас три трупа, — помешкав, осторожно ответил старший лейтенант Олег Косолапов.

— Ой, ***ть! — с досадой выдохнул Безсонов.

— Дело уже перепоручили нам.

— А что так? Полиция или УГРО взять не хотят?

— Жертвы - семья Фарида Басманова.

Карл на миг подумал (или пожелал), что он ослышался.

— Что ты сказал?! — с замиранием сердца, процедил Карл.

— Фарид Басманов, по кличке «Бек», был найден мёртвым сегодня, в четыре часа утра в своем загородном доме, вместе с женой и пятилетним сыном.

Карл нервно и шумно сглотнул.

Фарид Басманов, один из старейших контрабандистов Москвы, получил в руки широкий «надел», когда прежние хозяева, те чью фамилию в семье Безсоновых даже называть не принято, отошли от дел.

Сорока трёх летний «Бек», стал тем, кого ещё дед Карла, Всеволод Безсонов, фактически назначил ответственным за контрабанду по южно-европейским каналам.

Разумеется, Фарид должен был не допускать появления новых конкурентов, докладывать Безсоновым о новичках и опасных «игроках», и, конечно же, исправно делится выручкой. Взамен Бек получал иммунитет по многим статьям и негласную неприкосновенность.

Больше всего с ним, так уж вышло, общался именно Карл, ввиду того, что ему не раз приходилось расследовать дела, косвенно или напрямую связанные с деятельностью Фарида.

И вот теперь это улыбающийся и гостеприимный узбек, долгое время не оставлявший попыток отдать за Карла свою племянницу, убит вместе с семьёй.

— Я сейчас буду, — пообещала Карл.

Оставив недовольного далматинца дома, вместе с разочарованной женой и крикливыми детьми, Карл быстро добрался до парковки, отыскал свой новенький Кадиллак и обнаружил, что некто видимо так спешил уехать, что снёс дорогому седану правую заднюю фару.

Ругаясь вслух последними словами, Карл завёл автомобиль.

Он был на месте, в доме Басмановых, через полтора часа, после двадцати шести минутной пробки на Можайском шоссе.

Дорогой, красивый двухэтажный коттедж с гаражом на два автомобиля и солидной внутренней территорией.

Вокруг дома Басмановых дежурили сотрудники полиции.

В такт учащенному нервному сердцебиению Карла мигали красно-белые всплески полицейских мигалок.

Безсонов буквально выскочил из машины. Показав удостоверение и подняв над собой красно-белую огораживающую дом ленту, майор СД направился к дому.

Коренастый мужчина, с глубоко посаженными глазами и миниатюрными густыми усами, приложил руку к фуражке – Олег Касалапов по традиции всегда был в униформе.

— Товарищ Майор… — старший лейтенант был бледен, его зрачки то и дело метались из стороны в сторону, и он всё время пугливо вжимал голову в плечи.

Но Карл не придал этому значения.

— Где они? — спросил он.

— В доме, — Косолапов почему-то прятал взгляд.

— Ты вызвал криминалистов?

— Они в пробке.

— Понятно, дай перчатки и бахилы, — приказал Карл.

Он знал, что у прилежного, исполнительного и запасливого старшего лейтенанта всегда всё есть при себе.

— Товарищ майор, только там… — Олег Косолапов явно не мог заставить себя говорить, у него дрожали губы и заплетался язык. — Там всё… не так, как вы ожидаете…

— Чего?!— непонимающе и раздраженно нахмурился Карл.

Он нетерпеливо отмахнулся от своего помощника и вошел в дом Басмановых.

Карл вошел в дом Басмановых и сразу, чуть ли не у порога увидел целую вереницу кровавых отпечатков от протекторов обуви.

И это была не оплошность, не результат невнимательности —   убившие Басмановых хотели оставить эти следы, хотели, чтобы их увидели.

— Да вам ***да! — со злостью выдохнул Карл. — Кто бы вы не были!..

Безсонов терялся в догадках, кто посмел напасть на Фарида, который «официально» для полицейских и всей преступной нечести, что существовала вне закона, был под защитой могучей династии Безсоновых.

Фарида, его молодую жену и маленького сына он нашел в зале.

Все трое были здесь.

Их обнаженные посиневшие тела в тягостном гнетущем безмолвии , с протяжным поскрипыванием медленно закручивающихся веревок, покачивались под потолком.

Вокруг шеи каждого из Басмановых обвилась тугая петля полиамидной верёвки. На шеях жертв, в местах, где под тяжестью тела лопнула кожа, виднелись багровые подтеки.

Карл почувствовал нарастающую тошноту. Ему показалось, что какой-то клубок насекомых беспокойно заворочался у него в животе.

Ему стало душно, удары сердца звучали тяжело, размеренно, с глухим звуком. Сердце словно превозмогало какое-то препятствие, перед каждым сокращением.

Стылый пот плотной влажной пленкой покрыл кожу, прочно закупоривая поры.

Карлу казалось, что вместе с сердцебиением у него, в такт пульсу сжимается и раздувается череп, горло и грудная клетка.

Вокруг царил беспорядок, было разбито всё, что можно было разбить. Пол зала был засыпан обломками дорогой фурнитуры, техники и кривыми осколками посуды.

Убийцы намеренно и показательно осквернили дом своих жертв.

Карл, игнорируя судороги в икроножных мышцах с трудом вошёл в зал.

Майор перевел взгляд с искаженного предсмертным ужасом лица Фарида, на его жену.

Двадцати пяти летняя Насима навсегда застыла в последнем напряженном неистовом желании вдохнуть кислород. И сейчас её нижняя челюсть отвисла, уродуя лик некогда красивой, полностью соответствующей своему имени девушки, безобразно раззявленным ртом.

Рядом с матерью висело совсем маленькое тело сына Фарида, Гази.

— Вот же твари!.. — выдохнул Карл.

Даже для отпетых урок, воров в законе и законченных мерзавцев детоубийство было несмываемым позорным, подлым и недостойным проступком. На «зоне» за такое убивают…

А эти, скоты, мальчишку, дошкольника, рядом с отцом и матерью повесили.

— Я вас из-под земли достану! — покачал головой Карл.

Он лично знал Фарида и даже дружил с ним, как бы странно это не звучало.

Подойдя ближе, Фарид заметил кошмарные ожоги на ступнях «Бека» и его супруги. Обоих убийцы пытали перед смертью. Но зачем? Что им было нужно? На грабеж это было непохоже. Скорее… на пытки, на дознание с целю получить признание жертвы и… казнить вместе с семьёй.

Карл не хотел верить в подобное, он не мог поверить, что кто-то, наверняка зная, кто такой «Бек» и, кто за ним стоит, решился на совершение такого гнусного по своей жестокости и жестокое у******о!

Чтобы пытать безоружных, поджигая им ноги!.. Чтобы у***ь даже пятилетнего мальчика!..

Карл не мог и представить, какие личные враги могли быть у Басмановых.

Ответ, с молчаливым злорадством поджидал его на левы запястьях всех троих жертв.

Подойдя ближе, чувствуя, как усиливается тошнота, как нервные спазмы пружинистыми ударами норовят выжать из него жалкий завтрак, майор СД подошел ближе и чуть наклонился.

На левых руках троих Басмановых красовались часы.

— Да идите вы… — ослабевшим в раз голосом, просипел Карл.

Набравшись смелости, он протянул руку к телу Фарида и повернул его левое запястье к себе.

На кисти мертвеца, являя угрожающую и не зыблемую действительность, красовались изящные наручные часы.

Они были украшенны выточенными из угольного агата черепами, шипами и змеями. Их циферблат был багровым, а чёрные стрелки указывали на точное время смерти того, на чьей руке они были надеты.

— Нет, — замотал головой Карл,— нет… нет, мать вашу! Нет! Нет! Ни хрена!.. Это невозможно, ***ть! НЕТ!..

Его крик стал похож на истерику, но Карлу Безсонову было плевать.

Потому что здесь, сейчас, в этом доме, он увидел то, чего Москва не видела уже более двадцати лет!

Часы!.. Те самые!.. Багровые часы Висконти!..

Самый дикий, невозможный и пугающий кошмар династии Безсоновых стал явью.

Багровые часы объясняли всю беспощадность демонстрационной казни и осквернение дома крушением всего, что попадалось под руку.

Это была месть… Казнь…

Ведь наряду с несколькими другими преступниками, ныне являющимися криминальными авторитетами, Фарид Басманов был среди группы предателей, обеспечивших возможность уничтожения змеиной династии.

Карл попятился прочь, споткнулся о смятый ковёр, упал на спину, но тут же поднялся, бросился прочь из зала.

В холле, возле прихожей, его организм не выдержал изматывающего напряжения от разрушительного потрясения, и майор, упав на четвереньки, выблевал на перепачканный кровавыми следами ботинок пол весь свой скудный завтрак.

ПЛАТОН БЕЗСОНОВ

Вторник, 17 апреля. Утро.

Сущность торжественной церемонии была наполнена всеобщим тревожным волнением.

В воздухе огромного конференц-зала сконцентрировались беспокойные переживания выпускников МГЮА. Без пяти минут официальные магистры в области юриспруденции, заняв первые два ряда в зале, всё время перешептывались, что-то обсуждали, хихикали и обменивались шутками.

С места Платона, которое он занял на одном из подоконников, было отлично видно, как будущие адвокаты, судьи, следователи и прокуроры изнывают от изматывающего, кажущегося бесконечным, нагнетающего ожидания.

Все они не могли дождаться того счастливого момента, ради которого горбатились все эти долгие шесть лет, когда им вручат столь долгожданный диплом.

Многие из них ошибочно и наивно полагали, что этот красивый документ в пафосной обложке с позолоченным тиснением символизирует для них конец изнурительного обучения юридическим наукам.

Платон не мог не ухмыляться с молчаливой насмешкой, глядя на наивные лица парней и девушек в чёрных мантиях.

Счастливые, улыбающиеся, радостные они и понятия не имеют, что их настоящая учеба только начнется, когда они переступят порог своего ВУЗа в последний раз.

Одна из девушек, сидевшая среди выпускников, вдруг обернулась, нашла взглядом Платона и с усердием помахала ему рукой.

У неё были такие же тёмно-каштановые волосы, как у Платона, с неизменным у всех Безсоновых, «фирменным» проблеском серебряной седины, в виде нескольких седых, белых прядей.

Наряду с лазурью глаз, окаймленных серебром, несколько белых прядей являлись семейной отметиной всех, без исключения Безсоновых, не взирая на пол и возраст.

Платон от души улыбнулся в ответ, своей единственной кузине.

Беата Безсонова была единственным, по-настоящему, чистым, согревающим душу лучом света в их большой семье.

Единственным искренним источником жизнерадостности, родственного тепла и семейного уюта.

Единственным праздником, который все Безсоновы встречали вместе, был день рождения Беаты.

Так повелось с самого её детства. Рождение этого улыбчивой, непоседливой и неугомонной девчонки заставило всех братьев, кузенов, отцов и деда Безсоновых забыть о своих непримиримых междоусобицах.

С момента, когда её сияющие лазурью глаза увидели этот мир, каждый из братьев и кузенов, её отец и дядя, с её дедом души не чаяли в их общей маленькой принцессе.

Она горячо и беззаветно любила их всех, и, хотя бы изредка, заставляла свою многочисленную родню прятать клыки, и, со сдержанными хмурыми лицами, изображать родственную любовь.

И ради неё, только ради неё, Безсоновы общались друг с другому, ради неё они воздерживались от того, чтобы не разбить друг-другу лица и не «перегрызть» глотки. Так как поводов для этого у всех Безсоновых было предостаточно. Ну, или им так казалось…

Платон умиленно улыбнулся, глядя на свою двоюродную сестрёнку в чёрной мантии и алой профессорской академической шапочке квадратным полем и кисточкой.

Перед трибуной появился представительный мужчина средних лет, в дорогом костюме и солидной сединой – ректор Московского государственного юридического университета.

— Сегодня, по-настоящему, добрый день! — прозвучал басовитый голос главы ВУЗа. — И я рад приветствовать всех присутствующих на церемонии вручения дипломов студентам магистратуры нашего юридического университета!

Волны аплодисментов прокатились по рядам зрителей. Громче всех аплодировали родители выпускников – со стороны казалось, что каждый из них пытается переплюнуть друг друга в показательном и выразительном хлопанье в ладоши. Как будто им было мало того, что все они вырядились так, будто праздник не у их детей, а у них лично.

Платон заметил сидевших сразу за выпускниками троих мужчин, двое из которых были уже в возрасте, а третий и вовсе был стар.

Их волосы уже покрыла седина, и потому не было видно семейного каштанового оттенка волос, с импозантной полосой седины.

Но все или почти все, здесь присутствующие, отлично знали в лицо Всеволода Безсонова и его двух сыновей – Виталия и Владимира Безсоновых.

Все трое увидели Платона и сухо кивнули ему. Платон, с усилием, заставил себя кивнуть им в ответ. Его бы желание, он бы не снизошел и до этого скупого жеста приветствия – ему было отвратительно даже находится рядом с ними, и особенно рядом со своим отцом и дедом.

Его дядя был не лучше, но по сравнению с моральным подонком, которым был его дед или жестоким садистом и диктатором, коим являлся Владимир, Виталий Безсонов был ещё ничего. Хотя, по мнению двух его сыновей, Карла и Клементия, был редкой гнидой и паскудой.

Ректор закончил свою короткую, но емкую речь, связанную с не слишком искренними пожеланиями студентам. В конце он выразил уверенность, что «конечно же, все, без исключения, выпускники оправдают вложенные в них усилия их педагогов и станут выдающимися специалистами в своей области».

Было видно, что глава университета произносит речь на заученных интонациях, и вряд ли из года в года, содержание его сообщений как-то кардинально меняется.

Окончив речь, ректор надел очки, открыл ноутбук, стоявший на трибуне и начал зачитывать фамилии.

Перед Беатой на сцену вышли два парня, а затем прозвучала её фамилия.

Платон ощутил прилив гордости за сестру, когда увидел, как она, преисполненная искреннего счастья машет рукой залу и демонстрирует полученный из рук ректора диплом.

— Я очень благодарна моим преподавателям, которые не без труда смогли вложить в мою голову тонны ценных знаний, — усмехнувшись, проговорила в микрофон Беата.

Многие в зале понимающе улыбались, но большинство преподавателей, равно, как и однокурсники Беаты отлично знали, что Беата Безсонова была едва ли не лучшей выпускницей этого ВУЗа за последние десять лет.

Таких блестящих оценок и достижений не было ни у кого. И всего этого она добивалась собственными усилиями. Достаточно сказать, что, к любой паре она была готова едва ли не лучше преподавателя.

Платон отлично помнил, как Беата ночи проводила в обнимку с учебниками или штудируя информацию из интернета.

А также она постоянно приставала ко всем своим братьям, дяде и дедушке с огромным количеством вопросов.

Она регулярно консультировалась со всеми, а лично у Платона не раз просила, чтобы он брал её с собой на работу и во время каких-нибудь следствий.

Беата серьёзно решила пойти по стопам своей семьи – стать офицером полиции.

После долгих размышлений девушка выбрала Следственный Департамент, в котором заместителем начальника этой структуры служил её дед – Всеволод Безсонов.

Платон уважал выбор сестры, хоть и скрывал, что раздосадован её решением работать под началом их деда. Старший сын Владимира Безсонова опасался, что дед испортит свою внучку, сделав её такой же циничной до омерзения, алчной, безжалостной и меркантильной до преступного уровня, на котором пребывал нынешний глава семейства.

Платон жалел Беату, потому что, видел в ней родственную душу идеалиста. И очень боялся, что дед навяжет юной и восторженной Беате, частично видящей мир через розовые очки, свои ложные представления о том, как должен работать следователь СД и полиция в общем.

Аплодируя сестре, Платон не сразу заметил движение рядом с собой.

Майор обернулся и увидел стоящего подле него молодого мужчину, возрастом не старше двадцати пяти лет.

Со светло-каштановыми волосами и аккуратной бородкой, он был пониже Платона, а его кожа отличалась нездоровой бледностью.

И естественно у него были серо-лазурные глаза, а бронзово-каштановые волосы, справа, были отмечены плавно изгибающейся седой прядью.

— Ты опоздал, — недовольно произнес Платон, чуть наклонившись к своему младшему брату.

— Знаю, — пожал плечами Поликарп. — Было дело… Задерживали таджиков, которые у себя в квартире Тетрагидроканнабинол фасовали.

— Не мог отложить ради сестры? — недовольно спросил Платон. — У нее этот праздник лишь один раз в жизни будет.

— Да, ладно, тебе, — беззаботно пожал плечами Поликарп. — Я же пришел…

— Ты не видел, как она получила диплом и не слышал её речь.

— Ну, посмотрю на видео. Или ты мне расскажешь…

Платон только фыркнул и отмахнулся. Беспечность и беззаботность его младшего брата давно перестала его злить – проще было смириться.

Как и Платон, его брат Поликарп были сыновьями Владимира Безсонова, являвшегося вторым сыном Всеволода.

Двенадцать лет назад, не выдержав каждодневных обвинений, избиений и упрёков отца, их мать перерезала себе вены в ванной.

И Платон, и Поликарп винили в этом своего отца, Владимира. Они каждый день видели, как Владимир изводил их мать постоянным упреками в её никчемности, ничтожности и не способности воспитывать их сыновей.

Платон и Поликарп однажды даже набросились на отца вдвоем, когда в который раз дал пощечину их матери. И оба отлично помнили, как нещадно он отходил их ремнем с тяжеленной пряжкой.

У Платона была ещё личная, отдельная причина ненавидеть отца за его отношение к опасным увлечениям Поликарпа. Вместо того, чтобы помочь сыну, тот презирал его всей душой и постоянно подвергал унижениям. И Платона, заодно, за то, что возится с «никчемным младшим братом».

— Всех, хоть, повязали? — спросил Платон, глядя на остальных студентов.

Наблюдать дальнейшее празднование Безсоновых не желали, но Беата собралась собиралась после церемонии поехать праздновать выпускной со своим курсом, и из любви к ней, все решились отбыть торжественную часть до конца.

— А то, — хохотнул Поликарп.

Платон услышал знакомые нотки слишком уж задорного веселья в голосе братца.

Выждав момент, он, не говоря ни слова, развернулся, грубо взяв Поликарпа за шиворот и потащил за собой к дверям конференц-зала.

Оказавшись в коридоре, Платон прижал младшего брата к стене и наклонился к его лицу, пристально глядя в глаза.

— Чтоб тебя! — выругался он. — Поль, ты опять нанюхался какой-то дряни? Ты же обещал завязать, засранца ты кусок!

— Да че ты орёшь!.. — Поликарп предпринял слабую попытку вырваться из рук брата, но тот был заметно сильнее. — Ниче я не нюхал… Просто увидел сегодня кое что новенькое… ну и глотнул пару колёс. Чисто чтобы знать, как оно вообще…

— И как? Вставляет?! — с негодующей яростью спросил Платон.

— Да дерьмо, если честно, — пожал плечами Поликарп. — Надо будет накрыть дельцов, которые это клепают.

— Да ты… — Платон собрался уже выдать очередную тираду в сторону своего младшего брата, испытывающего тягу к наркотическим веществам.

Но его отвлек звонок мобильного. Взглянув на дисплей, Платон презрительно хмыкнул и принял вызов.

— Где тебя носит, Карл? У твоей родной сестры сегодня…

— Заткнись и слушай! — выкрикнул в трубке Карл.

Платон осекся и замолчал. Никогда прежде он не слышал в голосе Карла нечто, похожее на панический страх.

— Я не могу дозвонится ни до деда, ни до наших отцов, — быстро заговори Карл.

— Что у тебя случилось?! — сдержанно, но ощущая толчки беспокойства в груди, спросил Платон.

— Случилось у всех, Платон! — выкрикнул взбудораженный. — Бека убили!

— Бека?! — ахнул Платон.

— Его повесили, Платон! Повесили! Как собаку! А с ним вместе, его жену и сына!

— Мать его… — выдохнул Платон. — Ты же говорил, что он под твоей и дедовой защитой!

— Да, и каждая собака знает, что Фарида нельзя было трогать! Тем более его жену и семью! Но… Платон, я… ***ть! На их руках часы! Те самые часы! Те самые, е**ные Багровые часы! О которых нам отцы и дед рассказывали!..

— Постой, не ори, — нахмурившись проговорил Платон. — Выдохни…

— Да иди на ***! Ты слышишь, что я говорю?! Это их часы, Платон! Это Висконти!!!

— Висконти мертвы, Карл, — неуверенно проговорил Платон.

Но он уже ощущал колкие толчки усиливающийся тревоги и осознавал, чувствовал, что его старший кузен может быть прав.

Поликарп, услышав фамилию давних врагов его семьи, заметно изменился: перестал улыбаться, как дурак, а в затуманенном наркотиком взгляде заблестели встревоженные огоньки.

— Висконти? — переспросил он шепотом.

Но Платон раздраженно отмахнулся от него.

— Это они, — продолжал Карл, — и у******о Фарида с семьёй… Это самая настоящая и демонстративная казнь.

— Ты не думаешь, что кто-то просто пытается сыграть на имени Висконти и напугать нас? — рассудительно заметил Платон.

— Не знаю, не похоже… — судя по голосу, Карл рад бы рассмотреть подобный вариант, но он в него не верил.

— Хорошо, ты сейчас где?

— В своем кабинете.

— Хорошо, — вздохнул Платон изо всех сил пытаясь гнать прочь нервирующие мысли. — Сфотографируй эти часы и отправь отцам и деду. Расскажи им всё. Они смогу определить в убийстве подчерк Часовиков и подлинность их символа…

Платон говорил через силу, заставляя себя.

Ему категорически не хотелось верить в возвращение мафиозной семьи Висконти. Эта мысль казалась дикой, Часовики ведь давно превратились лишь в страшную городскую легенду криминального мира Москвы конца прошлого века!

Их возвращение… это, как если бы ожил какой-то жуткий миф или вовсе герои страшной сказки оказались устрашающей реальностью…

— И не психуй понапрасну, — попытался успокоить старшего кузена Платон. — Давай, мы скоро будем. И…

Платон помешкал, перехватил взгляд настороженного Поликарпа.

— И держи пистолет при себе. Просто на всякий случай.

Слушавший это Поликарп нервно сглотнул, а затем быстро нащупал и свой пистолет, словно рекомендации Платона относилась к нему.

— Лады, только сгоняю за семьёй, на всякий случай, — ответил Карл. — Нужно их спрятать… Стоп! Платон! А я правильно помню, что Беата, после церемонии собралась ехать на их общую гулянку? Эй! Алло! Платон! Ты здесь?..

В миг похолодев, ощутив, как замерло сердце, Платон, игнорируя крики Карла в трубке и вопросы Поликарпа, быстро вернулся в конференц-зал.

— Платон, что происходит? — Поликарп, точно как в детстве, отчаянно цеплялся за одежду старшего брата и задавал вопросы.

Платон быстр шел мимо рядом, вдоль окон. Всё, что он сейчас хотел, это увидеть Беату. Увидеть, как она сидит на первом ряду вместе с однокурсниками, смеется, перешучивается и ждет окончания церемонии, чтобы поехать в клуб.

Место Беаты пустовало. Платон замер, нервно сглотнул и ощутил, как влажный жаркий ужас облепил лицо, расползся по телу и стиснул грудную клетку.

— Ты видишь Беату? — обеспокоенно спросил он Поликарпа.

Тот завертел головой по сторонам.

— Нет… её нет в зале. Но, когда мы выходили она же была здесь… Слушай, но из зала она же не могла никуда деться. Мы в коридоре стояли у дверей, так что…

Платон уже лихорадочно выбирал имя Беаты в журнале вызовов своего мобильника.

Он нашел её контакт, нажал на звонок и с напряженной, изматывающей надеждой прижал смартфон к уху.

Несколько изматывающих долгих секунд, а затем несколько долгих, повторяющихся гудков.

Беата не брала трубку.

Платон дал отбой.

— Твою мать! — процедил он со злостью и завертел головой по сторонам. — Поликарп дуй к отцам, скажи, что Беату возможно похитили.

— Что?!

— Делай, что я говорю! — рявкнул Платон.

Сидящие неподалеку родители и родственники студентов неодобрительно покосились в сторону двух мужчин. Платону было все равно.

Страх за Беату, за единственную сестренку, за это единственное светлое и доброе создание в их семейной стае волков, затмевал разум, мешал сосредоточится и торопил предпринимать хоть какие-то действия.

Платон умел сохранять самообладание и сейчас, выскочив в коридор, поймал первого же прохожего, с бейджем охранника, и громко спросил:

— Сколько выходов в этом здании?!

Испуганный охранник, заикаясь промямлил:

— Два, парадный и запасной…

— Точно?!

Охранник задумался.

— Был ещё один вроде…

— Где, черт побери?! — прорычал Платон.

Да он боялся, он не мог и представить, что будет, если Висконти вернулись, если это они убили «Бека» и если они уже смогли добраться до Беаты.

— А-а…  это…

— Ну?! Живее! Вспоминай!..

— В к-конференц-зале, прямо з-за сценой с трибунами есть подсобное помещение...

— Там выход?!

— Т-там д-дверь заделанная… в другое крыло ведёт… но там ремонт и дверь эту крепко забили…

Платон уже не слушал. Старший сын Владимира Безсонова уже мчался через весь конференц-зал, не обращая внимания на возмущенные взгляды.

К нему подбежал дядя Виталий Безсонов, что-то быстро спросил, Платон не слушал.

Он забежал за сцену, ударом ноги вышиб полузакрытую дверь подсобки и ворвался внутрь.

Следом за ним туда вбежали его дядя, отец, дед и Поликарп.

Все были встревожены, на лицах деда Всеволода и его сына Владимира замерло угрюмое и свирепое выражение. А дядя Виталий оттолкнул Платона и побежал вперёд по длинному, вытянутому помещению со стеллажами, ящиками и кафельными стенами. В конце помещения виднелся поворот налево.

Пятеро мужчин добежали до дверного проема. Виталий толкнул дверь, та послушно открылась и взору ошарашенных Безсоновых предстали разбитые и завешанные клеенчатыми полотнами стены.

Повсюду виднелись строительные материалы, стремянки и инструменты.

И никого, не единого человека, только пустота и зловещие безмолвие властвовали среди покрытых трещинами и выбоинами старых стен.

Глядя вперед из-за плеча дяди Виталия, Платон с ужасом ощущал, как среди этих полуразрушенных старых стен, затихает и стынет надежда на спасение Беаты.

Напрасно Виталий Безсонов с перекошенным от ужаса лицом, в озверевшем от отчаянии состоянии носился по безлюдным помещениям, с голым цементным полом и обшарпанными стенами.

Напрасно, едва ли не плача он звал свою единственную дочь и также напрасно тешил себя надеждой, что всё это лишь какое— то недоразумение.

Дед Всеволод, младший брат Виталия, Владимир и Платон с Поликарпом до последнего надеялись, что их внучка, племянница и двоюродная сестра, их единственная девчушка в семье сейчас найдётся и окажется, что она просто отлучилась по каким-то личным делам.

Платон готов был даже смириться с тем, что обнаружит её в объятиях какого-то хмыря, к которому прикипела добрая Беата. Ему было всё равно.

Он бы никому не признался, но он готов был поклясться, что кто бы что не сделал плохого Беате, если они найдут её просто живой и невредимой, он не будет пытаться никого найти… Лишь бы только она была живой, лишь бы только их маленькая Беата была невредима…

Чем больше Платон мысленно повторял это, тем все более явно осознавал, что сегодня в этот день и в этом треклятом зале, на вручении её диплома, когда она должна была начать новую жизнь, они все видели её в последний раз.

И найденный спустя полчаса, лежащим на грязном цементном полу, смартфон Беаты только укрепил его мрачную уверенность.

Дрожащими руками, Виталий пытался включить телефон дочери, но у него это так не получилось.

С глухим рычанием, дед Всеволод отобрал у старшего сына телефон внучки и уверенным нажатием включил его.

Едва прошла заставка бренда, как на дисплеи, в качестве «обоев» телефона появилась фотография.

Увидев её, Виталий нервно сглотнул, кулаки его с хрустом сжались. Владимир с досадой цокнул языком, а Всеволод Безсонов, нахмурился и прорычал:

— Да будьте вы прокляты!

Платон приблизился к деду и взглянул на дисплей.

Там была фотография руки Беаты – без труда узнавался её сегодняшний маникюр и именной браслетик с цветными бусинками.

А на запястье Беаты красовались часы. Массивные, старомодные часы, со зловещим багровым циферблатом, в обрамлении черных черепов, змей и шипов.

— Владимир, Виталий, Поликарп и Платон, — не отрывая взгляда, проговорил Всеволод. — Соберите вокруг себя всех верных вам подчиненных и сослуживцев, используйте все доступные вам людские ресурсы, чтобы собрать силы. Объясните ситуацию и вооружитесь вместе с ними, а потом ждите моих указаний.

— Нам нужно готовиться к расследованию? — настороженно уточнил Поликарп.

— Нет, — низким угрюмым голосом пророкотал Всеволод, — нам нужно готовиться к войне.

Он шумно вздохнул и так крепко сжал в руке телефон внучки, что у того треснул дисплей.

— Висконти вернулись и это будет война… они вернулись, чтобы начать…

— Вендетту, — угрюмо закончил за деда Платон.

Его отец, Владимир, грязно и от души, громко выругался.