Владис
Неделя. Семь грёбаных дней, как я шатаюсь по этим барам, меняя женщин как бокалы. Руки помнят чужие тела, губы помнят чужие поцелуи, но в голове пусто. Сигареты кончаются быстрее, чем ночь, а внутри всё время зудит. Как будто кто-то дерёт душу наждачкой.
Сегодня я снова тут — в баре, где запах дешёвого парфюма мешается с перегаром, а музыка бьёт в виски так, что мир кажется чуть ярче. Я уже почти замутил очередную куклу — блондиночка, губы пухлые, взгляд голодный. Она прижимается, шепчет что-то в ухо, а мне плевать.
И тут я её вижу.
В дальнем углу, за полупустым столиком. Соня. Волосы чуть растрёпаны, глаза, как у девочки, которой сломали куклу. Рядом — брюнетка, смутно на неё похожая, младше, наверное. Обе под шофе, но Соня в ноль. У неё в руке стакан с каким-то коктейлем, губы пересохшие, глаза тусклые. Ни намёка на ту дерзкую ухмылку, с которой она обычно меня бесила.
Блондинка моя что-то бормочет, пытается привлечь внимание, но я уже всё решил.
— Свали, детка. — Я отстраняюсь, и она обиженно хлопает глазами, но не спорит. — Найди себе игрушку попроще.
Она уходит, а я шагаю к Соньке, как будто в последний бой.
— Здравствуй, Соня, — хриплю, чувствуя, как в груди что-то сжимается.
Она поднимает глаза — медленно, как будто под водой. Губы чуть дрожат.
— О… Припёрся… — она фыркает и отпивает глоток. Голос хриплый, как будто песок в горле. — Чё тебе надо? Или ты мне уже чудишься?
Смех её горький, беззубый. Рядом брюнетка чуть встревоженно смотрит на меня, но молчит. Телефон у неё на столе вибрирует как бешеный.
— Чё за повод так нажраться? — спрашиваю, глядя на Соню в упор. — Где Ник?
— А я сегодня гуляю без него, — бросает она, голос заплетается, язык чуть вразнобой. Губы дрожат. — Праздник у меня, вот и пью. Хочешь — присоединяйся.
Соня вдруг откидывается на спинку стула и смеётся, но в этом смехе нет ничего весёлого. Больше похоже на истерику, с привкусом усталости.
— Соня… — я уже почти шепчу, но в голосе моём остаётся сталь.
— Не начинай, Владис, — она прикрывает глаза, морщится, будто от боли. — Я не твоя забота.
Она резко встаёт, пошатываясь, и уходит в туалет.
Я остаюсь с брюнеткой. Её телефон вибрирует. Она нервно берёт трубку, смотрит на меня, будто боится.
— Слышь, подруга твоя чего-то в хлам сегодня. — Я смотрю на неё с прищуром, но голос мой мягче, чем обычно. — Чё у неё случилось?
Брюнетка вздыхает, пальцы дрожат на телефоне.
— Она моя сестра, — выдыхает она. — У нас… у неё просто сейчас трудный момент. Семейные дела. Она крепкая, но сегодня сорвалась. Не лезь в это, ладно? Это личное.
— Личное, значит… — пробурчал я, доставая сигарету. — Ну ладно.
Телефон у брюнетки зазвонил снова. Она подхватила трубку, мямля извинения, и скрылась куда-то в коридор.
Через минуту Соня возвращается. Волосы растрёпаны, глаза красные. Она плюхается на стул и сразу берёт рюмку. Рука дрожит.
— Ты чё, опять тут? — шепчет, голос охрипший. — Чё тебе надо от меня, Владис?
Я выдыхаю дым, медленно, прямо ей в сторону.
— Чё за праздник такой, что ты себя в хлам заливаешь?
Она вскидывает на меня глаза. Синие. Злые. И в то же время такие… сломанные.
— Знаешь, Владис, — говорит она медленно, язык чуть заплетается, — я… Я просто зла на жизнь. На судьбу, блядь. На мать свою. — Она хохочет, но в этом смехе сталь и боль. — Нашлась она, понимаешь? Только для того, чтобы я ей лечение оплатила. Вот так. «Привет, дочка, мне деньги нужны». Это справедливо?
Я замер. Горло пересохло. Чёрт, я ненавижу такие разговоры. Не знаю, что сказать.
Соня подносит рюмку к губам и залпом опрокидывает. Глаза её закрываются, а плечи дрожат.
В этот момент возвращается брюнетка, с телефоном в руке. Смотрит на Соню строго:
— Соня, ты звонила Нику?
Соня кивает, будто её ударили. Губы дрожат.
— Звонила. — Голос её тонкий, почти сломанный. — Сказала, что всё нормально. Пусть едет.
Она снова опускает взгляд в стол, а у меня в груди всё сжимается. Эта девочка сильная. Но сегодня… чёрт, сегодня она не в себе. И мне почему-то это важно.
Брюнетка уходит к бару, а я остаюсь сидеть, глядя на Соню. И понимаю, что она ближе, чем я хочу признать. И дальше, чем я когда-либо её держал.
…Я остаюсь сидеть, глядя на Соню. И понимаю, что она ближе, чем я хочу признать. И дальше, чем я когда-либо её держал.
Сигарета тлеет в пальцах, дым стелется по воздуху, а в голове чёртова каша. Зачем мне это всё? Почему мне не плевать? Я же обещал себе отрезать всё к чёртовой матери. Но, блядь, эта девчонка вбилась в меня, как заноза.
Мне важно знать, что с ней случилось. Не потому что я герой-спасатель. Нет. Просто есть что-то в ней — такое, от чего внутри скребёт. Не могу не думать, что если бы она сейчас сидела с Ником — ей бы не пришлось так нажраться, чтобы хоть чуть отпустить эту боль.
Я вглядываюсь в её лицо. Вижу, как глаза у неё стекленеют. Вижу, как дрожат руки, как плечи подрагивают. И внутри у меня тоже что-то дрожит.
Сука. Мне никогда не было дела до чужих проблем. Но вот её проблемы — как будто мои собственные. И от этого хочется одновременно закурить, напиться и пошатать её за плечи, чтобы она не держала всё в себе.
— Чёрт, Соня, — почти шепчу я, хрипло, так что сам едва слышу. — Почему мне вообще не пофиг?
А она сидит напротив, такая уставшая, будто сто лет несла на спине чужие грехи. И мне, грёбаному Владису, от этого становится страшно. Потому что она зацепила меня сильнее, чем я думал. Сильнее, чем я хотел.
А я себе обещал — больше не подпускать. Никогда.
Но внутри что-то уже треснуло.
Брюнетка возвращается от бара, волосы на плече, глаза усталые. Телефон у неё в руке дрожит, как в лихорадке.
— Соня, — говорит она, нервно обводя взглядом зал, — мне муж только что звонил. Мне уже давно пора, Сашка меня убьет если я через 20 минут не приеду, поэтому вызвала такси, оно уже подъехало, и мне пора идти. Но тебя в таком состоянии я тоже бросить не могу!
Соня фыркает, поднимает глаза на сестру, но ничего не говорит. Я выдыхаю дым и медленно киваю.
— Через сколько Ник будет? — спрашивает брюнетка, нахмурившись.
И тут я встреваю, подаюсь вперёд, голос низкий, хриплый.
— Я побуду с ней, пока Ник приедет, — киваю на Соню. — Я его друг. Дождусь. Не вопрос.
Брюнетка уставилась на меня так, будто я сам дьявол. В глазах сомнение, но Соня вдруг улыбается — устало, но тепло.
— Всё нормально, — говорит она, хлопая сестру по руке. — Он действительно друг Ника. Он не тронет меня. — Она слегка кивает. — Ник тоже уже скоро будет.
Сестра закусила губу, вздохнула и, нехотя, соглашается.
— Ладно. — Она кидает последний взгляд на меня, будто записывает в чёрный список.
Сестра уходит, растворяясь в толпе, и мы остаёмся одни.
Соня откидывается на спинку, берёт рюмку, пьёт залпом. Потом усмехается, глаза её слегка мутные, но в них снова проскакивает огонёк.
— Ну что, Владис, — голос у неё хриплый, но в нём снова эта кошачья дерзость. — Чего тебе от меня надо? Или ты тут просто так шатаешься? А может, искал меня, чтобы снова трахнуть? — Она ухмыляется, проводит пальцем по моему плечу. — Признайся, тебе понравилось? Плевать тебе, что я девушка твоего друга, да? Ты просто хочешь меня и всегда хотел, вот и строил из себя хищника. А на самом деле — просто трахнуть хотел. Признай это!