3
1357 Words
3
Глава от лица Алексея Смирнова. Про шок, слезы и больницу.
Заходишь в солёное море по грудь,
И чувствуешь, сколько царапин на теле.
А если бы душу в него окунуть?
Мы погибли от боли, на самом-то деле…
Подскочив посреди ночи, я так и не понял, что за ураган пронесся мимо меня, усиленно жестикулируя руками и что-то по-змеиному тихо шипя.
- Ляся! - Я дернул девушку на себя, заставляя хотя бы на секунду остановиться, - Лясь! Ляся!
Ее трясло так, что предплечья выскальзывали из моих вмиг вспотевших от подступившего волнения пальцев. Еще никогда я не видел свою сестру в таком разбитом состоянии. И недаром, ничто не могло довести эту упертую особу до подобного.
- Что случилось?
Если бы сам не принимал наркотики, ни за что бы ни узнал этой ее реакции, но так пульсировать зрачок и барабанить сердце, может лишь в двух случаях – или доза запрещенного препарата или малышка боится так, что готова в обморок свалиться прямо мне под ноги.
- Мама, - голос сорвался на хрип, а потом болезненный скачек воздуха из ее груди сотряс вакуум вокруг нас, - мама, - почти шепот, - у нее кровотечение открылось. Понимаешь?!
Не понял….
- В каком смысле?
Оторвала мои руки от себя и отскочив, впилась дрожащими пальцами в короткие взмокшие волоски у себя на висках. Ее всю трясло.
- Я…, - договаривать не стала, вылетела из комнаты так же быстро, как и будила меня и следуя за ней, я видел лишь напряженную ровную спину.
В доме были люди в синей робе, которые что-то кололи женщине, которую я столько лет называю матерью и тянули стакан, предлагали выпить моей сестре, но та лишь отстранено отказалась присев на пол возле беременной.
- Мам, все будет нормально, слышишь?
От изумления я напрягся еще сильнее, голос Ляси был практически искусственным. Чего маленькой девочке стоило сохранять спокойствие, я не знал, но ни отец, ни я с мест своих не сдвинулись, боялись. Я не смотрел на окровавленные пижамные штаны матери, на ее бледную ладонь на щеке Ляси и тем более не смотрел в глаза сестре, они были всепоглощающие и в то же время неимоверно пусты.
- Кто поедет с ней в машине?
По логике отец был должен проявить инициативу, но мы оба при этом посмотрели в сторону сжавшейся в комочек Ляси.
Если наша семья выберется из этой ситуации, я ее больше никогда и пальцем не трону. Потому что невозможно достать болью того, кто выдерживает такое.
Запоздало соображаю, что на девочке всего лишь длинная футболка и розовые шерстяные носки. Не хочу, чтобы ее видели в таком виде, но ей самой, похоже совершенно все равно на это.
- Я поеду, - голос звенит.
Хотел схватить ее за руку или сказать что-то нужное маме, но как стоял безмолвным участником происходящей трагедии, так и остался стоять.
Квартира опустела, отец начал собирать вещи жены необходимые для нахождения в стационаре и о чем-то вечно переговариваясь по телефону, а я лишь подогнул под себя ноги и сел на пол.
- Сын, - незаметно подойдя, он аккуратно подергал меня за плечо, - Леш, все будет в порядке, слышишь? - глаза один в один как мои собственные смотрели взволнованно. Но жалости я к нему не испытывал. Почему, черт возьми, этот взрослый мужчина не сказал ровно тоже маленькой девушке, а стоял и боялся, так же как и я? Почему из двух взрослых мужиков спортсменов, в руки себя взять удалось маленькой девочке? Ответ прост. Это ведь Ляся. Ее огромное сердце способно и не на такое.
Оттолкнул руку отца. Ведь проще обвинить его.
- Разумеется.
Больше не слушал, просто заперся в своей комнате и стал ждать. Если она вернется этой ночью, я кожей почувствую….
Ее почувствую.
Часть от лица Ляси Мышиной.
- А когда перестанет болеть разбитое сердце?
- Не скоро, мой друг. Сперва уйдет надежда, а вместе с ней и боль.
- Я думал, надежда умирает последней?
- Значит, боль остается навсегда.
Элджернон Флауэрс.
- Ляся! - его руки на моих плечах, - Лясь!
Отступаю. Я должна сохранять спокойствие. Понятия не имею, почему после того как плачь мамы за стенкой разбудил меня ночью я плохо понимая что происходит уже вызывала скорую помощь, а потом опрометью ринулась в комнату Леши.
Он старше, он должен защитить, он не отец, сильнее и смелее, он обязательно не испугается и всех организует.
Паника!
Паника, вот что я увидела в его глазах.
- Мама, у нее кровотечение, - простая констатация факта. И голос совершенно не мой. Далекий, царапающий горло и мешающий дышать. Просто звериные звуки рвутся из груди, а потом словно тетива в голове лопается и оглушает тишиной.
Пронзительной такой, в которую так просто погрузиться и из которой почти невозможно выбраться слышащей.
- Мам, все будет нормально, слышишь? - В этой самой тишине, лишь я произвожу звуки. Отчему, она всего лишь жена, Леше мачеха, а для меня единственный по-настоящему родной человек. И если я сейчас хотя бы не пошевелю мизинцем и не начну идти вперед, маме никто кроме меня не поможет.
- Кто поедет с ней в машине?
Мамина ледяная ладонь на моей щеке. Такой контраст, словно она замерзает, а я горю. Я бы хотела забрать ее боль и испуг на себя. Хотела бы сохранить жизнь внутри нее.
Я не могла….
- Я поеду.
Стыдно признаться, но прежде всего, я не думаю о ребенке у нее в утробе, я думаю о том живом брате, которого я тоже потеряю, распадись наша семья от пришедшего горя. Всю свою жизнь, я хотела добиться его похвалы, его признания меня частью семьи и ни разу, ни единого раза не было ничего подобного.
Первая буква его имени почти срывается с губ, но я вспоминаю, в ком именно течет моя кровь и в данный момент моя родная кровь вытекает на белый ворс софы в гостевой комнате.
Провал в памяти.
Просто люди со стертыми лицами и в белой форме, просто океан такого страха, в котором раз потонув, будешь всю жизнь бояться, даже сделать глоток из питьевой кружки.
Увидев того доктора который увез маму в палату приемного покоя, признаться в начале я хотела спрятаться под больничную скамью и сделать вид что сижу здесь совершенно случайно. Ведь если не озвучивать вслух плохие новости, они станут не такими явными.
- Вы дочь Марины Смирновой?
Киваю. Это так просто анализировать взгляд собеседника, еще до того как высокий мужчина выдохнул и продолжил фразу, я знала что все обошлось. Возможно на этот раз, но обошлось. Голубые глаза смотрели вкрадчиво и спокойно, как у человека минуту назад сделавшего что-то по-настоящему достойное.
- Спасибо, - улыбаюсь ему так, как еще ни перед кем и никогда не была признательна.
Уверенность в том, что мой брат жив, крепнет.
- За что вы меня благодарите?
Мозг начавший обрабатывать информацию и наконец, фокусировать взгляд понимает, что перед ним стоит ни Бог в белом халате, а вполне себе обыкновенный мужчина лет тридцати.
- С мамой ведь все в порядке?
Его улыбка меркнет, но это скорее от усталости и недосыпа, нежели желания меня огорчить, ведь на часах три ночи.
- Угроза прерывания беременности, ваша мама пробудет здесь еще какое-то время, мы проведем ряд анализов. А вам, девушка, нужно ехать домой и навестить маму уже в приемные часы.
Все еще не до конца осознаю спектр охватившего меня облегчения.
- Но?
- Сейчас угроза отступила, - неправильно истолковывает мужчина мое подавленное состояние, видимо привыкнув к тому, что молоденькие девушки чаще всего срываются на истерику.
Я по-детски шмыгаю носом.
- Спасибо, Вам еще раз. Вы не представляете, что для нас значит этот ребенок, - О, он представлял, ведь так говорит почти каждая.
- Возвращайтесь домой, вам нужно поспать.
Это приятно, вот так он говорит не с каждой, уверена.
- Ляйсан, - протягиваю я руку.
- Дмитрий Игоревич, - улыбается мне мужчина в ответ.
Расставание – это не прощанье.
Ты меня, пожалуйста, прости:
Я любить тебя не обещаю
Ни в болезни и ни в бедности.
Ах, любовь воздушная, как шарик!
Честная – как острие ножа.
Я любить тебя не обещаю,
Обещаю только лишь держать.
Да, любовь – сплошные небылицы.
На фиг. Прочь. Но вырваться нет сил.
Невозможно ведь освободиться
От того, что сам не отпустил.
Но беги, беги, беги покуда
Не упал и не сломался, сударь!
А когда сломаешься – прости:
Я любить тебя навряд ли буду.
Я жалеть тебя навряд ли буду.
Обещаю только лишь нести.
Marika Nova.
- Writer
