Ольга проснулась от собственного крика. Пот стекал по спине, пропитывая тонкую ночную рубашку, а сердце колотилось так, будто пыталось вырваться из клетки рёбер. Во сне он снова приходил — Кирилл в чёрном плаще, с руками, превращавшимися в щупальца, которые обвивали её шею, притягивая к ледяной груди. Его голос звучал нараспев: «Ты моя кровь, моя плоть, моя собственность».
Она встала, нащупала в темноте стакан воды на прикроватной тумбе и сделала несколько глотков, пытаясь унять дрожь в пальцах. Лунный свет пробивался сквозь щели между шторами, рисуя на полу полосы, похожие на следы когтей. Где-то в доме скрипнула дверь, затем послышались шаги — тяжёлые, размеренные, приближающиеся по коридору.
Ольга прижалась к изголовью кровати, вцепившись в одеяло. Шаги остановились у её двери. Долгая пауза, и тогда ручка медленно повернулась. В проёме возник силуэт Кирилла, подсвеченный тусклым светом ночника из холла.
— Кошмар? — спросил он, не переступая порог. Его шёлковый халат переливался, как крылья летучей мыши.
— Уходите, — прошептала Ольга, чувствуя, как язык прилипает к нёбу.
Он вошёл, закрыв дверь. Воздух наполнился запахом виски и дорогого табака.
— Страх — это слабость. Ты должна научиться контролировать его.
— Контролировать? Как вы? — она засмеялась истерично, указывая на него дрожащей рукой. — Вы запираете меня здесь, как сумасшедшую, и хотите, чтобы я благодарила?
Кирилл подошёл к окну, резко дёрнул шнур. Шторы раздвинулись, впуская серебристый свет. В саду, у фонтана, стояла та же женщина в белом — призрак матери, неподвижный, с лицом, обращённым к их окну.
— Видишь её? — спросил он, не оборачиваясь.
— Это… невозможно.
— Она приходила ко мне каждую ночь после смерти. — Кирилл упёрся ладонями в подоконник, его плечи напряглись. — Сначала я думал, что схожу с ума. Потом понял — это наказание.
Ольга встала, накинула на плечи плед и подошла к окну. Призрак исчез, оставив после себя лишь колышущуюся листву.
— За что? — спросила она, не сводя глаз с темноты.
— За то, что не смог её удержать. — Он повернулся, и в его глазах отразилась та же безысходность, что была в письмах матери. — За то, что позволил ей выбрать ничтожество вместо меня.
Они стояли в тишине, разделённые сантиметрами, которые ощущались как пропасть. Ольга вдруг осознала, что видит его без привычной маски цинизма — израненная душа проглядывала сквозь трещины в броне.
— Почему вы пришли сюда? — нарушила она молчание.
— Чтобы показать, что ты не одна в своём безумии. — Он протянул руку, едва не касаясь её волос, но опустил ладонь, сжав в кулак. — Спи. Завтра будет трудный день.
После его ухода Ольга ещё час сидела у окна, наблюдая за садом. Тени танцевали под луной, принимая очертания то матери, то Кирилла, то их обоих, сплетённых в смертельном танце.
Утром её разбудил запах жасмина. На подносе для завтрака, кроме обычной порции омлета с трюфелями, лежала старинная книга в кожаном переплёте — дневник матери. Первая страница была помечена датой за год до рождения Ольги: «Он всё ещё следит за мной. Я вижу его машину у дома каждую ночь».
На занятиях с миссис Ланской Ольга не могла сосредоточиться. Фразы из дневника всплывали перед глазами, смешиваясь с лекциями об этикете: «Кирилл пришёл сегодня с ножом. Говорил, что если не я, то никто».
— Мисс Каменская! — трость ударила по столу, заставив вздрогнуть. — Повторите пять правил поведения на благотворительном гала-ужине.
Ольга молчала, глядя на портрет прабабушки Морозовой над камином. Женщина с лицом, как у Кирилла, держала в руках чёрную розу.
— Вы disappoint меня, — миссис Ланская встала, поправляя жемчужное колье. — Господин Морозов будет недоволен.
— А он когда-нибудь бывает доволен? — вырвалось у Ольги.
Горничная, зашедшая подать чай, застыла в дверях с подносом. Воздух напружинился, как струна.
— Выйдите, — миссис Ланская кивнула горничной, не сводя глаз с Ольги. — Вы наивная дура, если думаете, что бунт что-то изменит. Ваша мать пробовала — и вы знаете, чем это кончилось.
Ольга вскочила, опрокинув стул.
— Что вы знаете о ней?
— Достаточно, чтобы предупредить: следующая могила в семейном склепе будет вашей.
Обед прошёл в гнетущей тишине. Кирилл читал отчёт о состоянии её счета, время от времени бросая на неё оценивающие взгляды.
— Ты не притронулась к еде, — заметил он, когда официант унёс нетронутый суп.
— Не голодна.
— Это не вопрос голода. Это вопрос послушания. — Он отложил документы, сложив руки домиком. — Ты хочешь знать правду о ней?
Ольга кивнула, сжимая под столом край платья.
— Тогда приходи сегодня в библиотеку. В полночь.
Солнце ещё не село, когда Ольга отправилась исследовать запретное крыло. Ключ, найденный в подвале, подошёл к двери с витражным стеклом. Внутри оказался кабинет, заваленный чертежами теплиц — тех самых, что строили её родители. На стене висел календарь с датой, обведённой красным — за день до их смерти.
В ящике стола она нашла газетную вырезку: «Трагедия в тепличном комплексе: утечка газа унесла жизни двух энтузиастов». На фото родители улыбались на фоне ещё недостроенных конструкций. В углу заметки стояла пометка: «Авария или саботаж?».
Полночь застала её у дверей библиотеки. Кирилл ждал у камина, с бокалом бренди в руке. На столе лежала папка с грифом «Совершенно секретно».
— Садись, — приказал он, указывая на кресло напротив.
В папке были документы о родителях: отчёты частного детектива, фотографии их дома, распечатки звонков. На последней странице — заключение: «Смерть неслучайна. Конкурент Морозов причастен».
— Ты… ты убил их? — Ольга встала, роняя листы на ковёр.
— Если бы я хотел их смерти, они бы не дожили до твоего рождения. — Он поднял одну из фотографий, где отец чинил газовую плиту. — Они сами подписали себе приговор, украв мои разработки.
Ольга бросилась к двери, но он перехватил её, прижав к стене. Его дыхание обжигало щёку.
— Ты думаешь, мир справедлив? — прошипел он. — Твои родители обокрали меня, а ты теперь платишь по их долгам.
Она вырвалась, побежала по коридорам, не разбирая пути. Сердце колотилось в такт шагам, эхо которых разносилось по дому. Внезапно пол ушёл из-под ног — потайной люк открылся, отправив её в подземный тоннель.
Фонарик телефона выхватил из тьмы стены, испещрённые надписями: «Спаси меня», «Он придёт», «Не доверяй ему». В конце тоннеля горел тусклый свет. Комната матери: детские рисунки Ольги на стенах, крошечное платьице в стеклянной витрине, бутылочка с пробиркой, помеченной «Антидот».
На столе лежало письмо: «Если читаешь это, значит, он тебя нашёл. Беги, пока не поздно. Он никогда не остановится».
Сверху донёсся грохот. Ольга выключила свет, прижалась к сырой стене. Шаги приближались, сопровождаемые скрежетом металла. Вспышка фонаря высветила силуэт Кирилла с ножом в руке.
— Ольга! — его голос звучал хрипло. — Выходи. Это не игра.
Она затаила дыхание, когда луч света скользнул в сантиметре от её лица. Внезапно где-то упала кирпичная кладка, и он рванул на звук. Ольга побежала в обратную сторону, спотыкаясь о корни, пока не увидела свет луны.
Выбравшись через люк в саду, она метнулась к воротам. За спиной раздался рёв:
— Ты никогда не сбежишь!
Ольга бежала, пока не споткнулась о корень, упав в канаву с ледяной водой. Вдали завыла сирена — дом Морозова окутался красным светом.
Придя в себя, она обнаружила в кулаке пробирку. Этикетка полустёрлась: «Противоядие от KG-5». В памяти всплыли родители, работавшие над секретным удобрением. Теперь всё обрело смысл.
Закутавшись в грязный плед, Ольга побрела по шоссе. Первые автомобильные огни приближались, но вместо помощи из машины вышел водитель Морозова.
— Господин ждёт.
Она попыталась бежать, но ноги подкосились. Последнее, что она увидела, — его безэмоциональное лицо в зеркале заднего вида.
Проснулась в своей комнате, прикованная к кровати наручниками. На стуле сидел Кирилл с окровавленным платком в руках.
— Теперь ты поняла, — произнёс он, — что правда может быть ядом?
Он оставил на столе пробирку с треснувшим стеклом. Жидкость испарилась, оставив на дне кристаллы, похожие на слёзы.