Four elements. Limb

Глава 12

Не помню, когда в последний раз в жизни я испытывала такой страх. Все самые кошмарные и пугающие события моей жизни связаны с Луи Томлинсоном, и этот раз не исключение.

Пауза после раскрытых секретов затягивается, меня буквально трясёт, пока Луи смотрит на Джейсона, перед которым уже остановились погоны, чувствуя нависшую над капитаном угрозу.

Томлинсон сжимает кулаки, а наша компания, собравшаяся в круг, расходится в стороны, уступая грёбаную дорогу к Джейсу, и это всё равно, как если бы они расступились перед подъёмом на эшафот.

Луи делает шаг вперёд, хватаю его за руку, но он вырывает ладонь, уверенно следуя к капитану.

— Лу, он не хотел! — в отчаянии выкрикиваю я. — Это Анна, это были её условия!

Полудемон словно не слышит меня, направляясь вперёд, двое погон уводят Джейса в дальний конец холла, а оставшиеся обнажают мечи, и иллюзия из тронного зала слишком живо предстаёт перед моими глазами.

Взмахиваю пальцами, чтобы заморозить всех, но почему-то ни черта не выходит. Один из погон бросается вперёд, на пальцах Томлинсона вспыхивают искры, фиолетовая комета с электрическим треском врезается в грудь парня, и, с грохотом влетев в стену, солдат ничком падает на пол.

Сжав рукоятку меча, второй бесчувственный парень в погонах вступает в дело. Луи протягивает руку, и один из закреплённых у парадных дверей факел вылетает, приземляясь в ладонь полудемона.

Хрустальный меч оказывается намного прочнее, чем кажется с виду, потому что когда он со звоном бьёт по толстой рукояти факела, обитого в металл, то даже не трескается. Пламя со свистом режет воздух, а заодно заставляет противника щуриться от жара огня, Луи управляется с факелом так ловко, словно это его самое любимое оружие.

В очередной раз пытаюсь заморозить всё происходящее, но ничего не выходит. Моя чёртова сила будто играет со мной в прятки. Оглядываюсь вокруг, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие, потому что сейчас я буду воевать на стороне Луи, а уже потом будем разбираться с последствиями.

Приметив древнюю и с виду тяжёлую китайскую вазу на постаменте, бросаюсь вперёд, но меня хватают за руку, возвращая назад.

— Отпусти меня, Гарри! — цежу я сквозь сжатые зубы.

— Не лезь сейчас, ты будешь только мешать.

— Отпусти!

— Спокойно, Магвай, — Зейн отмахивается, — для Томмо это как самый лёгкий уровень в компьютерной игре, дай ему пару минут, пусть развлечётся.

— Эй, Томмо! — зовёт Крис.

— Что? — полудемон уворачивается от очередного удара и замахивается факелом, словно битой, пытаясь выбить меч из рук парня в погонах.

— Ты же у нас диджей, вруби Лэд Зеппелин, — советует задрот, будто мы все тут умираем от скуки, пока едем в долбанном школьном автобусе, — «Immigrant song» будет идеальным саундтреком ко всему происходящему, нужно добавить сюда немножко британского рока... У него защита справа слабовата, сделай восьмёрку, а затем хреначь!

— Я не слепой, — отзывается Луи, уворачиваясь от резного лезвия, которое со свистом пролетает в нескольких сантиметрах от его лица, — но я не пытаюсь у***ь его, Крис, а хочу обезоружить.

Ребята спокойно ведут диалог, словно сидят на берегу моря, играя в шахматы. У парней, которые играют в компьютерные игры эмоций и то больше!

Крис снова отвлекает Луи идиотским вопросом, и хрустальный меч задевает плечо Томлинсона, окрашивая прозрачное резное лезвие алыми каплями. Рыкнув, полудемон выбивает меч из рук безэмоционального солдата и, схватив за грудки, бросает в сторону лестницы, откуда со скучающим видом за всем происходящим наблюдает Лиам.

Подхватив хрустальное лезвие, Луи направляется к врагу и, прежде чем он встаёт на ноги, бьёт по лицу, вновь роняя на спину. Парень не успевает оклематься, как Томлинсон подбрасывает меч, тот со свистом прокручивается в воздухе, и, как только массивное основание вновь попадает в ладонь полудемона, он вонзает меч в живот противника, пригвождая его к полу.

Накрыв губы ладонью, задерживаю дыхание на пару долгих секунд, а затем вновь рвусь вперёд, но хватка Стайлса как кандалы, которыми меня приковали к бетонной стене.

— Спокойно, он ведь его не убил, — тут же успокаивает Гарри, — и перестань уже вырываться, Марни, это всё равно бесполезно.

Лежащий на полу солдат дышит рывками, выдавая изо рта булькающие звуки, чёрный китель пропитан кровью, длинные дрожащие пальцы тянутся к окроплённому вишнёвыми каплями лезвию меча — обычно раны полудемонов заживают быстро, но сейчас этот парень в ловушке, потому меч всё ещё внутри, а остриё, кажется, слишком глубоко ушло в пол.

Шумно выдохнув, Луи поправляет каштановую чёлку и переводит взгляд на свою рану на предплечье, вскинув брови, он оттягивает пропитавшуюся кровью светлую ткань футболки.

— Я бы извинился за всё это, приятель, — обращается он к парню на полу, — но ты испортил мне футболку.

— Луи, хотя бы выслушай меня! — прошу я, отчаянно пытаясь оторвать пальцы Стайлса от своего запястья.

— У тебя был шанс поговорить со мной, Купер, — холодно бросает полудемон, даже не смотря в мою сторону. Повернувшись к двум оставшимся защитникам Джейса, он вскидывает руку и, натянув улыбку, взмахивает пальцами. — Свободная касса, мальчики!

— Лучше нападайте сразу вдвоём, парни, — советует Малик, — не по одному же, как в сраном кино.

Обнажив мечи, погоны синхронно, словно решили послушаться Зейна, движутся в сторону Луи, на ладони полудемона прыгает потрескивающий энергетический шар, который он подбрасывает вверх, как теннисный мячик.

Томлинсон совершенно не смотрит в сторону врагов, всё его внимание сосредоточено на подпрыгивающей вверх-вниз комете, словно если он отвлечётся, то вся планета тут же расколется напополам. Луи неспешно пятится назад, продолжая свою игру, но затем резко останавливается.

— Стоп, — выставив ладонь, он переводит взгляд на погон, которые одаряют парня нахмуренными взглядами, но всё же замирают, сжимая рукоятки мечей как бейсболисты биты на поле. — А теперь, когда я завладел вашим вниманием, покажу вам фокус, ребята, называется «энергетический шар с неизвестной траекторией».

Луи подкидывает комету вверх и взмахивает двумя пальцами, отчего шар выписывает зигзаг, превращаясь в расплывчатое светящееся пятно, погоны внимательно следят за сгустком энергии, готовясь отбить атаку. Комета ещё пару секунд продолжает мерцать в воздухе, пролетая над их головами, а затем резко взмывает ввысь под высокие своды потолка, со звоном врезаясь в массивную люстру размером с автомобиль.

Люстра, похожая на многоярусный торт, украшенный сотнями переливающихся камней, издаёт тяжёлый жалостливый скрип, драгоценности звенят в тряске, а через долю секунды эта блестящая громадина рывком падает вниз, рухнув прямо на последних охранников Джейса, стоявших на ногах.

Драгоценные камни отлетают от пола, как искры, которые я не в силах заморозить, поэтому остаётся только лишь, крепко зажмурившись, отвернуться.

Луи тем временем направляется в сторону Болейна, на ладони капитана тут же загорается светлый шар, а я вновь пытаюсь вырваться из крепких тисков руки Стайлса.

— Можешь достать хоть все свои игрушки, Джейс, я не буду разбираться с тобой при помощи магии, не в этот раз.

— Это были условия моей матери, не мои.

— И ты сразу согласился.

— Нет, не сразу, Марни попросила меня, я не хотел. Но она упрашивала меня.

Луи сжимает кулаки, и в помещении поднимается лёгкий сквозняк от вспыхнувшей энергии, которая точно исходит от моей тени.

— Я ведь убью тебя, Томлинсон, — вскинув брови, капитан пожимает плечами. — Но для меня это будет большая честь. Смерть героя не для тебя, ты заслуживаешь другой участи, более нелепой смерти.

— Завязывай с болтовнёй, не люблю я эти прелюдии.

Луи обходит развалившуюся на полу люстру, а Джейс тут же запускает вперёд светлый шар, который не достигает цели при помощи демонического телекинеза. Энергетические шары без остановки летят в сторону Томлинсона, но он мгновенно отражает их. А когда Луи подходит слишком близко, Джейсон забывает о магии и тут же переходит к физической силе, выбрасывая кулак вперёд, полудемон уворачивается, но капитан в ту же секунду наносит удар по раненому плечу.

Напрягая скулы, Томлинсон сгибает руку в локте и, сжав кулак, резким рывком бьёт парня в челюсть.

Болейна заносит назад, он пятится, но Луи не даёт упасть, сжимая пальцы на его горле, и, оторвав парня от земли, со всей силы вонзает спиной в пол. Джейс ударяется с громким выдохом и, кажется, теряет сознание.

Томлинсон переводит взгляд на валяющийся неподалёку хрустальный меч, он протягивает руку и холодное оружие тут же оказывается в его ладони.

Хватка Стайлса не ослабевает, и мне приходится применить самый грязный трюк.

— Гарри?

— Да?

— Прости.

— За что?

— За это, — стиснув зубы, пинаю парня между ног, отчего он морщит нос, сгибаясь пополам, и тут же выпускает меня, а я, не теряя времени, бегу вперёд, стараясь не поскользнуться на разбросанных повсюду драгоценностях.

Томлинсон заводит меч, размахиваясь для удара, но я вовремя успеваю и, упав на колени рядом с Джейсом, прикрываю его собой.

Замерев, Луи едва заметно вздрагивает, будто я дала ему пощёчину, и я ненавижу себя за то, что я вынуждена находиться на этом месте, защищать Джейсона, закрывая собой.

Только мы с тобой против всего мира, верно?

Томлинсон смотрит на меня так, словно я всадила нож ему в спину. Я предала нас дважды. Я пошла против Луи ради него же, но это ничего не меняет, в его глазах не отражается понимания, нет попытки оправдать меня. Он просто видит, как я прикрываю собой Болейна.

Опустив руку, полудемон бросает меч, и в оглушающей тишине холла он слишком звонко ударяется о мраморный пол.

Прикусив губу, парень покачивает головой.

— Он стоит этого? — тихо спрашивает Томлинсон, кивая на отключившегося Джейса. — Скажи, Купер, стоит?

Сердце в моей груди бьётся быстро, словно пытается вытолкнуть истерику наружу, дыхания не хватает, а застывшие в глазах слёзы размывают картинку. Раскрыв губы, качаю головой в попытках найти слова.

— Тебя ведь казнят.

— Да, но за этот неоценимый вклад в пользу общества мне могут выписать награду посмертно.

— Пожалуйста, ты должен выслушать меня, Луи...

— Нет, — невесело усмехнувшись, он отводит взгляд, — нихрена я тебе не должен.

— Анна пришла в самый последний момент, это были её условия, я не могла вернуть тебя иначе, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Даже пытаться не буду.

К горлу подкатывает тошнота, внезапная слабость сковывает мышцы, и мне кажется, что я вот-вот отключусь.

— Дорогуши, что вы сделали с моей люстрой?!

Лорд Лефрой с объёмной укладкой, как у Селены Гомес, стоит в самом верху лестницы, переливающиеся малиновые штаны клёш, расстёгнутая гавайская рубашка и бамбуковый посох, словно украденный у шамана африканского племени — весь этот образ заставляет отныне безэмоционального Лиама удивлённо вскинуть брови.

— Это уже ни в какие двери!

— Ворота, — поправляет стоящий рядом с хозяином Эндрю.

— Плевать! Ты видел, что они сделали с моей люстрой?! Это же семнадцатый век, Франция в конце концов!

— Прошу прощения, — Крис прикладывает ладонь к груди, — но где вы, блин, всё время берёте эти шмотки, лорд Лефрой?

— Это от кутюр.

— И как я сразу не догадался.

— Вы устроили здесь Варфоломеевскую ночь, разрушив мой холл! А ещё эти... Бог ты мой, эти солдаты живы?

— Живы, и если что, то это Томлинсон со своей подопечной устроили разборки, я вашу люстру от кутюр даже пальцем не тронул.

Джейс кряхтит, приходя в себя, тут же убираю ладонь с его груди и, уперевшись рукой в пол, стараюсь игнорировать всплывающую темноту перед глазами.

— Ох уж эти любовные разборки, — уперев руки по бокам, Альфред покачивает головой. — Говорила мне матушка: не связывайся с Домом, а особенно с избранными, от них одни проблемы! Луи, дорогуша, не стоит драться с достопочтенным капитаном Болейном из-за Марни, вам лучше помириться, а то если устроите подобное представление на её похоронах, которые, скорее всего, будут в очень скором времени, то вы окончательно испортите скорбящим настроение. Эндрю нужно немедленно найти мастеров, которые смогут восстановить мою люстру!

— Что вы там сказали, — Луи хмурит брови, — про скорые похороны?

От подобного заявления адреналин в крови выбрасывает новую порцию, заставляя моё сердце биться в ускоренном ритме, звуки вокруг слышатся как-то приглушённо, словно я нахожусь под стеклянным куполом, поэтому приходится приложить максимум усилий, чтобы сконцентрироваться на происходящем.

— Ах, точно! Забыл рассказать с этой люстрой, — Лефрой шлёпает себя ладонью по лбу. — Марни очень слаба, и подозреваю, что это неспроста. Твои способности всё ещё не в строю, так ведь, лапочка?

— Заморозка не работает, — выдыхаю я. — Взрывать не пробовала, но уверена, что пока не получится.

— Так и знал. Ты провела на эту сторону двоих теней, провела души с демоническими составляющими. Эти двое джентльменов были сильно измотаны и, скорее всего, сошли за одного целого полудемона, поэтому и оказались здесь. Но ты и сама на четверть демон, милое дитя, поскольку ваш случай исключение и всё очень запутано, я подозреваю, что твоя демоническая часть откололась от тебя, оставшись в лимбе.

— Но как это возможно?

— Лимб не простая вещь, я говорил о последствиях, боюсь, что этот случай и есть один из побочных эффектов. Видимо, он заключил с тобой немую сделку: пропустил сразу троих живых на эту сторону, забрав ту самую четверть твоей демонической части, ведь без неё ты способна жить. Правда недолго.

— Значит нужно вернуться в лимб и...

— Всё не так просто, дорогой Луи. Это вам не поменять десять лет избранных на двадцать теневых...

— Вы отдали ему по двадцать лет?! — возмущённо спрашивает Лукреция, поворачиваясь к Стайлсу.

Хочу поддержать её в этом возмущении, но не успеваю и рта раскрыть:

— Мы можем нахрен поговорить об этом потом? — Томлинсон напрягает скулы, глядя на Котовски, а затем возвращает внимание к Лефрою. — В чём сложность?

— Лимб — это место для потерянных душ, они попадают туда, потому что магическая канцелярия не знает, куда отправить эти самые души. Единственное, что известно о лимбе — там не может быть зла, демонов в чистом виде.

— Ну да, — Зейн складывает руки на груди, — всадники смерти просто ангелы во плоти.

— Всадники контролируют баланс, души в лимбе хоть и являются проявлением стороны добра, но им всё равно запрещено пользоваться магией — это нарушение, а всадники следят за порядком в тонкой потусторонней системе. Так вот, поскольку лимб нечто вроде санатория для хороших ребят, демонам туда вход воспрещён, им туда не попасть.

— Вы хотите сказать, что моя демоническая часть превратилась в полноценного человека и бегает по лимбу?

— Нет, дорогая, боюсь, что твоя демоническая часть исчезла. А поскольку ты избранная, да к тому же рождённая от запретного союза... В общем, демоническая часть в тебе — как важный орган жизнедеятельности, без которого ты не сможешь функционировать. Это начало твоего существа, и без этой части ты умрёшь, Марни.

Липкий, истошный страх окутывает меня изнутри, пропитывая каждую клеточку тела, виски сдавливает, и я могу лишь качнуть головой.

Я не... Я не хочу умирать. Мне страшно, очень сильно страшно. Внутри рассеивается настолько сильная паника, что мне даже немного стыдно за то, что я такая трусиха.

— Господи, — недовольно стонет Крис, — ну, может хватит уже всем умирать, это потихоньку превращается в клише!

— Бред, — выдыхает Луи, пробежавшись пальцами по волосам, — этого не может быть.

— Но её силы и правда не работают, — вздрагиваю, когда за моей спиной раздаётся голос Джейса. — Я видел, как Марни пыталась остановить драку, и у неё ничего не вышло.

— Ещё бы ты не видел, привык прятаться за юбки в надежде, что тебе помогут. Позвони маме, кретин.

— Пошёл ты, Томлинсон!

Джейсон напрягается, когда Луи движется вперёд, но полудемону нет до капитана никакого дела. Опустившись передо мной на корточки, Луи заглядывает в мои глаза, в синеве напротив всё ещё плещется злость, но в этот раз она сопровождается беспокойством.

— Ты чувствуешь в себе магию? — тихо спрашивает Луи. — Хоть капельку?

Прикрыв веки, пытаюсь разобраться в собственных ощущениях и, выдохнув, киваю.

— Совсем немного, но не могу чётко уловить её, я будто пытаюсь найти пульт от телевизора в комнате с выключенным светом.

— Попробуем с тобой вспомнить старый трюк, ладно? Помнишь нашу первую тренировку?

— Конечно, ты закидал меня шарами с краской с головы до ног.

— Да, — он приподнимает уголки губ, — верно.

Полудемон взмахивает пальцами, и парочка валяющихся бриллиантов разбитой люстры поднимаются в воздух, плавно летая перед моими глазами. Тут же вспоминаю, как мы с Луи сидели на краю утёса, тогда он проделал тот же фокус с камнями, где я показала свой первый магический результат, остановив один из камней, не прибегая к помощи эмоций, на которых изначально была завязана моя сила.

Сосредоточившись, мысленно набрасываю на всё сетку и, призывая силу вернуться, взмахиваю пальцами: блестящие камни не замирают, но уже движутся чуть медленнее. Я не могу остановить время, могу лишь слегка его замедлить. Что за дерьмо?

Сжав челюсть, Томлинсон отводит взгляд, опуская камни на пол. Ему не нужно ничего говорить, я и сама вижу, что всё гораздо хуже, чем просто хреново.

Во мне нет и половины той магии, которая была раньше. Если бы моя сила была кружкой с кофе, то после возвращения из лимба этот кофе словно кто-то выпил, а от моей магии остался лишь осадок, отпечатавшийся на дне. Во мне почти нет жизненных сил, не то что магии.

— Лу, — тихо зову я, чтобы слышал только он, — мне очень страшно, я не хочу... Не хочу...

Не могу закончить фразу, не могу произнести вслух «умирать».

Взглянув в мои глаза, полудемон напрягает скулы, качая головой.

— Этого не произойдёт, Купер, — уверенно произносит он, — я ни за что не позволю этому случиться, слышишь?

Поджав губы, лишь киваю в ответ, стараясь скрыть дрожь в теле, но всё это бесполезно, ведь Луи чувствует меня.

— Допустим, что демоническая часть Марни осталась в лимбе, по сути, это тот же обряд, который проводила Атланта, извлекая из теней тёмную часть, а Марнс уж точно сильнее любой в мире тени.

— Милый, наша Марни дитя от запретного союза, она исключение, ты сам видишь, что происходит, она не может существовать без своей демонической части, это как лишиться лёгких. Сердце стучит, но дышать, к сожалению, не получится.

— Хотите сказать, что её демоническая часть просто растворилась в воздухе?

— Почти. Как я уже сказал, демонам вход в лимб воспрещён. Хоть наша милая Марни и является хорошим человеком... В общем, лимб не будет разбираться в этом, он не философ и не судья, уловив демоническую часть в чистом виде, а именно её и оставила там Марни, лимб почувствует угрозу для себя и его обитателей, так что подобные демоническо-сатанинские штучки исчезают из лимба, как вода в сливное отверстие.

— И куда лимб мог слить эти демоническо-сатанинские штучки?

— Не знаю наверняка, но подозреваю, что подобная сила уходит в камень, благодаря которому когда-то и был создан лимб, возможно, что эти пойманные демоническо-сатанинские штучки питают камень силой.

— Название камня немного поможет нам вести дальнейший диалог, а если убрать из нашей речи «демоническо-сатанинские» штучки, то мы сократим время разговора в два раза.

— Не стоит ёрничать, дорогой Луи. Что вы знаете о гиацинте?

— Простите, — Роттерс вскидывает брови, — вы сказали «геноцид»?

— Жертвами геноцида должны были стать твои родители, чтобы ты не появился на свет, — отзывается Лукреция. — А гиацинт — драгоценный камень.

— А ты шаришь в ювелирке, да, ведьма?

— Закрой свой грязный рот!

— Этот камень назван в честь принца Гиацинта, — подаёт голос Гарри, — так же назвали и цветок, выросший из его крови, пролитой на земле.

— Умница, мой золотой, — Альфред щёлкает пальцами. — А вам что-нибудь говорит словосочетание «святой грааль»?

— Сказки и мифы, — отвечает Джейсон, — не более.

— Тогда давайте немного вспомним нашу историю. Надеюсь, все помнят громкий любовный треугольник, а заодно и не менее нашумевший запретный союз, если не ошибаюсь, то это примерно двенадцатый, а может быть и одиннадцатый век.

— Вы серьёзно? — Зейн вскидывает брови. — Может, просто уже скажете, где чёртов камень и что с ним сделать? Нам человека вообще-то спасти нужно.

— Я не знаю, где камень, моя восточная сладость, могу лишь рассказать то, что может хоть как-то помочь вам поиске ответов.

— О, Боже, — запрокинув голову назад, Малик шумно выдыхает, — так меня ещё никто не называл. Давайте уже к своей истории.

— Тогда пройдёмте за мной в трапезную, не могу смотреть на разбитую люстру, сердце кровью обливается. Скорее, Эндрю, поздний ужин и вино!

Луи помогает мне подняться, пытаюсь заглянуть в его глаза, но всё бесполезно, между нами словно выросла звуконепроницаемая стена, сквозь которую мне не пробиться, и, как только лорд Лефрой закончит со своими историями, я попробую достучаться до Томлинсона, он должен знать всё. Жаль, что я не сделала этого раньше, боясь последствий.

Мы рассаживаемся за бесконечно длинным столом, во главе которого восседает Альфред с кубком в руке. В помещении пахнет воском, вином и розами, такое чувство, что мы оказались на презентации нового аромата от церкви, ей-богу.

Лиам в самом конце стола молчит, пристально глядя на свои сложенные на столешнице руки, а мне так сильно хочется, чтобы он посмотрел на меня хотя бы на секунду, чтобы я взглядом дала понять, что не сержусь за то, что он рассказал обо всём.

— Итак, мои славные ребята, — отставив бокал, лорд подпирает подбородок сцепленными в замок пальцами, — главные действующие лица нашей истории: великий король Артур, его прекрасная жена Гвиневра и смелый рыцарь Ланселот.

— Погодите, — качнув головой, подаюсь вперёд, — вы будете рассказывать нам кельтские легенды?

— Это для вашей стороны эта история — кельтская легенда, к тому же, к вам она дошла в несколько искажённом виде.

— Да, — Луи кивает, — как хреновый ремейк.

— Именно, — Крис кивает, — та сторона сосёт у нашей.

— Например те же Тристан и Изольда, — напоминает Оушен, — запретный союз, ведь Тристан был назначен тенью Изольды, должен был привезти её к королю Марку, избранному стихии огня, чтобы они смогли пожениться, объединив силы, но в пути ребята влюбились друг в друга. Изольда вынуждена была выйти замуж за Марка, её семье просто необходимо было объединение сил с королём, но они с Тристаном так сильно полюбили друг друга, что решили сбежать даже после свадьбы.

— Их поймали, — продолжает Фокс, — Тристана казнили на месте. Очень трагичная история любви.

Оушен изо всех сил пытается поймать взгляд подруги, но Фокси не поднимает головы, смотря в деревянную гладь столешницы.

— Вы сейчас серьёзно?

— Да, запретное дитя, очень серьёзно. Итак, это было много-много лет назад, девственная природа была ещё не испорчена грубыми резиновыми подошвами дешёвых кед, сделанных немытыми китайцами в грязных и промозглых подвалах, воздух пах весенними цветами и...

— Томмо, — со вздохом перебивает Малик, — ты король кратких, но интересных версий, умоляю, расскажи лучше ты без этого грёбаного описания запахов всех листьев в округе.

— Не уверен, что получится кратко, в этой истории слишком много дерьма.

— Давай же, дорогой, — улыбнувшись, Лефрой всплёскивает пальцами, — я с удовольствием послушаю, да и тебе эта история, судя по всему, сейчас ближе всех.

Закатив глаза, Луи показывает лорду (который может у***ь нас всех щелчком пальцев) средний палец, но тот не убивает нас и даже заливисто смеётся в ответ.

— Знаете, что мне в вас нравится? — вдруг спрашивает Альфред. — Вы ведёте себя так, будто совершенно не боитесь меня, мне жутко импонирует эта ваша юношеская теневая дерзость, аж дух захватывает.

— Так что там с историей? — задрот откидывается на спинку стула. — Я вообще не помню никаких Артуров и Тиранов.

— Его звали Тристан, а не «Тиран», — выдыхает Лукреция, — придурок.

— Да вот неужели не похрен?

— Короче, — Томлинсон опускает локти на стол, — Артур был избранным стихии земли, в то время избранные жили и властвовали в самых разных концах света, распилив земли поровну, потому что им, видимо, всё равно было нехрен делать, порнушку ещё не начали снимать, а тестостерон бил по средневековым мозгам.

Обычно, когда Луи рассказывает историю или объясняет что-то, он всегда смотрит на меня, проверяет, всё ли я понимаю, и если нет, то приводит примеры, которые помогут понять ситуацию без вычурных словечек в стиле Лукреции. Но сейчас Томлинсон не смотрит на меня, даже голову не поворачивает, и это, казалось бы безобидное действие, ранит больнее всего.

— Король без памяти вмудохался в Гвиневру, пролайкал все её фотки и посвятил кучу постов в инстаграме с загадочными цитатками, та, естественно, не смогла отказать избранному в предложении об объединении сил. Во время празднования свадьбы на камелот — замок, в котором все накидались до состояния депрессивного Зи, напали враги, где произошло кровавое месиво. Артур и Гвиневра в ту ночь потеряли почти всех друзей и близких, а заодно и своих теней. После этого Арт как раз и создал круглый стол за которым восседали двенадцать рыцарей, и одним из этих рыцарей стал Ланселот — новая тень Невры. Помимо того, что Ланс был неотразимым и харизматичным красавчиком, он был одним из самых сильных теней, настоящим воином. Естественно, Гвиневра не устояла перед обаяшкой Ланселотом, и у них начались запретные мутки сопровождаемые страхом раскрытия. Арт сам был без ума от Ланса, они стали лучшими друзьями, их чуть ли не геями называли, но по камелоту начали ходить слухи о нашей парочке, благо не было твиттера, но всё и без этого распространялось слишком быстро. Король напрягся, но решил не доверять сплетням, типа пошли все нахер, у меня своя голова на плечах, можете не говорить мне об этом без доказательств.

— Ага, нет тела — нет дела. Но их сдали, да? Или застукали в самой грязной позе.

— Роттерс, ещё раз перебьёшь меня, и я сломаю тебе нос в восемнадцатый раз, ты уверенно идёшь к юбилею, выпрашивая двадцатку. Так вот, голубков и правда застукали в покоях Невры, но Арт не смог сдать Ланса магическому совету, он был слишком ему дорог как друг. Поэтому Артур приказал Лансу бежать и никогда больше не появляться, а гулящей жене назначили новую тень. Следом идёт часть, где все обижаются, страдают и слушают Адель. Дальше Арт попадает в засаду на побережье, где его убивают, но перед смертью он успевает подбросить свой меч под названием Экскалибур какой-то тёлке, которая в то время заправляла озером.

— Озёрная фея, — подсказывает Фокси.

— Точно, спасибо, малышка. В общем, Экскалибур в камне на дне озера, Невра после смерти мужа, видимо, совсем нахрен тронулась, отправившись жить в монастырь, чтобы вести монашескую жизнь.

Крис вскидывает ладонь и, взмахивая пальцами, просит разрешения на вопрос.

— Что на этот раз, Роттерс? Хочешь выйти в туалет?

— Просто хочу уточнить: сексапильная королева решила стать монахиней?

— Я так и сказал.

— Нелюбимый избранный муж умер, нет, чтобы сбежать к любовнику, вместо этого она пошла кресты мыть! Да она реально монахнулась на всю голову!

— Кстати, о любовнике, Ланс приезжает, чтобы забрать Невру, но она отказывается, боясь, что его казнят за запретный союз. Как только Ланселот покидает пределы монастыря, за ним приходят люди из Дома стихий и возвращают во двор святая святых, казнив прямо на глазах у Гвиневры. Всё, занавес.

— Отлично, — Лефрой взмахивает пальцами, прося Эндрю подлить ему вина. — А теперь ещё парочка деталей, и мы соберём мозаику. Что так отчаянно искали рыцари круглого стола?

— Святой грааль, — отвечает Гарри, — который дарует бессмертие.

— И в вашем представлении это, скорее всего, какая-то чаша, да?

— Ну да, — Крис кивает, — но вы, видимо, сейчас охренеть как нас удивите.

— В средневековых книгах и романах святой грааль зачастую трактуется как камень. Кроваво-красный камень, очень похожий по описанию на гиацинт, что венчал рукоятку Экскалибура. Два и два будем складывать, дорогуши?

— Речь зашла о математике, Зи, твой выход.

— Отвали.

— Получается, — хмурю брови, — что парни из круглого стола искали то, что было прямо у них перед носом.

— Да, но никто не знал об этом, даже сам Артур, ведь Экскалибур создал невероятно могущественный маг Мэрилин, а этот старый прохвост по силе обгонял всех на свете, можно назвать его прадедушкой Атланты, игравшего на хорошей стороне. Ланселот отчаяннее всех пытался отыскать грааль, потому что об этом его попросила прекрасная Гвиневра, она была очень сильной ведьмой, и в её руках этот камень мог сыграть очень интересную партию. Когда очаровательную озёрную фею поймали, кстати, жаль, что феи вымерли, как вид, милые были создания, такие переливающиеся на солнце крылышки...

— Лорд Лефрой, вы опять чудите, уходя в лирику.

— Озёрная фея была верной подругой Гвиневры, после смерти Артура её поймали, заставив осушить озеро, на дне которого был воткнутый в камень Экскалибур.

— Но если Артур мёртв, — поёрзав на стуле, подаюсь вперёд, — то получается, что меч должен перейти в наследство достойнейшему из достойных. Или его сыну, у него был сын?

— Был, но меч забрала озёрная фея.

— Погодите, — вновь перебиваю я, — хотите сказать, что великий король Артур, умирая, засандалил меч в камень, и самой достойной из всех Экскалибур посчитал фею, несмотря на наличие сына?

— Прости, запретное дитя, как ты сейчас сказала? Что Артур сделал с мечом?

— Засандалил, ну, в смысле — вонзил меч в камень.

Лорд Лефрой беззвучно шевелит губами, словно пробует новый глагол на вкус, а Томлинсон опускает голову, пряча едва заметную улыбку, и я понимаю, что ради его улыбки я готова на всё, даже на то, чтобы король Артур засандалил меч прямо в мою грудную клетку.

— Славный Артур не засандаливал меч в камень, он на последнем издыхании попросил сделать это за него озёрную фею, и свидетелями этому были многие. А когда её попросили осушить озеро — на дне ничего не оказалось, ни камня, ни Экскалибура. Фею начали пытать, и она призналась, что не прятала меч в камень, а применила иллюзорную магию, заставив всех подумать, что меч Артура на дне. На самом деле она отдала его Гвиневре. Королева не знала, что гиацинт в рукоятке и есть, как я подозреваю, грааль, но знала, что у этого камня очень мощная сила, именно поэтому Ланселот, находясь как в составе круглого стола, так и вне его, отчаянно искал грааль, ведь его возлюбленная сказала, что нужен магический предмет неведомой силы, который сможет спасти их любовь и уберечь прекрасного Ланселота от казни.

— Но если меч был у неё, как и камень, — подаёт голос Йоко, — почему она не сбежала с Лансем после смерти Артура?

— Она всё равно боялась, — предполагаю я, — боялась, что их поймают, а её любимого казнят. Таким способом Гвиневра думала, что спасает его. Потому что ни один магический и самый мощный предмет на свете не даст гарантию безопасности для человека, которого ты любишь.

— Ну, нечего было выходить замуж за Арта, — отвечает Томлинсон, глядя на Йоко, — если Гвиневра не была уверена в том, что этот брак и мужик, который идёт в комплекте — навсегда и навечно. Сама виновата. Но у магов, видимо, слишком легкомысленное отношение к собственным чувствам, да и к жизни в целом.

— Её любовь с Ланселотом была запретным союзом, они всё равно не были бы вместе, а Невра лишь хотела уберечь его.

— Серьёзно? — Томлинсон вскидывает брови. — А может быть, Невра была просто эгоистична, боясь испытать боль от собственной потери? Может, она боялась собственной боли сильнее, чем самой потери Ланса?

— Не смей говорить так, Луи, — цежу я сквозь сжатые зубы. — Ты не знаешь, каково это — испытывать подобный страх и ответственность за жизнь человека.

— Почему мне кажется, — вмешивается Крис, — что мы говорим уже не об истории из прошлого?

— В любом случае, — загадочно улыбнувшись, Лефрой разводит ладони в стороны, — в создании лимба многие подозревают Гвиневру, она была могущественной ведьмой, и именно после смерти Ланселота появилось место, которое даёт некоторым теням жизнь после смерти, уберегая от чистилища. Вообще, мне думается, что Гвиневра хотела создать другое заклинание, но её эмоции и неожиданная сила камня создали то, что мы имеем.

— А как вообще люди узнали о лимбе, как поняли, что появилось нечто вроде нового филиала между адом и раем?

— Такое сложно не почувствовать, дорогая, это как если бы ты сидела у себя дома и вдруг учуяла резкий аромат чужого парфюма. Но вернёмся к нашей мозаике. Итак, исчезает меч, и не простой, исчезает Экскалибур, мощнейшее магическое оружие, выкованное из кельтской стали с добавлением двух древних элементов, которые с нашего всеми любимого кельтского переводятся как «битва» и «нарушающий целостность», камнем является не простой гиацинт, а святой грааль, который дарует бессмертие, и если это действительно так, то эта формула очень сильно подходит для шаблона создания лимба.

— Кстати, раз речь зашла о формулах, Зи...

— Завали уже, Томмо.

— И вы думаете, что моя демоническая часть как раз находится в этом камне?

— Думаю, что да, и чтобы освободить её, нужно найти и уничтожить гиацинт. Грааль — сердце лимба, которое становится только сильнее, благодаря заключённым в него душам демонов, пытавшимся проникнуть в лимб. А поскольку мы с очаровательными тенями заключили сделку, в обмен мне бы хотелось получить осколки этого самого камня.

— Но если мы разрушим сердце лимба, то получается, что исчезнет и сам лимб.

— Наверняка, моя милая.

— Значит мы найдём грёбаный камень и разрушим его, тут нечего думать.

— Луи, ты хотя бы понимаешь, что уничтожение подобного камня — преступление, это равно теракту.

— А что ты предлагаешь, Стайлс? — полудемон разводит ладони в стороны. — Жизнь избранной под угрозой, Дом и совет магии вынуждены будут дать нам зелёный свет.

— Но тогда в будущем ни одна тень не сможет попасть в лимб, не получит шанса спастись.

— Меня не волнуют другие тени, Марни, — впервые за всё время разговора Луи наконец-то заглядывает в мои глаза, и в них отражается беспристрастное равнодушие, — меня волнует безопасность избранной воздушной стихии — это моя непосредственная работа. Мой отпуск закончился.

Своими словами Томлинсон ранит меня без ножа, буквально окутывает изнутри колючей, ржавой проволокой, но я это заслужила.

— Там Найлер, — тихо напоминает Оушен, — он всё ещё в лимбе.

— Нет его там, — вздрагиваю, когда Лиам подаёт голос, — он уже мёртв, у него явно не было шансов.

— Что... Что это значит? — спрашивает Фокс. — Что там произошло? Что с Найлом?

Когда Гарри кратко рассказывает о случившемся, Фокси слушает, без остановки качая головой.

— П-простите, мне нужно выйти, — резко подскочив на ноги, она роняет стул и, подняв, тут же роняет его снова, — простите.

— Тише, Фокси, — Зейн касается её руки, пытаясь помочь, но это работает в обратную сторону — девушка одёргивает руки, будто обожглась, и бросается к выходу.

Оушен тут же поднимается из-за стола, отправляясь вслед за подругой, и комната погружается в немое молчание.

— У вас есть хоть какие-нибудь наводки на то, где может быть гиацинт?

— Нет, дорогой Гарри, но Дом и его хранители веками отчаянно, но безуспешно искали грааль, так что если об этом что-то и известно, то только там.

— Отлично, — поджав губы, Томлинсон барабанит пальцами по столу, — значит, будем обращаться по месту прописки.

— Марни, моё милое запретное дитя, — Альфред прикладывает ладонь к груди, — я изо всех сил хочу помочь тебе справиться, а заодно увеличить отведённое тебе время. Скажи, тот отвар помог тебе почувствовать себя лучше?

— Да, очень даже.

— Что ж, — Лефрой щёлкает пальцами, и передо мной появляется стеклянный сосуд, наполненный сушёными травами, — пей его утром и перед сном, ну или как только будешь чувствовать сильную слабость, он поможет протянуть подольше и ненадолго наполнит физической силой.

— Боюсь спросить, — бормочу я, разглядывая банку, — что входит в состав.

— Всего лишь целебные травы и зола из сражённых в бою демонов.

— Я что, пила демонический прах?!

— Фу, — задрот в кедах хлопает ладонью по столу, — ну и дерьмо, демонический каннибализм какой-то. Ты чего, Куп?

— Я же не знала.

— Ну, теперь знаешь, а пить всё равно придётся.

— А теперь давайте ложиться спать, у меня от вас мигрень разыгралась, а завтра рано вставать, ведь меня ждёт партия в крикет с леди Рейвен.

Все потихоньку расходятся, а я остаюсь сидеть на месте, потому что Луи не поднимается из-за стола. Не понимаю, то ли он готов поговорить, то ли просто занят своими мыслями, но я боюсь даже пошевелиться.

Мы остаёмся вдвоём при тусклых свечах, свет которых кажется слишком блёклым на фоне серебристого свечения луны, пробивающегося сквозь многочисленные викторианские окна.

Я не знаю, чего ждать от Томлинсона, не знаю, что он скажет, не могу даже взглянуть на него, потому что до чёртиков боюсь увидеть в отражении голубых глаз презрение.

В этой комнате слишком тихо, слышу стук своего сердца, отбивающего ритм под звуки настольных часов на комоде, стоящего в дальнем конце комнаты. Луи молчит, и я подозреваю, что он собирается с мыслями и пытается отвести эмоции на второй план, поэтому молчу, заживо сгорая в собственном отчаянии.

Мне нужно, чтобы он понял, почему я поступила так, нужно, чтобы он услышал.

Глубоко вздохнув, Томлинсон поднимается с места и тут же садится рядом со мной на столешницу. Сцепив пальцы в замок, он опускает ладони на колени, смотря на меня сверху вниз. Лунный свет и тени опускаются на лицо полудемона, как всегда выигрышно выделяя острые скулы, каштановая чёлка спадает на лоб, а глаза отражают цвет ясного ночного неба.

— Рассказывай, Купер, — тихо просит парень.

Прикрыв веки, с облегчением выдыхаю, а затем принимаюсь сбивчиво рассказывать о внезапном появлении Анны на балу Лефроя, затем о её условиях сделки, нежелании Джейса вступать в брачный союз, моём мгновенном решении и о недоритуале в котором не произошло объединения сил.

После моего рассказа Томлинсон молчит, молчит слишком долго, глядя перед собой, и с каждой прошедшей секундой я чувствую, как он закрывается и отдаляется от меня всё сильнее. Это похоже на медленную пытку, будто я застряла в лабиринте, где бетонные стены постепенно сужаются, собираясь превратить меня в пыль.

— Прошу тебя, Лу, — срывается с моих губ дрожащий шёпот, — скажи хоть что-нибудь.

— Я, чёрт возьми, не знаю, что сказать тебе, Купер, — прикрыв веки, парень потирает лоб. — Даже смотреть на тебя не могу.

— Я должна была спасти тебя, Луи, я дышать без тебя не могу, понимаешь? Я не могла жить с мыслью о том, что тебя больше нет, ты, как никто другой, заслуживаешь жизни. Ты... Господи, — крепко зажмурившись, качаю головой, — прости меня, пожалуйста, прости, что не сказала, но я не знала как, просто не могла сделать этого. Я ничего не чувствую к Джейсу и...

— Я знаю это, — напрягая скулы, он коротко кивает. — Знаю, что не чувствуешь, и это самое страшное. Не надо смотреть на меня так, Марнс. Мы с тобой мечтали о свободе, не раз говорили об этом, я погибал с мыслью о том, что ты будешь свободна, сможешь прожить нормальную жизнь, о которой мечтала, это были наши планы, помнишь? Это придавало мне сил. Я держался за эту мысль в лимбе, надеялся, что ты учишься в университете, смотришь сериалы и фанатеешь от очередного гея. А ты предала всё, во что мы верили, предала саму себя, нас.

— Как я могла вернуться к нормальной жизни? После всего, что было, после того как я потеряла тебя. Как?

— Ты хотя бы пыталась?

— Нет, — честно отвечаю я.

— Я был мёртв, Купер, но ты пришла за мной. С какой целью? О чём ты думала, когда соглашалась на всё это дерьмо? Вернула меня, лишив себя всего. Вернула, чтобы я смотрел на твой брак с Джейсом, на то, как ты лишила себя свободы, живя с человеком, которого не любишь. И я сейчас даже не могу у***ь этого говнюка вместе с его мамашей, потому что если меня казнят, то я не смогу помочь в поисках грёбаного камня. Я не могу позволить себе оставить тебя во второй раз, не хочу, чтобы ты вновь проходила через это, но вернув меня к жизни, ты связала мне руки, Марнс. И что прикажешь мне делать сейчас? Что, чёрт возьми, мне делать?

Хриплый голос надломлен, Луи зол, но при этом он не знает, что делать. Теперь он так же, как и я, продумывает каждый шаг, каждое действие, которое может привести к необратимым последствиям, но он делает это не потому, что боится за свою жизнь, он, как и прежде, пытается спасти меня.

— У меня нет оправдания этому, Лу, я лишь знаю, что по-другому не могла, потому что если жив ты, то тогда жива и я.

— Знаешь, в момент смерти, единственное, что спасало меня от испытываемой боли, была мысль о том, что ты будешь свободна. Я понимал, что тебе будет нелегко начать всё с чистого листа, но ты сильная девочка, и я был уверен, что ты сможешь. Но вот мы здесь, за эти полгода ты лишь научилась ненавидеть своё происхождение и саму себя. Эта сторона убивает тебя, а ты без раздумий связываешь свою жизнь с человеком, который на подсознательном уровне ненавидит то, кем ты являешься. Я здесь, прямо перед тобой, ну и как, — Томлинсон разводит ладони в стороны, — ты действительно чувствуешь себя живой?

— Чувствую, — кивнув, быстро утираю слёзы с щёк. — И очень сильно.

— Как-то слабо верится. К тому же, боль и вина не самые лучшие спутники жизни, Марнс.

Как бы я хотела сказать ему о своих чувствах, но сейчас признание в любви будет ошибкой, это только разозлит Луи ещё больше.

— Боль и вина здесь ни при чём. Я ведь чувствую себя живой не потому, что смогла исправить ошибки или вернуть долг.

— Да что ты говоришь?

— Я знаю, что ты злишься, но что мне оставалось делать, Лу? Этот чёртов мир забрал тебя у меня, несправедливо взял твою жизнь вместо моей, но я возвращалась за тобой не из-за чувства вины, я возвращалась за тобой, только за тобой. Мне было неважно, какую жертву нужно принести для того, чтобы увидеть тебя хотя бы на секунду. Дело в тебе, всегда было только в одном тебе. Я не могла есть, спать, дышать, мне хотелось просто услышать твой голос, хотелось почувствовать на себе твой взгляд, хотя бы на секунду оказаться в твоих руках. И даже если ты больше никогда со мной не заговоришь, я буду знать, что твоё сердце бьётся, потому что ты должен быть жив.

— Я смирился со своей смертью, смирился в тот момент, когда понял, что ты не останешься в этом мире, сбежишь, начав нормальную жизнь. А ты возвращаешь меня и, чёрт возьми, приковываешь себя к этому миру, вступая в брачный союз. Получается, что мы отымели смерть для того, чтобы жизнь была невыносимее смерти? Отличный план, Купер, просто превосходный.

— У меня не было выбора, Луи.

— Был. У вас всех был выбор, нужно было грохнуть грёбаную Анну в ту же секунду, о чём вы вообще нахрен думали? Я даже сейчас злиться на тебя нормально не могу из-за того, что твоя жизнь под угрозой, а под угрозой она потому, что ты решила вернуться за мной, а по пути выскочить замуж за Джейса... А нет, я всё-таки злюсь. Твою мать, — прикрыв веки, парень сжимает переносицу, — какого хрена я сейчас трезвый?

— Это были условия сделки, Лефрой мог и отказаться, если бы мы вдруг убили её. Мы не знали, чего от него ожидать, это был единственный шанс за долгое и страшное время, я не могла рисковать. Когда мы были в доме Лукреции, и ты проявил себя, а затем за тобой пришёл всадник, я поняла, что не могу терять ни секунды, я должна тебя вытащить. Как тогда, когда тебя заперли в клетке из танзанита, помнишь? Я должна была сделать для этого всё, что было в моих силах. Я поговорю с Джейсом и...

— И что, — перебивает Томлинсон, пожимая плечами, — что тогда? В этом мире любовь считается абсолютной моногамией, Марни, думаешь, что выросший в этих условиях Болейн, который, к тому же, испытывает к тебе чувства, просто возьмёт и отпустит тебя? Вряд ли. Но даже если так, то ты всё равно откажешься от нас в пользу моей безопасности, я прав?

Раскрыв губы, я не могу найти слов, и Луи издаёт грустный смешок.

— Помнишь, в чём раньше была наша сила? Мы с тобой говорили друг с другом, говорили о проблемах, которые могут встать у нас на пути, мы боролись со всем этим дерьмом вместе, и у тебя было время в лимбе, чтобы рассказать, было предостаточно времени, пока мы были в комнате, но ты решила промолчать. Или просто не хотела портить мне сюрприз?

— Как я могла сказать тебе, что пожертвовала нами и свободой ради того, чтобы ты жил? Я боялась твоей реакции, боялась, что ты бы сразу пошёл убивать Джейсона, а после этого последовала бы казнь. Я не знала, как ты отреагируешь, поэтому не могла сказать, а потом ты признался, сказал эти слова и, — прикрыв веки, запускаю пальцы в волосы, сжимая их на затылке. — Я просто не смогла, Лу.

— Во всём опять виноваты мои чувства. Ты не смогла сказать мне, что предала всё, во что мы верили и за что боролись из-за того, что я произнёс вслух то, что мы оба и так знали, верно?

— Нет, конечно нет! Одна мысль о том, что я причиню тебе боль, сводит меня с ума, но видеть тебя сейчас, знать, что ты жив... Это то, ради чего есть смысл просыпаться по утрам. Я ненавижу себя за это, но при этом, пусть это и прозвучит ужасно, я не жалею о том, что сделала, потому что если не у меня, так хотя бы у тебя будет шанс начать всё с самого начала.

— Ровно до этого дня я был уверен, что эмоционально неуязвим для всей этой идиотской сентиментальной боли, — невесело усмехнувшись, парень покачивает головой, — спасибо, что развеяла мой собственный миф, Купер.

Сморгнув слёзы, протягиваю пальцы, чтобы взять его за руку, но Луи отводит ладонь, и от этого моё сердце с грохотом падает вниз.

Опустив ресницы, полудемон замолкает ненадолго, а когда он поднимает взгляд, то в его глазах отражается лишь разочарование и холод, который обычно предназначается врагам.

— Знаешь в чём между нами разница? Если бы мы поменялись местами, то после всех пройденных нами испытаний, я бы рискнул всем, рискнул даже твоей жизнью, просто потому что уверен в том, что мы справимся, что вдвоём мы неуязвимы. Ты бы тоже так сделала, прежняя ты. И ты предлагала мне сбежать накануне схватки с Атлантой, помнишь? Ты и сейчас хочешь сбежать. Но просто уже сама не знаешь кто ты, верно? Потерялась в собственных вопросах, страхах, мыслях, и я понять не могу, чего ты хочешь от меня сейчас, Марни. Прощения, понимания? Но как принять и понять человека, который даже сам себя принять не может? Я не узнаю тебя, Купер, и боюсь, что та девушка, которую я полюбил, умерла в ночь битвы вместе со мной.

Любой физический удар — ничто по сравнению со словами Луи. Он будто толкнул меня в бездну, чувствую, как рвётся каждый нерв, каждая клеточка, я падаю на изрезанное дно пропасти, где в моё сердце вонзается острая каменная пика, пронзая грудную клетку насквозь.

— Луи, я...

— Нужно заварить эту штуку, — подхватив стеклянный сосуд, парень поднимается на ноги. — Иди в комнату, Марнс, тебе нужно отдохнуть.

— Ты ведь знаешь, — сдавленно говорю я, глядя ему в спину, — что прежняя я ещё здесь, знаешь, что мной управляли чувства к тебе.

Томлинсон замирает у выхода, его пальцы напряжены так сильно, что стеклянная банка под ними вот-вот лопнет.

— Не нужно говорить мне эту херню про долбаные чувства, Купер, — бросает он, не оборачиваясь, — не после всего, что я узнал сегодня вечером.

Хотелось бы, чтобы Луи как можно громче хлопнул дверью, не сдерживая эмоций, но он прикрывает её очень тихо, почти бесшумно, и почему-то именно это окончательно добивает меня.

Подавив истерику, опираюсь ладонью на столешницу, с трудом поднимаясь на ноги. Сквозь окна смотрю на готическую церковь напротив, искренне ненавидя место, на пороге которого я предала всё, что было мне дорого. Луи прав, я действительно умерла вместе с ним в ту страшную ночь.

Приглядевшись, замечаю в темноте фигуру на ступенях церкви, подойдя ближе к окну, щурюсь, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, и узнаю в этом очертании Лиама. Уперевшись локтями в колени, парень сидит, обречённо опустив голову.

Я не могу злиться на Лиама за то, что он выложил все карты на стол, ему больно, он потерял близких ему людей дважды, а мы, обретя рядом тех, в ком так сильно нуждались, только и можем ругаться, тая в груди кучу дурацких секретов.

Выйдя из обеденного зала, возвращаюсь в просторный холл, мраморный пол усеян драгоценными камнями, которые абсолютно ничего не значат для нашей компании, разве что для Криса, уверена, что он всё же спрятал парочку алмазов в свой задротский карман.

Железных погон нет, следом от их пребывания осталась лишь вмятина в стене и расплывшееся вишнёвое пятно у самого основания лестницы.

Проскальзываю к массивным входным дверям. Ночной прохладный воздух тут же обнимает меня, заставляя кутаться в халат, на улице ни души, светит всего лишь парочка фонарей и окна из дома лорда.

Мои шаги отдаются приглушённым эхом, но Лиам не слышит или просто делает вид, он даже не поднимает головы, когда я опускаюсь рядом.

Мы молчим, и это какая-то разрушительная тишина, она буквально сдавливает виски.

— Хочу, чтобы ты знал, я не злюсь на тебя, Ли.

Вздохнув, друг поднимает голову, но даже не смотрит в мою сторону, уделяя внимание горящим окнам в доме напротив.

— Мне всё равно, что ты чувствуешь, Марнс.

— Это неправда, — подтянув носки с Патриком и Спанч Бобом повыше, упираюсь локтями в колени, думая, что такого сказать, чтобы вывести Лиама хотя бы на самый простой диалог. — Что делаешь тут?

— Молюсь.

— Почему не внутри?

— Потому что внутри эта церковь больше напоминает кабаре, и у меня будет ощущение, что я молюсь какой-нибудь развратной девке в чулках и блёстках.

Хмыкнув, покачиваю головой.

— Вижу, что Томлинсон не убил тебя, даже копьё в глаз не воткнул.

— Да, он просто тихо возненавидел и разочаровался.

— Есть за что.

— Знаю.

— Можно тебя попросить кое о чём?

— Конечно.

— Уйди, Марни, — он наконец поворачивает голову, чтобы взглянуть в мои глаза, — просто уйди сейчас. Нам предстоит поездка в Дом, поиски камня, и я обещаю, что буду помогать в этих поисках, сделаю всё, что от меня потребуется, но я не хочу, чтобы мы общались, не хочу шутить с тобой и успокаивать, делиться чем-то. Знаю, как это звучит, но хочу решить всё здесь и сейчас.

— Даже не смей просить о таком, мы больше, чем друзья, Ли, и что бы ты там не говорил, мы одна семья, я не дам тебе переживать всё это дерьмо в одиночку. Не надо отталкивать меня, потому что это бесполезно, можешь хоть драться со мной.

— Ты не понимаешь, да? Я хочу свалить от всей вашей компашки как можно дальше, чтобы не видеть никого из вас, но твоя жизнь под угрозой, и я обязан...

— Ты не обязан, — перебиваю я. — Забудь ты об этом камне, я не хочу говорить о нём, не хочу говорить о Луи, Джейсе, я хочу поговорить о тебе, Лиам. Я знаю, что если бы не я с этой идеей, то тебе никогда не пришлось бы переживать всё заново, и я просто обязана попросить у тебя за это прощение. Я люблю тебя, Пейно, ты один из самых дорогих мне людей, ты моя семья, и мне очень жаль, что по моей вине ты проходишь через это, но...

— Заткнись уже, Марнс, — судорожно выдохнув, он пробегается пальцами по волосам. — Я не виню тебя, но тебе лучше держаться от меня подальше, потому что все, кого я люблю — умирают. У меня кроме бабушки и тебя нет никого ближе на всём этом грёбаном, мать его, свете, а теперь Лефрой говорит о том, что ты можешь умереть. Я не хочу верить, но посмотри на себя, ты никогда не выглядела так хреново, даже с самого жуткого похмелья. Меня всё это пугает до усрачки. Пугает даже мысль о том, что тебя может не стать.

— Эй, что значит я хреново выгляжу? Меня бросил только что воскресший парень из-за того, что я вышла замуж за другого, это, — указываю на себя пальцем, — официальное лицо абсурда и депрессии, как я по-твоему должна выглядеть?

Пейн сурово смотрит на меня несколько долгих секунд, а затем сдаётся, издавая короткий смешок, и я хочу открыть шампанское, потому что считаю это маленькой победой.

— Мне нужно как-то возненавидеть тебя, Марнс, вдруг это поможет спасти тебя. На мне будто сраная чёрная метка, которая убивает всех, кто становится мне дорог. Если с тобой хоть что-нибудь случится, то я... Я уже не вывезу, Марни.

— Со мной всё будет хорошо, — протянув руки, обнимаю необъятного Пейна, но он так и сидит, как каменная статуя, держа ладони на своих коленях, поэтому я просто опускаю голову на его плечо, продолжая крепко обнимать, — обещаю.

— Только не надо давать обещаний.

— Но я буду, ты от меня никогда не избавишься, слышишь? Я задницу порву, но буду рядом.

— Не обязательно рвать задницу, эти рваные анальные жертвы мне ни к чему.

— Но я порву и свою, и твою, и Джейсона, раз уж я теперь его жена. Рваные задницы как смысл моей жизни, и всё ради тебя, Пейно.

— Заткнись, — тихо усмехнувшись, он наконец-то обнимает меня, заключая в тёплые объятия, и у меня такое чувство, что меня стиснул медведь, в тело которого заключён обогреватель, но клянусь, это самое уютное чувство на свете.

— Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но мне жаль, Ли, — шепчу я, — очень жаль.

— Знаю, — выдыхает он, — мне тоже.

Одно из окон дома со скрипом раскрывается, а затем из него выглядывает слишком уж счастливый задрот в кедах.

— Эй, Куп, я тут твой коктейль из демонических трупаков сварил, тебя ещё долго ждать? Он ведь остынет.

— Какого... Почему меня вообще зовёшь ты?

— Потому что я твоя новая медсестра, — облокотившись на подоконник, он подпирает щёку ладонью, походя на замечтавшуюся влюблённую девочку. — Твои парни заняты, кэп прикладывает лёд к лицу, а бывший раздрочил себе руку. Остальные заняты выяснениями отношений, одному мне есть до тебя дело, ну, разве я не душка?

— Что, — поднимаюсь на ноги, — что Луи сделал? Раздро... Что?

— Раздрочил, — сжав ладонь в кулак, Крис выбрасывает руку вперёд, имитируя удар, — вдолбил в стену, прям вдрючил по золотой лепнине Лефроя, там вмятина, кровища, стена раздрочена, рука тоже. Ну и разозлила же ты его!

В этот момент из окна противоположной стороны дома показывается Малик с далеко не добрым выражением лица.

— Роттерс, заткнись уже нахрен или я раздрочу твоё грёбаное гнездо, — его низкий голос эхом прокатывается по пустынной улице, а затем Джафар переводит взгляд на меня. — А ты... — вместо продолжения фразы полудемон демонстрирует мне фак, которым проводит вдоль горла. — И вообще, ложитесь все спать, нам рано вставать, потому что нужно возвращаться в Дом и искать этот сраный мифический камень!

Не успеваем мы ответить, как в середине здания прямо между ребятами раскрывается ещё одно окно, из которого показывается разъярённая Лукреция.

— Может, хватит уже орать?!

— Только тебя здесь не хватало, — Малик закатывает глаза. — Вали залипать на фотки Гарри и не раздражай меня своим голосом.

— Ты... — рыжие волосы развеваются на ветру, походя на пылающий факел. — Да я тебя... Я...

— Ага, завтра расскажешь, — Джафар тут же со злостью захлопывает окно.

— Животное, ненавижу! — Котовски также скрывается за захлопнувшейся рамой, резко задвигая плотные шторы.

Слава Богу, что мы все не соседи на постоянной основе, потому что это катастрофа.

— Эй, Зейн, — Крис чуть ли не вываливается из окна, перегибаясь через карниз, — что за агрессия на пустом месте? Я просто позвал Марни выпить отвар, хотел наладить общение, ведь я заварил его сам, хоть и брезгую этой трупачной пыли. Ну, раздрочил Томмо руку, ну, с кем не бывает? Главное, что я вовремя помог его подопечной, я хороший парень, о котором обязательно нужно замолвить словечко перед миссис Мэдлок, правда, Куп?

На этот раз окно открывает не Малик, а Томлинсон, даже ничего не сказав, парень запускает в сторону «домика» Криса фиолетовую комету, стремительно летящую прямо в парня. Ойкнув, Роттерс вовремя прячется внутрь, и яркий энергетический шар пролетает мимо.

Рассмеявшись, задрот вновь показывается из укрытия.

— Мазила! — выкрикивает он, выбрасывая средний палец. — Или как сказали бы во Франции «ля мазила»! Кстати, ребята, я уже говорил, что жил пару недель в Провансе?

Крис, кажется, забыл, что демоны обладают свойством перемещаться, и пока он старательно пытается высмотреть соседей в окнах, то совершенно не замечает появившегося сзади Томлинсона, который хватает друга за шкирку, увлекая в глубь комнаты, а затем наступает оглушающая тишина.

— Думаешь, — тихо спрашиваю я у Лиама, продолжая смотреть в раскрытое окно, — он его убил?

— Надеюсь. Или пусть парни хотя бы гнездо ему разобьют, он слишком много болтает.

***

Мы возвращаемся в дом, где царит абсолютная тишина, будто все сговорились и сбежали обратно в лимб. Я хочу и одновременно с этим боюсь столкнуться с Луи, не знаю, как мы будем общаться, будет ли он игнорировать меня, но я успокаиваю себя одной и той же мыслью, которая крутится в моей голове на повторе:

Он жив.

Захожу в комнату и вздрагиваю от неожиданности, когда вижу Оушен, девушка опускает на прикроватную тумбочку золотистый кубок с отваром, мерзкий вкус которого я буду помнить, кажется, всегда.

— Я принесла новую порцию, Крис случайно уронил предыдущую, — Оуш кивает на стену, и я издаю короткий смешок, увидев расплывшееся пятно коньячного цвета.

Видимо, Роттерс решил использовать коктейль, поддерживающий мою жизнедеятельность, как снаряд.

— Спасибо, — улыбнувшись, присаживаюсь на край кровати. — Как там Фокси?

— Она вернулась обратно в Дом, сказала, что ей нужно проверить свою подопечную, — девушка натягивает улыбку, а затем шумно выдыхает, покачивая головой. — Я чувствую себя так ужасно, Марни. Если бы я только знала, что мы когда-нибудь вернёмся на эту сторону, даже если бы это произошло через сто лет, я бы никогда не...

— Я знаю, — поджав губы, киваю. — И Фокс знает, просто ей нужно время. Она сейчас пытается понять собственные чувства, смерть Зейна доломала её, Оуш, и только чувства к нему поддерживали в ней силу и желание жить. Вы её семья, она рада вашему возвращению, но при этом не понимает, как это всё произошло.

— Я пыталась поговорить с ней, но пока бесполезно, Фокс не хочет обсуждать это.

Вздохнув, она присаживается рядом. Внешне Оушен походит на невероятно сексуальную и уверенную в себе Анджелину Джоли в роли миссис Смит, но в её глазах сейчас отражается какая-то детская растерянность, словно ребёнок, которому мама сказала посидеть пару минут в машине, подождать и ни в коем случае не открывать никому дверь, ведь мама скоро придёт, но время тикает, а она всё не возвращается и не возвращается.

— Когда я попала в лимб, то только и делала, что переживала о ребятах, гарнизоне, детях, которые остались там, но мне было спокойно, потому что я знала, что, несмотря ни на что, мальчики присмотрят за друг другом, за Фокс и за детьми. Но когда в лимбе появился Найлер, мне показалось, что я умерла во второй раз. Затем появились ребята, и тогда мы все потеряли надежду. Знаешь, при жизни мы часто обсуждали, что возможно именно мы сможем сделать что-то хорошее, сможем помочь новому поколению теней, сможем хотя бы немного улучшить их жизнь. Но нас не стало, и мы больше ничего не могли сделать, не могли никому помочь. Мы не знали, будет ли кто-нибудь бороться. Мы действительно перестали верить.

Сдув спадающую на лицо прядь волос, она покачивает головой.

— Но у меня были мои чувства к Найлу, я держалась на плаву благодаря им, а затем я рассказала ему обо всём, призналась, но Найлер мягко намекнул, что ничего не выйдет, он относится ко мне как к сестре. Он был так добр, и это убило меня в очередной раз. Мне не с кем было поговорить, Томмо был сам не свой, Айви уходила в рисование, не замечая никого вокруг, Гарри советовал просто смириться, потому что никак не мог понять, откуда столько сердечных переживаний, ну, — Оуш издаёт тихий смешок, — сама знаешь Стайлса. Крис вечно пропадал, гуляя по лимбу, он каждый божий день уходил в попытках найти потайную дверь, которая вывела бы его в мир живых. Зато Зейн всегда был готов поговорить.

С грустью улыбнувшись воспоминаниям, Оушен опускает взгляд на свои переплетённые пальцы.

— Знаешь, я никогда не видела его таким. Зи был спокоен, от него исходило абсолютное умиротворение, с его плеч спал тяжёлый груз ответственности, не нужно постоянно быть настроенным на волну подопечного, бояться упустить что-то и не спасти. Однажды он сказал, что чувствует, что был рождён именно для этого, каждый сделанный вздох вёл его к тому, чтобы однажды помочь миру магии, помочь людям. В лимбе не было сна, поэтому мы просто говорили и говорили, убивая время, которое равно бесконечности. Зейн как-то сказал, что если бы там и был сон, то он бы впервые в жизни по-настоящему выспался. Мы с ним всегда были друзьями, Марни, подшучивали друг над другом, я никогда бы не подумала, что смогу испытывать к нему чувства. Парни из гарнизона немного грубые, моментами жестокие, а Найлер не такой, от него исходили тепло и свет, именно поэтому я и влюбилась в него, он безвозмездно дарил любовь всем окружающим, ничего не требуя взамен. А Зейн был всё тем же, мы с детства друг друга знаем, страшно представить, сколько раз мы дрались, пока были детьми, — она грустно усмехается, — но при этом Зи стал каким-то другим. Знаешь, как бывает в мире людей: дети дружат, а затем кто-то переезжает в другой город из-за работы родителей, и связь теряется, а потом они встречаются спустя много лет уже взрослыми и знакомятся заново, но при этом они знают друг друга. Что-то похожее испытала и я, мы словно знакомились заново.

Крепко зажмурившись, она качает головой.

— Может, мы просто оба хотели секса или... Я не знаю, правда не знаю, как это всё вышло. Может, нужно было проводить меньше времени друг с другом, но что ещё делать, когда ты застрял в вечности и даже не можешь спать? Поэтому мы просто говорили друг с другом без масок, каких-то ролей. Зейн потрясающий человек, Марни, он красив не только снаружи, но и внутри. Я всегда знала это, любила его, как и всех ребят, но там в лимбе... Он был обычным парнем, это внутреннее смирение и спокойствие преобразило его, мы вместе переживали за Луи, вместе пытались помирить Криса со всеми, кому он выносил нервную систему, мы просто постоянно были вместе, и я не знаю в какой момент это произошло, не знаю, в какой момент поняла, что у меня чувства к этому идиоту. Я всю свою жизнь отчаянно искала любви и заботы, а сейчас я сама вдруг захотела дарить её человеку, который, к слову, моментами просто невыносим. И этот человек принял меня такой, какая я есть, это сравнимо кладу, который ты искал всю свою жизнь, а он всё это время лежал в твоём шкафу.

И тут я вижу то, чего не замечала прежде — при всей своей неподражаемой красоте Оушен до жути неуверенна в себе, у неё куча заморочек и комплексов, которые она не показывает, но Зейну каким-то образом удалось развеять эти страхи.

Утерев слёзы, Оуш натягивает улыбку и пожимает плечами.

— Я бы никогда не причинила Фокси боль, я люблю эту малышку больше всего на свете, поэтому даже в мыслях не допущу совместного будущего с Зи. Но в тот момент в лимбе у нас с Зейном были только мы и беспросветная вечность, мы были мертвы, но рядом друг с другом чувствовали себя живыми, чувствовали себя людьми. Как это возможно, Марни, как можно чувствовать себя счастливой, будучи мёртвой?

— Думаю, что на этой стороне быть мёртвым, — обхватив пальцами кубок, опускаю взгляд, разглядывая тёмную вязкую жидкость, — единственный способ стать счастливым и действительно обрести свободу. Страшно признавать это, Оуш, но это так. Ты не должна винить себя за то, что произошло в лимбе, не должна винить себя за чувства, которые появились в тебе в тот момент, когда, казалось бы, надежды ни на что уже нет. Я уверена, что Фокс поймёт тебя, да, ей будет больно, но она поймёт, потому что любит вас и желает вам счастья. Умоляю вас, ребята, хватит уже разбрасываться чувствами, которые можно испытывать в открытую, когда можно не бояться, что каждый вздох любимого человека может стать последним только из-за одного твоего влюблённого взгляда. Любовь — это такой редкий дар, а в случае Джафара, который обычно ведёт себя, как пьяный пират, захвативший не тот корабль, знать, что он испытывает подобное чувство... Я выпью за вас, ребята.

Подношу кубок к губам и, крепко зажмурившись, делаю большой глоток. Утерев рот тыльной стороной ладони, морщу нос, пытаясь бороться с рвотным позывом.

— Что, — на лице Оушен мелькает сочувствие, — совсем пить невозможно, да?

— Ну, не пина-колада, конечно, — сделав глубокий вдох, отставляю напиток на прикроватную тумбочку. — Оуш?

— Да?

— Я пью мёртвых демонов, это просто мечта сатанистов. Что за дерьмо творится с моей жизнью?

Мягко рассмеявшись, она треплет меня ладонью по плечу; где-то в глубине дома слышится грохот и смех Криса, на что Оушен качает головой и отправляется проверить всё ли в порядке.

Оставшись с отваром один на один, решаю не допивать его, отложив на утро, потому что сейчас эта физическая слабость играет мне на руку, я просто провалюсь в сон, где не буду думать о сегодняшнем дне.

***

Просыпаюсь я от того, по чему очень сильно соскучилась — крики Лукреции и Зейна, которые ругаются уже с самого утра, только в этот раз в игру вступают ещё и Валенсия с Крисом, взаимные оскорбления и унижения продолжаются до тех пор, пока Стайлс вежливо не разгоняет всех, призывая начать сборы в дорогу.

Боюсь выходить из комнаты, боюсь увидеть Луи, но при этом тайно мечтаю, что он зайдёт, знаю, что в этом нет смысла. Хотя смысла уже ни в чём нет.

Принимаю душ и собираю вещи в рюкзак, голова раскалывается, тело ломит словно у меня высокая температура, допиваю мерзкий отвар и присаживаюсь, чтобы передохнуть, потому что запыхалась так, будто вернулась с пробежки, а не складывала одежду.

Раздаётся стук в дверь, и всё внутри неприятно сводит от разочарования, потому что это не Луи, а Джейсон. В руках у него кубок со свежей порцией отвара, и от одного лишь горького запаха трав к горлу мгновенно подкатывает тошнота.

Щека Болейна распухла, у основания челюсти темнеет фиолетовое пятно, думаю, что сейчас капитану больно даже говорить.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо, только допила вчерашнюю порцию мёртвых демонов, поэтому пока не горю желанием браться за добавку. И прости за это, — указываю на его щёку, — всё из-за меня.

— Это было ожидаемо, — он отмахивается, опуская кубок на тумбочку. — Все собраны, ждём только тебя и Валенсию.

— Я собрана.

— Почему тогда не выходишь?

— Прячусь, — усмехнувшись, присаживаюсь на подоконник. — Что делать с Валенсией? Она знает кое-что, что может принести проблемы.

— Лукреция попросила меня поговорить с сестрой, — вздохнув, парень опускается рядом, — я объяснил Валенсии, что лучше держать рот на замке, потому что если вскроются подробности, то она вообще вряд ли когда-либо найдёт себе достойную партию для брака, и тогда её ждёт вечная жизнь изгоя в бедности, где Сия никогда не сможет позволить себе даже новый наряд.

— Надавить на эгоистку её же интересами, ради себя она точно будет молчать. Умно, Джонсон, очень умно. Она едет с нами в Дом?

— Да.

— Дерьмо, мне ведь теперь даже не взорвать её.

Усмехнувшись, Джейсон опускает взгляд вниз, проводя ладонью по волосам. Замечаю, как сильно трясутся его пальцы, он бегло обводит взглядом комнату, а грудная клетка часто вздымается мелкими рывками, будто его вот-вот стошнит от запаха моего зелья с демоническими трупами.

— В чём дело, Джонсон?

— Я, — прикрыв веки, он качает головой, — чёрт возьми.

— Джейсон?

— Прости меня, Марни.

— Я уже говорила, что ты не виноват в том, что произошло в церкви, это я тебя попросила.

— Я прошу прощения не за это.

— Ох, нет, даже не хочу слышать продолжение.

— Пока вы были в лимбе, я виделся с матерью...

— Вот теперь точно не продолжай, — перебиваю я, вскидывая ладонь.

— Она уже успела разослать всем письма, рассказывая о нашей помолвке, похвасталась, что теперь наша семья в родстве с избранной, — крепко зажмурившись, он тяжело вздыхает, сжимая пальцами колени. — Весь высший свет будет в курсе моего нового семейного положения, а твоё поведение с Томлинсоном, ваши переглядки — в обществе сразу это заметят. Ты ведь сама знаешь, что вам двоим всё равно не быть вместе и...

— Я не буду разговаривать с тобой о Луи, Джейс, — цежу я сквозь сжатые зубы.

— Даже сейчас твоя реакция выдаёт тебя. Я не могу позволить себе опозориться, не хочу, чтобы моя жена выставляла меня идиотом с рогами перед людьми. Тем более связь с тенью — это вообще за гранью разумного.

— Охренел?! Никакая я тебе не жена! Всё это... Боже, я даже всерьёз не воспринимаю этот брак, я...

— Обряд был совершён, всё произошло по закону нашего мира, Марни, — перебивает он, — мне жаль, но теперь ты несёшь ответственность не только за себя, но и за нас в целом.

— Нет никаких нас, Джейс, — щёлкаю пальцами перед его лицом, — проснись.

— Я понимаю твои эмоции, но если не хочешь, чтобы Томлинсона казнили за вступление в запретный союз, то ты должна вести себя так, как и подобает супруге. Я не требую от тебя ничего кроме как верности и адекватного поведения на людях, не говорю о любви, о чём-то интимном, просто не выставляй меня идиотом, хорошо?

Сморгнув слёзы, качаю головой, не веря в услышанное. Подхватив кольцо Томлинсона, висящее на цепочке прямо над моим сердцем, сжимаю пальцами знак моей верности и любви к Луи. Я предана этому парню телом и душой, и эта, казалось бы, логичная после всего произошедшего просьба Джейсона никак не укладывается в моей голове.

— Джейсон, пожалуйста...

— Прости, — отрезает парень.

Он протягивает ладонь, быстро проводя ею над моей рукой, и на наших безымянных пальцах появляются золотые кольца. С моих губ срывается самая грубая брань, которой обычно пользуется Джафар, рывком пытаюсь снять кольцо, но оно словно припаяно к коже.

Стиснув зубы, изо всех сил тяну этот помолвочный капкан в безуспешных попытках скинуть его ко всем чертям.

— Не снимешь, — выдыхает капитан, направляясь к двери, — это же магия.

— Я ненавижу тебя, — выдыхаю я, — ненавижу всем сердцем.

— Ты должна войти в моё положение, ведь я пошёл на этот брак только из-за того, что ты попросила об этом. Рисковала не только ты, я также рисковал своей репутацией, рисковал будущим рядом с девушкой, которая испытывает чувства к тени. Да, и ещё, — капитан оборачивается, застыв в раскрытых дверях, — Томлинсону лучше думать, что ты носишь это кольцо добровольно, мне не нужны очередные разборки. Давай просто покончим с вашим прошлым, ради спокойного будущего для всех, включая Луи. И мне правда жаль, Марни, но я не король Артур, так что, если вдруг ваши отношения перейдут допустимую грань, помилования к Ланселоту от меня можно не ждать.

Подскакиваю на ноги и, схватив золотистый кубок с отваром, бросаю его в Джейса, но снаряд не достигает цели, звонко ударяясь о закрытую с другой стороны дверь.

Колени подводят, и я медленно оседаю на пол, глядя на вязкие капли зелья, стекающие вниз по двери.

Что я наделала?