Four elements. Limb

Глава 9

Передо мной тот самый Луи Томлинсон, которого я так отчаянно ищу. Тот, кого я потеряла в ночь, когда он отдал за меня свою жизнь. Мой идеальный и жутко саркастичный мистер Зефиркин.

— Я вообще-то уволился, Купер. И за это дерьмо, — приподняв уголки губ, полудемон указывает на мёртвого безликого, — мне вряд ли заплатят.

Смотрю на него не в силах сказать и слова. Всё еще боюсь, что это сон, боюсь, что он сейчас растворится, но я точно знаю, что это мой Лу, моя тень, парень, с которым мы прошли через море препятствий.

— Ты...— голос пропал, и мне приходится прочистить горло, чтобы реанимировать свои голосовые связки. — Ты не забрал отпускные при увольнении, вот, пришла вернуть. Да и Библия о твоей чёлке не дописана, а мне нужна моя муза.

На красивом лице Томлинсона играет серьёзное и даже суровое выражение лица, он не улыбается, нет даже намёка на улыбку.

Тело бьёт мелкой дрожью, продолжаю неподвижно лежать на земле, приподнявшись на локтях, пока он подходит, а затем медленно опускается рядом со мной на корточки.

Мы смотрим друг другу в глаза, будто пытаемся оценить реальность происходящего. В воздухе витает оранжевая дымка, палит солнце, которое потихоньку заволакивают мутные облака, но я не чувствую ни жары, ни холода, я вижу перед собой тёмно-голубые глаза, такие же чистые и глубокие, как ледяные воды в какой-нибудь Антарктике.

Луи погиб больше полугода назад, шансов не было, мы потеряли друг друга, но Лу нашёл способ достучаться до меня даже с того света, вновь рискнул собой, и теперь мы в лимбе. Это мы, не иллюзии и сны, это на самом деле мы.

Мне до жути хочется прикоснуться к нему, но я всё еще боюсь, что Томлинсон исчезнет, растает как прекрасное воспоминание. Всё ещё не знаю, как отреагирует моя нервная система. Всё еще боюсь, что лимбу удалось обмануть меня.

В голубых глазах с серыми вкрапинками невозможно прочесть эмоции, они темнее обычного, а это значит, что Томлинсон злится, и это точно из-за того, что я здесь, что я пожертвовала чем-то и рискнула своей безопасностью, оказавшись тут. Луи не любит, когда мне грозит даже малейшая опасность, мои необдуманность и решительность, несмотря на риск, всегда выводили его из себя.

Мне нужно сказать ему, что у нас мало времени, что мы обязательно выберемся отсюда вместе. Нужно сказать, что я люблю его так сильно, что готова отдать Лефрою не только десять лет, но и целую жизнь.

Мне просто нужно сказать, что я люблю его.

— Луи...

Замолкаю не в силах подобрать слов. Я хотела сказать ему столько всего, мне казалось, что будь у меня возможность, то не хватило бы даже столетия, чтобы сказать всё то, что я хочу, но на деле всё, что я могу — лишь хрипло выдохнуть его имя.

Но кажется, что этого достаточно, потому что во взгляде голубых глаз что-то меняется, ломается холодная стена из недоверия и злости, будто его имя из моих уст служит заветным заклинанием, которое топит ледяные стены.

— Знала бы ты, как сильно я хочу отругать тебя сейчас, — тихо говорит парень, — но к чёрту. Иди ко мне.

Луи протягивает руки, а меня не нужно просить дважды. Подавшись вперёд, буквально врезаюсь в грудь парня, чтобы крепко обнять его за шею и, наконец-то, впервые за эти полгода выдохнуть с желанием жить.

Взрыв внутри. Яркая и громкая вспышка пронзает мои разум и тело, как только я чувствую его родные объятия.

Я больше не отпущу его, ни на секунду не отпущу.

— Я так чертовски сильно скучал по тебе, Купер, — шепчет он, отчего натянутая внутри меня нитка, которая сдерживала эмоции, рвётся, и истерика тут же подкатывает к горлу.

Вцепившись пальцами в мягкую ткань толстовки, прижимаюсь как можно крепче к твёрдой груди, а когда чувствую руки Томлинсона на своей спине, то это срабатывает как очередной взрыв, который приводит к внезапной истерике, и я уже не могу сдержать рыданий.

Снова чувствую себя слабой рядом с ним, снова могу позволить себе быть слабой. Больше никто и ничто не причинит мне зла, и не только потому, что Луи защитит, а потому, что мы вместе, а когда мы вместе, то уничтожим любое проявление зла, потому что в моменты опасности мы боремся не за собственные задницы — мы защищаем друг друга.

Все иллюзии лимба со счастливыми картинками — ничто по сравнению с настоящим Лу.

Сердце бешено бьётся тройными рывками, и я боюсь, что оно проломит мою грудную клетку и больно ударит Томлинсона по рёбрам. Лёгкие вот-вот порвутся от частых вдохов и всхлипов; пытаясь заглушить рыдания, утыкаюсь носом в его плечо, и Луи прижимает меня к себе так сильно, что мышцы начинают больно гореть, но мне нравится ощущать эту приятную боль.

— Какого хрена ты наделала, Купер? — тихо спрашивает полудемон, зарываясь пальцами в мои волосы. — Чёрт возьми, что же ты наделала, глупенькая.

Чуть отстранившись, заглядываю в родные глаза, но по-прежнему крепко сжимаю в онемевших пальцах толстовку, боясь отпустить.

Луи бережно проводит большими пальцами по моим щекам, вытирая с них влажные дорожки, а я всё никак не могу успокоиться.

— Я не могла без тебя, Лу, просто не могла, понимаешь? — качаю головой, потому что всхлипы мешают говорить, дыхание сбивается и рвётся, а идиотские рыдания сотрясают мои плечи. — Только мы с тобой против целого мира, воздушное войско, верно?

Остатки злости в голубых глазах Томлинсона исчезают, а затем он напрягает острые скулы, словно один лишь вид моих слёз приносит ему физическую боль. Хочу сказать, что он не виноват в моих слезах, не виноват в том, что произошло — кто угодно, но только не Луи. Но я вновь не могу вымолвить ни слова.

— Верно, — выдыхает он, а затем разбивает меня прикосновением мягких губ к виску, после чего вновь крепко прижимает к себе.

Его ладонь ложится на мою щёку, и, прикрыв веки, я тут же льну к ней, наслаждаясь теплотой и силой его руки.

Луи прикасается своим лбом к моему, опускаю дрожащие пальцы на его щёки, тёплое дыхание пляшет на моих губах, каждую клеточку тела буквально трясёт, и я не знаю, что может быть правильнее нас двоих.

Томлинсон оставляет невесомый поцелуй на моих губах, затем ещё один и ещё, будто боится, что я растворюсь в воздухе, а эти нежные поцелуи являются для нас обоих проверкой на реальность. А затем он накрывает мои губы своими, даря глубокий и страстный поцелуй, который беспощадно сжигает всё живое во мне. Сжигает, потому что я понимаю, что каждая секунда без Луи была прожита зря. Сжигает дотла, чтобы у***ь ту девушку, что потеряла надежду. Он возвращает меня к жизни.

Запускаю ладонь в мягкие каштановые волосы, и в этот момент понимаю, что уже не смогу жить без этого парня. Я действительно не смогу сделать даже крошечный вдох, если его не будет рядом.

Кровь плавится в венах, в лёгких сгорает воздух, дыхание сбивается, чувствую, как слёзы режут глаза даже сквозь прикрытые веки. Мы будто продолжаем наш последний поцелуй, тот момент во время схватки с Атлантой, когда Луи знал, что мы больше не увидимся, когда он знал, что на исходе последние секунды его жизни.

Нам сейчас так мало друг друга, так сильно мало. Он запускает пальцы в мои волосы, а я могу только прижаться как можно ближе, стараясь не разрыдаться по новой.

Этим поцелуем мы говорим друг другу обо всём: о чувствах, сожалениях, о том, как сильно скучали, о том, что пережили вместе и по раздельности. О том, что мы так и не смогли исполнить то, что хотели.

Вспоминаю день его смерти. Снова. Письмо, которое он оставил заранее, песни, где через тексты говорил о том, чего нельзя сказать вслух из-за правил. Клетка, миссис Мэдлок, сообщившая о том, что ребят уже нет. Я потеряла его, потеряла, чтобы вновь найти.

Но если мы — это неправильно, то что такое любовь? Как объяснить этому миру, что мы не хотим ничего, кроме как быть друг с другом? Нам не нужны войны, власть, магия, статус. Мы сбой в программе этой стороны, ну и к чёрту нас, дайте нам быть этим сбоем. Мы просто хотим быть вместе. Неужели любить человека так сильно, это действительно неправильно?

И возможно, что этот поцелуй — наш последний, потому что миссис Болейн вряд ли отстанет от меня после грёбаного брачного ритуала с её сыном. Все и всё против нас, даже Лиам понимает, что нам с Луи нельзя быть вместе, ради его же безопасности.

Я тоже понимаю это, но как же тяжело далось это осознание.

И если получится вернуть Томлинсона, то мне в любом случае придётся оттолкнуть его от себя. Но только не сейчас, потому что если я сделаю это, то Луи поймёт, что что-то не так. Он начнёт искать правду, а если этот парень ищет что-то, то он обязательно найдёт.

Мне придётся отпустить его, чтобы иллюзия с казнью в тронном зале никогда не воплотилась в жизнь. Это ради него. Вообще всё на свете только ради него.

Эмоции берут верх, и я издаю всхлип сквозь поцелуй.

Чуть отстранившись, Луи аккуратно сжимает мои щёки, чтобы взглянуть в глаза, на губах полудемона наконец-то появляется улыбка, от которой всё внутри меня начинает светиться, чувствую себя грёбаной рождественской елью, которая придавила бедного фамильяра сэра Гатвика.

Его улыбка — свет, а я как ребёнок, который до жути боится темноты, и мне катастрофически сильно нужен этот свет. Улыбка всегда была самым сильным оружием Томлинсона, против которого я бессильна.

— Привет, Купер, — шепчет он, поглаживая мою щеку большим пальцем.

— Привет, Томлинсон, — издав глупый смешок, вновь обнимаю его за шею. — Не верю, что нашла тебя, — выдыхаю я, — боялась, что не успею.

— Ты не должна была идти к Лефрою, не должна была рисковать, Марнс.

— Не должна, знаю, но я хотела этого...

— Что он попросил взамен? — внезапно перебивает парень, и этот вопрос звучит как приглашение в кабинет директора, где меня будут отчитывать.

— Что? — натянув улыбку, моргаю, как идиотка, пытаясь придумать ответ.

— Купер, — Томлинсон хмурит брови, — не тяни время, ты услышала мой вопрос.

Паника. Паника. Паника.

— Я думала, что для начала ты захочешь услышать о том, как сильно я скучала и...

— Марни, — любой намёк на улыбку исчезает с красивого лица полудемона, — пожалуйста, не испытывай моё терпение. Что ты сделала для того, чтобы попасть сюда?

Злой и нетерпеливый Луи Томлинсон с того света хуже Валенсии, ей-богу.

Я знала, что этот вопрос может возникнуть, но даже не задумывалась над ответом, потому что была сосредоточена лишь на возвращении Луи, а теперь придётся импровизировать.

Так, что я могу сказать? Всё, что угодно, лишь бы не говорить о Джейсоне и нашем новом семейном положении.

Что бы мог попросить Альфред? Думай, Марни, думай быстрее!

— Ладно, он... Он попросил достать один артефакт, а ещё помочь с поимкой фамильяра.

— И что за артефакт?

Отлично, я даже не уверена, что правильно понимаю значение слова «артефакт», ну и что мне говорить?!

— Это... Как же оно называется, — шмыгнув носом, прикусываю губу, — печать Азазеля.

Ладно, это единственное, что я слышала от самого Лефроя, и пусть эту печать ему достала Анна, это уже не важно. По вопросам Томлинсона не сложно догадаться, что он ничего не знает об условиях и нюансах того ужасного вечера.

— Печать Азазеля? И вы достали её? Чёрт возьми, — Луи вскидывает брови, — вы? Сами?

— О, ну спасибо за веру в нас, кретин.

Усмехнувшись, парень ловит пальцами мой подбородок, призывая взглянуть в глаза.

— Дальше.

— Дальше?

— Зная Лефроя, он воспользовался бы возможностью по максимуму, а значит, он не ограничился бы одной печатью.

Так, теперь мне нужно рассказать часть правды, потому что иначе Луи ни за что не поверит мне.

— Ну, — поморщив нос, пожимаю плечами, — он взял по десять лет нашей жизни, а ещё нашу кровь, но совсем немного.

Голубые глаза вновь темнеют, переходя из лазурного в глубокую синеву. Сжав челюсть, Луи отстраняется, а затем и вовсе поднимается на ноги.

Кряхчу, в неловких попытках подняться следом, но парень подхватывает меня за подмышки и в секунду ставит на землю, а затем проходится туда-обратно, пробегаясь пальцами по каштановым волосам.

Сказать, что Томлинсон в ярости — всё равно что ничего не сказать. Кулаки сжаты, вены на тыльной стороне ладони выделяются на фоне побелевших костяшек, острые скулы напряжены, и я точно знаю, что если бы здесь можно было пользоваться магией, Луи уже забросил бы пару фиолетовых комет в ветхое здание напротив.

— Лу...

Тут же замолкаю под его строгим взглядом и, обняв себя за талию, боюсь сделать даже крошечный вдох. Я уже и забыла, каково это — слушаться кого-то без лишних просьб.

Томлинсон останавливается напротив, и я легонько вздрагиваю, боясь продолжения.

Чёрт возьми, этот парень красив даже в ярости, и я просто не могу найти в себе силы на то, чтобы хоть каплю сожалеть об отданном Лефрою десятилетии и крови. Для меня это ничто по сравнению с возможностью вернуть Луи.

— Я одного понять не могу, — произносит он ледяным тоном, разводя ладони в стороны, — вы все там, нахрен, с ума сошли?

Прикрыв веки, делаю глубокий вдох, боясь даже ответить, но мне и не нужно, потому что Луи продолжает монолог:

— Мало того, что вы отдали по десять лет своей жизни, так ещё и свою кровь. х**н знает, что Лефрой с ней сделает, и только не говори мне о том, что он собрался кормить ею своих фамильяров, это полная херня, — тут же говорит парень, как только я раскрываю губы в попытках оправдаться. — Десять лет, Марнс. Десять. Ты ведь не знаешь, сколько именно тебе отведено, а я, — вздохнув, он качает головой, — чёрт возьми, я хочу, чтобы ты жила так долго, что смогла бы увидеть, как растут твои внуки. А ты просто берёшь и даришь психу в колготках свои десять лет.

Это заявление выбивает почву из-под ног, и приходит моя очередь злиться.

— Смотреть на то, как растут мои внуки?! Прости, и как же я это сделаю, интересно, если ты тусуешься в лимбе? Чтобы были внуки, нам для начала нужны дети, — оглядываюсь по сторонам, — здесь вообще работает зачатие?

Поджав губы, Луи внимательно смотрит на меня, а затем всё же сдаётся, выдавая слабую улыбку.

— Я имел в виду внуков и детей, за которыми не будет охотиться магический совет, в попытках у***ь. Детей не от запретного союза.

— О, хочешь сказать, что сидишь тут в лимбе и видишь, как я рожаю детей от разных магов, да?! Ты сейчас серьёзно?

— Хочу сказать, что я злюсь, — сжав челюсть, полудемон качает головой. — Нет, я просто в грёбаном бешенстве из-за того, что ты отдала свои десять лет.

— Десять лет? Ты отдал за меня свою жизнь, — шагнув вперёд, выставляю указательный палец. — И только попробуй сейчас сказать, что это была твоя работа и обязанность! Прости, но я пришла сюда за тобой, и по окончанию таймера мы отправимся на ту сторону вместе, ясно? Я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения на всё это дерьмо, Луи!

Томлинсон словно не слышит меня, опустив взгляд, он внимательно рассматривает цепочку на моей шее, а точнее висящее на ней кольцо. Он знает, что оно принадлежит ему, знает, что я ни за что не стала бы носить кольцо Дерека после всего, что произошло.

Поймав пальцами украшение, Луи ещё несколько долгих секунд изучает его, а затем поднимает взгляд, от которого всё в груди начинает гореть.

Как сейчас помню тот момент, когда я надевала этот металлический символ гарнизона на его палец. Комната, пропитанная моим страхом и отчаянием, разбросанные по кровати толстовки, от которых исходит головокружительный аромат ментола и лайма. Слёзы, поцелуи, одежда летит на пол, руки, взорванные лампочки, фиолетовые искры. Грёбаный Джейсон. А затем утро и кольцо на побледневшей, холодной руке с засохшими следами моей крови.

На губах полудемона виднеется едва заметная улыбка, когда он сжимает пальцами кольцо и цепочку, а затем легонько тянет её на себя, чем заставляет и меня саму податься вперёд, а моё идиотское сердце бешено колотится в груди уже не от злости, а от трепета, пока я медленно приближаюсь к парню.

— Марнс? — тихо зовёт он, и от одного лишь звука приглушённого хриплого голоса по моему телу бегут мурашки.

— Лу?

— Нужно уходить, мы слишком долго находимся здесь.

— Знаю, но у нас ещё, — поглядываю на часы на запястье, — три часа и сорок минут, мы не можем переместиться на ту сторону раньше времени. Или ты хочешь проверить теорию о зачатии?

— Я имел в виду конкретно это место, — усмехнувшись, Томлинсон указывает на мёртвого безликого. — Скоро сюда заявятся его друзья.

— Я сразу так и поняла, просто сообщила тебе о времени. А вопрос про зачатие... Ну, — пожимаю плечами, — это просто в твоём стиле, вот я и решила уточнить.

Ох, дерьмо.

— Ну, разумеется. Это вполне в моём стиле.

— Да, именно.

Протянув руку, Луи переплетает наши пальцы, ведя меня за собой, и я тут же сжимаю его ладонь в ответ, планируя не выпускать его руку вплоть до окончания таймера.

— Обычно, когда после смерти меня приходит спасать красивая девушка и говорит о том, что она рискнула своей жизнью ради меня, то первое о чём я думаю, так это о зачатии, а не о том, как бы спасти её и вернуть всё то, чем она пожертвовала.

— Слышу сарказм, но я думаю...

— Думаешь? Так значит, — парень вздыхает, нежно проводя большим пальцем по моим костяшкам, — ты всё-таки умеешь думать, да? Тогда почему не сделала этого, когда подписывала договор с дьяволом в парике?

Томлинсон качает головой, а я даже не знаю что ответить, ведь всё, что я могу — это любоваться им с каким-то детским восторгом, потому что я всё ещё никак не могу осознать реальность происходящего.

— Купер, — тихо усмехнувшись, парень легонько пихает меня локтем, — ты в порядке? Выглядишь так, будто можешь думать только о зачатии и ни о чём другом. Я ведь мертвец, как никак, в тебе есть хоть что-нибудь святое, некрофилка?

— Боже, тебя даже смерть не исправит!

— Ух, шутки про смерть теперь наши фавориты, да? Фраза «до смерти красив», наверное, обрела для тебя новый смысл.

— Ты идиот. Нет, правда, ты идиот.

— Смотри-ка, что это я делаю? — облизнув губы, парень демонстративно проводит кончиками пальцев по каштановой чёлке. — Готов поспорить, что ты буквально в шаге от того, чтобы завизжать.

— Ничуть, — фыркнув, качаю головой. — Нет, Луи, серьёзно, ты больной?

— Возможно, ведь я пытаюсь отвлечься и болтать ни о чём в тот момент, когда хочу кричать на тебя за то, что ты натворила. И, клянусь, я буквально на грани того, чтобы устроить тебе самую настоящую истерику в стиле классического Джейсона Болейна.

Издав тихий смешок, замолкаю ненадолго, пытаясь не думать о реальности и о том, что ждёт нас на той стороне.

— Марнс, — Томлинсон чуть крепче сжимает мою ладонь, — ты уверена, что рассказала мне всё об условиях сделки? У нас мало времени, и мне нужны все детали, чтобы помочь тебе, а заодно нам нужно придумать, как вернуть годы, которыми вы расплатились за это путешествие.

— Да, конечно, это всё. Большего мы бы и не смогли сделать, — выдохнув эту ложь, чувствую себя ужасно, но я просто не могу сказать о том, что обручена с Джейсоном. — И если я смогу вернуть тебя обратно, то мне не нужны эти годы, Лу.

Нужно быстро сменить тему, потому что Томлинсон щурит голубые глаза, явно понимая, что я сказала не всё. Он слишком хорошо меня знает, к тому же я не понимаю, чувствует ли он сейчас мои эмоции, а они говорят сами за себя.

— Кстати, кто был этот мужик в костюме? Всадник смерти?

— Нет, всадники питаются душами, а этих мы называем падальщиками, они питаются всем, что видят. Это просто неповоротливые дебилы, которых слишком легко у***ь.

— Ну, — обернувшись на мёртвого безликого, вздрагиваю даже несмотря на то, что он лежит уже на приличном от нас расстоянии, — я бы не сказала, что они неповоротливые.

— Может, если бы во время тренировок, ты была сосредоточена на занятии, а не пялилась на меня вожделенным взглядом, то думала бы иначе. А так вся практика полетела к чертям, сколько раз я говорил тебе, Купер, сначала работа, а потом уже мечты обо мне.

Усмехнувшись, сжимаю его ладонь крепче, пока разношу подошвами кед пыль под ногами.

Ловлю на себе взгляд Томлинсона и понимаю, что испытываю смущение, пропитанное волнением и трепетом. Чёрт возьми, ведь Луи погиб, я отдала десять лет Лефрою, умудрилась выйти за Джейса, и сейчас моё тело неподвижно лежит на полу дома Альфреда, пока мы ментально находимся в каком-то другом измерении... А я чувствую грёбаное смущение?!

Хорошо, давайте так: моя душа гуляет по вестерновскому фильму за ручку с мертвецом — это звучит как сон Квентина Тарантино, и последнее, что я должна сейчас испытывать — трепет. Но Томлинсон в этот момент уже не наигранно и слишком искусно поправляет чёлку кончиками пальцев... Бог ты мой, это точно не рай?

Мне до невозможности сильно хочется спросить об остальных ребятах, но я очень боюсь услышать ответ, поэтому задаю другой вопрос:

— Как ты нашёл способ связаться со мной? Я ведь знаю, что все те разы это был ты, я твой почерк из тысячи узнаю.

— Когда мы только попали сюда, то я очень долгое время не мог почувствовать тебя, не знал, что с тобой, и это дерьмо убивало меня. Я оставил тебя в мире, где большая половина людей живёт по чокнутым правилам, да к тому же никак не может принять тот факт, что в избранной течёт демоническая кровь. Не хотел, чтобы кто-то даже подумал о том, чтобы обидеть тебя.

— Может, ты не мог меня почувствовать, потому что после схватки я практически сразу отправилась на ту сторону? Там же маленькая концентрация магии, поэтому не удавалось уловить связь, я вернулась только через полгода, и, видимо, тогда ты смог меня почувствовать.

— Да, уловить связь было невозможно, и меня пугало это, потому что я не знал, что с тобой: освободилась ли ты из-под надзора Дома, начала ли жизнь на свободе, о которой мечтала, не знал, взяла ли ты новую тень. Чёрт возьми, — невесело усмехнувшись, Луи покачивает головой, — я даже не знал, жива ли ты.

— Ты ведь знаешь, что я никогда бы не взяла новую тень, ты всегда будешь единственным человеком, которому я безоговорочно доверяю свою жизнь, Лу. Ты... Ты всегда будешь единственным.

— Поосторожней с выражениями, Купер, — полудемон посылает мне взгляд, от которого всё внутри закипает, — потому что после такого заявления я действительно начинаю думать о том, что мы можем потратить оставшееся время на проверку теории о зачатии.

Пока моя фантазия уносит меня в страну под названием Пошляндия, Томлинсон возвращается к серьёзной части нашего диалога:

— Несмотря на все эти опасения, до меня дошло, что если бы с тобой что-то случилось, то ты в любом случае оказалась бы здесь, поэтому я успокоился.

— Разве я попала бы в лимб? Я метила в ад, потому что в рай я вряд ли попаду — в детстве я украла шоколадку в супермаркете, а ещё я много вру, пила алкоголь и путалась с одним невыносимым демоном, а ещё... — замолкаю, когда на губах Томлинсона появляется мягкая улыбка. — Ещё я, кажется, отошла от темы. Почему ты думаешь, что после смерти я бы оказалась здесь?

— Мне жаль говорить об этом, но проход в рай тебе точно закрыт, и это не из-за того, что ты путалась с демоном, но они играют роль в этой истории.

— Моя кровь?

— Да. Но на пассажира для ада ты не смахиваешь, хоть ты и воруешь шоколадки, а заодно хочешь меня так сильно, что раздаёшь тёмным магам свои десятилетия. Лимб хранит в себе души тех, кого некуда определить, и ты вполне подходящая кандидатура для этого места.

— Это место что-то вроде класса коррекции, да?

— В каком-то смысле — да, — усмехнувшись, Луи кивает. — Поэтому я уверен, что мы с тобой встретились бы даже после смерти.

— Ну нет, — поморщив нос, качаю головой, — я же была бы старой и морщинистой.

— Так в чём проблема? — натянув улыбку, он вскидывает брови. — Отдай Лефрою ещё пару десятков лет, тебе ведь не жалко.

Поджав губы, посылаю полудемону недовольный взгляд.

— А когда ты впервые оказался рядом со мной? Как почувствовал связь?

— В тот момент, когда я резко начал улавливать твой пульс и эмоции, то был уверен, что потихоньку схожу с ума. Но потом я услышал твой голос, Марнс, и ты обращалась ко мне. Связь была с жуткими помехами, но твои пульс и голос были как свет маяка в темноте. Я сам не понял, как переместился на ту сторону, что-то словно бросило меня к тебе, будто я всё ещё жив и примчался, чтобы посмотреть, что ты опять там натворила. Тогда я увидел тебя у древа вечной жизни, всю разбитую, ты плакала, и было чертовски страшно осознавать, что я ничем не могу помочь. А ещё ты была в форме Дома, и я не знал, что происходит сейчас в твоей жизни, почему ты вообще там, а не наслаждаешься свободой.

— Миссис Мэдлок со своими идиотскими правилами о внешнем виде, пришлось надеть.

— Чёрт возьми, — усмехнувшись, Томлинсон покачивает головой, — вот по кому я точно не соскучился — так по этой старой стерве. Когда я увидел тебя в слезах, да ещё и в форме, то пытался подать знак, хотел хоть как-то помочь тебе, но я был как грёбаный Патрик Суэйзи в начале фильма «Привидение» — нихрена не получалось. Но потом я понял, что если подам знак, то ты наделаешь глупостей.

— Но ты оставил послание на телефон, это ведь был ты.

— Да, — не разрывая наших переплетённых пальцев, Луи перекидывает руку через мою голову и опускает на моё плечо, прижимая ближе к себе. — Это был первый и последний раз, когда мне удалось так долго задержаться рядом с тобой, твой разговор с Джейсом выбесил меня, я не хотел, чтобы ты даже думала о том, чтобы идти к Лефрою. Но подать знак всё равно не получалось.

— Тебе легче всего управляться с техникой.

— Именно, поэтому когда я увидел в руках Майки телефон, то буквально выдохнул, потому что понял, что сейчас зол настолько, что смогу использовать магию. В лимбе мы уже давно просекли, что лучше не рисковать лишний раз, чтобы не привлекать внимание всадников смерти, но я всё же рискнул, и тут же отключился, очнувшись в лимбе. Я тогда даже не понял, это всё было реальностью или же лимбу стало скучно, и он внушил мне эту короткометражку.

— Если бы я только знала, что использование магии принесёт тебе вред, то я ни за что на свете не стала бы просить подать знак.

— Знаю, Купер, но ты не представляешь, что значит вновь услышать твой голос, вновь иметь возможность увидеть тебя, но если я рядом и не могу помочь, то зачем я тогда вообще рядом, верно?

Подняв взгляд, пытаюсь найти подходящие слова, но они все кажутся такими идиотскими и неправильными. Ведь то, что только что сказал Луи... Эти слова принадлежат не наставнику, они принадлежат именно парню, который испытывает ко мне чувства. И от одного лишь осознания этого я не знаю, как успокоить бурю смешанных эмоций в груди, которые вот-вот разорвут меня на части.

— В следующий раз я почувствовал угрозу твоей жизни.

— Стробоскоп в клубе, — тихо вспоминаю я.

— Да, связь была максимально хреновой, я только и делал, что пытался поймать твою волну, ни черта не выходило, но в какой-то момент твой пульс начал сильно зашкаливать, а затем будто оборвался, не знаю как, но я снова оказался рядом. Этот кретин швырнул тебя на сцену, и меня ослепила ярость. В жизни не чувствовал себя настолько беспомощным, но мне ничего не оставалось, кроме как ждать, когда этот урод пройдёт под стробом.

— А всадники? Они ведь чувствуют магию, как они не поймали тебя?

— В первые разы всё проходило бесследно, я слишком быстро исчезал с их радара, а может и проявление магии было незначительным, но однажды мы всё же встретились.

— Момент с радио, — прикрыв веки, глубоко вздыхаю. — Лефрой сказал, что ты мог сгореть от собственной магии. Чёрт возьми, — потираю лоб, — Луи, мне жаль, что я была такой эгоисткой, если бы я только знала...

— Эй-эй, — остановившись, он бережно обхватывает ладонями мои щёки, — ты не эгоистка, откуда тебе было знать, верно? И перестань винить себя за то, что произошло, ты ни в чём не виновата, Марнс, слышишь? И если тебя привело сюда только чувство вины, то можешь проваливать.

— Но...

— Я серьёзно, если ты здесь только из-за чувства вины, то мне о не о чем с тобой говорить, ты зря пришла.

Выпустив мою ладонь, Луи пожимает плечами, и идёт вперёд, а я тут же нагоняю его и ловлю за руку.

— Я пришла к тебе не из-за чувства вины, но я не могу не чувствовать это, понимаешь? Я пришла сюда за тобой, и вина тут ни при чём, но она давит и душит меня каждую секунду.

Прикусив губу, Томлинсон смеряет меня долгим взглядом, я знаю, что он не хотел, чтобы я винила себя, он говорил об этом даже в письме. Луи пытается достучаться до меня, но я осознаю свою вину, слишком остро её чувствую, поэтому не совсем понимаю, как можно искренне простить себя за то, что произошло.

— Ты снился мне каждую ночь, — шепчу я, запуская пальцы в волосы, — снился в кошмарных снах, Луи, и я передать тебе не могу, насколько реалистичны были эти сны. Как я могу не винить себя, как?

Силуэт полудемона становится расплывчатым из-за толстой пелены застывших в глазах слёз, и я судорожно выдыхаю, покачивая головой.

— Прости, не хочу показаться плаксой, но с моей нервной системой творится какое-то дерьмо, не знаю, что с этим делать.

Вместо ответа Луи делает то, что успокаивает меня лучше всего на свете — он крепко обнимает меня, прижимая к своей груди.

Мы просто молчим некоторое время; опустив подбородок на мою макушку, Томлинсон терпеливо ждёт, пока эти объятия помогут мне восстановиться, а когда он оставляет невесомый поцелуй на моём лбу, я прикрываю дрожащие веки, понимая, что это прикосновение мягких губ является для меня самым мощным успокоительным в мире.

— Ну как ты там, — тихо спрашивает парень, покачивая меня в объятиях, — готова поговорить?

— Да, — шмыгнув носом, выдаю слабую улыбку и чуть отстраняюсь, чтобы взглянуть в голубые глаза, от одного вида которых у меня внутри всё переворачивается. — Готова.

— Тогда давай отталкиваться от самого начала, — послав мягкую улыбку, Луи заправляет прядь волос мне за ухо. — Когда всё только началось, ты была простой школьницей, у тебя была обычная жизнь. К тому же, скорее всего, в детстве ты получила моральную травму из-за тёти, которая мечтает жить в... Где там Пэни мечтает жить, я забыл?

— В Англии.

— Точно, и я уверен, что в Англию она хочет только для того, чтобы с разбегу сесть на Биг-Бен, ведь огромные игрушки из сексшопа её уже не устраивают, нужен формат побольше.

— Луи!

— В общем, хочу сказать, что тебя вбросили в мир магии, о котором ты ни черта не знаешь, заставили бороться со злом, о котором ты тоже ничего не знаешь. Всё это дерьмо навалилось на тебя, и ты чертовски здорово справилась со всеми препятствиями. Я горжусь тобой, и не могу понять, почему ты винишь себя.

— Потому что... — моя грудная клетка тяжело вздымается от частых вдохов, и я бегло отвожу взгляд в поисках ответа, пока Луи не ловит мой подбородок, заставляя взглянуть в глаза и ответить честно: — Потому что тебя больше нет.

— Меня не стало только по одной причине — я был недостаточно силён, проиграл в борьбе за нас с тобой, именно у меня не хватило мощности, ты здесь совсем ни при чём, Купер, ты избранная и поверь, силы в тебе более, чем предостаточно. Здесь я облажался. Ну как, есть ещё идиотские аргументы в пользу твоей вины?

— Я опустила ладонь на камень.

— Нет, Марнс, — приподняв уголки губ, Луи качает головой, — это я опустил твою ладонь на камень. Знаешь, — протянув руки, он опускает их на мои плечи, сцепляя пальцы в замок за затылком, — пока что ты понапрасну тратишь время моего отпуска этими аргументами.

— Но я позволила тебе это сделать, позволила опустить руку на камень.

— Потому что ты понимала, что это правильно. К тому же, ты всегда меня слушаешься.

— Понимала, что это правильно? — сморгнув слёзы, качаю головой. — Нет, как может быть правильным исход, в котором я теряю тебя?

— Кто тебе так хорошо мозги промыл? Почерк Лукреции на лицо, интересно, — прикусив губу, он оборачивается по сторонам, — эта рыжая уже здесь? Есть для неё пару ласковых слов.

— Она здесь ни при чём, Эклеровски больше на Лиаме отыгралась, чем на мне.

— Тогда я тем более не понимаю, в чём дело.

Луи проводит большими пальцами по моим щекам, а затем ведёт ниже и, коснувшись линии челюсти, склоняется надо мной, чтобы внимательно взглянуть в глаза, в которых он словно ищет какие-то ответы.

Создаётся впечатление, что этим серьёзным взглядом Томлинсон пытается вычислить, где в моей голове поломка и одновременно с этим пытается подобрать те слова, которыми он сможет до меня достучаться, и я знаю, что он это сделает, это ведь всё ещё мой наставник, который знает, как направить мои мысли в правильное русло.

— Всё это время я думал лишь о тебе, о нас. И поскольку у меня здесь было дохрена свободного времени, то я проигрывал в голове разные вариации событий той ночи, но всё сводилось лишь к одному варианту, потому что-то, что произошло — единственный правильный исход.

Набираю в грудь побольше воздуха перед тем, как ответить, но Луи мягко опускает большой палец на мои губы, явно прося заткнуться, а затем он склоняется ближе, даря нежный поцелуй поверх прижатого к губам пальца, касаясь лишь уголков, и это крошечное действие уносит меня во времена нашего первого недопоцелуя и грубого нарушения правил, в ту ночь мне приснился кошмарный сон, а Томлинсон, только освободившись из клетки, разбудил меня, прогнав все кошмары. Его свет всегда рассеивал тьму вокруг меня.

— Знаешь, почему ты позволила мне опустить твою ладонь на камень? Потому что если бы ты этого не сделала, то случилась бы катастрофа. Давай на секунду представим: все ребята уже приступили к кровавой печати, мы были последними, верно? Если бы ты не опустила руку на камень, и я остался жив то, что было бы дальше, Марнс? Помнишь, как ты сама не могла оторвать ладонь? Значит и остальные не смогли бы. Помимо теней, Лиам бы точно погиб. Не знаю, спасли бы камни предков Лукрецию и Йоко, но Атланта выбралась бы наружу и убила всех, кого мы любим. И что дальше? Думаешь, мы бы смогли наслаждаться жизнью? Нет, вина из-за смерти друзей и близких убивала бы тебя, и тут я уже не смог бы тебе помочь, потому что чувствовал себя так же, как и ты. Вот в подобном исходе, где из-за нашего эгоизма погибли все наши близкие — вина имеет место быть. Но в ту ночь мы все кого-то потеряли, действовали быстро, не успев подумать, так какого хрена вина должна висеть на тебе?

— Но ведь я знала об опасности и не сказала ребятам.

— А у тебя было время подумать над этим и рассказать? Ты сама знаешь, что времени не было, и так же знаешь, что остальным не нужно было знать.

Луи с такой лёгкостью развеивает мглу внутри меня, что я хватаюсь за последний аргумент, которым меня попрекают слишком часто:

— А если при объединении наших сил всё пошло не так именно из-за моей демонической крови, вдруг мощности не хватило из-за этого? Помнишь, как наши силы долго не объединялись? Вдруг всё произошло из-за меня?

— Помнишь, как я сказал тебе, что ты глупенькая? Так вот, забудь. Ты идиотка.

— Боже, хотя бы ради этих слов стоило проделать такой путь. Умеешь ты радушно встречать гостей, Томлинсон.

— Как ты вообще можешь сомневаться в силе своей крови? Чёрт возьми, Марнс, мы с тобой единственные за всю историю существования магии, кто каким-то образом может поддерживать связь даже после того, как одного из нас нет в живых. Такого никогда раньше не было, понимаешь? Твоя кровь определённо сильнее, чем у чистокровного мага, все, кто осуждает тебя за неё — боятся, не знают, на что ты способна, и это заставляет их нести всякое дерьмо и принижать тебя, лишь бы ты не поверила в себя. Так что твоя кровь помогла расправиться с Атлантой и уж точно никак не причастна к тому, что произошло со мной. Ты ведь сама это знаешь. Знаешь, что эта кровь — твоя сильная сторона, с каких пор тебе нужно напоминать об этом, Купер?

Я разучилась верить в себя, зато научилась ненавидеть своё происхождение. С тех пор как Луи не стало, то с каждым днём без него я ненавидела себя всё больше, но пара минут с ним, и я вновь чувствую прилив сил, обретаю веру.

— Ну, так что, — он посылает мне слабую улыбку, — ответишь по секрету на вопрос: ты правильно сделала, когда позволила мне опустить твою руку на камень?

— Я отвечу «да», только при учёте того, что мы выберемся отсюда. И это произойдёт очень скоро, — опускаю взгляд на часы — 3:30, странно, но время здесь будто замедлилось. — Нужно найти ребят... Боюсь спросить, остальные тени ведь здесь?

Проигнорировав вопрос, Луи указывает взглядом за мою спину.

— Мы почти на месте.

Он кивает в сторону неприметного здания, стёкла выбиты, седая паутина, вцепившись в пустынные рамы, уныло болтается на ветру. Сложно сказать, что в этом месте кто-то живёт. Хотя вся местность и так выглядит как город мёртвых в стиле вестерн.

Повернувшись к Луи, замечаю, что цвет его лица стал заметно бледнее; плотно сжав челюсть, парень держится за рёбра, но как только он замечает мой взгляд, то тут же натягивает улыбку, набрасывая на себя непринуждённый вид, и подталкивает в сторону ветхого здания.

— Лу, ты очень бледный.

— Знаю, но как-то не было времени загорать.

Протянув руки, опускаю пальцы на его щёки, кожа больше не ледяная, какой была в утро после битвы с Атлантой, но теперь Томлинсон словно горит изнутри, будто его температура явно выше сорока градусов по Цельсию, и обычный человек был бы уже мёртв, только вот Луи не обычный человек, и он уже мёртв.

— Чёрт возьми, ты весь горишь.

— Я правда в порядке, Марнс, — он натягивает капюшон толстовки, будто и вовсе замёрз, — я ведь не совсем жив, так что теперь это моё перманентное состояние.

Он врёт, и следом за этой ложью одна из иллюзий лимба, где тёмная Марни завела себе пантеру по имени Мелодия, резко всплывает в памяти:

«Луи сгорел от собственной магии. Помню, как нашла его в лимбе, он всё ещё был жив, если это можно так назвать, конечно. Но его жизненные силы были на пределе, Лу едва держался на ногах, но всё равно спас меня от той твари, а затем мы нашли ребят, но он не дотянул до окончания таймера, я не успела спасти его, потому что нельзя перенести в реальность выгоревшую дотла душу, он погиб на моих руках».

Пока что всё сбывается, и сердце в моей груди испуганно падает вниз. Я даже не знаю, нужно ли говорить об этих опасениях Томлинсону, ведь даже от одной мысли об этом, едкий страх окутывает моё тело, нашёптывая страшные вещи.

Дверь за моей спиной скрипит, и я с опаской оборачиваюсь, а затем едва сдерживаю радостный визг, когда вижу одного ворчливого брюнета.

Тёмные волосы Малика не уложены, как обычно, а растрёпаны, из-под расстёгнутой кожаной куртки торчит светлая футболка, на которой я замечаю засохшие пятна крови, а в губах парня зажата незажжённая сигарета, которая тут же выпадает, беззвучно приземляясь на деревянное крыльцо.

— Да чтоб меня, — нахмурив тёмные брови, Зейн качает головой. — Магвай, тебя всё-таки замочили, да? — поджав губы, он щёлкает пальцами. — Я так и знал, что тебя первой загасят!

— И тебе привет, Джафар, — усмехнувшись, взмахиваю пальцами. — К твоему сожалению, я, вроде как, всё ещё жива.

Вскинув брови, Зейн непонимающе покачивает головой, а затем стремительно направляется к нам.

— Не сказать, чтобы я сильно по тебе соскучился, — усмехнувшись, парень расставляет руки для объятий, — но иди уже сюда.

Улыбнувшись, крепко обнимаю Малика, а затем тихий смех срывается с моих губ, когда он отрывает мои ноги от земли, небрежно покачивая в объятиях из стороны в сторону.

— Нет, серьёзно, — отстранившись, Джафар внимательно оглядывает нас, — перед тем как я врежу Томмо, у меня вопрос: тебя правда не убили?

— Перед тем как я пошлю тебя нахер, отвечу, — улыбнувшись, Томлинсон складывает руки на груди, — нет, её не убили и вряд ли убьют, потому что её тренировал я.

— Тогда какого... Твою мать! — Зейн переводит взгляд на друга. — То есть, ты не бредил и хочешь сказать, что избранные сошли с ума настолько, что действительно собираются нас вытащить... Стоп, — прикусив губу, он оглядывается по сторонам, — тогда где мой соевый соус?

— Эм, — пожимаю плечами, — я не знаю. Я вообще не знаю, где сейчас ребята. Добраться до вас было не совсем легко, на пути куча иллюзий и...

— Это не опасно?

— Я не... Прости, я не знаю, Зейн.

— Ясно, — поджав губы, Малик кивает, — идиотский лимб. Кстати, об идиотах...

Джафар переводит взгляд на Луи и внезапно толкает его в плечо. На удивление, хоть толчок и не был сильным, Томлинсона заносит в сторону так, будто в него врезалась машина; спохватившись, мы с Зейном тут же подхватываем парня.

— Эй, бро, прости, — обеспокоенно тараторит Малик, — я не хотел. Просто я жутко перепугался, когда не нашёл тебя. Ты несколько дней валялся в отключке, и вдруг исчез, я чуть не обделался, подумал, что ты... Я много всего подумал, уже и не знаю, что ты опять выкинешь, камикадзе.

— Я в порядке, — усмехнувшись, Луи поправляет капюшон. — Без паники, мамочка.

— Как ты вообще очнулся? Нельзя было хотя бы предупредить о пробуждении, грёбаная спящая красавица?

— Я почувствовал присутствие Марни совсем рядом, а заодно и опасность, её завышенный пульс сработал, как будильник, так что извини, у меня не было времени на то, чтобы желать тебе доброго утра, милая.

— А теперь ты едва ли стоишь на ногах, мог бы и толкнуть меня, напарник, справились бы вместе.

— Всего лишь лёгкое недомогание, Зи.

— Лёгкое? Ты слабее обдолбанной сучки в семь утра у ночного клуба.

— Да уж, знаю, что ты очень осведомлён физическим состоянием этих сучек, потому что именно там ты и клеил девушек.

— Один раз, Томмо! Один грёбаный раз в своей жизни я подцепил пьяную дурнушку у клуба, неужели нужно попрекать меня этим даже после нашей смерти? Это было мимолётное увлечение, я просто пообщался с ней.

— И переспал с ней, — приподняв уголки губ, Луи вскидывает брови, — где?

Спрятав ладони в передние карманы джинсов, Джафар пожимает плечами.

— Там, где тебе не дали.

— В кабинке туалета в заведении под названием «Кебаб на кебаб и ещё один кебаб».

— Это было ближайшее от клуба заведение.

— Кстати, очаровательное и оригинальное название. Чувствуется, что владельцы большие фанаты тавтологии. Если что, то тавтология, Зейн, это когда одни и те же слова повто...

— Ох, заткнись. Если снова пропадёшь, то я даже переживать не буду. И кстати, кебаб там был отличный.

— О, не сомневаюсь.

Малик раскрывает губы, чтобы ответить что-то, но так и не произносит ни слова, глядя за наши с Луи спины.

Обернувшись, не могу сдержать широкой улыбки, когда вижу Йоко, которая осторожно идёт вдоль ветхих зданий, внимательно вглядываясь в тёмные прорези окон.

— Свалите с дороги, — отодвинув нас с Луи в стороны, Зейн проходит между нами и, сделав буквально пару шагов вперёд, останавливается в ожидании, когда же подопечная заметит своего вечно ворчащего наставника.

И Йоко, наконец, замирает, увидев нас.

Увидев Зейна.

Она слегка теряется, явно подозревая очередную иллюзию.

— Сашими, — Малик расставляет ладони в стороны, — коничива, засранка!

Йоко стоит ещё пару долгих секунд, а затем срывается с места навстречу своей тени.

Чёрт возьми, эта картина напоминает мне финал романтического фильма, правда он почему-то в жанре вестерн и с элементами фэнтези, но это неважно.

Запрыгнув на наставника, как коала на дерево, миниатюрная японка кажется ещё более крошечной на фоне Джафара. Крепко зажмурившись, Йоко обнимает парня за шею, по фарфорового цвета щекам текут крупные слёзы, а Малик мягко смеётся, придерживая подопечную за талию.

— Вот так приветствие после долгой разлуки, — обняв спереди за плечи, Луи прижимает меня к своей груди, а вторая ладонь ложится на живот, пальцы медленно скользят в бок, прячась под края моей джинсовой куртки, отчего сердце начинает ускоренно биться, а колени вмиг слабеют. — Знаешь, Купер, я тут подумал, что тебя нужно было встретить так же. Коничива, засранка.

— Да, но, — опускаю пальцы на его руку, — боюсь, что это слегка сбило бы меня с толку.

— Ты же слегка сбила меня с толку при нашей первой встрече.

— Это чем это, интересно?

— Поверь, — парень склоняется ближе, и я чувствую приятную дрожь по всему телу, когда его дыхание касается моего виска, — не каждый человек в первые секунды знакомства вбрасывает панч о разбитых яйцах историка.

Прикрыв веки, не могу сдержать широкой улыбки, а затем откидываю голову назад, облокачиваясь затылком на его плечо.

— Куриных, Зефиркин, куриных.

— Ну, разумеется.

В этот момент я до невозможности сильно хочу повернуться и поцеловать Луи, но мысли о приятном мгновенно испаряются, как только я вспоминаю слова тёмной Марни, которые громким эхом отдаются в моей голове, напоминая звон колокола, бьющего набат.

Жар его тела ощущается даже сквозь мягкую ткань толстовки, Томлинсон сейчас как лучи полуденного летнего солнца: когда они только касаются кожи, то ты чувствуешь тепло и уют, но чем дольше ты находишься в их объятиях, тем сильнее ощущаешь жар, который постепенно проникает внутрь. Луи словно горит изнутри, и я не могу позволить ему выгореть, да к тому же по моей вине, просто не могу потерять его снова.

Чёрт возьми, пожалуйста, это ведь не было пророчеством? Это была иллюзия. Всего лишь иллюзия.

Зейн с Йоко со смехом подходят к нам, японка обеими руками обнимает свою тень за талию, а Малик, закинув руку на хрупкое плечо, треплет девушку по густым распущенным волосам.

— А ты, мать твою, ещё кто?! — доносится где-то за углом до боли знакомый голос. — Пошёл нахер, чудила!

— Это... — Зейн вскидывает брови.

— Да, — подтверждаю я, поджав губы, — это Лиам.

Когда в самой дали улицы сквозь слой мутно-оранжевой пыли виднеется силуэт бегущего Лиама, я хочу издать смешок, но потом замечаю в погоне за ним быстро идущего безликого.

— Чего тебе надо, мужик?! — оглядываясь, Лиам бежит как-то слишком медленно, к тому же поднимает толстый слой пыли своими огромными ногами. — Твою мать, автограф нужен, что ли? Успокойся уже, я ведь избранный, меня нельзя есть!

— А ничего, что он так кричит? — спрашиваю я, указывая пальцем на Пейна. — Если эти твари идут на шум, то сюда же сейчас слетятся его друзья.

— Да ладно, — Зейн отмахивается, — справимся как-нибудь, только давайте досмотрим это шоу с пробежкой до конца.

— Почему он так медленно бежит? — задумчиво спрашивает Томлинсон. — Слоумо какое-то.

— Ну, — пожимаю плечами, — бег — не самая сильная сторона Лиама.

— Да, как и эрудиция.

— Лу, может, поможете ему?

— Нет, — усмехнувшись, парень качает головой, — не думаю.

— Но Луи...

— Погоди немного, родная, я хочу высечь этот момент в памяти.

Вздрогнув, оборачиваюсь, чтобы взглянуть в голубые глаза полудемона, которые неотрывно следят за Лиамом, а ещё блестят от желания рассмеяться, и в этот момент Луи выглядит на несколько лет моложе своего возраста.

Томлинсон переводит свой взгляд на меня и, вскинув брови, непонимающе покачивает головой.

— Что такое, Купер?

— Ты назвал меня «родная».

— Правда? — прикусив губу, чтобы спрятать улыбку, он пожимает плечами. — У меня ведь жар, ты сама говорила, вот и брежу.

Хотела бы я продолжить этот диалог, от которого в моём животе порхают гигантские бабочки, плотно сидящие на кокаине и энергетиках, но кричащий Лиам наконец-то замечает нас.

— Ребята! Ребята, вы хоть настоящие? Я вот настоящий!

— Да? — скрестив руки на груди, Зейн пожимает плечами, делая шаг вперёд. — А откуда нам знать, что ты настоящий?

— Знаете, — Пейн кричит, срывая голос и задыхаясь в собственных вдохах, он далеко настолько, что я даже не могу рассмотреть его лица, — вы так задолбали умирать в моих иллюзиях, это просто жесть!

— Кстати, Пейно, — Луи останавливается рядом с Зейном, — смотри не повтори нашу судьбу.

Кивком головы Томлинсон указывает за спину Лиама, где безликий уже подобрался слишком близко, отчего друг выдаёт отборный мат, стараясь бежать быстрее.

— Марни! Марни! Это я, честно!

— Ребята, — издав смешок, покачиваю головой, — ну хватит, это уже не смешно, помогите ему.

— Мастурбация, Марнс! — кричит Пейно, размахивая руками. — Мастурбация, мать её! Заклинаю, придурки, это я!

Это, конечно, идеальный момент для того, чтобы применить наше кодовое слово.

— Чёрт возьми, — Луи присвистывает, — впервые в жизни не знаю, что и сказать. А задавать логичный вопрос и уж тем более получать на него ответ как-то совсем не хочется.

— Пригнись, Пейно, — советует Зейн, указывая пальцем вниз.

— Что? Ошалел?! Я пригнусь, а он мне вставит! Он же сзади, кретин!

Луи с Зейном смеются, а мы с Йоко с улыбками переглядываемся, явно думая об одном и том же — насколько сильно мы скучали по всему этому сумасшедшему дому и по нашей не менее сумасшедшей семейке.

— Я серьёзно, — настаивает Малик, — я считаю до трёх, и ты должен пригнуться, идёт?

— Идёт, но сделай, пожалуйста, так, чтобы исходом не стала моя свистящая дырка в заднице!

— Только ради этого момента, — обернувшись к нам с довольной улыбкой, Зейн указывает на Пейна, — я понимаю, что не зря умер.

Малик, стоя перед нами, начинает вести счёт, поднимая вверх пальцы, и на «три» Лиам на свой страх и риск, действительно нагибается; слышу, как со свистом режется воздух за моей спиной, а затем вижу, как вдаль стремительно летит нечто похожее на бильярдный кий, и этот кий с хрустом вонзается в грудь безликого, отчего он заваливается назад, падая на спину.

Медленно оборачиваюсь, чтобы увидеть спасителя Лиама, и удивлённо вскидываю брови, когда на невысоком деревянном крыльце, откуда недавно вышел Зейн, вижу стройную брюнетку.

Конский хвост, кожаная куртка, стройные длинные ноги, идеальная фигура.

— Не может, нахрен, быть, — выдыхаю я, не веря своим глазам. — Оушен.

— Как жизнь, Марнс? — широко улыбнувшись, она отряхивает руки. — Давненько не виделись.

Ох, чтоб меня имели-переимели!

— Но... Но как?

Девушка раскрывает пухлые губы, но не успевает ответить, потому что из-за двери показывается ещё один человек, и воздух застревает в моих лёгких от удивления.

— Оуш, я клянусь, что сейчас мне послышался голос Лиама, но он кричал какую-то дичь, и я не совсем понимаю... — Найл замолкает и, округлив глаза, оглядывает всех нас. Тепло улыбнувшись, он пробегается пальцами по русым волосам. — Так, что я пропустил?

Бог ты мой, это же Найл! Больше всего мы боялись, что Найлера не получится вернуть из-за того, что он погиб при других обстоятельствах, но он здесь, он правда здесь.

Хоран переводит взгляд на Лиама, пару секунд избранный даже не двигается, но затем он и вовсе отворачивается и, запрокинув затылок назад, шумно выдыхает, глядя в небо. Вижу, как напряжённые плечи Лиама расслабляются, буквально физически чувствую его облегчение от одной мысли о том, что Найлер всё же жив.

Мягко улыбнувшись, Хоран спускается вниз, чтобы подойти к другу.

— Неужели ты так сильно переживал из-за меня, что решил прийти сюда? Дошёл сам, пешком? — Найлер останавливается напротив Лиама, но тот отмахивается, на что наставник издаёт смешок. — Да ладно тебе, Пейно.

— Пошёл ты, — Лиам качает головой, а затем оборачивается. — Грёбаный ты говнюк!

На губах Пейна расплывается широкая улыбка, а затем он подаётся вперёд, чтобы крепко обнять Найлера.

Ребята обмениваются братскими хлопками, и это вызывает у нас умиление ровно на три секунды, пока Лиам не начинает жаловаться на окружающую обстановку, а заодно рассказывать о том, как ненавидит фильмы в жанре вестерн. Хоран отмахивается и возвращается, чтобы обнять нас с Йоко.

Японско-теневые объятия до жути милые и долгие, а когда Хоран останавливается напротив меня, то я в растерянности пожимаю плечами, качая головой.

В последний раз я видела Найла, когда мой отец безжалостно вонзил кинжал в его сердце. В сердце парня с самым добрым на свете взглядом и невероятно тёплой улыбкой.

— Даже не вздумай извиняться, — предугадывает он, подмигивая, — ты тут не причём, даже Дерек не виноват, я ведь понимаю, что он был без души.

— Мне жаль, что всё так вышло, — подавшись вперёд, крепко обнимаю парня, — очень жаль, Найлер.

— Всё в порядке, — усмехнувшись, он обнимает меня в ответ, — хоть мне и не дали умереть, как герою, и я пропустил всё самое интересное, но я ведь всё равно вошёл в историю, да?

— Конечно.

— Вы решили устроить вечеринку для падальщиков? — оборачиваюсь на знакомый низкий голос. — Что за крики?

Самая серьёзная тень в мире удивлённо вскидывает брови, когда видит нас. Гарри, как обычно, до неподражаемости идеален. Высокий, стройный, в тёмном костюме. Я слегка вздрагиваю, вспоминая иллюзию с казнью, где Стайлс перешёл в отряд к железным погонам, а заодно вонзил в сердце друга хрустальный меч. Тут же стараюсь избавиться от этих мыслей, ведь настоящий Гарри никогда бы этого не сделал.

Поправив очки в квадратной оправе, парень складывает руки за спиной и, приподняв уголки губ, кивает нам в приветствии так, будто мы случайно встретились на званном ужине.

— Полагаю, что Томмо не бредил, говоря о том, что избранные пытаются вытащить нас.

Ну вот, друзья считали меня сумасшедшей на той стороне, а Луи — на этой.

— А Лукреция, — Стайлс оглядывается, — она здесь?

— Скоро должна появиться, мы пришли сюда поодиночке.

— Да, — подтверждает Лиам, — и меня чуть не убили, а я явно не заслуживаю такого приёма, мать вашу.

Поджав губы, Гарри кивает, а мы все оборачиваемся по сторонам, в поисках избранной, но её пока не видно.

— Марнс, — взяв за руку, Лиам тащит меня в сторону, по пути подхватывая и Йоко, — дело пойдёт о незначительной мастурбации, я бы даже сказал: о рыжей мастурбации.

— Что, прости? — японка вскидывает брови.

— Это наше кодовое слово, — небрежно отмахиваюсь, — прости, забыли предупредить.

— Да, — вздохнув, Йоко с улыбкой покачивает головой, — стоило бы.

— В общем, — тихо произносит Пейн, — я уверен, что у вас были не самые приятные картинки в лимбе, у меня тоже. С этим у Лукреции проблем не будет, но вот с хорошими, — он потирает затылок, посылая нам многозначительный взгляд. — Я сам едва ушёл, а учитывая то, что Лукреции особо не к чему возвращаться, она может остаться там, где всё идёт идеальнее некуда.

— И, — прикусив губу, Йоко скрещивает руки на груди, — что ты предлагаешь делать?

— Не знаю, но нужно как-то найти её.

— Но как мы это сделаем?

— Мы ведь в лимбе, верно? — тихо говорю я. — А значит мы находимся в одном измерении со своими тенями, и, кажется, я знаю одного сотового оператора, который сможет выйти на связь с Лукрецией.

Переглянувшись, мы дружно переводим взгляды на Стайлса. Самая серьёзная в мире тень переговаривается с друзьями, но резко замолкает, видимо, почувствовав наше пристальное внимание.

Вскинув брови, парень в немом вопросе покачивает головой, а мы в ответ лишь натягиваем улыбки, приветственно взмахивая пальцами.

— Так, понятно, давайте все зайдём внутрь, — Стайлс кивает в сторону двери, — и вы расскажете подробности.

— Надо осмотреть округу, — со вздохом говорит Луи, — вдруг рыжая заблудилась, нужно найти её.

— Или она породнилась с падальщиками, — предполагает Малик. — Они как две капли воды.

— Я проверю, — Оушен спускается вниз, но Луи останавливает подругу жестом. — Мне не сложно, а вам есть что обсудить.

— Нет, Оуш, отправим на поиски Криса, он слишком много болтает, всё равно будет только мешать.

— Сделаем, как прикажете, — девушка подмигивает, — мой капитан.

— Заткнись, — усмехнувшись, Томлинсон показывает подруге фак.

Боже мой, как мне нравится реальность, где мистер Зефиркин строгий капитан теневого отряда.

— Стоп, — Лиам, вскидывает ладони вверх, останавливаясь рядом с Луи, но затем хмурит брови, внимательно глядя на мою тень. — Ух, Томмо, хреново выглядишь, тебе бы провериться на уровень гемоглобина в крови.

— Ух, Пейно, хреново быть девственником, тебе бы переспать с живой девушкой.

— Вообще-то эти шутки не актуальны.

— А что так? — Томлинсон делает вид, что его искренне интересует этот вопрос. — Если ты сменил правую руку на левую, то это не считается.

— Вообще-то, помимо того, что я, конечно же, избранный, это так, к слову, я завалил кое-кого благодаря своим усам.

— Прости, — Зейн вскидывает ладонь, — ты сказал «усам»? Слава богу, что я этого не видел, вот теперь я точно рад, что умер.

— Чёрт возьми, — вздохнув, Луи потирает лоб, — тебе только усов и не хватало. Просто какая-то визитная карточка девственности.

— Вот, — поджав губы, киваю, — я сказала ему тоже самое.

Улыбнувшись, Луи переводит взгляд на меня, и я точно знаю, что за этим последуют слова, которые я с болью вспоминала у импровизированного алтаря, стоя рядом с Джейсоном.

Но услышать эту волшебную фразу вновь мне так и не удаётся, потому что в разговор вмешивается Лиам:

— Эта визитная карточка, между прочим, очень понравилась миссис Гатвик.

— О, Боже, — прикрыв веки, Найлер тяжело вздыхает. — Могу я просто сказать, что это отвратительно?

— Уже ревнуешь, да? Не переживай, — Лиам прикладывает ладонь к груди, — ты всё равно занимаешь первое место в моём сердце, Найл.

— Лиам, — раскрыв губы, Хоран покачивает головой, — миссис Гатвик слегка старовата для тебя, не думаешь?

— Бог ты мой, не прошло и двух минут с нашей встречи, а ты меня уже осуждаешь!

— Да перестаньте, — Зейн фыркает, — миссис Гатвик горячая штучка.

— Да неужто, — Оушен издаёт смешок, скрещивая руки на груди. — А ещё она замужем.

— Уверен, — выдыхает Луи, — что Зи с удовольствием отвёл бы миссис Гатвик в Кебаб на кебаб... Как там дальше?

— И ещё один кебаб, — продолжает Джафар, щёлкнув пальцами.

— Кстати, — со вздохом говорит Йоко, — миссис Гатвик теперь вдова... Что? Не смотрите на меня так, это Марни с Лиамом устроили нам незабываемый вечер.

Чувствую на себе пристальный взгляд Томлинсона, поэтому смотрю куда угодно, но только не на него.

— Сделайте одолжение, — подаёт голос Стайлс, — перестаньте обсуждать этот кошмар вместо того, чтобы заняться действительно важным делом.

— Я вообще не об этом хотел поговорить, — Пейн вновь смотрит на Луи. — Ты сказал, что отправишь на поиски Криса.

— Мхм, только не говори, что ты и ему засаживал.

— Это значит... — друг меняется в лице, а грудная клетка резко вздымается от частых вдохов. — Это значит, что Айви тоже здесь?

Крис и Айви. Первые тени, погибшие при сотворении заклинания для призыва Атланты. Айви — вторая тень Лиама, а по совместительству его первая любовь.

Если Оушен и Крис здесь, то несложно догадаться, каков будет ответ на вопрос Ли.

— Да, — поджав губы, Стайлс кивает в сторону двери, пытаясь загнать нас всех внутрь. — И она будет очень рада поздороваться со всеми вами, если вы зайдёте.

Пейно шумно выдыхает и, пробежавшись пальцами по каштановым волосам, решительно идёт вперёд.

Йоко хочет взять Малика за руку, но не успевает, потому что его ладонь перехватывает Оушен, Зейн склоняется к подруге, чтобы оставить короткий поцелуй на её виске, и они идут вслед за Лиамом.

Чёрт возьми, не хочу признавать этого, но эти двое совершенно не смотрятся как просто очень близкие друзья. Тут определённо нечто большее, чем просто дружба.

Переглянувшись, мы с Йоко обмениваемся ошеломлёнными взглядами.

В первом сезоне нашего реалити Фокс и Оушен были лучшими подругами. Фокси до беспамятства влюблена в Зейна, а Оушен — в Найла. А ещё Фокси на той стороне искренне переживает и очень ждёт нашего появления вместе с ребятами.

Но что-то в этой схеме явно пошло не так, такое чувство, что мы пропустили пару важных выпусков любимого шоу.

— Но ведь... — глядя вслед ребятам, указываю пальцем на Оушен, затем на Найла, а после смотрю на Луи.

— Умоляю, Купер, — поморщив нос, парень покачивает головой, — не спрашивай.

Тянусь, чтобы взять Томлинсона за руку, но Йоко хватает меня за воротник джинсовки, резко притягивая к себе, из-за чего мне приходится пропищать полудемону, что я догоню.

— Ты понимаешь, что всё это значит? — тихо спрашивает она, глядя на ребят. — Здесь девочки. Оушен и Айви, отгадай, будут ли парни включать рыцарей, пытаясь поменяться с ними местами?

— Боже, Лиаму будет сложнее всего, — отвечаю я, опуская взгляд. — Найл его друг, но Айви его первая любовь, которая так же погибла, защищая его, и я не знаю, как он поступит.

— И что нам делать? — Йоко опускает взгляд на часы, где цифры показывают — 2:48. — Пора включать голову, а не поддаваться эмоциям от встречи, знаю, что это очень сложно, но я рассчитываю на тебя, Марни. Времени мало, а нам нужно найти Лукрецию и как-то вытащить парней, у которых в крови заложен альтруизм.

Йоко права. Да, мы нашли парней, но пока слишком рано радоваться, нужно отключить сердце и включить голову.

Итак, что мы имеем на данный момент: Луи очень плохо себя чувствует, настолько, что поднимается по лестнице, опираясь на перила, и это выглядит так, будто каждый шаг приносит ему невыносимую боль, что наводит на страшную мысль о том, что слова тёмной Марни могут оказаться правдой. Зейн, кажется, мутит с Оушен, и он точно захочет поменяться с ней местами. Лиама ждёт встреча с Айви, а заодно выбор между первой любовью и дружбой. Гарри и вовсе не знает, где его подопечная.

Какова вероятность того, что у нас всё пойдёт по плану?

Ох, дерьмо.