Король Драмы и Я

☂ 3 ☂

Майк

Попрощавшись с мистером Эллером, я стремительно выбежал на улицу, ощущая, как холодный ветер касается моего лица. Небо, затянутое свинцовыми тучами, предвещало скорый дождь, а в воздухе витал характерный каменистый запах, который всегда появлялся перед грозой. Я надеялся, что успею дойти до конца улицы, где обычно останавливается школьный автобус. Блеклый розовый зонтик, который мистер Эллер вручил мне в последний момент, я собирался раскрывать только в случае настоящего мирового потопа.

– Эй, Майк! – окликнул меня знакомый бодрый голос. Я обернулся и с улыбкой увидел Джейка.

Некоторые вещи, похоже, не меняются с утра, несмотря на все изменения в моей жизни. С тех пор как я переехал в этот огромный, бездушный особняк, первым, кого я встречал каждое утро, кроме Мэттью Эллера, был именно Джейк. Он всегда находил способ заставить меня подняться с постели и отправиться на завтрак. Либо же он пытался сбежать от своего личного водителя, ведь его брат все никак не мог сдать необходимые тесты, чтобы получить права и стать, как он сам говорил, «свободным, как птица в полете». Джейкоб Ван-де-Грааф был удивительно похож на свою мать, особенно в плане упрямства. Если ему что-то взбредет в голову, то это становится делом принципа. Он делал все возможное, чтобы я стал полноправным членом их семьи, и его усилия порой доходили до абсурда. Например, он отказывался ужинать без меня, не хотел покупать брендовые вещи и не брал карманные деньги, если я не был рядом. Однажды, когда он заявил, что собирается добираться до школы на автобусе, его мать чуть не упала в обморок от шока: она сползла по стенке на пол и начала стенать, как будто ей вонзили нож в бок. Я подошел к брату, который стоял, прислонившись к боку автомобиля. Он открыл дверцу пассажирского места, и я заметил, как водитель, сидевший за рулем, нахмурился, но ничего не сказал.

– Садись, – произнес Джейк, даже галантно провел рукой по воздуху, чуть наклонившись, словно изображая дворецкого Сайласа.

Если он не смог попасть в автобус, то теперь хотел запихнуть меня в эту машину, чтобы мы поехали вместе.

Солнце, пробиваясь сквозь редкие облака, осветило лицо моего брата Джейка. Его сияющая улыбка, – такая знакомая, – за исключением каштановых волос, – всегда действовала на меня как бальзам на душу. Он был словно улучшенная версия меня самого, и это нисколько меня не раздражало. В его искренности я не сомневался, и эта близость, несмотря на все различия в наших характерах и жизненных обстоятельствах, была для меня невероятно важна.

– У меня аллергия на дорогие тачки, – пробормотал я, – и, кроме того, совсем не хочется, чтобы наш доктор с мировым именем снова отрывался от своих дел в Глостере и мчался сюда, чтобы выписывать моей матушке очередную порцию успокоительных. Он знал, что я не соглашусь на его предложение подвезти меня до работы, как и вчера, – он всегда пытался, – но я ценил его заботу.

– А я тогда кто? – спросил я, уже внутренне радуясь, что он решил проводить меня хотя бы до ворот. Даже небо над нами, казалось, посветлело от этой неожиданной близости. Он – мое солнце в пасмурном небе моей жизни. В этот момент я почувствовал себя ребенком, которого защищают, опекают, любят, несмотря ни на что. И это чувство было бесценно. Джейк, словно почувствовав мой настрой, сделал глубокий вдох. Он ослабил свой идеально завязанный галстук, и несколько непослушных прядей выбились из-под него.

– Как кто? – с легкой усмешкой спросил он, растрепав волосы. – Бедная Козетта. Живет в тесной каморке с жестокими опекунами и ждет встречи со своим Мариусом.

Я слегка толкнул его плечом, стараясь придать своему действию беззаботный вид. Эта его шутка касалась моей личной жизни, или, вернее, ее отсутствия. Не хотелось бы отвечать на вечный вопрос "Почему у тебя нет девушки?". Разве я могу объяснить ему, что просто не хватает времени, сил и денег? Мама устроит очередной концерт, и этот "концерт" не закончится просто выключением света. Джейк остановился, его ботинки хрустнули на гравийной дорожке. Он нервно оглядывался на наш дом, на мамин дом, с которым связаны и приятные, и неприятные воспоминания.

– Даже не думай сбежать, – сказал я, развернув его и легко подтолкнув в сторону ворот. – Я не маленький, доберусь сам.

Выскочив за ворота, я пустился бегом, словно за мной гнался сам Время. Мои остроумные шутки, которыми я упражнялся всего несколько минут назад, теперь казались пустой тратой драгоценных секунд. Поездка на автобусе, моя последняя надежда не опоздать на важнейшее собеседование, зависела от моей скорости. Автостоп здесь – самоубийство; на этой оживлённой, но пугающе безлюдной улице, машины проносились мимо, словно призраки. Дождь, словно по злому умыслу, обрушился на меня, когда я, наконец, добрался до остановки. Огромные, тяжёлые капли с бешеной скоростью барабанили по асфальту, превращая его в тёмное, блестящее зеркало, отражающее серую, хмурую действительность. Автобус опаздывал, что в принципе не новость, обычно я стоял здесь в полном одиночестве, обдумывая планы по захвату мира, или, скажем, стратегии поступления в Оксфорд или Йель. Мои амбиции, грандиозные планы, мечты о будущем, полном денег и успеха, в этот миг растаяли, как дым, испарившись под напором неожиданно нахлынувших чувств.

Всё моё внимание захватила она.

Девушка, вся промокшая насквозь, с прилипшими к лицу мокрыми волосами, дрожа от холода, сжимала себя за плечи, пытаясь хоть как-то согреться. Её школьная форма, превратившаяся в липкую, тяжелую массу, обрисовывала хрупкость её фигуры. Она обернулась на звук моих шагов, и её лицо озарила улыбка – такая нежная, искренняя улыбка, что все мои напряжённые мысли о собеседовании и будущем испарились без следа. И это при том, что обычно 14-летние девочки, при первых же каплях дождя, впадали в панику, вскрикивая о своем макияже и прическе, проклиная все на свете. Эта же девочка стояла, будто приняла дождь как неизбежное и даже приятное явление.

– Привет, – её голос – тихий, но такой звонкий и непосредственный, проник прямо в моё сердце. Зелёные глаза, яркие и живые, как последние остатки летнего солнца в посеревшем осеннем мире, с интересом рассматривали меня. Её кукольное, белокожее лицо с нежными чертами напоминало какого-то сказочного эльфа. Я потерялся, чувствуя, как моё сердце ускорило ритм, отбивая нервный такт. – А я зонтик забыла, – спокойно произнесла она, кивнув на мою руку, сжимающую рукоятку зонтика. И снова подставила лицо дождю.

Не говоря ни слова, я раскрыл зонт и, забыв о таких понятиях, как личное пространство и вежливость, подставил его над ней. Холодный дождь, в тот момент, показался мне не таким уж и страшным. Воздух вокруг наполнился ароматом влажной земли и листьев.

– Спасибо, – прошептала она, смущённо опустив глаза. И мне стало невыносимо жарко, несмотря на промозглую погоду. В этот момент я понял, что все мои амбиции и планы на будущее бледнеют по сравнению с этим нежным, хрупким созданием, стоящим рядом со мной под моим зонтиком в серый дождливый день. Я почувствовал прилив невероятного счастья, и все мои заботы о поступлении в Оксфорд или Йель казались мне совершенно незначительными. Этот момент, эта случайная встреча, стала для меня настоящим чудом.

***

Майк

– Заходи, Алекс, – произнес я, услышав тихий стук в дверь.

– Мистер Мастерсон, вы ознакомились с подборкой актрис, претендующих на роль в "Двух шагах до тебя"? – спросил Смитт, его голос слегка задрожал, когда он приблизился к моему столу и заметил следы крови и дымящийся органайзер, в котором я потушил окурок. К чести Алекса, он ничего не сказал, лишь указал взглядом на стол у стены, заставленный папками с портфолио: одна из соискательниц умудрилась украсить свою папку блестками и вырезками. Идея взять на роль молодую, начинающую актрису уже не казалась мне столь удачной.

Я повернулся к Алексу, который терпеливо ждал ответа, и отрицательно покачал головой.

– Может быть, мне…? – начал он, но я его оборвал:

– Не стоит, я уже знаю актрису, которая идеально впишется в эту роль…