Никуда не денешься!

Жених с прицепом.

Сцена третья, кандидат третий. Роман Германович      

           И вот, мне пятнадцать лет, только закончился учебный год, экзамены. Манюня на отлично сдала первую сессия в медицинском училище, где она училась на фельдшера. А мама находилась первый день в отпуске. Утро. В дверь позвонили. Квартира, как вы помните, у нас маленькая, однокомнатная. Звонок слышат все, но признаков жизни не подает никто.

 -Мам, это, наверное, к тебе. Или укол, или давление, или клизма. Я гостей не жду. – сонно ответила с дивана, который мы делили с сестрой.

-Я тоже. – пуская слюни на подушку, добавила Манюня.

-Ну почему я в свой отпуск должна вставать к клизме? – обреченно пробубнила сквозь сон мама. Звонок повторился.

-Да иду я, иду. – мама встала, одела халат, и, с выражением вселенской печали, пошла открывать дверь. Щелкнул замок.

-Добрый день, Алиса. – послышался низкий, грудной голос от двери. В ответ подозрительно молчали. Мы с сестрой подорвались в одну секунду, проверить, что происходит с нашей ближайшей родственницей.

              У входа стоял мужчина лет сорока, стройный, высокий, в сером костюме, с пронзительно голубыми глазами, большим букетом хризантем и тортом.

-Роман Германович? А вы как? Что-то случилось? –  заикаясь спросила мама.

         Так, ну режим паники можно отключить. Хорошо, что гостя мама знает. Вопрос первый – откуда знает, второй – что ему от нас нужно?

-Я к вам, Алисия. В гости. – ответил мужчина и улыбнулся. Не, ну мне нравится. Интеллигентный. Букет в лицо не сует, сам в квартиру не прет, братания не устраивает.

-Зачем? – ошарашенно спросила наша дражайшая родственница. Я посмотрела на Машу, она картинно закатила глаза. Согласна, пойдет так дальше, начнут сомневаться в умственных способностях всей женской половины нашей ячейки общества.

-А вы проходите, мы пока чай поставим. – взяла инициативу в свои руки. В этот момент у мамы в голове, видимо, перестало перемыкать, и она вспомнила, что не чесана и не одета. В квартире произошла сверхскоростная уборка, все умыты, одеты, посажены за стол.

         Роман Германович оказался заведующим отделением, в котором мама работала медицинской сестрой. Знакомы они давно. Даже мы знаем его заочно. Но, судя по маминым рассказам, никаких матримониальных планов он не высказывал. Во всяком случае мы, с ее слов, воспринимали его как «братана».

          Роман Германович же с грустью поведал, что вот уже много лет ухаживает за Алисией и не понимает, что еще можно сделать, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки. На челе мужчины была печаль, в глазах тоска.  Мама изображала контуженного суслика. Так, за неспешной беседой, мы выяснили полную неспособность этой самоотверженной женщины идентифицировать мужскую заинтересованность, кроме дружеской или профессиональной.  С ней натурально надо было проводить подробную беседу, с рядом уточнений и подтверждений того, что она нравится конкретно, как самка своего вида.

           Сказать, что женщина была ошеломлена, ничего не сказать. Выяснилось, что она полностью игнорировала каждодневные ухаживания в течение многих лет и практически убила самооценку действительно классному мужику, в сознании которого, её интеллект и тупость относительно считывания симпатии - в пазл не складывались.

          Минут через тридцать выяснений отношений и клятвенных обещаний мамы «больше ни-ни», Роман Германович стал ерзать. Было понятно, что его грызет что-то еще. Манюня не выдержала первой.

-Вы не стесняйтесь, может мы вам чем-то помочь можем? – дружелюбно предложила девушка. Я с сомнением осмотрела наше скромное жилище и удивленно приподняла брови, глядя на Манюню. Сестра наступила мне на ногу под столом. Я сделала выводы и посмотрела на мужчину с сочувствием.

-У меня же тоже дети. У вас две девочки, у меня два мальчика. – смутившись ответил мужчина.

-А где они? – спросила мама.

-На улице. Не захотели дома сидеть. Я честно сказал, что хочу расставит все точки над и. Они пошли со мной, поддержать.

-Вы оставили детей одних на улице? – переспросила мама побледнев.

-Но…

-СРОЧНО идите за ними! Срочно!!!! А если они пострадают?

           Роман Германович сорвался с места и практически выбежал из двери. Минут через десять к нам вошел  гость в сопровождении двух крепких качков. Мамочки… Это «детки»? Они или от них должны пострадать? Нам их не прокормить. Они нас сожрут.

          И тут пришло мимолетное узнавание.

-Сема? – кровожадно уточнила я.

-Софа! – не менее кровожадно констатировал Семен.

-Вы знакомы? – озадаченно спросил Роман Германович.

          Мы молчали. Не знаю, как Сему, а меня переполнял пузырящийся адреналин! Не понимаю, чего хотелось больше. То ли стать чемпионом по фехтованию табуретом, то ли сапером с опытом подрыва сельсовета. Но членовредительства не избежать однозначно… И непонятно, откуда такая свирепость, и почему меня так кроет?  Странно то, что и мой оппонент, похоже, находился в таком же состоянии. Что мы там в лагере не поделили? Горшок? Или совок в песочнице? Это гештальт не закрытый?

-Павел. – донеслось сбоку. Я перевела взгляд и мир перестал существовать.

     Рядом с эпицентром моего раздражения стояла ожившая девичья мечта. Прежде всего, он был очень умным, в моем представлении, гениальным. Откуда я это знаю – непонятно. Но в мозгу это закрепилось, как аксиома.  Во-вторых - он был до отторжения хорош собой, генетика, в общем, у парня была, будто кто-то эксперимент ставил. Ни одного изъяна, ни на лице, ни на теле. Густые черные волосы, тонкие черты лица, такие же пронзительные, как и у отца, глаза, светлая кожа и рельефная мускулатура. Видя мой хищный взгляд и выделившуюся слюну, юноша улыбнулся. На щеках появились ямочки. Потрясающе…

        Так началась моя безответная любовь к Пашке. Что я могу сказать. Мужчины вообще боятся страстных женщин. А если такую женщину, с безответной любовью, не допускать до любимого тела, она делается несчастной и может совершить много разных красивых глупостей.

         В процессе собственных страданий, как-то фоном прошел конфетно-букетный период ухаживания за моей мамой, ее свадьба и решение о нашем переезде к Роману Германовичу. Когда до моего воспаленного мозга дошло, что в скором времени я буду жить со своей мечтой, в порыве чувств, бросилась на шею Романа Германовича с криками – ПАПА! «Папа» вздрогнул и, нервно оглядываясь на маму, погладил меня по голове.

          Вещи для переезда собирала с лицом Рембо в фильме «Первая кровь» - «Вы кажется не поняли, я пришел не спасать Рэмбо от вас, а вас от Рэмбо». Мама стала всерьез думать, есть ли варианты не переселяться, и если переселяться, то как укрепить двери в каждой комнате. Видя лицо мамы, поняла, что в плане сокрытия своих чувств я страшная бездарность, поэтому оставшееся до переезда время ходила с компрессом на голове, в месте нахождения гипотетического мозга. Головной болью можно было, наверное, хоть как-то, оправдать мое перекошенное вожделением лицо.

        Наша новая семья жила в тихом центре. В большой трехкомнатной сталинке. Родители поселились в зале, одну комнату отдали девочкам, одну мальчикам. Первая ночь прошла в волнении и легкой нервозности. Я бесконечно выходила на кухню, чтобы попить и в надежде встретить свою зазнобу. Зазноба не выходила, походы становились все чаще и чаще. От неразделенной любви паровозиком страдала вся семья. К двум часам ночи неспящие с ужасом отслеживали мой бесконечный вояж по кругу: комната-кухня-туалет. Не выдержав, мама приперла меня к стенке и потребовала прекратить безобразие. Пришлось капитулировать под натиском обстоятельств.

          Утром смотрела на Пашу влюбленным взглядом, Паша, в ответ, игнорировал. К обеду пришла его девушка. Этот упырь заявил, что мы теперь родственники и половодье чувств с моей стороны нужно заткнуть. Потом они вдвоем уехали со стройотрядом и гитарой на заработки. На все лето. Я была раздавлена.

         Дома остался Сема. Он продолжал заниматься самбо, был не глуп и достаточно остроумен. Ну и собственно, очень похож с братом. Созрел коварный план. Мыслила я следующим образом. Пашка пока не знает, что я самая красивая и умная. Это пока не очевидно, само собой, но, к концу лета я стану такой, чтоб у него от взгляда на меня колени сами собой дрожать начинали.

         Испытывать свои изменения буду на Семе. О чем, собственно, ему и сообщила. Сему перекосило, он заявил, что безответная страсть в исполнении старых солдат, не знающих слов любви, — это совсем кранты и он боится погибнуть под обстрелом. Я в ответ пообещала, если он не согласится, заколоть его в з*д вилкой. Семен мрачно осмотрел меня с ног до головы и выдал: «Пофиг. Пляшем». В общем, я так поняла, мы пришли к консенсусу.