Димкины университеты

Димка Карабаш в этот жаркий израильский день стоял и работал охранником у входа в большой супермаркет "ХэциХинам" (что означало что в в торговом центре все наполовину дешевле чем у конкурентов, но на самом деле было рекламной игрой слов на иврите, но простой еврейский народ свято верил, что чудеса на святой земле должны быть хотя бы на словах) и проверял въезжающие машины на предмет оружия, террористов и прочие запрещенные предметы. Рядом стоял Давид, тоже охранник , но с пистолетом, девяти миллиметровой четырнадцати зарядной чешской "ЧЕЗЭТОЙ" на боку. От рутинной работы время для обоих стражей тянулось медленно, жара доставала, и чтобы как то ускорить процесс и сделать стояние на входе более познавательным и интересным для молодого парня, то пятидесяти пяти летний Давид травил двадцати одно летнему новому репатрианту байки о том, как он попал в Израиль. И Димка оказался весьма внимательным и благодарным слушателем, и по всему было видно, что внимать житейский опыт от Давида ему было очень интересно. Давид же, почуяв преданного и заинтересованного слушателя и зрителя рассказывал самое сокровенное , не стесняясь в словах и выражениях... - Так вот Дима слушай , как я попал в Израиль, - начал Давид Иванович Фельдман-Тёркин, - и крути на ус , если он у тебя есть, - пошутил Давид. Слушать Давида было интересно, время летело незаметно и жара на улице не так сильно ощущалась обоими охранниками. Такой подлости от родного брата мамы собственной жены ДавидИванович Фельдман совершенно и никак не ожидал. По всем раскладам и прикидкам из страны советов надо было срочно уезжать и даже уматывать галопом и дикими скачками. 1990 год "располагал" к этому, как нельзя "лучше". Мало того, он толкал почти в спину нормальных граждан разгорающимися междоусобицами, карточками, нетерпением в обществе, и, как следствие, напряжением в среде простого люда. А когда в России народ нервничает из-за того, что водка дорожает, сахара нет, резня по национальным окраинам, капитализм показывает своё звериное лицо в кооперативном движении: то часто причина на поверхности - евреи снова шо-то сделали не то. Лезть в коммерцию обычному электро-технику малых токов по сигнализационной аппаратуре не светило прибылью. Зарплату перестали платить вовремя. Цены на рынке прыгнули вверх. Доллар гнобил рубль, как петух курицу. На улицу стало страшно выходить вечером без молотка, ножа или пулемета с обрезом. Оказалось, что наркомания это отнюдь не порождение вероятного противника СССР и в союзе этого барахла навалом. В семье Давида давно нарастало стихийное движение за переход на постоянное место жительства в мир иной, с их-то бабскими рассуждениями о том, куда катится перестройка. Тёща периодически, по случаю и между делом пилила зятя, тыкая пятернёй в золотых кольцах в экран цветного телевизора. - Вон, снова чушь несёт Меченный, - в ящике лысый маленький человек с пятном выше лба говорил о перестройке, новом мышлении и толкал народ на подвиги, - А девкам в конторе зарплату третий месяц не дают. Да толку с неё, купить то нечего - в магазинах скоро мыши и тараканы выведутся, - сетовала тёща. Далее следовал рассказ о том, что все нормальные и умные люди уже давно покинули страну советов, которая трещала по всем швам и разбрызгивала при этом кровь во все стороны. Тем более, что не надо ехать в этот грёбанный Израиль, а по всем данным женского телеграфа надо срочно собирать документы и мчаться к Американскому посольству в Москве. - Там консул выходит с корзиной, в неё бросают документы. Понимаешь зятёк, дипломат сам ходит по толпе возле забора и собирает прошения подтверждённые принадлежностью к иудейскому происхождению! И всё, через два месяца грин карта и вид на жительство, через пять лет жизни в мире демократии - ты и твоя семья полноправный гражданин США! А сюда, в этот дурдом, хоть когда вернуться можно! - увещевала тёща. - А язык, - пытался возразить отец двоих детей их бабушке, - А профессия? Да кому мы там нужны в той Америке? - А кому мы здесь нужны, Давидушка? - отметала все аргументы тёща. Приватизация, ваучерная афера и обмен денег окончательно склонили Давида к тому, что Голиаф рушится. Детей, от напасти жить в эпоху перемен, надо было спасать. Выбор страны, куда направить свои стопы, был самым лучшим из всех последующих - сытая, демократичная и благополучная Соединённая Штата Америки. Документы готовили, не считаясь ни с какими с затратами. Понимали, что узкая калиточка в мир изобилия, сытого существования и американского счастья может в любую минутку захлопнуться железной рукой бывшего КГБ. И надо ж было такому случиться, что поехать в Москву Давид Иванович никак не смог - закрутили проблемы на работе и дома. Но туда поехала тёща и её брат Вильен, чтоб героически отстоять очередь, попытаться глянуть с преданностью в брезгливые глаза чиновника проходящего мимо с большой мусорной корзиной из американского пластика и бросить в неё три пакета документов: на тёщу вместе с тестем, на её брата родного и на семью Давида в составе четырех человек. Давида всё время не покидало чувство, что и его и жену Светлану и детей: Игоря с Иринкой - снова подставили. Ну не лежала душа Давида Ивановича Фельдмана к покиданию той страны, где вырос, влюбился, выучился, детей нажил, никак не хотелось родителей оставлять на произвол капитализма друзей и ... недругов. Недруг, однако, оказался так близко, что и не смог различить татя из-за недалёкого до него расстояния товарищ Фельдман, как ни старался. Тёща же, так достала бывшего секретаря комсомольской организации участка сигнализации вневедомственной охраны, где работал мастером наш герой, что просто поручать ей судьбу семьи, вручая документы с прошением на переезд было противно. Да и баба она, а не мужик. И Давид отдал документы на всю семью её родному брату - Вильену. Не подумал Иванович о том, мол, а чего это в свои почти сорок с лишним не обзавёлся семьёй и детишками брательник горячо любимой тёщи. А сволочью оказалась родная кровинушка Давидовой половины, порядочной и даже более - омерзительной. Завидовал Вильен Давиду. Что жена есть, что любовница тоже существует, что детишки растут. Что, несмотря на похождения, муж и отец умудряется "успевать" на оба любовных фронта и уравновешивать умно построенными отношениями и свои похождения налево и семейную жизнь. Всё-таки семью, по всем еврейским традициям, привитым мамой, Давид чтил превыше всего. Однако и окружающих уважал, помогал и стремился, чтоб жили они не хуже него. А если, что не так, то пытливый ум мастера участка сигнализации всегда находил безболезненные для всех выходы из переплетений жизненных коллизий. За что Давида любили окружающие. Евреи гордились достойным сыном своего народа. А не евреи говорили меж собой, что и среди иудеев есть хорошие люди, но обязательно добавляли, шо исключение подтверждает правило. Зачем соседские старушки распространяли слух - было непонятно, но в глаза Давиду никто не смел, говорить о его исключительности. А то не довезёт до дачи, или телек по-соседски не починит, или не дай бог, исключит из списков на бесплатный ремонт квартиры, как председатель домового комитета жильцов кооперативного дома, или передвинет по очереди на замену радиаторов отопления в самый её конец. Дом, где жили Фельдманы, содержался почти в идеальном порядке. Подъезды захлопнуты на номерные замки со стальными дверями. Дорожки очищены. Пьяные обходят дом пятой дорогой - половина ментов в городе в друзьях у Давида. Подвалы сухие, гаражи, что, напротив, на сигнализации. Устроен Давид в своём городе. И школа рядом для детишек, и рынок не далеко, и до вокзалов рукой подать, и на даче картошка к зиме клубнями наливается. Окружение обустроено, по плану и жить получается проще и комфортнее. А у брата тёщеного, Вильена, - всё наперекосяк. И имя какое-то скользкое и липкое. Холост, друзьями не стал богат, деньгами тоже, уважением окружающих не обзавёлся. Ему бы Давида держаться. И вытянул бы его Фельдман из жизненных неурядиц на все руки ж мастер, но... Но невзлюбил родственник зятя своей сестры, да так подло, что на людях никогда не показывал своё отношение. И как индивид не уравновешенный обвинил во всех своих бедах кого? Правильно Давида Ивановича Фельдмана и иже с ним. И еврейские узы не помогли. И вот дождался-таки "братишка" своего звёздного часа. И просила же тёща, - Дай мне документы, - но не простил ей подстрекательства к измене Родине Давид. Не поднялась рука вверить судьбу детей в руки той бабушки, которая поливала страну аргументами. Правильными аргументами. Но это же было Отечество Давида. Пусть не еврейское, но родное. Выстраданное, заработанное и несовершенное. Но душа и сердце формировались в тут, а не в чуждой и далёкой стране. Потому и не дал бабушке своих детей документы на переезд Давид, чтоб опустила их в корзину американской демократии, толерантности и справедливости. А вручил их самому своему большому "доброжелателю". Эх, знал бы - убил бы, расчленил и на даче закопал, и никто бы мерзавца не вспомнил, даже тёща. Но, верил тогда людям Давид и в людей верил... Да он в них и сейчас верит, просто осторожнее стал, заматерел на ошибках доверия. Таким образом, если пакеты с разными подтверждениями и прошениями для тёщи, её мужа и её брата плюхнулись в аккуратную пластиковую корзину для бумаг консульства США, то, соответствующие и так дорого стоившие семье Фельдманов манускрипты о еврейском происхождении и сообщения о желании жить в Америке; так же обречённо, были порваны ближним родственником в мелкую крошку, и выброшены в обыкновенный советский мусорник замызганный и оплёванный у стен представительства страны оплота демократии. Через два месяца теща и тесть, а также брат автоматически получили пропуск на житие в Штатах. А Давид ходил чернее тучи, выслушивая от мамы жены нравоучения о том, что это он что-то напутал в документах. И теперь из-за него бабушка и дедушка уедут в хорошую и правильную страну, а внуки будут прозябать в дурдоме без бабушкиной дедушкиной заботы и опеки. - Учите английский язык! Мы вас тут так не оставим! - командовала бабушка в полном неведении об истинных причинах отсутствия вызова из посольства США для семьи дочери. Вильен не остановился на достигнутом. Прибыв в США и устроившись там, он не отказал в себе в удовольствии рассказать любимой сестре, почему её дочь, зять и внуки не смогли выехать вместе с ней в Северную Америку. И добился, чтобы Давид узнал об родственном предательстве. Светлана попыталась скрыть правду от мужа, но тёща выложила подробности по телефону лично в правое ухо зятя. - Фу ты, ну - слава богу! - огорошил реакцией на ядовитую информацию еврей с русским отчеством Иванович, - а я уж думал из-за меня. Фу ты! Думал: я, что попутал в анкетах и справках! А это Вильен! Да и черт с ним. А я дурень - переживал, что из-за меня, - обрадовался лучший мастер участка сигнализации вневедомственной охраны района. - Давид ты в порядке? - не поверила Света во христианское всепрощение мужа. - Пока да. Но если этот Вильен мне попадётся, я его... - дальше шёл чистый и незамутнённый иностранными словами русский язык в самом его корневом, глубинном варианте, выстроенные во многоэтажный и мультиуровневый мат. Светлана оглянулась - дети ещё не вернулись из школы. - Может водки, - неожиданно предложила законная подруга. Давид даже брови поднял от удивления, - Вот же сука, млять, - добавила всегда вежливая и культурная в подборе фраз жена. И оказалось, что благоверная также не в восторге от измены по маминой линии генеалогического древа. После семейного совета на кухне с добавлением алкогольного допинга Давид обнял Светку, поцеловал и сказал следующее. - Свет, нам тут жить нельзя. В этом тёща права. Не из-за себя, а из-за детей. Надо уезжать. Кроме чертового Израиля больше некуда. Оригиналы свидетельств о рождении у нас на руках. Чай не пропадём! А оттуда, потом, может и к бабушке получится перебраться, - составил жизненный план действий любимый мужчина. - А как же квартира? Гараж? Дача? Продавать? - всхлипнула Светлана по привычной обыденной жизни, соседям, подругам, работе, городу, стране, языку, праздникам, климату, снегу зимой и льду на речке, подснежникам в лесу весной. - Зачем? Оставим моим родителям. Пусть сдадут в аренду. Вдруг, всё устаканется? - так вернёмся домой не на пустое место. Да и родителям прибыток к их пенсии, что не выдают, - где-то в глубине души верил Давид, что не оставит провидение место и страну, где он родился и вырос. Где дети на свет появились, а может, и внуки будут... Однако... В этот раз глава семьи Фельдманов послал все иные заботы в ад и лично прибыл с женой и детьми на приём израильского консула. Отстоял огромную очередь, как в Мавзолей к Ленину. В отличие от ожидания приёма сама процедура получения визы оказалась быстрой, простой и технологически гениальной. Уважительный мужчина ознакомился с документами семьи. В течение двух минут бегло прочёл содержание справок и свидетельств, не задал никаких вопросов. Раскрыл советские загранпаспорта и без проволочек вклеил сине-белые глянцевые прямоугольники виз-разрешений. Поздравил деловито-скоро. Оно понятно, за дверьми не меньше двухсот человек осталось в длиннющей змее очереди за еврейским счастьем. Израиль встретил семью Фельдманов жарой, трепетным волнением и полным безразличием к бедам и трудностям. На словах говорили много, но окружающие "простые люди", по всей видимости, тоже евреи всё время норовили вытянуть из Давида те небольшие сбережения, что удалось с собой привезти и "корзину абсорбции", что выделило репатриантам государство из денег, и не разворованных частных пожертвований патриотов Сиона. Давид с удивлением обнаружил, что им, приехавшим, гораздо более безвозмездно, с участием и заботой помогают местные христиане, нежели "коренные жители" оплота сионизма и пятьдесят второго штата США на территории Ближнего Востока. Аборигены вели себя свысока, даже с метлой в руках на площадке перед супермаркетом. Таксисты, зная наперёд, что язык исторической родины репатриантам, как щелчки дельфинов в Карибском море, выключали счётчики и пугали скандалом, завышая цены - выключали счётчик. Спасала сплочённость и обмен опытом. Телефонная компания, что так любезно и мгновенно установила телефон, заслала заоблачный счёт за каждую минуту разговора. Перевозчики нагло завышали цены, по квартирам ходили беспардонные личности и пытались всучить пылесос за тысячу долларов. Где они брали адреса вновь прибывших "олим ходашим", было непонятно. Детей били в школе за то, что не знают иврита, за то что не местные и не сгибаются. Сын заступился за сестру перед обидчиком, наученный советскими дворами бодро вставил обидчику между глаз крепкий спортивный кулак. Сбежались друзья побежденного, пришлось отбиваться. Русский мальчишка легко искрушил за пределами школьного забора изнеженных солнцем трёх "сабров" своего возраста. Учителя вмешались, но объяснить на иврите парень ситуацию не смог. И недруги врали, не задумываясь, без стыда и совести. Мало того, по выходу из школы Фельдмана младшего ждала группа поддержки отлупленных им местных, из более взрослых и крепких израильтян от которой ему отбиться не удалось. Наутро Давид лично ухватил за уши двоих мерзавцев-мороканцев, что избили его сына накануне вечером и притащил к директору школы. Оттуда прямиком попал в полицию. Сына снова подстерегли у школы. Самоосознание в таких условиях растет и происходит на порядок быстрее . Мужики в ульпане, куда ходил Давид после работы, чтоб хоть чуть понимать и изучить язык "предков", приняли историю близко к сердцу. Вечером они подстерегли обидчиков младшего отпрыска в тот момент, когда уверенные в безнаказанности "детки" повалили мальчишку на землю и начали издеваться над его беспомощностью перед количественно превосходящим противником. Преступление было на лицо. Расплата последовала мгновенно. Мужики беспредельщиков не били - таскали за ухи, а потом отбили ремнями задницы. Но один таки мелкий паскудник скрылся и вызвал старших на помощь. В сквере возле школы завязалась свирепая драка. Растащить пребывающие силы враждебных сторон удалось лишь усиленному наряду полиции. Местных отпустили почти сразу. Наших - продержали до глубокого вечера. Зато издевательствам в школе пришёл конец. Быстро выяснилось, что надписи на английском языке куда более проще прочесть, нежели на "родном" иврите. Привыкший обдумывать ситуацию, а не ломиться сквозь глухую стену Давид плохо спал по ночам. Но постепенно жизнь налаживалась. Детей перевёл в Русский "Мафет". Местные там просто не выживали. Учителя - русские евреи, не уступчивые, требовательные, умные хитрые и битые местной действительностью находили такие педагогические приёмы, что ленивые сабры с плевками, руганью и скандалом, но покидали престижную русскоязычную школу. Жена, правда, убирала пока квартиры зажиточных израильтян, но без иврита и на этом спасибо. Сам Давид, чтоб прокормить семью, платить за съём беспредельно дорогого жилья и коммуналку пошёл на стройку разнорабочим. Вот тут и пригодились ему его ум, находчивость и умение ладить с окружающими людьми . От марроканцев и тут не было продыха. Вот только знаний, воображения и умений у "высокомерных сабров" было, как минимум на пару порядков меньше, чем у побитого местной экзотикой Давида. А за одного битого, сами знаете, сколько небитых дают. Давид - Гили, местному бригадиру , сразу не понравился. Взгляд больно дерзкий и всё по-своему норовит сделать. Вот и сейчас поставил его бритый налысо Гили замазывать щели между плиткой на фасаде здания будущего супермаркета . Так, видишь ли, этот руси всё правильно делает, не спешит. Надо "поставить на место", а то рабочие видят как "масриах руси" работает и пример берут с выскочки, так и заплату могут потребовать поднять, и забастовку учинить не спрашивая разрешения у местного профсоюза - "Гистадрута". - А ну брось ведро! - неожиданно заорал Гили на Давида ни с того, ни с с сего. В емкости, что держал в левой руке, бывший советско- российский гражданин, находилась жидкая замазка в количестве не менее половины содержимого большой пластмассовой посудины. Приказ и тон бригадира требовали немедленного повиновения. Многоопытный Давид не собирался скакать перед сабром на полусогнутых. И вообще, бросать ведро, если ты стоишь на деревянных мостках, да на уровне третьего этажа огромного здания - чревато последствиями. А если упадёт кому-то на голову внизу? Такие мелочи Гили не волновали. Вопль ватика расслышали многие рабочие на площадке и с нетерпением смотрели, что будет дальше. Хоть какое развлечение в нудной работе на местной жаре. Давид сделал вид, что не понял первичного приказа начальника и для порядка посмотрел вниз. Внизу, под мостками, в белоснежной рубашке, наглаженных брюках и даже в пиджаке, стоял главный инженер стройки выходец из упорядоченной и сытой Германии и что-то искал в бумагах раскрытой в руках папки с чертежами и документами. Затем начальник стройки сверялся с найденными чертежами, оценивал выполненное и поворачивался в другую сторону, чтоб хозяйственным оком выходца из Германии оценить им достигнутое совершенство проекта. ********************************* *Масриах - вонючий *Руси -русский ватик* - старожил сабр* - кактус, сленговой обозначение проживающих в стране более десяти лет. **************** - Бросить? Так тут же хомера полведра? - Давид попытался уточнить: в своём уме ли начальник. И дал противнику шанс, отступить с достоинством, отменяя глупый приказ. В том, что Гили ему далеко не друг, Фельдман давно не сомневался. *хомер - материал. Гили расценил вопрос рабочего как покушение на авторитет его должности главного понукателя, смотрителя и начальника. Кровь прилила к лицу. Слюни брызнули веером, сверкая на ближневосточном солнышке, и полетели к мусору под ногами общающихся строителей сионизма. - Я тебе что сказал? А? Брось ведро! Сейчас! Немедленно! - начальственному гневу надо было дать разгореться. А ещё надо было привлечь к происходящему максимальное число свидетелей-зрителей. - Так опасно же! Упадёт ведро! - посмел возразить "мискен руси" и загадочно улыбнулся. Вот эта улыбка дьявольская и сорвала все ограничители с мозгов марроканца-руковдителя. *мискен - бестолковый-бедный "Мне возражать! Иврита не знает, а перечит! Понаехали тут! Нахлебники! Бездельники! Воры и проститутки! Да я тебя!" - впрочем, мозг бывшего подданного Марокко, тоже еврея, удержался от высказывания вслух того, что он постоянно слышал и сам говорил своим знакомым. Нет, не из соображений порядочности! Откуда? Из соображений экономии. Один черт этот русский не поймёт. Однако рявкнуть на него, чтоб помнил своё место, будет приятно и обязательно, а то так дисциплина упадёт и развалится. И Гили не рявкнул, он взревел раненым весенним медведем. - А ну! Брось ведро! Твою мать! Млять! - "твою мать и млять" Гили сказал на иврите. Поэтому эту часть его фразы Давид не понял, а то бы он бросил ведро прямо в низко посаженную на плечах, с красным от натуги лицом, головёнку начальника. Тем более, что шеф приблизился на расстояние вытянутой руки с зажатым в ней совком для вычерпывания раствора из злополучного ведра. - Точно бросить? Ты уверен? - напряг все свои знания иврита Давид, отодвигая максимально момент истины по времени по далее.. - Бросай! - заверещал потомок жителей-евреев северной Африки так, что те, кто ещё не слышал и не заметил происходящего, обернулись и с интересом уставились на немую сцену оглашённую воплем на строительных лесах. Посмотрел вверх и главный инженер под ботинками Фельдмана. Гили стоял в позе разъярённого неповиновением подчинённого начальника и царственным жестом указывал на ведро в руках рабочего. Жест привёл мысли "немца" в смущение, ибо намекал на перемещение ведра из рук рабочего вниз к белоснежной рубашке и костюму в верх смотрящего боша. Ивритоязычный "фашист", как, не мудрствуя лукаво, именовали специалиста, нижние чины - иврит знал гораздо лучше Давида и успел понять, что Фельдман в своей заботе о его, немецком крепком здоровье и внешнем виде сейчас потерпит неминуемое поражение. Также, серое вещество немца с аккуратностью отметило, что крик "ахраи" требующий провести теракт с замазкой он слышал в третий раз, но не придал ему прежде значения. А зря! Давид не дал немцу ни одного шанса на Победу. С выражением огромного неудовольствия он отпустил ручку ведра с замазкой, выполняя приказ, и пятнадцати литровая пластиковая емкость расписанная рекламой и инструкциями к применению рухнула на узкий настил строительных лесов. Ведро не удержалось на двух досках и перевернулось, жидкая замазка хлынула вниз и похоронила под собой опрятность одежды, лица, фигуру и чертежи главного инженера стройки. Благо раствор был достаточно жидким и всего литров восемь в объеме. Немцу хватило. Люд на стройке замер в ожидании. Гили довольно улыбнулся и оглянулся, победно скалясь угрозой для всех окружающих трудящихся. Однако на лицах присутствующих зрителей испуга не увидел, а наоборот полный восторг и счастье обретённого зрелища. После секундной заминки бригадир додумался посмотреть туда, куда улетела причина и повод для конфликта. Теперь Давид довольно и с удовольствием улыбнулся. В течение двух часов надоедливому контролёру было не до норовистого работника. Противостояние интеллектов перешло на новый уровень, когда облицовку здания снаружи закончили и наш герой был лично препровождён Гили с месту следующего строительного творения. Внутри здания пол выкладывался дорогим кафелем. Тяжёлую, точную и грязную работу выполняли два мастера - израильский араб и местный еврей. Оба знали своё ремесло на отлично и клали блестящие каменные прямоугольники без использования уровня "на глаз" - ровно, качественно и умело. Давид не поверил, что можно добиться такого совершенства в работе и притащил с нижнего этажа пузырьковый трёхмерный прибор - измеритель точности уровня в трех плоскостях. Положил на пол. Выложенная обоими мастерами по работе с плиткой поверхность пола в строящемся помещении оказалась идеальной.