Формула любви. Книга I

Часть 2 / 1

Звон в ушах заменил мне все остальные звуки. Сквозь звуковую пробку доносился гул, становившийся все громче. Наш самолет, заложив вираж на правое крыло, снижался, заходя на посадку. Сквозь облака уже показалась посадочная полоса, протянувшаяся вдаль на километр. Справа от нее волнами покачивало море, а слева, прямо от здания аэропорта, начиналась длинная асфальтовая дорога, убегавшая серпантином в горы и скрывающаяся среди высоких сосен ближе к вершинам. Я прижался к иллюминатору, пытаясь получше разглядеть приближающуюся землю. До горизонта, куда позволял видеть глаз, в долинах и на склонах гор раскинулись одно- и двухэтажные белоснежные с красными крышами домики. Среди них возвышались колокольни и храмы с крестами на кирпично-красных куполах. Фермерские поля, встречавшиеся среди построек, были расчерчены на коричневые, желтые и зеленые правильной формы квадраты. Дело шло к закату, и низкое летнее солнце освещало этот райский уголок земли теплыми вечерними лучами, отчего краски на земле, насыщаясь, приобретали еще более яркий оттенок.

Себастьен развалился в соседнем кресле, даже не потрудившись пристегнуться ремнями безопасности. Пожалуй, самый странный выбор для ангела – лететь обычным рейсом, предпочтя ему крылья за спиной.

Тогда, накануне ночью, мы перешли Бруклинский мост, и спустя всего каких-то пару-тройку часов оказались в аэропорту Кеннеди. Да-да, улови мой сарказм, читатель.

Мне так и не стали понятны причины того, почему все это время мы шли пешком. А Себастьен так и не применил никаких штучек, чтобы телепортироваться, или хотя бы поймать такси. Да и мне он ничего не говорил. А потом весь путь храпел в кресле, натянув черную повязку на глаза. И если бы не какие-то мелочи, все-таки присущие иррациональности, я бы мог заподозрить, что все произошедшее ранее мне просто приснилось или привиделось, а Себастьен и Мигофу – лишь ловкие мошенники, лихо использующие меня в своей игре.

Но все было так, а не иначе. Весь полет я размышлял и пытался расставить все по местам. Внести хоть толику рациональности в происходящий вокруг меня сумбур. Но понимал, что единая картина не складывается, нарушается общая канва - мне не хватало какой-то мелочи, чтобы выстроить идеальный логический ряд. И все смешивается вновь, как в пазлах. Как будто одного или нескольких не хватает, чтобы закончить рисунок, прийти к решению. А я ищу эти потерявшиеся цветные кусочки, ищу давно – даже не помню сколько. Их количество со временем только увеличивается. И боюсь, что цельный образ ощущений так и не сложится. Впрочем, пока у меня еще есть время.

- Эй, - я толкнул Себастьена локтем. – Эй, просыпайся!

Немного поерзав в кресле, Себастьен поднял повязку на лоб и потер глаза. К гулу двигателей в салоне добавился короткий механический звук открывающихся закрылок.

- Что, уже? – Он взглянул в иллюминатор, где медленно приближалась посадочная полоса.

- Да, садимся. Где мы?

- Почти на земле. – Себастьен прикрыл ладонью широкий зевок. – Бррр, - встряхнулся он.

С шумом открылось переднее шасси. Как только Боинг коснулся бетонки, я уперся руками в подголовник переднего кресла и зажмурил глаза. Лайнер еще несколько секунд бежал по посадочной полосе, постепенно снижая скорость. Все это время Себастьен, не шелохнувшись, внимательно наблюдал за мной.

- Привычки у тебя все те же, - констатировал он, когда самолет полностью остановился. – Тебе не страшны никакие перегрузки, помнишь? Ты сам умеешь летать.

- Тогда почему мы не летаем? - Я пожал плечами.

Себастьен промолчал, поджав губы.

Пробравшись незамеченными между креслами сквозь пассажиров, мы оказались на трапе. В лицо дул теплый средиземноморский ветер, за невысоким забором аэропорта медленно покачивали листьями пальмы. Я глубоко вдохнул, и тут же получил тычок в спину от Себастьена.

- Ну что ты замер?! Спускайся! Нам надо идти.

- Опять идти?! Автобуса еще нет.

- Зачем тебе автобус? Оставь уже свои земные привычки! Мы можем пройти напрямик прямо через забор, точнее сквозь него – все равно никто не увидит, да и быстрее будет. - Себастьен неопределенно махнул рукой. - Нам туда.

Действительно, до ближайшей стены забора оказалось гораздо ближе, чем до двухэтажного здания аэропорта.

- Идем, идем. – Подгонял меня Себастьен.

Небольшая заминка – бетонный забор.

- Что будем делать? – Я постучал по стене. – Ты подсадишь меня, а я подам руку – как тебе такой план?

- Неплохо, но не думаю. – Себастьен щелкнул пальцами, и бетонная стена расступилась по шву. – Добро пожаловать!

Мне только и оставалось, что смотреть на его волшебство с удивлением.

- Давай, ты первый. – Он подтолкнул меня в спину.

Я сделал шаг, оказавшись вне периметра летного поля. Раскаленный за день бетон под ногами сменил красиво ухоженный зеленый газон. А асфальтированная дорога, убегающая в горы, которая была видна через иллюминатор, оказалась как раз перед нами.

* * *

«Я могу писать только тогда, когда ты рядом. Или тогда, когда ты присутствуешь в моих мыслях. Иначе пропадает весь смысл. Я бы продолжал это делать и теперь, но что-то сдерживает меня. Мне кажется, что мои мысли, мои слова может присвоить кто-то другой – не ты. И… мне становится страшно. По-настоящему страшно. Потому что тогда получается, что я не могу доверять даже себе. А мне бы не хотелось. 

Я зову тебя. Я зову тебя на эти строчки, твой образ, твое имя, повторяя его раз за разом. Может быть, хотя бы они на мгновения оживят серую пустыню вокруг меня. Но нет, не получается. Заклинание не срабатывает, или надо немного подождать. Такой фокус с отложенным результатом.

Уныние настигает меня. Уныние и разочарование. Лично в себе самом. Мне жалко себя, тебя… Настроение самоубийцы, подавляющее все внутри меня. Я опять боюсь. Правды, обмана, лжи, потому что, по сути, – это единство одного целого с разными гранями. И прошу - не верь мне. Пожалуйста, не верь. Никогда! 

Не верь даже тогда, когда я говорю правду потому, что за любой правдой скрывается маленькая, но ложь. Не верь мне! Чтобы не было страшно открывать дверь, за которым есть другой, великолепный мир. Более честный и правдивый, где все настоящее и живое. И опять прошу тебя - пожалуйста, не верь, даже когда моя подушка мокра от слез. Не верь мне, никогда не верь, ты слышишь? Когда я кричу тебе об этом, когда умоляю тебя! И тогда тоже не верь. Ведь может так случиться, что все это уже было, прошло, и теперь вновь придумано мной. Не верь! Пожалуйста, не верь даже тогда, когда твои сны обретут плоть. 

Никогда не верь мне потому, что самое худшее в жизни – разочарование. Где бы ты ни была, где-то там, далеко, за пределами моего дневника и писем к тебе. Никогда!

Но, все-таки робко и осторожно, словно цепляясь за последнюю возможность, произношу опять: «Диана!».

Колкая скошенная трава больно царапала ее ноги. Кажется, Диана даже пыталась отогнать и эту боль, и этот сон, но проснуться не получалось. Она уже была здесь, и реальность поменялась местами.

В глаза ярко било солнце и где-то за горой, что возвышалась прямо на краю зеленого луга, отчетливо был слышен шум волн. Там же начинался крутой подъем с выщербленными среди камней крутыми ступенями.

Она подняла голову – на вершине, выстроившись в ряд, пританцовывал под порывами морского ветра молодняк сосен, выстроившись в ровный треугольник. Почему-то она знала, что именно туда, наверх, ей и необходимо попасть любой ценой. Так и стояла, приложив руку козырьком ко лбу, смотрела наверх, прищурившись, сквозь солнечные лучи.

Сон навязчиво продолжался.

* * *

Себастьен упорно продолжал «голосовать» попутку. Этот парень сводил меня с ума – сначала пешая прогулка через весь Манхеттен, потом многочасовой перелет на самолете, теперь такси. Я отказывался понимать его. А он продолжал отмалчиваться дальше. Впрочем, мне, кажется, уже было все равно. Может все это и являлось частью моего испытания, а, может, мой ангел-хранитель попросту валял дурака.

От бесконечного путешествия и вечерней духоты все мысли перепутались. Я сидел на краю дороги, стараясь ни о чем не думать, и только ждал, когда упрямый нахал соизволит мне что-либо объяснить. Наверное, зря.

- Мы погрязли в ереси! – Вдруг воскликнул он.

Я поднял голову.

- О чем ты?

- Ни одно такси не тормозит. Сегодня что, праздник урожая или здесь вдруг отменили деньги? – Я думал, он скажет что-то более серьезное. – А скоро ночь. Хотелось бы засветло добраться до деревни.

- До деревни?

- Ну да. Вот там, на склоне. – Он указал пальцем. – Видишь?

Перед нами, на другой стороне дороги, утопала в зелени огромная долина. Не просто долина – целый город с красными черепичными крышами, храмами и церквушками, небольшими торговыми лавками и магазинами, разрезанная асфальтированными дорогами на части. Он уютно расположился среди венчающих его гор и отсюда казался маленьким, почти игрушечным.

Одна из главных городских дорог, ухая, проваливалась вниз, скатывалась от федеральной трассы, сквозила через весь город и вылетала за его границы, дальше одиноко карабкаясь среди высоких сосен и оливковых рощ прямо к вершине, оставляя вдоль всего пути ряды выбеленных домов, расположившихся на склоне.

Куда-то туда и указывал Себастьен.

- А что там? – Пришло мое время проявить интерес.

- Там есть та, кто нам нужен - Крачская!

- Что или кто на этот раз – человек, еда, питье?.. – Все эти загадки уже начали утомлять и, на самом деле, вызывали раздражение.

- Сам увидишь. Вообще, - мимо нас с громким тарахтением, заглушающим все другие звуки, пролетело очередное такси. Себастьен хмуро посмотрел ему вслед. – Раньше она была человеком. Женщиной, конечно. Ну а сейчас… - Он закатил глаза, - сейчас еще что-то женственное в ней может и осталось. Но я бы поспорил. Слишком давно ее не видел.

- Как давно?

- Не помню… Так давно, что даже не помню, когда. – Он рассмеялся.

Солнце уже наполовину закатилось за бетонный забор аэродрома за нашими спинами, тени деревьев вытянулись, и духота начала спадать.

- Почему ты не хочешь мне ничего объяснить?

- Что именно?

- Вот это все! – Я обвел вокруг себя руками. – Вот это! Я ничего не понимаю – что происходит? Почему мы оказались так далеко от дома? Что это за место такое?..

- Тебе когда-нибудь говорили, что ты нудный? – Себастьен почесал нос, пальцами скатал пылинку и щелчком откинул ее в сторону.

- Причем тут… - Я вскинулся. – Ты же должен мне помогать!

- Я и помогаю! Как могу.

- Но ведь ты ничего не объясняешь.

- А это обязательно? – Мой ангел-хранитель стоял на краю совершенно пустой дороги, вглядываясь вдаль, и как будто совершенно не обращая на меня никакого внимания.

- Ну… Я бы хотел.

- Хорошо. – Согласился он. – Мы на острове. В Средиземном море… - Кажется, он опять издевается надо мной – на носу материализовались круглые профессорские очки, а в руке - деревянная указка. – Лабиринт, Минотавр, Тесей, Икар – все это когда-то было тут.

- Я знаю мифологию. – Перебил я его.

- Ну и отлично! Надеюсь, я утолил твою жажду знаний. – Он отбросил указку в траву, она тут же испарилась легким дымком.

- И, все же?!..

- И, все же, наберись терпения! Если я буду объяснять тебе каждый шаг, у нас просто не хватит времени ни на что. Знаешь, все эти совещания, собрания плодят больше вопросов, чем стараются найти ответ. Работа ради работы. Это не было бы так увлекательно.

Вдали показалась лошадь, запряженная в телегу. Она не спеша трусила вдоль обочины, склонив голову, понукаемая средних лет мужчиной в бейсболке и шортах цвета хаки.

- О! Это то, что нам надо, - Себастьен опустил руку и присел рядом со мной, закусив травинку. – Вот так повезло!

Когда телега поравнялась с нами, Себастьен окрикнул возницу на греческом, и тот остановил лошадь. Спустя пару минут мы уже тряслись в набитой сеном телеге, развалившись на нем за спиной возничего.

- Что ты ему сказал?

- Пожелал доброго пути. Ну и еще кое-что... Оказывается, он едет в ту самую деревню, куда нам надо. Это просто удача! – Он повернул голову и подмигнул мне. - Думаю, через час будем на месте.

Старая телега с ужасным скрипом взбиралась в гору по обочине дороги. Нас обгоняли редкие авто с включенными фарами, распугивая диких коз, жующих кустарник. Себастьен перебрался на облучок к вознице и непринужденно о чем-то болтал с ним.

Я развалился на сене в телеге позади них. Сухие острые травинки, словно живые, все время пытались залезть ко мне в рукава и под брючины, набивались в ботинки. А я лежал и смотрел в темнеющее небо, где оранжево-алый закат разделил небосклон на две части. Среди перьевых облаков яркая Венера уже вовсю блестела переливающимся глазом и тонкий полупрозрачный серп Луны взошел на востоке.

«Жизнь идет, а я ей не пользуюсь», – в очередной раз ловлю себя на этой мысли. А теперь даже смешно – жизнь проходит мимо, когда я заперт в каком-то обезличенном мирке, где небытие – нормальный вид существования. Я даже привыкаю. И мне не кажется это чем-то необычным и странным, скорее, почти нормальным, как Стокгольмский синдром[1].

Зато потом… Если потом меня кто-нибудь спросит о жизни после смерти я смогу сказать утвердительно. Да, она точно есть! Что в этом такого, мой читатель? И, представь себе, практически ничем не отличается от земного бытия, к которому ты так привык. Возможно, что только чуть больше всеоглушающей тишины и меньше комфорта на один квадратный метр души. А в остальном все так же – то же небо, та же земля, те же деревья, мосты, небоскребы, самолеты… Здесь тоже порой хочется умереть, чтобы не видеть ничего. Но умирать теперь не страшно, потому что знаешь, что будет дальше. Так можно умирать бесконечно, бесчисленное количество раз. Какова она – глубина смерти?

Так, размышляя, какая нелегкая затянула меня в нежданное путешествие в мир полудохликов, я задремал. И в тягостной дреме мне привиделась Диана. Как тогда, в далеком прошлом – в белом платье она медленно идет мне навстречу через огромный зеленый луг. Я вижу ее улыбку, ее глаза. «Я видел ангела, я уверен в этом»[2] - где-то я уже слышал такое.

Вот она приложила руку козырьком на лбу, чтобы лучше меня разглядеть. Невидимый ветер колышет подол ее платья.

Далеко-далеко, там, откуда она пришла, за небольшим перелеском собирался дождь, как предзнаменование беды, – небо быстро чернело. И еще я откуда-то точно знал, что как можно быстрее мы должны оказаться по другую стороны горы, где намечающийся ливень нас точно не достанет. А потом мой чудесный сон резко прервался – кто-то настойчиво толкал меня в плечо.

- Что? – Сквозь сон, отмахиваясь рукой от невидимого будильника, спросил я, не открывая глаз, и пытаясь сохранить образ Дианы.

- Просыпайся, приехали. – Голос Себастьена ворвался в мою ирреальность. – Горазд ты спать! Тебе в самолете не хватило?

- Это ты спал в самолете! – Я возразил ему.

- Давай, давай, вставай!

Я поднялся на локте и, наконец, разлепил глаза. Уже распряженная телега стояла посреди усыпанной мелкой брусчаткой мостовой.

- А где шофер? – Я кивнул в сторону изголовья телеги, где должна была быть лошадь.

- Представляешь, - Себастьен улыбнулся. – Забавная история. Когда мы доехали сюда, оказалось, что ему надо совсем в другое место – перепутал.

- Перепутал? – Сомнительный рассказ из уст Хранителя. Я бы скорее поверил, что Себастьен просто-напросто загипнотизировал возницу, или еще какие умения применил.

- Да, да. Перепутал, или заплутал. – Он развел руками. – Ну не мудрено – ночь уже. А, может, заговорились мы с ним… И чтобы тебя не будить, распряг лошадь и так, прямо на ней, и отправился домой.

Я с интересом рассматривал местность – с одной и с другой стороны улицы возвышались классические двухэтажные дома, крытые красной черепицей в цвет кирпича. Ни в одном из них не горели окна. Вниз по улице убегали тускло светившие фонари, а неумолкаемый стрекот цикад из высокой травы перемешивался с другими ночными звуками. И кроме Себастьена – никого рядом. Кажется, иллюзорность вновь начала поглощать меня.

Свесив ноги с подводы, я спрыгнул на землю.

- Сколько теперь плутать будем – не понятно. – Раздался раздраженный голос Себастьена из-за спины. – Тьфу, ты, черт! Не видно ничего!

Я обернулся к нему – слишком уж сильно он пытался обратить на себя внимание. Тот на коленях, в одном ботинке, что-то пытался найти рукой в высокой траве под тусклым светом фонаря.

- Где же он? Ох, уж эта греческая гостеприимность! Одно название, да и только! – Кряхтя, он поднялся со вторым ботинком в руке и принялся натягивать его на голую ногу. Эта картина показалась мне такой несуразной, что я расхохотался во весь голос. Себастьен поднял голову и, поняв всю нелепость ситуации, в которой оказался, звучно рассмеялся вслед за мной. Ему в ответ вторили проснувшиеся псы со всех концов деревни. Себастьен же все никак не мог остановиться и сквозь смех лишь размахивал руками.

Лишь спустя несколько минут наши голоса стихли, прекратив раздражать дворовых собак. Отзвуки лая еще некоторое время доносились с разных концов улицы, но потом и они смолкли.

Себастьену, наконец, удалось втиснуться ногой в ботинок, и еще пару раз он постучал подошвой о мостовую, как будто приколачивая его к пятке.

- Теперь порядок! – Довольно произнес он. – Итак, наш путь к Крачской слишком затянулся. Я думал, будет наоборот. – Он приложил руку к подбородку и застыл в позе мыслителя.

Ночь совсем сгустилась над деревней и городом-долиной.

- Так, а где мы? – Я позволил себе нарушить молчание.

- Там, куда и планировали добраться. Но я не очень узнаю эти места. Мне кажется, с того момента, когда я был здесь последний раз все очень сильно изменилось.

- Ты уверен, что мы не ошиблись?

- Конечно, уверен! Я настолько уверен, что даже тот господин, что управлял лошадью, признал меня. А виделись мы с ним, надо сказать, довольно давно. – Он развернул руку ладонью к земле и прижал ее к поясу. – Кстати, тебе не показалось странным, что именно повозка доставила нас сюда?

- Не очень.

- Что ж, все правильно. Местный менталитет склонен к работам на земле, чему тут удивляться? Лошади вместо машин, борона вместо комбайна…

- И где же он теперь, наш кучер? – Я перебил Себастьена.

- Сейчас, наверное, уже спит. – Он посмотрел на часы. – Уже начало двенадцатого. Сельские люди рано ложатся спать. – По его интонации я не понял шутит он или говорит вполне серьезно.

- Но ты обещал, что мы будем здесь засветло.

- Значит, я ошибался. Да и, честное слово, мы не спешили - все равно тебя было не добудиться.

Я вдруг вспомнил сон, тот сон по дороге сюда, в котором вновь увидел Диану. Так странно. Впрочем, в последнее время мысли о ней все больше одолевали меня.

- А теперь? – Я повернулся к Себастьену. - Куда мы теперь? Вся деревня уже спит.

- Это нам ничуть не мешает. Я помню ее дом – такой красивый, белый с красной крышей. Может быть, вон туда? – Себастьен махнул рукой в неопределенном направлении. – В любом случае, мы куда-нибудь да выйдем.

- Ты издеваешься? Что значит «туда» и «куда-нибудь»? Да здесь все дома белые с красными крышами. – Я опять был готов взорваться от подобной беспечности. – У тебя что, нет никакого конкретного плана?

- Вообще-то нет. Я упустил тот момент, что был здесь последний раз задолго до того, как появились сотовые телефоны. Так что…

- «Так что» что?

- Так что будем полагаться только на себя! Точнее, на меня. Ты Формулу любви не забыл?

- Нет! – От бессилия и злости я лишь крепко сжимал кулаки.

- Ну и славно!

* * *

«Мы живем в век одиночек. Каждый сам о своем и каждый сам за себя. Я убеждаюсь в этом вновь и вновь, впрочем, не оставляя надежды однажды все-таки обнаружить, что я прав лишь отчасти, что я слишком плохо думаю об окружающей меня действительности. Не удивительно – я купил себе дом – многолетнюю мечту и перебрался в него в надежде, что пригород излечит меня от одиночества большого города. Я купил автомобиль, и даже завел пса. Я наивно полагал, что все это изменит мою жизнь, изменит в корне. Я зря так думал. 

Казалось, я бегу от себя самого. От той части себя, которая и является одиночеством. А на самом деле я только строю воздушные замки, чтобы потешить самолюбие, но все равно ничего не меняется. Я только еще глубже увязаю в нем. В той части меня, которое не дает мне покоя. Что происходит? Ни единого шанса разобраться в этом. Я мечусь, стремлюсь, но всякий раз утопаю. Мне бы найти путь, свою дорогу к очагу, но нет. Все не так, как хотелось бы. 

Я видел вокруг себя счастливых людей, молодые пары, семьи с кучей детей – яркий, многоликий карнавал, и пытался подстроить жизнь под это течение. Но не получалось. Знаешь, так бывает. 

Сто лет одиночества[3] – это про меня. Всю жизнь стараешься выбрать верный путь и следовать только ему. Но вот уже и песок под ногами, и камни покрупнее с острыми гранями, которые так и норовят оставить кровавые порезы. Или ты слаб и сворачиваешь, или есть еще силы и продолжаешь идти дальше, сбивая ноги о размотанный по дороге терновый венец. 

Да ладно, что мне. Я привык. Привык находиться в одиночестве. И ничто не спасает, не дает окунуться в жизнь. В ее фонтан, который бьет, поднимая струи до самой вершины.

И я был готов оказаться на этом месте. Но есть одно маленькое «но». Я не был ни тем, ни другим – я просто останавливался и пережидал какое-то время, совсем упуская из вида, что ни дом, ни машина, ни собака никогда не дадут понять мне самого главного – чтобы избежать одиночества необходимо научиться делиться своей жизнью. Отдавать часть себя безвозмездно. Суметь однажды найти «уютного» человека. Такое уютное дополнение себя, с которым будет хорошо, каждый миг и каждую секунду. Это важно, иначе, все будет наоборот - совершенно разные жизни, не связанные ничем, низведенные в плотские желания».

Она обернулась – за спиной над небольшим перелеском уже зарядили капли. Иссиня-черная туча, распластавшись по всему горизонту, почти задевала верхушки деревьев, заставляя их нагибаться под своей тяжестью. Плотная стена дождя нагоняла, не оставляя возможности передохнуть. Куда она попала? Что за странное место? Сон ли или дурная явь?

Открыть глаза и забыть, или идти дальше. Дальше, не обращая внимания ни на что. Диана спешила, но стебли травы препятствовали ей, затрудняя движения. Черная мгла медленно приближалась.

Остановиться невозможно, да и нельзя. Шаг за шагом, только вперед – какие-то мгновения и шанс убежать от бури – так краток. А что еще ей оставалось?

До горы и ее спасительных ступеней совсем немного. Лишь бы преодолеть несколько метров и каменный подъем. А там, за спасительной грядой, ненастье не достанет. Исчезнет, испарится безудержная несыть, что так тянет ее. Растворится в бездне и исчезнет с харканьем и хлюпаньем, оставляя за собой беспрекословную тишину. Этого она и хотела. И именно по этой причине была абсолютно уверена, что там ее ждет ускользающее счастье, и ускорила шаг.

Трава не желала поддаваться, все сильнее опутывая ее ступни. Взвивалась, утяжеляя движение. Диана рвала ее, оставляя на ногах кровоточины. Зеленые стебли переплетались за спиной и змеёй ползли вслед за ней, почти настигая, цепляя острыми макушками.

Шаг за шагом, все ближе к стене. А позади уже бушевала настоящая буря. Если это и был сон, то не насколько уж нереальным.