Двойной захват

3

Косые ленивые волны методично накатыва­лись на песок, издавая всхлипы­вающие звуки. На рейде, подернутом голубоватым маревом, виднелась вере­ница кораблей, ло­мающих линию горизонта. Пляж был усыпан массой шеве­ля­щихся и лениво переворачи­вающихся тел. Среди них сновали крикливые разносчики напитков, мороженого и прочей снеди, покупаемой ку­рортниками более от скуки, чем по необходи­мости. По кромке при­боя на замусоленной ве­ревке провели худосочного верблюда и пони для фотографирова­ния падких на экзотику кли­ентов. Вдоль моря тянул ве­терок, слегка приглушая разрас­тающуюся жару.

Рядом с Храмовым на выгоревшей подстилке возлежала парочка: мускули­стый кавка­зец, из­нывая от желания, оглаживал загорелую девицу в купаль­нике в виде двух шнурков, едва прикры­вающих срамные места. Девица рас­кинулась не­подвижным бревном, глаза ее были закрыты, и вряд ли она ощу­щала любовные токи, испускае­мые своим темперамент­ным соседом, изрядно утомившим ее за ночь.

Храмов сидел на раскаленном песке, скрес­тив ноги. Душа его требовала са­тисфакции. Он не чувствовал себя сломлен­ным или раздавленным и был по­хож на спящего, но на­сто­роженного льва, которого все считают мерт­вым, пренебрежительно проходя мимо, но... вот он уже распластался в воздухе, целя в глотку не­минуемо и разяще.

Храмову намертво впечаталась в голову мак­сима зоновского философа По­тапа: «Служи себе, и ты будешь королем в собственном королевст­ве. Не под­давайся на социальные хи­меры, с дет­ства вбиваемые человеческому стаду. Возвысься нал стереотипами тысячелет­них традиций и мо­ральных устоев, и ты будешь вершить судьбы, играть закоснелыми лю­дишками, как марионет­ками…».

Храмов осмысливал Потаповские откровения, пытаясь умные, но общие идеи наложить на частные, то есть его, Храмова ближайшие и дальние пер­спективы. «Потап говорил, мол, делай то, что умеешь лучше других, где мо­жешь выиграть. А что я мо­гу? Заняться каким-нибудь бизнесом? Все это эфемерно, если нет начального ка­питала, да и какой бизнес, если я вне закона. Криминальным заняться, что ли?! н*****а, ору­жие, девочки, западные бор­дели... Чушь все!».

— Холодные напитки, пиво, — перебила его мысли проходящая мимо но­гастая загоре­лая девица в шортах и с картонным ящиком, перевязанным би­чевой.

— Эй, подожди. — Храмов оторвался от раз­думий. — Дай что-нибудь. — Он полез за деньгами.

— Завтра будет гроза, а может, и ливень, — ни с того ни с сего прогово­рила присевшая рядом с ним на корточки разносчица.

— Переживем, — философски заметил Хра­мов и протянул ей купюру.

«А что я могу? Кто я есть? – продолжил свои размышления Храмов. – Я профессионал по борьбе с терроризмом и прочей мерзостью. А меня выки­нули из конторы и засунули в зону, чтоб не мешал большим дядям в погонах и без спокойно воровать. Спасибо, что не убили. Если б я не почистил запись перед тем как ее отдать генералу и показал листок с подписью Назаряна, то ликвидировали бы точно. А так… провели профилактическое ме­роприятие. Моя жизнь для них мусор, впрочем… их жизни и благополучие для меня тоже. Вот и не мешало бы поквитаться. И при этом продолжить работу по специальности. Я профессионал по борьбе с терроризмом или... Или по орга­низации терактов!? Как ловчее сломать механизм, лучше всех знает сам кон­структор. Мне же известны до тонкостей их методы, психология, я могу просчитать действия моих бывших коллег на несколько ходов впе­ред. Вот и надо ор­ганизовать террористический акт, вос­пользовавшись этим знанием. А как? Идти но стандартному варианту: заложники, требования выкупа и самолета?.. Поло­жительный исход здесь маловероятен — в конечном итоге будет штурм, невзирая на жертвы. Поэтому... — Хра­мов отхлебнул охлажденную фанту из пластмас­совой бутылки и удовлетворенно выдохнул. — Поэтому нужно соз­дать такие условия, чтобы штурм был невозможен, бессмыслен или невы­го­ден какой-то другой силе. Столкнуть эти силы лбами! Двойной захват! Ну-ка, ну-ка...»

И тут Храмова осенило, выстроилась логи­ческая цепочка действий буду­щей операции. Надо было думать и действовать.

Он обвел глазами пляж: загорающие в разных позах курортники, плещу­щиеся в полосе прибоя дети, жизнерадостные молодые люди, вволю нагло­тавшись пива, устроили мор­ской бой на надув­ных матрасах, появилось не­сколько разноцветных зонтиков, воткнутых в песок с возлежащими под ними дородными мамашами, в глаза броса­лись подстилки, пла­стмассовые бутыли с напит­ками, прикрытые одеждой, придавленные ка­мешком колоды карт...

«Вот оно!» Он увидел черные джинсы, ком­ком лежащие на песке. Из их заднего кар­мана торчал уголок паспорта. Хозяин, по-видимому, пошел ку­паться. Подойдя к джинсам, Храмов на несколько секунд замер, пальцами ног выдернул документ и, отойдя на не­сколько шагов в сторо­ну, сунул его в плавки.

«Теперь надо разыскать Шнапса. Где-то он здесь обитает».

Храмов разместился за столиком летнего кафе и осмотрелся. Навес кре­пился на несколь­ких металлических столбах. Между ними было натянуто не­что, отгораживающее клиентов от улицы и напоминающее маскировочную сеть. Из-за щеляс­того забора валил дым. Там жарили шашлык. Храмов под­нял глаза и некоторое время созерцал шевелящиеся тени листьев на разно­цветном тенте. Потом начал рассматривать посетителей. Их было немного. Три часа пополудни — пик жары.

 «Где-то здесь должен находиться Шнапс. В зоне он похвалялся, что в этом кафе кор­мушка ему зарезервирована пожизненно, мол, он ког­да-то сильно выручил хозяина заве­дения, и об этом знает вся местная братва».

К столику подошла раскосая офи­циантка в зеленом переднике, скорее всего та­тарка.

— Остались жареные куры и шашлык. Кури­цу можно брать только целую. — При этих сло­нах официантка стыдливо потупила взор.

— Давайте шашлык — зачем мне целая кури­ца? И попить что-нибудь. — Он маши­нально взглянул на ноги официантки. Они были полно­ваты, с легким пушком волос и по­крыты много­численными синяками и ссадинами.

«Чем она занимается после работы... А мо­жет, спросить ее про Шнапса? Подождем. Не­из­вестно, как у них здесь все завязано-перевязано, а я вне за­кона».

— Попить... — Официантка на секунду заду­малась. — Пиво, кофе, напитки всякие... Вон там. — Она махнула рукой в сторону стеклянной витрины. — Покрепче, может быть, хотите...

— Покрепче не надо. Лимонад какой-ни­будь, — перебил ее Храмов. В найденном паспорте он обнаружил крупную купюру и мог зака­зать ужин любой плотно­сти.

Официантка отправилась выполнять заказ, а Хра­мов встал и начал медленно об­ходить терри­то­рию кафе. Двигаясь вдоль загородки, он заметил вход в ста­ционарное помещение и за­шел внутрь.

За стойкой бара скучала пышнотелая блон­динка с лицом истукана, что на ост­рове Пасхи. За угловым столиком двое молча играли в нарды, акцентировано стуча фишками. На плече у сидя­щего к нему спиной мужчины Храмов заме­тил татуировку в виде змеи, обвившей кинжал, и понял, что это именно Шнапс. Он подошел и тихонько тронул сидяще­го за плечо.

— Здорово, Шурик, — не оборачиваясь, прохри­пел тот, как будто у него были глаза на затыл­ке. — Я тебя заприметил, как только ты во­шел, — и, по­казав на зеркальную черную панель, вмазанную в стену, повернул голову и улыбнул­ся, сверкая золотыми зубами: — Какими судьба­ми?

— Козьими тропами. Побазарить надо.

— Ага. — Шнапс выразительно посмотрел на своего партнера. Тот пони­мающе кивнул, встал и вышел. — Базар твой прозрачен, — продолжил Шнапс. — Тебе ж еще четыре года тянуть остава­лось. Давно в бегах?

— Два дня как. — Храмов сел напротив Шнапса и молча уставился на него. Тот про­дол­жал улыбаться, но взгляд его выпуклых глаз был цепок и на­сторожен.

— Потап мне очень сильно помог. Знаешь та­кого?

— Знаю. В очечках круглых, зверушек всяких вырезал. Что еще скажешь?

Храмов достал украденный недавно паспорт.

— Ксиву сможешь на меня переделать?

 Шнапс мельком взглянул на документ.

— Головко Николай Артемьич... Молод ты для этого Головко. Если не в сыновья, то в пле­мянники ему точно годишься. Ну да ладно. Есть у меня один знакомый умелец, но он бабки впе­ред попросит.

— Сколько? — быстро спросил Храмов. Шнапс, слегка подумав, назвал сумму.— Чего молчишь? Голяк в кармане? — хмык­нул Шнапс. — Я так и думал. Наверняка соби­рался у меня призанять.

— Собирался,   —   честно  признался   Храмов. — Поможешь?

— Помочь, конечно, можно... — Шнапс слег­ка замялся. — Но ведь тебе нужно много — ме­лочь тебя не спасет.

- Да нет! На первое время, на попить-пожрать пока не разберусь. Да я от­дам, Шнапс, ты меня знаешь.

- Отдашь, не отдашь… Дурак ты, Шурик! Мы ж с тобой почти родные - в одной тюрем­ной семье воспитывались. – Шнапс обрадовался, что Храмов много не требует. – А с кси­вотой разберемся. Только сфотографироваться тебе надо. Вон туда пойдешь и скажешь, что от Шнапса. И внешность перед этим надо слегка поменять – тебя ж в розыск навер­няка объявили. Потом фо­тографию сюда и… зайдешь послезавтра. Остановиться есть где?

- Найду. Не мороз на улице.

- Не мороз, да только менты ходят. Ладно, как знаешь. Давай, Шурик!

Когда Храмов покинул Шнапса, на небе наметились звезды, и стало резко темнеть. Доб­равшись до побережья, он вышел на пляж и вынул из кармана тюбик с краской для волос, купленный в одном из многочисленных ларьков. «Был черным, а стану светло-рыжим. И одежон­ку сменим. И еще кое-что».

Под навесом возле скамеек резвилась разуда­лая компания. Обнаженные девицы после ноч­ного купания устроили дискотеку под магнито­фон, а их за­хмелевшие кавалеры сидели прямо на песке и подбадривали их ржанием вос­торжен­ных жеребцов. По кругу ходила бу­тылка шам­панского, и периодиче­ски кто-нибудь из веселя­щихся застывал с задранной го­ловой, де­лая очеред­ной глоток из горлышка. В лунном свете все это действо напоминало бесов­ский шабаш.

«А чем я хуже их?», — подумал Храмов, быст­ро стянул с себя одежду и с разбегу оку­нулся в пере­ливчатую рябь моря. Он несколько раз нырнул, а по­том застыл по грудь в воде, протирая глаза и отфыркиваясь. В его ляжку ткнулась то ли рыба, толи медуза, и он от неожиданности вздрогнул. Вы­бравшись на берег, Храмов тщательно на­мазал волосы и брови краской из тюбика, наша­рил сигареты в джинсах и, закурив, уселся на песке, поджав под себя ноги.

— Такой же чудик-мудик, как и мы, — раздался жен­ский голос с растяну­тыми алкого­лем интонация­ми. — Эй, мужчина или мальчик, кто ты там. Или сюда — попразднуем вместе.

— Точно! Раздели нашу радость, — подхватил сидящий на скамейке па­рень и призывно махнул рукой. — Можешь не одеваться — здесь все та­кие.

Девицы стыдливо захихикали, но не сделали даже попытки прикрыться. Храмов не­много по­думал, надел плавки и подошел к компании.

— Да ты не стесняйся. Здесь все по-простому, без предрассудков. На, по­пей пивка, — предло­жил сидящий на скамейке. Он вы­нул бутылку пива, зу­бами открыл пробку, вы­плю­нул ее как шелуху от семечек, а бутылку пере­дал Храмову. — Давай прими малость.

— Чего празднуем? — спросил тот, сде­лав длинный глоток.

— Кражу двухсот долларов, — весело отозвал­ся женский голос, а вскоре подошла и его владелица, женщина с фигурой Афродиты, одетая в мочалку, обернутую вокруг пояса. В темноте белели незагоревшие пятна грудей.

— Вот этот Женя, что лежит под лавочкой, за­сунул в бейсболку двести баксов, когда мы пош­ли на ночную дискотеку. Там мы, конечно, вы­пили от души, а потом шапочка стала мешать ему танцевать. Женя положил ее на стол... Ша­почку украли вместе с день­гами. Дискотека на­зывалась «Хэллоуин» — вот мы и празднуем хэллоуин досрочно или послесрочно. Присоеди­няйся. — Женщина дернула Храмова за руку, приглашая танце­вать. Тот мягко осво­бодился.

— У меня плохое чувство ритма. А зачем ему, этому Жене, понадобилось так много де­нег на дискотеку, да еще в баксах?

— Об этом не знает даже сам Женя, — засмея­лась женщина. — Пошли все-таки потан­цуем. — Она вновь схватила Храмова за руку и втянула в круг из­вивающихся под музыку фигур.

Храмов на сей раз согласился, понимая, что вряд ли его кто будет искать в голом виде среди полупьяной компании.

Гроза разрывала небо зигзагами молний, об­рушивалась на побережье тон­нами воды. Но продолжалась она недолго — уползла куда-то за море, очи­стив небо от клубящихся туч. В воздухе запарило. Стало немного прохладнее, но нена­долго.

Пересидев стихию в полуразрушенной бесед­ке, одиноко торчащей среди тополиной рощи, Храмов двинулся вдоль вереницы пляжей. Он находился в зоне отдыха, где один пансионат сменялся другим, и эта цепочка тянулась на де­сятки километров вдоль побере­жья, отделенная от моря невысокими забор­чиками с незапирающимися калитками. Войдя в одну из них, Храмов набрел на летний кинотеатр. Показывали какой-то эротический триллер. Купив би­лет, он в течение двух часов пялился на экран, где ма­ньяк с асиммет­ричной физиономией насиловал и убивал молодых женщин, расчертив карту го­рода на квадраты и взяв за основу шахматную партию Алехин — Капабланка.

Когда Храмов покинул кинозал, уже начало темнеть. Выплыла ущербная луна, прото­рив едва различимую дорожку на ряби волн. Храмову внезапно захотелось искупаться. Он остановился возле парапета и начал неторопливо стягивать с себя одежду.

Из фанерчатого домика, расположенного не­подалеку, вышли две молодые женщины в со­провождении мальчика лет пяти-шести. Одна из них, с корот­кими черными волосами, начала внимательно наблюдать за манипуляциями Храмова. Тот, с трудом освобождаясь от при­липших к телу джинсов, почув­ствовал спиной взгляд и обернулся. Ему захоте­лось созорничать.

— Вы хотите мне помочь? Тогда посторожите мои штаны и... еще деньги. А я пока ис­купаюсь.

Он подошел к девушке и быстро сунул ей в руку джинсы. Та машинально их взяла, а когда осознала свою забавную роль в этой жизненной интермедии, Храмов уже перепрыг­нул через парапет и бежал к морю поперек пляжа.

— А если я их стибрю?! — со смехом крикнула она ему вслед.

- Я вам доверяю, — прокричал Храмов и с размаху плюхнулся в воду, под­няв фонтан брызг.

Когда он выбрался из моря, девушки стояли возле парапета, о чем-то спо­рили и отча­янно жестику­лировали. Храмов подкрался к ним сбоку, неожи­данно возник перед глазами и, скорчив шу­товскую рожу, воскликнул:

— Как поживают мои штаны? Вы их еще не продали по сходной цене ка­кому-нибудь анти­квару?

— Нет, мы их хранили как величайшую цен­ность, — бойко парировала коротковоло­сая.

Храмов встал на руки и развел ноги цирку­лем.

— Вы мне их не поможете надеть? Женщины засмеялись, попытались вы­пол­нить его просьбу, но Храмов потерял равновесие и растянулся на ас­фальте. Смех перешел в хохот. Подбежавший мальчик принял участие в об­щем веселье, подпрыгивая от удовольствия. Из доми­ка высунулся пузатый мужчина в шортах, свер­кая очками и лысиной.

— И гений, парадоксов друг, — почему-то изрек он и вновь исчез.

— А вы случаем не в цирке выступаете? — спросила стриженая.

— Точно, — подтвердил Храмов. — Клоуном. В настоящее время репети­рую номер в полевых условиях, а вы мне ассистируете.

— Что там? — Мужчина за загородкой из штакет­ника оторвался от мангала с жаря­щимся шашлы­ком. Был он огромен, кучеряв и с лицом Мальчиша-Пло­хиша.

— Мы тут репетируем цирковые номера... — начала девушка.

Кучерявый перебил ее с раздражением в голосе.

- Видели мы всяких циркачей. Давайте в дом — шашлык уже готов.

Девушку слегка передернуло. Она хотела что-то возразить, но сдержалась и понуро по­брела к калитке. Ее подруга, взяв за руку мальчика, дви­нулась вслед за ней. Храмов бы­стро оделся, пригладил рукой мок­рые волосы и крик­нул вслед уходящим.

— Счастливого отдыха!

Возвращаясь той же дорогой через час, он обогнал компанию из четырех человек. Уже стемнело, но набережная освещалась фонарями. Среди идущих он узнал недавнюю знако­мицу и заговорщицки подмигнул ей. Она в ответ груст­но улыбнулась и потупила глаза.

Пройдя несколько десятков метров, Храмов внезапно почувствовал на плече чью-то руку и резко обернулся. Сзади стояла та самая девушка. Она была сильно возбуждена.

— Можно я немного пройдусь с вами? — Она взяла Храмова под руку. В ее поведении было какое-то нетерпение, нервность.

— Но я быстро хожу — можете не угнаться. — Храмов не мог понять, что ей нужно. «Выпила бокал шампанского и дурачится в свое удоволь­ствие».

— Это не важно, — пролепетала она и броси­ла на него быстрый взгляд.

— А ваш муж не будет ревновать? — с усмеш­кой спросил Храмов и, обер­нувшись, увидел прибли­жающегося к ним квадратного мужчину, того самого, кучерявого, что жа­рил шашлык.

—Это не мой муж. У меня нет мужа! — то­ропливо заговорила она. — Я пойду с вами. Можно я пойду с вами? Совсем с вами.

— А как же остальные? Вы же не одна. И что значит «совсем»?

— Это значит, что навсегда. А остальные ни при чем. С ними мы познако­мились здесь. До­мик ведь на две семьи. — Девушка взяла его под руку и тесно прижалась плечом.

— Да я  как-то не готов к этому... Я  не знаю... — Фразу прервал вне­запный и рез­кий толчок в спину. Тело Храмова понеслось вперед, обгоняя ноги. Он, коснувшись рукой земли, с трудом восстановил равновесие, развер­нулся и рефлекторно принял низкую обо­ронительную стойку. Мышцы на­пряглись, готовые взорваться действием.

— Канай отсюда, козел! Башку отверну! — Кучерявый верзила прибли­жался, размахи­вая ручищами, напоминающими свиные окорока. — Отцепись от моей телки. — Он был раза в полто­ра тяжелее Храмова. Тот понял, что стычка неминуема, и внутренне собрался. «Только этого мне не хвата­ло!»

— Ты меня достал, — неожиданно взвизгнула девушка. — Сила есть — ума не надо, да?! Нельзя все решать силой. Я сама выбираю, с кем мне быть. — На ее глазах выступили слезы. — Ты для меня ноль, пустое место. Оставь меня в покое!

Верзила метнул на нее злобный взгляд пите­кантропа и вновь двинулся по направлению к Храмову.

 — Ты че, не понял?! Задавлю падлу!

 «Это не блатной, — вихрем пронеслось в го­лове Храмова. — Блатные так себя не ве­дут. Какой-нибудь дремучий лавочник, тупой силой расчищающий себе место под солн­цем. Бык! Жлобина! Крутого из себя корчит!». Его ох­ва­тила холодная ярость. Он мельком взглянул на оцепеневшую девушку и чуть не пропустил силь­нейший удар в голову. Но ус­пел среагировать, присел. Вер­зила провалился. Его массивное тело по инерции подалось вперед, но было жестко ос­тановлено кулаком Храмова, нацеленным в пах. — Ууу, — за­выл верзила, присел на корточки и начал подпрыгивать, держась обеими руками за при­чинное место. Храмов резко поднялся на ноги и жестко уда­рил верзилу коленом в нос. «Получи!» Голова у того дернулась, показалась кровь. Но Храмов на этом не успокоился и нанес противнику серию жестоких, калеча­щих лицо ударов коленями и локтями.

«А ведь это доставляет мне наслаждение», — мельком подумал он, про­должая месить обез­умевшего от боли мужика. Тот только мычал и всхлипы­вал, ничего не соображая, а Храмов про­должал экзекуцию и не мог остано­виться.

— Ты его убьешь! — вскричала девушка ис­тошным голосом и кошкой за­прыгнула Храмову на плечи, обхватив руками шею и елозя бед­рами по бокам. — Ну хватит, ну хва­тит!

Тот разогнулся, замер на мгновение, а потом отошел на несколько шагов в сторону, как бы не замечая болтающегося за спиной женского тела. Подняв глаза, он обнаружил кучу любопытных, с интересом наблюдающих за по­боищем. Они безмолвствовали.

— Милиция! — наконец раздался чей-то дре­безжащий неуверенный голос. — Человека убивают!

Храмов разжал кольцо рук своей неожидан­ной знакомицы и, прогнувшись, мягко по­ставил ее на землю.

— Мне пора уматывать. Счастливо оставаться.

— Возьми меня с собой. Я не могу больше! — жарко заговорила девушка. Ее слова ли­лись не­прерывным, беспорядочным потоком. — Я по­нимаю, что он подобрал меня на по­мойке. Но ведь нельзя... терпеть такое бесконечно — это выше моих сил. Он тупое, похот­ливое животное с одной извилиной в моз­гах! Забери меня от не­го. Я его не люблю, я его ненавижу. А ты мне нра­вишься. Я не знаю почему, но это правда. Я не вру ни капельки. Ну, пожалуй­ста! — Она маши­нально гладила Храмова по плечу.

— Мне все равно. Делай что хочешь, но мне пора уматывать.

Он метнулся к выходу из пан­сионата. Девушка сдернула с ног босоножки и побежала за ним, сверкая голыми пятками. Миновав асфальтовую дорожку, тянущуюся вдоль пансио­натов. Храмов углубился в заросли, проскочил не­сколько десятков метров, остано­вился и затих. Тут же из-за куста появилась взъе­рошенная голова виновницы инцидента. Девуш­ка была похожа на взбу­дораженную галку. Она нашарила взглядом Храмова, подошла и встала ря­дом.

— Они тебя будут ловить? Милиция в смысле…

— Вряд ли, — буркнул Храмов. — Не было печали... Ну подрались два пе­тушка из-за кури­цы. Одному из них клюв подпортили — обычное дело. Не убил же я его, а так... слегка по черепу надавал. Ты же не пойдешь заявлять?

— Не пойду. — Она опустилась, подмяв под собой траву. — Чего стоишь! Садись. То­ропиться теперь некуда.

— Это кому как. Хотя... ты, наверное, пра­ва. — Храмов уселся рядом с де­вушкой, со­рвал травинку и начал ее глубокомысленно жевать, косясь на свою соседку. Возникла пауза.

— Я сумасшедшая, да? — Девушка начала те­ребить его за плечо. — Нет, ты скажи! Су­ма­сшедшая? Ну не молчи!

— Похоже на то, — врастяжку проговорил Храмов. — Тебя как зовут?

— Лена. — В ее глазах отражалась луна.

— А я Саша. Что все это значит?

— Когда-нибудь надо было решиться. — Она уселась поудобнее и обхва­тила загорелые поца­рапанные ноги.

— Рассказывай, — сказал Храмов.

— Я из Таджикистана. Родилась там, жила... Отец у меня работал главным инженером на крупном оборонном заводе. Большой завод. А мать умерла, ко­гда я была еще совсем малень­кой. Отец много пил последние годы. Завод встал, а жить было надо — вот он и помогал местным новоявленным баям обогащаться за счет раз­грабления завода. Был, правда, и сам в доле. А потом неожиданно пропал. Говорили, что убили, — слишком много знал о темных делишках местной мафии. Я осталась одна. До этого мы жили в дос­татке: дом был большой, напичкан всякой мебелью, коврами, аппаратурой. У отца была хорошая заначка в долларах — я ее нашла после. И начала жить. Когда деньги кончились, стала продавать вещи из дома, а потом устроилась на ра­боту в одну контору — помог бывший подчиненный отца, таджик. Ведь у меня высшее образование, но до этого не ра­ботала. ... Ну, так вот. Устроилась я, но зарплату нам не платили, иногда только, а потом контора и вовсе разва­лилась. Меня начал домогаться один из местных «крутых». Я ведь красивая... Я краси­вая? Ну, чего молчишь! — Она толкнула Храмова плечом.

— Сексуальная, только ноги покарябаны, — усмехнулся тот. — Что ты от меня хо­чешь? На­мутила тут, сказки сидишь рассказываешь. Ты­сяча и одна ночь.

— Да не сказки это! — воскликнула Лена. — Это моя биография. — Она как бы невзна­чай коснулась его щеки своей.

— Валяй рассказывай дальше, — смирился Храмов. Ее волосы приятно щекотали лицо. Он закрыл глаза.

— Ну, так вот. У этого «крутого», я не знаю, кем он был по национально­сти, но му­сульманин точно, был целый гарем. Он и меня туда загнать норо­вил. Но я постоянно уви­ливала от его уха­живаний. Долго так продолжаться не могло. Я поняла, что нужно бежать куда-нибудь по­дальше. Быстренько продала дом со всей обста­новкой и направилась в Азов, где, я знала, живет моя бабушка. А когда приехала, то оказалось, что бабушка умерла полгода назад, а в ее доме живут какие-то чужие люди. Как уж они им за­владели — не знаю, но на что я могла претендо­вать со своим таджикским паспортом.

Пыталась обратиться к местным властям, но куда там. Затребовали кучу справок. Разве что не требовалось подтвердить, что я участница Кули­ковской битвы. Потом я догадалась, что надо было просто заплатить деньги и изгото­вить «липу», но было уже поздно.

А тогда я просто сняла комнатку возле моря у какого-то деда и жила себе помаленьку. Но деньги не бесконечны, и я начала думать, что де­лать дальше. А что тут можно было приду­мать? Удачно выйти замуж и разом решить все проблемы. Купила я фирменные шмотки, начала заходить на дискотеки, в ночные клубы, кафе — их здесь много открыва­ется в курортный сезон, по­строила глазки, повиляла бедрами... Ко мне многие клеились, но, кроме го­лого секса, ничего не предлагали. Наконец, попался один... сказал, что любит и готов жениться. Всерьез уха­живал, дарил дорогие пещи... Он был старше меня на пятна­дцать лет, но человек вроде хоро­ший, и со здоровьем у него было все в порядке. Короче, мы расписались, и я переехала к нему, в элитную квартиру со всякими наворотами. Он за­нимался бизнесом, торговал трубами и еще какими-то железяками, которые брал в Мариу­поле и гонял за рубеж по морю. Денег сначала было в достатке. А потом на него наехали, начались вся­кие разборки. Он задолжал крупную сумму, «кинул» кого-то, а может быть, его «кинули»... Не знаю. В конце концов, у моего мужа забрали все, но не хватало. И то­гда... и тогда он продал меня, чтобы расплатиться. Приглянулась я како­му-то авторитету... Правда, я так и не поняла, кому. Меня держали в богатом особняке и поль­зовали как рези­новую куклу кому не лень, вер­нее, кому разрешали. Я стала призовой телкой, которой на­граждали за особо вы­дающиеся заслу­ги, сексуальной рабыней. С меня глаз не спуска­ли, но содер­жали в порядке: кормили, одевали, покупали хорошую косметику. Чем бы все это кончилось — не знаю, если б в меня не влюби­лось это животное, кото­рому ты рожу рас­квасил. Он, по его словам, отдал за меня откупного и взял к себе.

Сначала меня боготворил, чуть ли не ноги целовал, но я не отвечала взаим­ностью и от­дава­лась ему формально, как бы выполняя неприят­ную обязан­ность, и постоянно пыталась увиль­нуть от опостылевшей постельной гимна­стики. Это его бесило, он свирепел, как орангутанг, и мучил меня целые ночи напролет, грубо мной овладевая, по сути дела, наси­луя. Мое тело было посто­янно покрыто синяками.

Денег на жизнь у него хватало — он был хозя­ином забегаловки в порту и имел не­сколько ларьков по городу. Меня опять кормили, одевали, но денег он мне не давал и еще отобрал доку­менты, чтоб не сбежала, но это не помогло. Я все-таки сбежала, но меня бы­стро изловили его маль­чики. Меня заперли на неделю, и каждую ночь он приходил на эти опостылевшие случки. Он мне стал отвратителен, но я смирилась. Временно. И всегда была готова к дейст­вию, как тот волк, который все равно в лес глядит. И вот случай пред­ста­вился...

— Какой случай? — машинально спросил Храмов.

— Ты! — Лена повернулась к нему. Взгляды их слились. — Я не ошиб­лась?

— Скорее всего, ошиблась, — медленно про­говорил Храмов и слегка ше­вельнулся, от­страня­ясь от ее рук. — Ты красивая, толковая, а я в бе­гах и в ро­зыске. В тюряге я должен сейчас си­деть, а вот гуляю, с тобой развлекаюсь... И куда занесет меня завтра кривая, не знаю. Со мной опасно.

— Мне все равно, — торопливо заговорила Лена. — Это лучше, чем гнить в наложни­цах у этого типа, а ты мне, правда, понравился. Какой-то необыч­ный, острый. Ты меня вол­нуешь.

— Самый обычный офицер в отставке и за­гнанный в угол. Черт его знает! — ни с того ни с сего воскликнул Храмов и с досадой хлопнул ла­донью по коленке. — Свалилась ты на мою голо­ву!

— Возьми меня с собой — я буду твоей фрон­товой подругой. Буду гото­вить тебе пищу, сти­рать... — Голос ее заволакивающе журчал, а руки настой­чиво ласкали его тело. Это было сладко и невыносимо.

Храмов рывком привлек девушку к себе и жадно впился в ее губы. Они были ищущими и упругими. Они пахли морем. Она, не прерывая поцелуя, перебралась к нему на колени и обхва­тила за шею.

— Ну, пожалуйста, Саша... — прошептала Лена. — Возьми меня... с собой.

Храмов повалился спиной в траву и притянул девушку к себе. Ее обнажен­ное, упруго-податли­вое тело слегка подрагивало. Он даже не заме­тил, когда она успела раздеться. Су­дорожными, торопливыми движениями стянув с себя джин­сы, Храмов пронзил ее и про­тяжно засто­нал. Ее бедра заходили ходу­ном, тело затрепета­ло, и ему хотелось проткнуть ее насквозь, до­браться до самых глубин наслаждения. Он сжал ладонями ее тонкую гиб­кую талию и еще крепче прижал девушку к себе, постоянно ощущая ее всасывающее лоно, этот скользяще-ласкающий рай...

Трава колола шею, но двигаться не хотелось, чтобы не тормошить Лену. Она спала, склонив голову ему на плечо.

«Что теперь с ней делать? При нормальной жизни я бы не задал себе этого вопроса», — ду­мал Храмов, полузакрыв глаза и глядя сквозь ресницы на светлеющее небо.

 Звезды поблекли. Близился рассвет с неясными перспективами. Невдалеке бугрились силуэты деревьев на терри­тории пансионата. В просвете между ними уми­рала ущербная луна.

«Может быть, тихо смыться и забыть эту ис­торию? Вернется к своему «ка­бану», поми­рят­ся... С голоду, по крайней мере, не помрет. Да нет! Просто так сбежать... Коряво все это, уни­зительно... Ладно, пускай пока побудет со мной, а там посмотрим». — Остановив­шись на этой мысли, он закрыл глаза и мгно­венно за­снул.