Скрываться было поздно. Пока я стояла у стены и дрожала от холода, насквозь промокнув, Робби куда-то направился твердой походкой.
— Нет-нет-нет, — я вышла из ступора и ринулась за парнем, но он глянул на меня косо и злобно, и отрицательно качнул головой.
— Не вмешивайся, Летти, — отчеканил англичанин, и я поняла, что вот-вот наступит кошмар.
Вот сейчас он скажет Кавьяру, где я и тогда…
— Неужто тебе настолько плевать? А как же человеческое сострадание? — в последней попытке выдала я.
Но Роб лишь отмахнулся и скрылся за углом дома. Внезапно мне так захотелось курить, что по спине понеслись мурашки. Мое тело пронзил сильнейший страх, прямо желудок свело, потому что я осознала, что меня прямо сейчас схватят.
Последний шанс.
В отчаянии я рванула обратно к сараю, куда только-только отвели лошадь и, не раздумывая, выволокла животное под дождь. Конь, будто заколдованный, упрямился и ржал, грозно раздувая ноздри.
— Ну и катись! — рявкнула я в бессильной ярости, и вороной красавец, покосившись в мою сторону, вновь скрылся в сарае.
Рыдания сдавливали горло и, чтобы не впасть в истерику, пришлось шлепнуть себя по лицу. Один раз, второй… Так, чтобы кожу прожгло болью. Надо уходить. Немедленно. Я ни за что не отправлюсь в лапы к этому уроду. И в ответ на мои мысли послышались голоса. Кто-то должен был вот-вот показаться из-за угла. Бросившись к сараю, я проскочила мимо двери и понеслась, куда глаза глядят. Улочки так петляли, что, казалось, все вокруг завертелось, закачалось. Схватившись за голову, я крепко зажмурилась, подозревая, что еще мгновение, и я начну впадать в истерику.
Нельзя. Не сейчас. Нужно идти. Вот сюда. Нет… Кажется, я уже была здесь… Нет… Не была… Боже… Кто строил эти дома? Как вообще можно жить в таких местах? Разве эти люди сами не путаются в узких улицах? Разумеется, нет. Они ведь привыкли… Вот и ты привыкнешь, Летти. Остановись, пока не поздно. Остановись…
Но вместо того, чтобы прислушаться к голосу разума, я лихорадочно искала выход из деревни, обдирая ладони о шершавые стены и постоянно падая, неизвестно за что цепляясь. Я и не заметила, как промокла вплоть до нижнего белья. Мне было так плевать на эти человеческие неудобства, что даже боль не приводила в чувства. Я ведь искала спасение не от физической боли — мне была невыносима мысль о принудительном лишении свободы. Это настолько пугало, что я была просто не в силах успокоиться.
Кавьяр ни в коем случае не должен нащупать мое слабое место. Пусть думает, что я боюсь его извращений и издевательств. Но это полная ерунда по сравнению с моральным унижением и тюремным заключением. Ведь грек и есть моя тюрьма.
Разбираясь в своем внутреннем мире, я не заметила, как выскочила на центральную улицу. То есть, по сути, это было чем-то вроде маленькой площади. Вероятно, жители деревни устраивали здесь праздники.
Меня затрясло от холода. Я поежилась и оглядела себя. Тоненькая футболка промокла слишком быстро. И теперь как нельзя лучше можно было углядеть во мне девушку. Вот тут-то и произошло неожиданное. Две немолодые женщины в длинных одеждах, пробегавшие мимо, притормозили неподалеку и, перекинувшись между собой парой фраз, неожиданно наклонились и швырнули в меня… грязью. Я опешила.
— Что вы делаете? — выдавила я, когда в плечо неожиданно ударил камень, и сорвалась на крик. — Прекратите! Что вы делаете? Прекратите!
Но на крик из ближайших домов примчались еще три девицы и двое мужчин. Камни полетели безостановочно: в голову, спину, живот. Один особенно большой, угодил мне прямо в челюсть. Я взвыла от боли и, поскользнувшись, плюхнулась в грязь. Подняться возможности не было. Я просто затихла и лежала, пока жгучая боль не переросла в сплошную пульсацию по всему телу. Я не сразу обратила внимание на то, что стало как-то очень тихо.
Нерешительно пошевелившись, я стиснула зубы от боли, что пронзила спину. Но это хотя бы говорило о том, что я все еще жива. Послышались неспешные шаги. Я мгновенно поняла — это Кавьяр, даже сомнений не возникло. Вот сейчас я подниму глаза и увижу самодовольство на его лице, и триумф, сквозящий в его позе, и презрительную улыбку. Хотелось умереть, но только не смотреть на него. В поле зрения возникли чьи-то ноги в ботинках: военные, тяжелые, на шнуровке.
Кавьяр присел на корточки и заглянул мне в лицо. Я хотела зажмуриться, но было поздно. Клио не улыбался, не ерничал и не подшучивал. Просто смотрел. Молча. Без эмоций. Сплошной ледяной камень. Но сколько всего пришлось прочесть в этих глазах, словами не описать. Меня ждала расправа. Настоящая безжалостная расправа. Темные глаза излучали разочарование, что для меня стало сюрпризом. Первой заговорила именно я.
— Не ожидала, что придется так много бегать…
— Почему? Я именно этого и ждал, — губы грека растянулись в холодной улыбке. — Скажу даже больше, Летти. Я все это время шел за тобой по пятам. Преследовать того, кто на самом деле давно пойман, довольно просто.
— Особенно с подсказками, верно? — выдавила я. — Ты ведь и Кристину подослал?
Прежде чем я смогла сказать еще хоть слово, грек резко подался вперед и рывком вдавил мой затылок в грязь.
— Что ты сказала? — спросил Клио, и я поняла, что ему неизвестно о причастности служанки, это несомненно изумило меня. — Две идиотки, — зашипел грек. — Я хочу, чтобы ты поняла, кому принадлежишь. Почувствовала свободу? Получила надежду на спасение? Теперь, когда я и это отобрал у тебя, все изменилось, Летти. Ты будешь растоптана. Твоя никому не нужная гордость утоплена в грязи и заброшена камнями… Чего ты добилась своим побегом, глупая? Только моего презрения и ненависти окружающих. Ты получила по заслугам. Все кончено, Летти…
Клио почти плевался, произнося болезненно обжигающие слова, все сильнее вдавливая меня в землю, а я лишь хрипела. Воздуха не хватало. Ну же, давай… Осталось совсем чуть-чуть…
Но грек резко отпустил, встал и отошел в сторону, бросив на ходу:
— В машину ее. Едем домой.
Меня подняли и куда-то поволокли. Я ничего не видела перед собой, потому что черное отчаяние затопило все вокруг. Кавьяр обо всем знал, он все спланировал. Просто поиграл со мной. Проверил на прочность. Развлекся. Теперь мне не сбежать отсюда.
По мне полоснули чьи-то равнодушные глаза, карие, наполненные легким непониманием и удивлением, и взгляд этого высокого незнакомца в пиджаке стал последней каплей.
— Отвернись! — заорала я так, что не узнала собственного голоса.
Грек, куда-то направлявшийся, оглянулся.
— Отвернитесь! Не смейте смотреть на меня! Бессердечные твари! — и я перешла на русский. — Мне плевать на ваши устои и традиции! Уроды тупые! Дикари! Глупые дикари!
Хлесткая пощечина оказалась настолько неожиданной и сильной, что голову откинуло назад. Я икнула и возблагодарила небеса за то, что охранник удержал меня на месте.
Клио, как всегда невозмутимый, лишь сверкнул глазами — будто и не он вовсе ударил, будто это нормально — и пошел к огромному черному внедорожнику. Я таращилась ему в спину со всей ненавистью, на которую только была способна.
***
Я сидела в машине, Кавьяр рядом. Он находился на достаточном расстоянии от меня и, к счастью, даже не смотрел в мою сторону.
Мне было плохо. Плохо от всего: и от тряски на лошади, и от камней, и от пощечины Кавьяра. Но особенно воротило от слов грека. Ну как я могла поверить в спасение? Даже те парни из пустыни куда-то умчались. Наверняка испугались грека…
Я покосилась на похитителя и, решив, что от одного вопроса ничего не случится, пробормотала:
— Кто этот человек? — указала головой на брюнета, сидящего рядом с водителем.
— Мой брат. Заинтересовал? — злобная усмешка заставила меня умолкнуть и больше не выдавать своего присутствия.
Однако брюнет обернулся ко мне, бросив взгляд из-за плеча, и спросил:
— Тебе правда помогла Кристина? — Почему-то в его голосе прозвучало удивление.
Он не был похож на Клио, хотя тембр голоса все же имел некоторое сходство с голосом Кавьяра. Только вот у брата грека присутствовал британский акцент.
— Тео, — отрезал Клио, — мы выясним это позже.
Этот самый Тео был темноволосым, модно остриженным — волосы сбриты на висках, остальная часть шевелюры аккуратно зачесана наверх — со спокойным выражением лица. Темные брови вразлет и тепло-карие глаза мужчины делали его лицо очень приятным, а улыбка, застывшая на губах, располагала к себе, словно он и не осознавал всю мерзость ситуации и вовсе не собирался вмешиваться в это.
— Скажи-ка мне вот что, Летти, — продолжил Клио, — если бы я был дома, ты бы все равно сбежала?
— Рано или поздно… — прохрипела я, сомневаясь в правдивости собственного ответа.
— Что ж, это любопытно, — снова ровный тон и на самом деле абсолютное отсутствие интереса. — Но ты и так немало провинилась. Наказание будет соответствующим.
— Наказание? — едва вымолвила я, вжавшись в кресло.
Он посмотрел мне в глаза: тьма и жестокость в глубине взгляда.
— Да, Летти, тебя ждет наказание.
Я сглотнула комок.
— Ты наверняка болен, — не понимая, что произношу это вслух, сказала я, не мигая глядя на мужчину. — Тебе так необходимо унижать?
Ожидая удара, я немного отодвинулась, но его не последовало. Грек склонил голову набок и, прищурившись, ответил:
— Хорошо, что ты позиционируешь себя, как сильного человека, но это ненадолго. Мне очень хочется раскрыть твой потенциал. Изучить тебя. И этот поступок — лишь легкое разочарование для меня, Летти, потому как ты продержалась дольше, чем я предполагал.
— Ты ненормальный, — покачала я головой. — Думаешь, другая на моем месте не стала бы использовать свой шанс на побег?
— Конечно стала бы, — кивнул Кавьяр со скучающим видом.
Мне вдруг показалось, что в голове что-то щелкнуло. Как будто опустили какой-то рычажок. Я перевела на грека совершенно ошеломленный взгляд, словно до меня только сейчас дошло, что я еду рядом с самым жутким человеком на свете. Он выгнул темную бровь и в ответ на мой взгляд так отвратительно улыбнулся, что мне тут же захотелось закричать во всю глотку. Я не осмелилась. Риск оказаться убитой здесь и сейчас был слишком велик. Я должна жить. Это твердо решено. Такие, как Кавьяр, не могут существовать. Это ведь нужно как-то прекратить, верно? Да, но такого шанса у меня нет и, вероятно, не будет.
— Ломаешь голову, почему все так сложилось? — вновь подал голос грек. Меня передернуло. — Ты заслужила. Я уверен в этом. И еще… Я должен узнать что-то важное?
Я уставилась на Кавьяра.
— Что? — спросила, не поняв вначале, но после, догадываясь, на что он намекает. — Нет… Ты ошибаешься. Они мне ничего не сделали. Напротив, главарь приказал меня не трогать.
По лицу грека нельзя было что-то понять.
— Хорошо. Не люблю использованный товар, — произнес Кавьяр так, будто я действительно являлась вещью, и одарил меня надменным взглядом.
— Однако то, что было до меня, никаким боком не касается твоего нынешнего положения. Мне плевать на твоих бывших. Но находясь под моей опекой, ты должна хранить мне верность. За измену полагается наказание. Уж поверь, способов довести человека до безумия огромное количество.
Я промолчала, но Кавьяр неожиданно хмыкнул.
— Постарайся скрывать свои эмоции. Твоя ненависть написана на лице. Будет легче, если притворишься, будто я тебе нравлюсь, — предложил он спокойным тоном.
Ответом ему была тишина. В моей голове продолжала звучать заунывная мелодия флейты, на которой играл дряхлый старик, сидя под навесом небольшого домика, в то время как меня катали в грязи.
— Зачем я тебе? Неужто так сложно быть нормальным? Бросил бы в пустыне, а себе отыскал покладистую девушку, — выдавила я, глотая слезы, хотя в душе понимала, никому не пожелала бы оказаться на моем месте, потому что этот человек достоин лишь одного — смерти.
— Мне не нужны проблемы, — ответил грек. — Уж ты-то точно разнесла бы эту историю по всему миру. К тому же… — Кавьяр перевел на меня взгляд, от чего пришлось буквально сжаться, слишком уж колким он был. — Я не могу отпустить тебя без наказания за побег.
— Араб говорил об этом… Он был прав.
Кавьяр придвинулся ко мне слишком резко — я, испугавшись, дернулась — и схватил за подбородок.
— Перестань так смотреть на меня, — прошипел он и крайне неожиданно впился в мои губы зубами. До боли, до мурашек вдоль позвоночника, до отвращения.
Так же резко отпустил и, отодвинувшись, засверкал глазами, расплываясь в насмешливой улыбке. Я тут же подалась назад и прижала ко рту ладонь. Я уговаривала себя — мысленно — не плакать и часто-часто моргала. Клио не сводил с меня глаз.
— Да, зрелище не очень привлекательное, — протянул он медленно. — Я бы даже сказал, отнюдь не привлекательное. Грязная, потасканная и униженная. Бедная-бедная Летти. Какие испытания. Жалеешь себя?
Я убрала руку от лица и, все еще чувствуя на губах болезненную пульсацию, качнула головой, отвечая:
— Нет, не жалею.
Грек лишь кивнул и, тут же забыв о моем существовании, переключил внимание на зазвонивший телефон. Я тихо плакала, глядя в окно.
Он вел разговор о бизнесе и с первых же минут стало ясно, о каком именно. Я невольно прислушалась и, косясь на грека, принялась судить по его внешности о возрасте. Вероятно, ему было не больше тридцати, и он уже являлся владельцем компании. Быть может, даже не одной. Я поняла, что его отец — известная личность в широких кругах, потому-то прикрывает сына от больших проблем, которые вполне могли свалиться на него в случае проникновения информации в СМИ. Сущий кошмар, ведь это целая семья рабовладельцев, если судить о том, что и брат грека причастен ко всему.
Особняк вырос на нашем пути внезапно. Я так увлеклась угрюмыми размышлениями о беседе с греком, что и не заметила, как машина остановилась. Из разговора стало ясно, что у них там огромная сеть бизнеса, основанная на торговле людьми. Я решила, что эти ниточки тянутся, до неизвестных высот. В это наверняка замешано большое количество влиятельных людей, и коснись их опасность хоть каким-то образом, все будет тут же прикрыто и зачищено, словно ничего подобного и не существовало. Такие, как они только почуют едва уловимый запах гари, как тут же переложат вину на чужие плечи, при этом в суде сами же огласят приговор.
Я понимала, что одной мне с этим не справиться никогда в жизни. Да и никто не справится, потому что храбрых людей в мире до смешного мало. К тому же невозможно уничтожить то, что существует на Земле ни одно тысячелетие.
— Хавьер, отведи Летти в комнату, — резко скомандовал Клио, выпрыгнув из внедорожника.
Проследовав в дом, я тут же в коридоре столкнулась с Кристиной, и взгляд женщины говорил: «Добегалась?». Лицемерные твари. В любой момент готовы воткнуть нож в спину.
Проведя меня в комнатушку, Хави притормозил у двери.
— Помойся и переоденься, — приказал он громовым басом. — Вечером примешь свое наказание.
Я судорожно сглотнула, но страха не показала, очень старалась не проявлять эмоций.
Около восьми вечера меня, так и не покормленную, повели на первый этаж. Хавьер открыл странную и невысокую дверь, очень похожую на вход в кладовку, и, пропустив меня вперед, захлопнул ее, заставив мое тело врасти в пол, потому что внезапно стало очень темно.
— Иди, — подтолкнул верзила, и я вздрогнула, успев испугаться. — Чего застыла?
— Я… не… не вижу в темноте, — заикаясь, выдавила в ответ.
— Два шага вперед и ступеньки.
Я послушалась Хавьера и осторожным движением ноги отыскала первую ступень. Пришлось прижаться к стене и пойти вниз. Медленно, но верно. Охранник недовольно сопел в спину и мне захотелось попросить его отодвинуться, но я промолчала. Впереди показалась дверь — это стало ясно по тоненькой полоске света, что пробивалась снизу. Охранник обошел меня и первым оказался за дверью. Меня ослепило освещение, пришлось зажмуриться.
— Где мы? — я попыталась спрятать свой ужас поглубже, боясь открыть глаза.
— У меня в гостях, — послышался ответ Кавьяра, и я тут же разлепила веки.
Лучше бы не делала этого. Лучше бы погибла где-нибудь в пустыне. Все задуманное греком неожиданно обрело самую страшную для меня форму.
— Ты ведь… не собираешься… Ты… — я стала заикаться еще сильнее. — Почему бы просто не и****ь по старой привычке? — выпалила я абсолютную нелепость.
Кавьяр, который вольготно развалился в черном кресле, медленно курил и, сощурив глаза, заинтересованно разглядывал меня.
— Я не страдаю такой слабостью, как привычки, — протянул грек. — Проходи, не стесняйся.
Меня страшно замутило. Я до последнего не верила, что Кавьяр сделает со мной что-то серьезное. Я была убеждена, что он просто запугивает. Но, увы. Для меня наступил настоящий кошмар…
Сознание часто ускользало, то проваливаясь в густую липкую дымку, то медленно выплывая из нее. И вот в такие моменты хотелось умереть. Кавьяр переворачивал, хлестал, прижимал к полу. Сквозь пелену слез я несколько раз наталкивалась взглядом на громадную фигуру Хавьера, который хоть и выглядел невозмутимым, но все же старался не смотреть в мою сторону…
Не могу. Не могу больше. Ну дайте мне сдохнуть. Пожалуйста…
Я неосознанно произнесла это вслух. И вдруг все прекратилось. Внезапно. Меня оставили на полу, но я даже не обратила на это особого внимания. Мне было плевать на то, что кафель слишком холодный. Это даже немного помогло. Ягодицы горели огнем, не говоря уже о том, что происходило со всеми остальными частями тела.
Меня тошнило, но я не могла пошевелиться. После того, как грек изнасиловал, после того как я испытала на себе всю его несдержанность и совершенно извращенные предпочтения, уже не хотелось даже думать. Однако на этом дело не завершилось. Озверевший от моего безропотного поведения и от абсолютного безразличия к его присутствию, грек подхватил меня на руки, швырнул животом на кушетку, и я взревела от боли, срывая голос, потому что на ноги и спину обрушились ужасающе сильные удары плети.
Я почти погрузилась в обморочное состояние и не заметила, когда стало тихо, как вдруг меня окатили ледяной водой. Перехватило дыхание. Закашлялась, я дернулась, но встать не смогла. Едва-едва приоткрыла глаза и тут же собралась закричать от шока.
Кавьяр внимательно всматривался в мое лицо.
— Очнулась, — заключил он и встал.
— Хавьер, брось еще. Маловато дыма, — приказал грек, но я, ничего не понимая, попыталась встать.
Однако мокрый пол не позволял действовать. К тому же у меня сильно болело в груди, будто ребра переломали. Конечно, мне это лишь казалось. Руки тряслись так, будто мышцы успели атрофироваться за то недолгое время, что я находилась здесь.
Когда я все-таки приняла сидячее положение и смогла оглядеться, тут же выдохнула и поморщилась — слишком много слез собралось в глазах. Однако моя надежда на покой была вмиг рассеяна, потому что кроме меня в комнате оказался и Кавьяр. Но охранник ушел.
Странная зеленоватая мутная дымка окутала бордовые бархатные стены и вызвала у меня приступ сильнейшего кашля. Неприятный горький привкус прилипал к языку и въедался в горло. Однако очень быстро я свыклась с этим и почувствовала легкое головокружение. Даже в кончиках пальцев стало покалывать. В целом мне полегчало, словно боль отошла на задний план.
— Вот и хорошо, — послышалось со стороны двери.
Я не обернулась. Мне было страшно на него смотреть, но я жутко затряслась, почувствовав, как грек приблизился. Он больше ничего не сказал. Просто подхватил меня подмышки, поставил на ноги и повел в неизвестном направлении. Я не вырывалась. Даже не пыталась. Оставалось лишь висеть на руке Кавьяра и подчиняться, мысленно убеждая себя в том, что я здесь одна, меня никто не трогал, ничего не случилось.
— Я достаточно доходчиво объяснил? — спросил грек, когда вывел меня из комнаты. Теперь мы были в помещении, смахивающим на ванную, но отгороженную от основной комнаты всего лишь занавеской.
— Летти, когда тебя о чем-то спрашивают, нужно отвечать. За что я тебя наказал?
— За… побег… — Это мой голос?
— Да. Правильно.
Впервые в жизни мне захотела у***ь человека. По-настоящему.
— Видишь, как все просто, — кивнул Клио с улыбкой.
— Вот и запомни этот день, Летти, никогда его не повторяй.
Я устало выдохнула и села на пол, а затем и вовсе прилегла, уткнувшись лбом в плитку. Кавьяр ушел, я так подумала, но он тут же вернулся, натянув штаны.
— Ты такая дура, Летти, — заключил с усталостью в голосе. — Хуже упрямого ребенка. Могла ведь просто побегать по городу, но нет, тебе нужны были приключения. Вот и поплатилась за свое глупое желание жить на свободе, за пустые надежды…
Меня все-таки вырвало прямо под ноги греку. Я очень надеялась на то, что он разозлится и добьет меня, но «господин» понял, я только этого и хочу. Он усмехнулся и отошел.
— Я знаю меру жестокости. Так что, Летти, не рассчитывай на смерть.
Ко мне вернулась ненависть, рассеяв апатию. Грек теперь уж точно ушел. Я не поняла когда, потому что опять провалилась в темноту, а очнулась, услышав лязг цепей. Открыла глаза и сразу встретила взгляд Марио. Он смотрел сочувственно.
— Катись… — сразу же выдала я, и доктор нахмурился. — Бессердечные… вы все… все до последнего.
— Раньше не мог позвонить? — разозлился испанец, оглянувшись через плечо. — Похоже, мне нужно поселиться в твоем особняке.
— Отличная идея. — Мне захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого голоса. — Учитывая страсть Летти к нарушению правил, ты ей очень пригодишься.
— Посмотри, ее стошнило, — сетовал Марио, в то время как Хавьер освобождал меня от цепей.
Я была изумлена. Когда меня заковали? Зачем?
— На черта столько опиума? — продолжал Марио. — Особенно в первый раз… А кровь откуда? У нее разрывы?
— Марио, заткнись, — прервал Кавьяр гневную тираду доктора. — Я уверен, что обошлось без внутренних повреждений.
Вся ненависть и некоторая внутренняя смелость залпом улетучились сразу после того, как грек двинулся в мою сторону. Не ясно, как так получилось, но я заорала. Да к тому же настолько неожиданно и громко, что даже Хавьер побледнел. Я вцепилась в руку доктора и заревела, выпучив глаза:
— Доктор, не отдавайте меня ему… Он ненормальный… Прошу… Я все, что угодно сделаю… Уберите его… Пожалуйста…
У меня началась икота. Я видела, как Марио поморщился от боли, потому что бог знает откуда в руках, которыми я сжимала его запястье, появилась такая сила. Я буквально прилипла к доктору, боясь посмотреть на застывшего справа грека. Обе горничные, вытирающие полы, быстро опустили головы, пряча от хозяина глаза.
— Э-э-э… — выдохнул Марио, покосившись на Кавьяра. — Боюсь, ты переборщил.
— Я сам решу, — огрызнулся Клио. — Ей на пользу.
Отчеканил и пошел к выходу.
— Не будь животным, — озадачил доктор своим резким тоном, бросив это в спину грека.
Но тот уже исчез за дверью, зато Хави посмотрел на доктора слишком выразительно. Однако, ничего не сказав, тоже покинул «камеру пыток».
— Идем, — позвал Марио, лишая меня возможности хоть как-то отреагировать на уход Кавьяра.
Это было и к лучшему. Но послушавшись испанца и сделав шаг, я тут же снова упала на холодную плитку. Я увидела кровь и красные следы на своих бедрах и ногах. Вновь охватил секундный дикий ужас перед зверским характером Кавьяра, а после вернулась апатия.
— Голова кружится, — оправдалась я, не поднимая глаз.
Именно в момент этого бессилия я почувствовала себя настоящим ничтожеством, которое неспособно даже на слезы после жестокого надругательства.
— Это из-за опиума. Не переживай, скоро пройдет.
Голос Марио звучал так успокаивающе, а мне было настолько плевать на его сочувствие, что у меня вырвался смешок. И хохотала я даже тогда, когда доктор вел меня по коридору второго этажа; даже тогда, когда из кабинета выглянул Кавьяр. Я смеялась громко и хрипло. Я могла бы поклясться, что на долю секунды холодное выражение его лица сменилось на что-то такое, что показало истинные чувства. Только разобраться в этом не было возможности: то ли страх, то ли жалость. В любом случае, мое сознание, одурманенное наркотиком, легко могло выдать желаемое за действительное. Так я решила… А, впрочем, желаемого у меня и не было.
Я подумала в тот момент, что вряд ли Кавьяр способен на какие-либо чувства. Кроме низменных потребностей в нем ничего не наблюдалось. Только пустота, которая позволяет ему делать со своими пленницами все, что вздумается.