Обнаженные розы

Эпизод 2

РОМАНТИК

Воскресение, 8 июня.

Он отложил пустой шприц в металлическую миску, вытер руки полотенцем, отбросил его.

Взглянул на лежащую перед ним девушку, она была прекрасна, в своём бессознательном состоянии, казалось, она пребывает во власти глубокого, умиротворённого сна.

Он не удержался, коснулся её, легко провел кончиками пальцев по лицу, погладил шею. Его взгляд скользнул вниз, к её груди.

Он провел пальцем по её правому соску, ладонью погладил живот, ласково обвел бедра и задержал ладонь на её колене.

Ему нравилось ощущение её кожи.

Гладкой.

Чистой.

Чуточку прохладной и бархатистой.

Он считал её лишней, он считал, что кожа скрывает, стягивает и сжимает её истинную красоту. Она одновременно восхищала и раздражала его.

Он тихо поднялся с постели, на которой она лежала.

В помещении горел тусклый, мерклый желтый свет.

Он не любил слишком яркое освещение, оно мешало ему. Он ощущал себя неуютно.

Пока она спит у него есть время подготовить её.

Он подошел к жестяной ванне, повернул кран, и несколько минут смотрел, как набирается вода.

Он сидел на краю ванной и водил кончиками пальцев в теплой воде, ему нравилась вода. Вода — это, жизнь, это исток жизни для всех: для животных, для людей. для цветов.

Затем он взял с пола тугой, объёмистый пластиковый пакет.

Открыл его и высыпал в ванную светлые лепестки роз Бобби Джеймс. Похожие на мотыльков, белые лепестки закружились над водой, они причудливой чешуёй покрыли поверхность теплой воды. Из — за колебаний водной поверхности, казалось, что чешуя из лепестков роз двигается, создавалось впечатление, что это часть чешуйчатой шкуры какого — то дивного зверя.

Он опустил руку, коснулся пальцами лепестков.

Их прикосновение вызвало у него блаженную дрожь, его охватило восторженное предвкушение.

Он подошел к кровати, аккуратно, бережно поднял спящую девушку. Её волосы повисли на его руке. Он застыл, пораженный приятным ощущением.

Золотисто — медные, переливающиеся тусклыми бликами, шелковистые локоны мягко стелились по его локтю и свисали вниз.

Они, словно, сами тянулись к полу, они тянулись прочь от него.

Он несколько мгновений, с восхищением, рассматривал её лицо.

Затем повернулся, медленно, торжественно подошел к ванной.

И так же осторожно, с почтением, опустил её в воду с белыми лепестками.

Он завороженно смотрел, как слой молочно — белых лепестков поглотил часть её тела. На поверхности остались лицо, плечи, грудь, часть живота и руки.

Все остальное скрылось за лепестками, за густым слоем шевелящихся лепестков роз — Бобби Джеймс.

Он положил её голову на специальный подголовник, волосы свесил за ванну. Он не хотел, чтобы они намокли, они должны были остаться не тронутыми влагой.

Сев на табуретку возле ванной, он взял расческу.

Точнее, это был гребешок, серебряный гребешок, с жемчугом.

Это было наследие его бабушки, а ей оно досталось от матери

Эта древняя драгоценность с незапамятных времен принадлежит его семье.

По легенде, один из его предков, купцов, приобрел гребешок во время путешествия по далеким восточным странам.

Подробностей не знал никто.

Он с чувством долга и вкуса, старательно расчёсывал её медные пряди.

Когда всё было готово, он отложил гребешок, наклонился к ней и поцеловал в лоб.

— Пора. — произнёс он. — Пришло время показать твоё неповторимое совершенство.

Для представления нового шедевра, он выбрал один из самых подходящих антуражей.

Это был цветочный магазин, недалеко от центра города.

Он был переполнен розами. Огромный, для цветочного магазина павильон, буквально белеет от букетов и различных флористических композиций из роз Бобби Джеймс.

То, что нужно.

Он знал, что не должен был сейчас этого делать.

Он знал, что и так привлек к себе слишком много внимания полиции. Он знал, что его ищут.

Знал, что это опасно.

Но он уже не мог остановиться.

Хотя он дал себе слово, что после этой работы, после этой декорации и этого произведения, он даст себе небольшой отдых.

У него ещё слишком много работы. Он слишком многое должен успеть. И он не может рисковать, давая возможность поймать себя раньше, чем это нужно.

Он не раз предвкушал, как о нём будут говорить, когда «поймают».

Как им будут восхищаться. Сколькие узнают о нём, о его творении!

Он навсегда останется в истории, как непревзойдённый мастер серии оригинальных декораций и шедевральных экспозиций.

Он останется в памяти великим и непревзойденным.

Он открыл магазин, сигнализация была отключена заранее, равно, как и камеры наблюдения — все, которые могли запечатлеть лишнее. Он принёс в магазин инструменты, воду и лепестки, затем принёс её.

Он закрыл магазин и зажег свечи.

Он любил делать это при свечах.

Она начала просыпаться. Девушка заворочалась, приподнялась на локте. Лицо у неё было сонное и хмурое.

— Г — где я? — заикаясь тихо, тоненьким голоском спросила она.

— Ты среди декораций, — ответил он.

Она попробовала пошевелиться, но её запястья и щиколотки были плотно стянуты ремнями.

— К — кто вы… Отпустите меня! — она в панике забилась, стремясь освободиться. — Отпусти меня, больной урод! Что тебя нужно?! Что ты…

Она осеклась, когда он молча подошёл к ней и раздраженно заткнул её рот кляпом.

Она протестующе замычала, продолжала елозить на полу, вращаясь из стороны в сторону, истерично билась в тщетных попытках высвободиться.

А он медленно и не торопливо раскладывал свои инструменты.

Затем достал из сумки спецодежду.

Он облачился в полукомбинезон и куртку, из смесовой ткани.

Затем сменил обувь.

Это была одноразовая одежда. Все это он сожжет после сотворения шедевра.

На руки он натянул темные нейлоновые перчатки.

Она, обессиленная, замерев от ужасающего потрясения, наблюдала за его приготовлениями.

Он взял несколько медицинских зажимов, положил поближе.

Присел возле неё. По правую руку положил несколько скальпелей и хирургический нож.

— Ну, что? — с обманчивой лаской спросил он. — Пора?

Её глаза широко распахнулись. Она неистово замотала головой, по ее щекам потекли слёзы. Она что — то, с усилием промычала, попыталась приподняться.

Он удержал её рукой, второй взял большой брюшистый скальпель, приготовил тупоконечные хирургические ножницы.

Девушка часто дышала. Её обнаженная грудь ритмично, интенсивно вздымалась и опускалась.

На матовой коже груди поблескивали капельки пота.

Он усмехнулся. Ему нравилось ощущать её страх.

Страх перед неизвестностью.

Она, как и все другие до нее, не знает, что её ожидает. А он знает. И это приятно волновало его.

— Ну? — улыбнулся он ей, словно маленькому ребенку. —Приступим?

Она, выгнувшись всем телом, через силу истошно замычала.

Он навалился на неё, прижимая к полу. И приступил.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресение, 8 июня.

Он вздрогнул и внезапно проснулся, с неистово бьющимся сердцем. Несколько минут Стас смотрел в потолок.

Очертания их с Ритой комнаты растворялись, утопали в густом, слоистом полумраке. Он лежал в кровати и сосредоточенно пытался понять, что его разбудило. Что прервало его сон?

Он попытался вспомнить свой сон. Не получилось.

В последнее время, его сновидения всё чаще были безликими и перемешанными. Стас тихо сидел на кровати, его голова была тяжелой ото сна. Странные и неприятные мысли путались в голове. Настроение было паршивым, угнетенным.

Он спрятал лицо в ладонях, затем тихо встал, оглянулся на жену.

Рита сладко спала на боку, повернувшись лицом к нему.

Впервые, наверное, с тех пор, как он занят делом безумного подонка, бредившего розами, она не отворачивалась от него ночью. Стас взял с кресла свои джинсы, оделся.

Тихо, чтобы не нарушить сон Риты, вышел из спальни.

Бесшумно прикрыл дверь. Босиком прошел в ванную.

Включил тёплую воду, и умыл лицо. Посмотрел на себя в зеркало.

Оттуда на него взирал небритый мужчина, с серо — стальными глазами и светло — русыми короткими волосами.

Внешностью его природа не обидела. Напротив, наделила настоящей мужественной, характерной красотой.

Крепкий, рослый и с развитой мускулатурой. Лицо, с форменным квадратным подбородком. Прямой, чуть выдающийся нос, с широкой переносицей. Выразительные, но светлые брови, слегка выступающие вперед, крупные скулы и высокий чистый лоб.

Губы не выразительные, тонкие. Уши слегка крупноваты, зато их прикрывают ровные, аккуратные, тщательное выбритые светло — русые баки. Плюс, Корнилов с детства занимался спортом и, в том числе, профессиональным боксом. Получил КМС, солидно раскачал торс, руки и грудь.

В молодости он вовсю пользовался своей внешностью и харизмой. Он усмехнулся воспоминаниям. Мать его, порой, ругала за ветреность и неугомонность по отношению к девушкам.

А отец лишь посмеивался.

Стас вздохнул, ещё раз умыл лицо.

Таким бесшабашным и жизнерадостным он был до того, как пошел служить сверхсрочную службу и попал на войну.

Война перекроила и изменила его. Потом гибель отца, инфаркт матери. Его прежняя жизнь, в считанные дни, изменилась навсегда. Через некоторое время он остался один.

Стас почистил зубы, на кухне заварил кофе. Затем прислушался. Рита еще спала, он приоткрыл окно, закурил.

Его одолевало нагнетающее, тревожное чувство.  У него участился пульс, кровь стучала в висках. Его организм, казалось, отдельно от него испытывал необъяснимую панику.

Корнилов усилием воли смог частично унять неприятное тревожное чувство.

Сварив кофе, он, закрыл дверь на кухню, чтобы Рита не услышала запах. Ему нужно было немного побыть одному и подумать.

А его жена чувствовала запах свежесваренного кофе, чуть ли не за версту. Он проверил телефон, пропущенных звонков нет.

Внутренняя тревога не утихала, она пульсировала, внутри него, резкими рывками.

Стас не понимал…

В коридоре, в холле послышались шаги.

Стас замер. Прислушался.

Быстрые, легкие шажки, в которых Корнилов безошибочно узнал поступь Алины. Он обернулся, как раз в этот момент, его дочка открыла дверь на кухню. Едва он увидел её лицо, у него на миг замерло сердце. Бледная, перепуганная, она стояла на пороге кухни сжимая телефон.

— Папа… — проговорила она плаксиво. — Ты… ты уже видел? Да?

— Видел, что? — осторожно спросил Стас.

Она нервно сглотнула, опустила взор. Прижала телефон к груди и нерешительно подошла к нему.

— Алина? — Стас склонив голову к плечу, попытался заглянуть в глаза дочери.

Дочка молча протянула ему свой смартфон.

Стас, глядя ей в лицо, взял телефон. Отключил блокировку экрана.

На дисплее было фото, оно красовалось на одной из популярных соцсетей страны. На фотографии были розы. Десятки, сотни белых роз, на заднем плане и окровавленная, свернутая калачиком, человеческая фигура на полу.

Стас крепко сжал зубы и чашку с кофе. Часть кофе выплеснулась на ковёр. Он поднял взгляд на дочь, посмотрел в её глаза, такие же изумрудные, как у её матери.

— Алина… — голос Стаса дрожал от сдерживаемой ярости. — Зачем… зачем ты это… смотрела?!

Дочка, с виноватым лицом, плаксиво расстроено скривилась.

— Мне… мне прислали ссылку. — пролепетала она. — Одноклассница…

Стас подавил волну гнева.

— Не стоит больше такое смотреть, Алина? Посмотри на меня.

Она подняла на него взгляд, заглянула в глаза.

Стас увидел в глазах дочери страх и сожаление.

Он вернул телефон дочери.

— Иди спи. — холодно велел он, и помешкав добавил. —Постарайся… поспать…

Он направился к дверям кухни.

— Пап?

Он обернулся.

Дочка смотрела на него, взгляд её был изучающий, обеспокоенный.

— Ты… ты ведь его поймаешь? Да?

Стас в ответ вздохнул.

— Иди в кровать, оленёнок, ещё слишком рано.

                                               ***

Он выругался, увидев толпу.

— Какого, чёрта! — Стас с досадой стукнул по рулю своего автомобиля.

Несмотря на предрассветную рань, когда ещё горели уличные фонари, на улицу высыпало, десятка три — четыре, жителей местных районов. Корнилов припарковался неподалеку.

Вышел из машины, увидел стоящих на газоне мальчишек.

Самому старшему из них, в лучшем случае, лет тринадцать — четырнадцать. На лицах у детей было неподдельное любопытство.

Стас раздраженно выдохнул. Покрутил головой по сторонам:

«Где их родители? Какого чёрта, они пустили сюда своих детей?!»

Корнилов гневно ринулся вперед. Без церемоний растолкал толпу

Пролез под красно — белой оградительной лентой, показал удостоверением полицейскому из оцепления, тот кивнул и посторонился.

Стас направился к цветочному магазину, в его застекленных витринах белели сотни бутонов роз. Из — за причудливых форм лепестков и их теней цветы, отчасти, напоминали человеческие лица.

Изумленные.

Потрясенные.

Напуганные.

Он зашёл внутрь. Его накрыл сочный немного приторный, кисловатый запах цветов. Пол был засыпан скомканными, вдавленными в грязь лепестками роз. Грязь нанесли полицейские.

Трое мужчин стояли в дальнем конце цветочного магазина и что — то оживленно обсуждали.

Один в униформе ППС, ещё один, в легкой куртке поверх футболки и брюк. И третий, видимо, самый главный среди троицы —плечистый статный мужчина, с пышной шевелюрой седеющих волос и такими же пышными сталинскими усами.

За ногами троицы угадывались багровые очертания лежащего на полу тела. Мужчины обернулись на звук шагов Стаса.

Патрульный отреагировал добродушным кивком. Лицо Стаса было ему знакомо по новостям и пресс — конференциям.

Полноватый мужчина, в футболке и куртке, несмело улыбнулся.

Судя по латексным перчаткам, на его руках — местный судмедэксперт. А третий, седеющий усач, встретил Стаса хмурым насупленным видом и ворчливо сказал:

— Доброе утро, товарищ майор Корнилов.

— В самом деле доброе? — в тон ему ответил Стас.

Этот усач с угрюмым недружественным видом —майор Датский. Свои его, разумеется, «Датчанином» кличут.

У Датчанина особые счеты к Стасу и его группе.

Потому, как дважды на его «земле» в Головинском районе, происходили громкие, резонансные дела.

И оба раза эти дела у него отбирала группа Стаса.

Датский, тщеславный и заносчивый сноб, считает себя недооцененным и вечно не заслуженно обиженным.

За те два дела, он рассчитывал получить подполковника.

А теперь Стас явился, чтобы отсрочить возможное повышение Датского еще на неопределенный срок.

— Попрошу всех покинуть помещение, — произнес Стас. — Этим делом занимается особая оперативно — следственная группа УГРО Москвы.

Патрульный приложил руку к форменной бейсболке и сию же минуту покинул помещение.

Судмедэксперт тоже, наскоро собравшись, направился к выходу, но Датчанин жестом его остановил.

— Корнилов, — прогудел Датский, обращаясь к Стасу и шевеля усами, — это моя территория.

— Зато, дело — моё, — сухо ответил Стас, остановившись перед ним и глядя в глаза Датскому. — А юрисдикция МУРа, распространяется на всю территорию Московской области, в том числе, и на твою территорию.

Последнее слово Стас произнес с некоторым насмешливым ехидством. В своей вечной, лихорадочной погоне за славой, Датский порядком его раздражал.

— А ты лучше займись своими глухарями. Дела может и не эффектные, как тебе бы хотелось, но если все раскроешь, может и кинут тебе, наконец, вторую звезду на погоны.

Датский с хрустом, гневно сжав кулаки, шагнул вперёд и оказался почти вплотную от Стаса. Корнилов равнодушно посмотрел в глаза Датчанина.  Полноватый судмедэксперт, стоя за спиной Датского, опасливо вжал голову в плечи.

— Корнилов, — проговорил Датский низким рокочущим голосом, — Ты у меня уже поперёк горла... Что вы, муровцы, лезете повсюду? Ни одно дело нельзя провести, чтобы вы туда свой нос не сунули.

— Мы лезем только в те дела, — спокойно и сдержанно возразил Корнилов, — которые требуют нашего внимания. А сейчас будь добр, свали отсюда и не мешай мне работать.

Датский, пару секунд, свирепо смотрел ему в глаза. Стас был готов ответить, если вдруг тот решит его ударить.

Но Датчанин умел вовремя сдерживать себя, хотя и не скрывал своего раздражения и злости.

— Пошёл ты,— процедил он.

— Только после тебя, — хмыкнул Стас.

Датчанин обошёл его и громко топая вышел из магазина.

Судмедэксперт, помедлив, ринулся следом за Датским.

— Дверь закрой, — сказал ему Стас, не оборачиваясь.

Судмедэксперт послушно тихо прикрыл за собой дверь цветочного магазина.

Стас вздохнул. Шагнул вперед. Встал над кругом из лепестков роз.

Они были красное — белые — кровь на них уже успела подсохнуть.

Допущенная неаккуратность была умышленной…

Наверняка, он считает, что так его работа выглядит эффектнее.

Стас вызвал по телефону Ящера и ещё раз осторожно обошел тело.

Волосы у девушки были золотисто — медные. Они были заплетены в восемь тонких косичек и разложены в разные стороны, под почти одинаковым углом, подобно лучам солнца. Он придал понятное значение цвету её волос.

Стас покачал головой, разглядывая её.

Он их боготворит, у******о совершено без жестокости или ненависти. Романтик искренне верит, что высвобождает их красоту.

Он считает, что кожа портит, скрывает и сдавливает их истинную красоту, в его понимании.

Положение тела убитой девушки, как всегда, полностью соответствовало тому, как Романтик обычно оставлял своих жертв.

Как и все, три предыдущие девушки, она лежала на боку, чуть поджав колени, а руки сложены у лица. Словно, она сладко спит, свернувшись в уютной постели.

Багровые мышечные ткани казались жидкими от обилия крови.

Были заметны сизые переплетения вен и крупных артерий.

Стас перевел взгляд на залитый кровью пол магазина.

Увидел свое тусклое отражение, в кровавой луже и с отвращением отвернулся. Внимательно обвел взглядом помещение, он надеялся увидеть незамеченные детали. Размеренным неторопливым шагом, он прошелся вдоль длинных полок, с вазонами цветов.

Полки располагались в пять ярусов. Первая и вторая были Стасу ниже пояса. Третья полка, была чуть выше поясницы, четвёртая на уровне груди и пятая тянулась на уровне лба Стаса.

Все полки, без исключения были заполнены только белыми розами, название которых Стас не знал.

Корнилова заинтересовало, зачем владельцу магазина закупать такое количество одинаковых цветов и заполнять ими весь магазин. Вроде бы, это не слишком логично. Людей, собирающихся купить букет цветов, больше привлекает разнообразие, нежели огромное количество роз одного и того же сорта.

Стас дошел до торцовой стены магазина, круто повернулся на пятках, и такой же медленной поступью двинулся обратно.

А посредине помещения он остановился, и задумчиво уставился на четвёртую полку справа от себя. Помешкав, Корнилов приблизился к полке, чуть наклонился. На полке топорщился миниатюрный, размером с пол ногтя, кусочек материи. Стас осторожно снял его и поднёс к глазам.

В это время, чуть слышно скрипнув, открылась дверь магазина.

Стас повернул голову и встретился взглядом с худощавым мужчиной в очках. Тот приподнял свою коричневую шляпу фасона «Бруно» и ощерился в жутковатой улыбке.

— Доброго утречка, — с привычной скрипучей картавостью, произнес судмедэксперт.

Стас лишь хмыкнул и покачал головой.

Ящер был одним из лучших судмедэкспертов, видит бог, истинный спец и профи в своем деле, и усердия ему было не занимать.

Одна только сомнительная черта у Яши, периодически всплывающий, неуместный чёрный юмор и шутливое отношение к делам.

Впрочем, шутливое оно только на показ, а в реальности, Стас знал, что Ящер крайне щепетилен и внимателен.

— Подойди — ка сюда, — попросил Стас.

Ящер подошел. Он был одет в джинсы и полосатый свитер, с бежевыми и бордовыми полосками. В сочетании со шляпой, образ Яши, напоминал Фредди Крюгера, и он, наверняка, об этом догадывался.

— Ты, что — то нашел? — спросил Яша Щербаков.

— Возможно, — ответил Стас глядя на полку, — встань ближе. Вот так.

Он заставил Ящера прислониться спиной к полке.

— Знаешь, обычно меня вызывают для другой работы, — вставил Ящер. — А постоять возле полки, ты мог бы попросить любого.

— Не паясничай, Яша, — попросил Стас. — У тебя какой рост?

— Сто семьдесят шесть.

— Похоже, у него тоже.

— У него? В смысле… Романтика?! — уточнил Ящер.

Корнилов кивнул.

— Кажется, он зацепился, когда уходил, здесь на полке есть небольшое расщепление.

Корнилов протянул Ящеру найденный кусочек материи.

— Сделай полный анализ вот этого материала.

Ящер поставил чемодан на пол, вынул маленький пластиковый пакетик, раскрыл его и Стас опустил туда найденный кусочек материи.

Затем они подошли к телу убитой девушки.

— Поверить не могу… — проговорил слегка ошарашенный Ящер. — Он решился на у******о через шесть дней… Даже недели не прошло!

— Он входит во вкус, — Стас высказал своё мнение.

Ящер взглянул на Стаса, чуть прищурив глаза.

— С одной стороны это хорошо, да?

Стас вопросительно вскинул брови.

— Я имею ввиду… период, так называемой, «Маски нормальности» сокращается.

— Я понял, о чем ты, — кивнул Стас. — Но, не думаю, что из — за сокращения времени между эпизодами, он потеряет бдительность и допустит ошибку.

— Почему? — Ящер присел возле тела, открыл инструменты, натянул голубые латексные перчатки. — Вроде бы эта свойственно им, когда они теряют голову от крови и безнаказанности.

— Да, вот только наш не потерял голову, — Стас рассматривал тело девушки. — Такая маленькая пауза была выдержана намеренно. Но теперь, он притаится на некоторое время. Наверняка, будет следить за новостями и с восторгом читать и слушать, что о нём будут говорить.

— С чего ты это взял? — Ящер взял фотоаппарат и встав, сделал несколько быстрых снимков. — Что ему помешало воздержаться?

— Он не хотел сдерживаться, — качнул головой Стас. — Он нашёл её… Выделил среди других, и у него появилась идея. Идея, которая слишком восхищала его, чтобы он сдерживался. Возможно, он проявил нетерпение, но он не собирался проявлять безрассудство. Это у******о, в столь малое время после предыдущего эпизода, полностью следует его капризу. Его прихоти. Ему просто так захотелось.

Ящер продолжая фотографировать, присев на корточки.

Сделал несколько снимков, снизу и искоса взглянул на Стаса.

— И когда же он тогда допустит роковую ошибку?

Стас ответил через пару секунд.

— Когда перестанет контролировать свои прихоти и капризы.

С громким шелестом распахнулась дверь магазина, цветы на полках качнулись от порыва залетевшего внутрь воздуха.

Стас и Ящер обернулись.

Между рядами полок застыл полный, очень крупный мужчина, с шарообразным пузом. Выглядел он так, словно сейчас задохнется или умрет от сердечного приступа. Держась за сердце, тяжело и часто дыша, мужчина, с выпученными глазами, уставился на мертвое окровавленное тело девушки.

— Хосподи… — выдохнул он. — Да что же это… Да как же… Это… Такое…

Стас шагнул к нему.

— Майор Уголовного розыска, Корнилов, — представился он. — А вы кто, простите, будете?

— Я? — толстяк нервно, шумно сглотнул. — Так я это.. ну — у… Хозяин… Владелец… С — с — собственник…

Последнее слово он произнес заикаясь, едва слышно и неуверенно.

— Как вас зовут?

— М — михаил…

— А фамилия?

Толстяк сглотнул, его маленькие темные глаза таращились на Стаса.

Округлые щеки заметно вспотели. Стас заметил, что над верхней губой у него топорщились жидкие редкие усики.

— К — кауфман, — выдохнув, ответил толстяк. — Михаил… Кауфман, я… А как это всё…

— Вы сказали, что магазин ваш? — Стас следил за лицом владельца магазина.

— Да… — Кауфман всё еще тяжело, обеспокоенно дышал. — У меня ц — целая сеть… по всему г — городу… А что здесь…

— А скажите — ка, господин, Кауфман,— сухо произнес Стас. — Что это за цветы?

Корнилов качнул головой в сторону.

Маленькие, темные глаза Кауфман оглядели полки с цветами.

— Так это… ну… Этот… Как его… Забыл… А!

Владелец магазина развел руками.

— Это розы «Бобби Джеймс». Во!

— Бо — би Дже — ймс… — по слогам медленно повторил Стас. — И зачем вам их столько?

Михаил Кауфман отвел взгляд, поджал губы.

— Понимаете… Один цветовод…  возможно вы слышали, Фабиан Арманд, сделал мне жирную скидку на покупку огромных партий, сразу нескольких видов роз… шутка ли, тридцать процентов скинул!

— Несколько видов? — быстро переспросил Стас. — То есть вы купили еще какие — то другие розы?

— Ну, да… — развел руками владелец. — А чего не купить?..

Во время разговора он все время бросал встревоженные взгляды за спину Стаса.

— Какие ещё виды роз вы получили? — Стас встал так, чтобы владелец магазина мог смотреть только на него.

Кауфман нахмурил брови.

— Эта… Сейчас… Это самое… «Скарлет Клаймер»… Пол’c!.. «Пол’c Скарлет Клаймер», м — м… потом….

Он закрыл глаза, несколько раз судорожно вздохнул.

— Ещё я купил «Фламентац» и эти… как они так… как — то они так называются…

Он сокрушенно покачал головой.

— Забыл. Правда, забыл… А зачем вам всё это?..

Он вдруг изменился в лице.

— Подождите… вы же…— он поперхнулся и закашлялся. — Вы же не… не думаете… Что это я… Я сделал?! Это… Это не я! Не я! Правда! Это… Я не знал!.. Я просто….

— Успокойтесь, Кауфман, — холодно попросил его Стас. — Никто вас не обвиняет. Просто тот, кто это сделал, явно знал, какие у вас в магазине розы.

— М — м, — промычал перепуганный и растерянный владелец магазина.

— Кто знал о вашей сделке с этим Фабианом?.. Он кто? Тоже еврей?

Михаил фыркнул.

— Венгр, тот ещё антисемит.

Стас не смог сдержать кривую улыбку, видя с какой детской обидой проговорил последнее слово Кауфман.

— Он разводит розы?

— Ага, — кивнул Кауфман, — у него один из самых больших розариев в России.

— А почему он решил продать вам такую крупную партию роз, да еще и со столь огромной скидкой? Вы его хорошо знаете?

Михаил Кауфман пожал округлыми плечами.

— Да просто я оказался расторопнее всех остальных продавцов цветов! И он продал их мне… Мне повезло.

— Это теперь под большим вопросом, — заметил Стас. — А что его побудило продать такое количество цветов?

Кауфман снова пожал плечами.

— Так мне — то откуда знать… Я проверил, цветы нормальные… Все в порядке. Скидка заманчивая… Ну, я и купил.

Михаил произнес это так, словно иначе, никто бы и не поступил.

— Я так понимаю, у вас остались контакты Фабиана Арманда? — спросил Стас.

— Да, конечно…

— Будьте добры его телефон и адрес, прежде всего.

— А это… сейчас… — Кауфман полез в карман и вынул огромного вида смартфон.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы отыскать нужные контакты. Он продиктовал их Стасу. Корнилов забил полученную информацию в свой смартфон.

— Отлично, — кивнул он, — теперь о ваших сотрудниках. Сколько у вас продавцов? И есть ли среди них новенькие?

Михаил тут же кивнул.

— Новенький один есть! — ретиво закивал головой толстяк. —Взял одного на днях… Парень не ахти какой, но мне продавец нужен был срочно… А вы думаете, это кто — то из моих продавцов, да?

Стас едва заметно качнул головой.

— Мы пока только можем предполагать, господин Кауфман. Будьте добры, имена и адреса продавцов.

Кауфман продиктовал ему необходимую информацию о своих работниках.

Их было трое: старший продавец и двое младших, один новенький, две девушки и ещё один парень, помощник Михаила.

Корнилов обернулся. Ящер трудился вокруг тела девушки.

Михаил Кауфман подступил ближе и осторожно выглянул из — за спины Стаса. Корнилов посмотрел на него.

— Чтоб меня!.. — прошептал толстяк.

Его округлившиеся глаза смотрели в одну точку.

— Это же… это же… кем же… кем же надо ж быть ж… это же…

У него затряслись губы.

Стас раздраженно цокнул языком, рывком развернул толстяка.

— Вам лучше здесь не находиться. — сказал он.

Стас потащил толстяка в дверям.

— Так, а как же…  я же… — лепетал Кауфман. — Это же ж мой же… мой магазин…

— Да, но пока, боюсь, он будет закрыт на определенный период…

— Вы не понимаете!.. Мне же ж его теперь, наверное, придется продать…

Они вышли на улицу.

— Сомневаюсь, что, в ближайшее время, у вас это получится, — Стас увидел подъехавшую к цветочному магазину скорую и потащил к ней толстяка.

Он жестом подозвал доктора в синей куртке, тот поспешил к нему.

— У гражданина стресс и психологическая травма, — он передел толстяка доктору и фельдшеру. — Окажите помощь.

— Конечно, — кивнул врач. — Идемте, пожалуйста.

Они помогли Михаилу подняться в автомобиль скорой помощи.

Стас вернулся в магазин и подошел к Ящеру.

Тот поднял на него взгляд.

— У меня для тебя есть ещё один подарок. К тому, что ты уже нашел.

Стас встал над телом и кивнул.

— Показывай.

Вместо ответа Ящер поднял вверх тонкие хирургические щипцы.

Стас чуть наклонился.

В узких поблескивающих лезвиях щипцов был зажат кусочек чего — то желтовато — серого.

— Что это такое? — спросил Стас.

Ящер улыбался.

Корнилов ухмыльнулся.

— Это ноготь?

Ящер довольный, молча кивнул.

— Думаешь…

— И думать нечего, — прервав его, уверенно ответил судмедэксперт и кивнул на тело, — ногти у девушки ровные, ухоженные, с маникюрчиком. Так, что вариант только один.

Он кивнул на тело.

— Она у нас умница.

— Ящер, — Стас выпрямился и ухмыльнулся, — у тебя никакого почтения к умершим.

— Им нужно не почтение, — вздохнул в ответ судмедэксперт и снова взглянул на Стаса. — Только покой.

— А как же возмездие? — усмехнулся Стас.

Ящер качнул головой.

— Месть нужна живым, Стас. Во всяком случае гораздо больше, чем усопшим.

Стас не стал с ним спорить.

Он перезвонил своим операм. Домбровского направил опросить девушек, работавших у Кауфмана, а Арцеулова отправил по адресу продавца — новичка. Сам же Корнилов, не теряя времени, отправился к Фабиану Арманду, который отличился удивительной щедростью.

                                       ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресение, 8 июня

Замоченный в соевом соусе рис, отмывался с большим трудом.

Слипшиеся, влажные комки, успевшие подсохнуть, приходилось или оттирать посудным ёршиком, или же вовсе отдирать руками.

Благо в перчатках, это было не так противно.

Я отмыла очередную тарелку, проверила с обеих сторон.

Чистая. Идеально чистая. Я поставила её в стопку мытой посуды.

И перевела скорбный взгляд на всё еще огромную груду немытой посуды. Вздохнула, негодующе покачала головой и взяла следующую тарелку.

Дядя Сигизмунд вчера затеял готовку суши.

Опять уже, чёрт знает, в какой раз.

Разумеется, пока мы с ним готовили ролы и прочие изыски японской кухни, мы запачкали большую часть имеющейся у нас посуды. А остальную часть запачкали дядины друзья, которых он вчера пригласил. Я поставила помытую тарелку, взяла следующую.

Не знаю, сколько еще будет таких вечеринок, но у меня укоренилось стойкое ощущение, что с течением времени я стану такой опытной посудомойкой, что в пору будет устроиться на подработку в какой — нибудь ресторанчик.

Я поставила ещё одну вымытую тарелку, взяла следующую из грязной стопки.

Посуда ещё полбеды, кстати. Вот мне интересно, как друзья дяди Сигизмунда пережили сегодняшнюю ночь?

Потому что мне, примерно год назад, хватило одного раза попробовать дядины ролы, чтобы у меня пропало вообще всякое желание есть суши.

О — ох, я тогда несколько раз за ночь, пардон, «ихтиандра звала» на помощь. Пока я перемыла всю посуду, ранее утро, почти превратилось в полдень.

На часах было одиннадцать двадцать четыре. Сегодня я собиралась подучить географию. Так как из — за моих тренировок и соревнований по фигурному катанию, большую часть контрольных и самостоятельных я пропустила.

Хотя, если быть до конца честной, не только из — за спорта.

Все дело в нашем учителе, Павле Валентиновиче Кобякине.

Он гораздо хуже нашей химички.

У той просто характер такой, и потом она, все — таки, нередко бывает в хорошем расположении духа. И даже может тебе хорошую оценку поставить, просто за вовремя сказанный ответ, а то и вовсе — за хорошее поведение на уроке.

Но, вот географ… Не знаю.

У меня два варианта: или он ненавидит фигурное катание и всех, кто с ним связан, или он ненавидит лично меня.

Но только его уроки для меня хуже, чем зельеварение для Гарри.

Потому что там всё дело было в том, что обиженная сторона, за неимением возможности отомстить отцу, мстила сыну.

А тут… Тут я даже не знаю.

Мне кажется, Кобякин меня просто ненавидит. От природы.

И дело даже не в двойках, которые я получаю на его уроках просто регулярно, а в том, что он постоянно докапывается. Всё время норовит как — нибудь уязвить меня, унизить и оскорбить.

На одном из уроков географии два моих одноклассника подрались, они начали метелить друг друга своими громоздкими сумками.

У одного из сумки вывалилась еда и её разметало по всему классу.

И кого вы думаете географ, жирный бородавочник, заставил всё это убирать? Правильно! Конечно же меня!

На невысказанный вопрос, почему я всё это терплю и не рассказываю дяде Сигизмунду, отвечу коротко, что изрядную часть своей жизни дядя Сигизмунд был замешан в делах, за которые в уголовном кодексе, предусмотрены очень даже конкретные наказания. И боюсь, если я ему расскажу про своего учителя… Может случиться что — нибудь непоправимое.

У меня и так, фактически, отняли отца, и я не знаю где сегодня находиться моя мать. Посему, допускать даже минимальный риск что я ещё могу остаться и без дяди, я не желаю.

Тем более, что вроде бы с десятого класса географию у нас будет читать другой учитель. Осталось вытерпеть ещё год.

За мрачными размышлениями о географии, я перемыла всю оставшуюся посуду. Домыв последнюю тарелку, я устало опустилась на стул, взяла чашку с недопитым какао, отпила.

Тяжело вздохнула. Такое ощущение, что я два часа тренировки откатала!

В коридоре послышались шаги. Я узнала увесистую, но порывистую поступь дяди Сигизмунда, через несколько секунд он открыл дверь на кухню.

Я встретилась с ним взглядом. Улыбнулась.

— Доброе утро, дядя.

— Доброе, ягодка, — кивнул дядя.

Он зашёл на кухню, с подозрительным видом оглянулся и многозначительно хмыкнул. Затем посмотрел на меня с изумлением.

— Ты убрала кухню?

— Да, — вздохнула я.

— Спасибо, ягодка, — дядя выглядел одновременно растроганным и чуточку смущенным. — Но вообще — то, не стоило… Я бы сам убрал.

— В прошлый раз, когда вы так говорили, дядя Сигизмунд, бардак на кухне сохранялся почти неделю. — напомнила я. — И потом, мне не сложно. Должна же я хоть как — то вам помогать…

— Кстати о помощи, — дядя достал из холодильника сосиски и вскрыл упаковку. — Мне нужно чтобы ты мне подсобила с одной тачкой.

— Так сегодня же… выходной, — с легким замешательством проговорила я.

Дядя поставил греться воду, обернулся.

— Поэтому мне и нужна твоя помощь, работников — то нет.

— Хм, ну ладно… — проговорила я растерянно. — А что за машина? И почему её нужно чинить в выходной день?

— Ну, скажем так, — лукаво усмехнулся дядя. — Эта машина VIP — клиента.

— Да? — я в свою очередь тоже улыбнулась, потому что, ни на йоту ему не верила. — Так, а что за машина, всё — таки?

— Увидишь, — с лукавой ухмылкой ответил дядя. — Ты будешь сосиски?

— Нет, спасибо. Я не голодна. — ответила я. — А можно я пойду?..

Меня прервал звонок мобильника. Я достала телефон. Посмотрела на дисплей, меня слегка прошибло потом.

Чего это мне звонит наш директор школы?

Я подняла трубку и вышла из кухни.

— Здравствуйте, Станислав Владимирович, — любезно ответила я.

— Здравствуй, Вероника, — директор школы был серьёзен и говорил сухо. — Ника, тут такое дело… Скорее всего, контрольные по географии тебе до августа или даже до сентября писать не придется.

Я испытала неприятное, настораживающее чувство.

— Могу я узнать… почему? — вежливо спросила я.

— Конечно, можешь, — вздохнул директор. — Твой учитель по географии, Павел Валентинович…

— Уволился? — не выдержала я.

Директор замолчал.

— Нет… почему же… Он… просто… Кхм — кхм… Попал в больницу, — сбивчиво и скомкано объяснил Станислав Владимирович.

— Что — то серьёзное? — спросила я.

Спрашивала я, разумеется, из вежливости. Потому что здоровье географа, меня, мягкого говоря, волновало меньше, чем среднегодовое изменение температуры Гольфстрима.

— Да, боюсь, что да, — вздохнул директор. — Павел Валентинович попал в автомобильную аварию.

— Ого… — ошарашенно проговорила я.

Нет, конечно, человек он паршивый, но автокатастрофа — это, совсем не то, чего бы я ему желала. Да и вообще, никому такого не пожелаешь!

— А что… Как он там? — спросила я.

— Ну, пока лежит в хирургическом отделении… Ника, а знаешь что?

Судя по всему, директору внезапно пришла в голову идея.

 — Нет, ещё, — ответила я осторожно.

— Ты могла бы съездить к нему в больницу? Я тебе сейчас пришлю адрес больницы, а ты там… купи фруктов, конфет… И что — нибудь ещё, на твоё усмотрение.

— Станислав Владимирович! Подождите! — я попыталась остановить директора.

— Вероника, не стесняйся, — с напускной строгостью сказал директор. — Проведать учителя в больнице — это, знаешь, благое дело. Уверен, тебе зачтется, учитывая твои познания в географии. Так что, не робей. До свидания.

— До свидания, Станислав Владимирович, — закрыв глаза, ответила я.

Связь прервалась.

Ну, вот. Из — за проявленной вежливости и этичной участливости, меня автоматически подрядили навестить моего «любимого» учителя.

Шикарно! Именно так я хотела начать летние каникулы.

Чтоб его… Зараза! И отказаться же нельзя! Не простят и не поймут.

Ладно, бог с ним, с этим географом. Куплю ему фруктов и каких — нибудь конфет, хоть карму почищу.

В конце концов, мне стоит поблагодарить судьбу, которая распорядилась так, что мне теперь не придется летом писать долбанные контрольные по географии!

В коридор вышел дядя Сигизмунд.

— Кто звонил?

— Наш директор.

— Что сказал?

— Что я могу не писать летом на контрольные по географии.

— А почему это? — дядя Сигизмунд сложил могучие руки на широкой груди.

Его густые, светлые, седеющие брови вопросительно изогнулись.

Я вкратце пересказала ему наш разговор с директором школы.

— Ты же говорила, что не любишь этого учителя, — чуть нахмурив густые брови сказал дядя Сигизмунд.

Я только вздохнула.

— Да, но ведь я не могу нашему директору такое сказать.

— Попала ты, ягодка. — усмехнулся дядя Сигизмунд.

— Угу, — уныло ответила я.

— Не отчаивайся, — он хлопнул меня по плечу.

Я пошатнулась, ладонь у дяди была широкая и тяжелая.

— Пошли, поможешь мне.

Я спрятала телефон и пошла следом за дядей.

Сегодня я точно не поеду навещать Павла Валентиновича. Надеюсь, он переживёт и простит.

Мы спустились вниз, в автомастерскую, здесь уже горел свет.

В мастерской было безлюдно, в воздухе витал жирноватый запах масел, приторно пахло моющими средствами. Чувствовался горький запах бензина и резины.

В мастерской сейчас стояло четыре автомобиля:

два внедорожника, один седан и один хэтчбек.

У седана были сняты колёса, а хэтчбек выглядел так, словно пробирался через дикие джунгли — у него было разбито лобовое стекло, начисто отсутствовали боковые зеркала и была треснута левая передняя фара.  По салатовому, отливающему металликом кузову хэтчбека, тянулись несколько глубоких царапин.

Дядя подвёл меня к одному из внедорожников.

Это был красный Mitsubishi Pajero Sport.

У него был открыт капот. Рядом стоял тестер свечей зажигания и установка для замены жидкостей в АКП.

Я остановилась рядом с машиной, заглянула под капот.

— А где аккумулятор? — спросила я недоуменно.

Дядя Сигизмунд поставил чашку с кофе на металлический стол с инструментами.

— А аккумулятор у этой машины неожиданно вышел из строя, — усмехнувшись ответил дядя. — Но главная проблема не в нём.

Я посмотрела на оборудование рядом с автомобилем.

— Коробка передач?

Дядя усмехаясь кивнул.

— Убил КПП, перегрел и стёр шестеренки к чертям собачим.

Я тоже усмехнулась.

— Буксовал часто?

— Да, походу, только и делал, что буксовал, — дядя покачал головой, — не понятно только, где на Pajero можно буксовать в Москве.

— Ладно, — я постучала ладонями по кузову автомобиля. — Что от меня требуется?

Дядя обернулся.

— Вон, возьми свечи, нужно заменить. Справишься?

— Конечно.

За два года жизни у дядя Сигизмунда, я изрядно наловчилась во многих специальностях, свойственных сотрудникам автосервиса.

От автомойщика — до автомеханика.

Разумеется, особо сложные задачи мне не поручают, но уже сейчас я умею многое, чего несведущие в автомобилях люди, не умеют совсем.

Например: поменять свечи, масло или охлаждающие жидкости, чистка инжекторов, замена ламп освещения и так далее.

Конечно, у друзей и работников дяди Сигизмунда, глаза на лоб лезут от удивления, когда они видят, как я ему помогаю в мастерской. У них, как мне кажется, происходит пресловутый когнитивный диссонанс.

Ну, как же это! Женщина! В автомастерской! Да ещё «малая», соплячка совсем! Возится с автомобильным оборудованием, меняет масло, помогает с ремонтом ремней ГРМ и тормозов!

И это они еще не видели, как я вожу.

Да, чёрт побери, я умею водить автомобиль!

И, между прочим, уже сейчас довольно неплохо, по словам того же дяди Сигизмунда. Так то! Впрочем, с моим — то детством, и семейным автофанатизмом, иначе и быть не могло!

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресение, 8 июня

Дорога пролегала между двух густых и плотных лесных полос.

Высокие, ветвистые деревья нависали над дорогой, они создавали густую тень, а их ветки своеобразную арку.

Отражение листвы ползло по лобовому стеклу внедорожника.

Других автомобилей на дороге не было. За все время Стасу повстречалось всего несколько машин.

Корнилов прибавил скорость.

Лесополосы плавно перешли в небольшой лес.

Стас увидел яркий знак, он предупреждал о диких животных на дорогах. Корнилову пришлось сбросить скорость.

И не зря.

На следующем повороте, половину дороги преградили два медведя. Один здоровый и другой, совсем маленький.

Очевидно медведица с медвежонком.

Стас объехал их. Посмотрел в зеркало заднего вида.

Животные недоуменно смотрели ему в след.

Похоже они ждали каких — нибудь лакомств. И видимо, выходят на дорогу не в первый раз.

Лес постепенно истончился, начал редеть.

В просветах между деревьями появились двух и трехэтажные коттеджи. Через минут двадцать, впереди показалась развилка. Стас свернул, дорога стала менее дикой и более ухоженной.

Через время показались уличные фонари.

Теперь трасса пролегала между фермерскими участками и домами.

Корнилов остановил свой внедорожник возле дома, с высоким кирпичным забором.

Ворота, кстати, были металлическими чёрными. На концах вертикальных прутьев ворот, красовались позолоченные листообразные пики.

На створках ворот была изображена лежащая девушка в цветах.

Стас увидел камеру на кирпичном столбе, сбоку от ворот. Он вышел из автомобиля, нажал кнопку звонка.

Ему пришлось долго ждать, почти шесть минут, прежде чем ему ответили.

— Кто вы? — спросили из динамика над камерой.

Говоривший обладал звонким тенором.

Стас показал удостоверение.

— Майор Корнилов, Уголовный розыск.

Молчание.

— Входите, — ответил тот же голос.

Ворота начали медленно, словно церемониально, открываться.

Стас сел обратно, за руль внедорожника. Он въехал на округлый мощеный двор, со скульптурами и кустарниками.

Припарковал автомобиль неподалеку от ворот. Вышел, осмотрелся.

Над мощенным двориком возвышался широкий трёхэтажный коттедж.

Перед его крыльцом, с голубой черепицей, красовались две большие терракотовые статуи котов.

Животные были чудовищно огромны, голова каждого из них была почти в половину туловища Стаса.

Морды у котов были щекастые и пухлые, глаза яркие и очень маленькие уши. Обе статуи котов выглядели «сытыми» и «довольными».

Очевидно, владелец коттеджа и розария, рьяный кошатник.

Стас направился к крыльцу. По пути он глубоко вдохнул, витавший вокруг коттеджа воздух.

После загазованного, плотного и тяжелого мегаполиса, здешний воздух казался чуть ли не животворящим.

На столько он был насыщен свежестью природы и запахами растений. Стас поднялся по ступеням. Не успел он позвонить в дверь, как ему открыл мужчина со странным покрасневшим лицом, одетый в деловой костюм.

Он представился дворецким, пригласил Стаса в дом и проводил его в сад, на заднем дворе коттеджа.

Территория сада была масштабной, просторной.

Это было маленькое царство природы, этакий небольшой эдем, если возможно такое сравнение.

Цветы, клумбы, деревья, небольшие мраморные статуи в зарослях.

Только что ещё райские птицы не поют на ветках.

Среди великолепной растительной флоры, стеклянными куполами вздувались несколько десятков застекленных оранжерей.

Там, в одной из них, Стас увидел орудующего садовыми ножницами мужчину, в светлых брюках, зеленом фартуке и голубой рубашке. Голова у него была покрыта шляпой «Канотье», а на его руках белели перчатки.

Он увидел Стаса, прекратил стричь растения и выпрямился.

— День добрый. — произнес Стас.

— Здравствуйте, господин майор, — усмехнулся в ответ цветовод.

Фабиан Арманд оказался щуплым, седым мужчиной в возрасте.

У него были узловатые руки и непропорционально большие ладони, с длинными пальцами. У Фабиана была большая голова, с узкой челюстью и заостренным подбородком, а также мясистый нос и маленькие уши. Глаза Арманда были округлые, бледно — голубые и какие — то немного детские.

Стас пожал в ответ руку цветовода.

— Какие превратности судьбы привели в мой дом майора Уголовного розыска? — улыбнулся Фабиан.

— Давайте поговорим внутри, — Стас указал на розарий.

— О, конечно, — Старик вошел внутрь застекленной теплицы.

Стас последовал за ним.

Здесь властвовал сухой и приторный запах. Стасу он напомнил какие — то дешевые и до тошноты сладкие духи.

Цвет роз был такой же, слащаво — розовый.

Через стеклянную крышу внутрь розария проникали солнечные лучи, золотисто — желтыми трапецевидными пятнами, они падали на ровные ряды роз.

— Сегодня, в одном из цветочных магазинов столицы, было совершено у******о, — сообщил Корнилов Арманду.

Фабиан поправил шляпу и чуть прищурившись посмотрел на Стаса.

— Я ничего такого не слышал.

— Думаю, что услышите сегодня вечером, — кивнул Стас. — Расскажите мне пожалуйста, про вашу сделку с Михаилом Кауфманом.

— А — а, — усмехнулся седой венгр, — этот жадный толстяк с поросячьими глазками… Да, я продал ему свои розы.

Он пожал плечами.

— А причем тут у******о?

Стас смотрел в его глаза. Он пытался понять не придуривается ли старый цветовод.

— Наш убийца, — проговорил Стас, оглядев розарий, — для антуража своих преступлений, использует разного вида розы.

Фабиан сдавленно прокашлялся.

— Любопытно…

— Да, и сегодня он использовал ваши цветы, — произнес Стас, в упор глядя на цветовода.

Арманд несколько секунд с подозрением, настороженно рассматривал Стаса.

— Господин, майор… Уж не думаете ли вы, что я как — то могу быть причастен к этому вашему… убийству?

— А я еще не знаю, — ответил Стас, чуть склонив голову и пристально глядя на Арманда.

На лице цветовода отразилось удивление, смешанное с возмущением.

— Значит я под подозрением? — глаза цветовода чуть сузились.

— Все, кто хоть ненароком имеет отношение к случившемуся, находятся под подозрением, — ответил Стас. — Кстати, а где вы были последние двенадцать часов?

Фабиан чуть вскинул седые брови.

— Здесь, разумеется.

— Кто может это подтвердить? — спросил Стас.

— Мой…

— Кроме ваших слуг в доме, — перебил его Стас.

Фабиан задумался.

— Кхм — кхм, — старик прокашлялся, — за все двенадцать часов я не могу вам предоставить стопроцентного алиби, но… примерно пять — шесть часов из них, я провел в компании одной…м — м… особы.

— Что за особа?

Фабиан слегка покраснел и смущенно прокашлялся.

— Вы только, пожалуйста… поймите правильно, господин майор…

— Это вы, поймите правильно, — снова перебил его Корнилов. — Мы ищем серийного убийцу. На его счету — уже четыре жертвы. Поэтому не тяните время. Кто ваша особа? Имя и фамилия?

Арманд вздохнул. Отвел взгляд.

— Это девушка…

— Это я уже понял, — кивнул Стас. — Как зовут вашу прекрасную особу?

Фабиан ответил не сразу.

— Кунке…. Кунке Есимова.

— Казашка?

— Да, — тяжело ответил Арманд.

Стас записал имя в телефон.

— Вы были у нее или она у вас?

— Мы встречались в отеле.

Стас кивнул.

— А почему вы так долго мялись? Почему не хотели говорить?

Фабиан фыркнул, недовольно взглянул на Стаса.

— Она намного моложе меня.

Стас некоторое время смотрел на него и пытался понять причину нежелания старика раскрывать имя своей пассии.

— Фабиан, — криво усмехнулся Стас, — а ваша Кунке Есимова… совершеннолетняя?

Арманд поджал губы, отвел взгляд.

— Понятно… — хмыкнув, протянул Стас.

— Всё было по обоюдному согласию! — голос Арманда дрогнул.

— Не сомневаюсь, — кивнул Стас, — Собственно мне всё равно. Информацию я, в любом случае, проверю. Теперь расскажите мне подробно про ваши дела с Кауфманом. Почему вы решили продать цветы по такой скидке и в таком количестве?

Арманд улыбнулся.

— Потому, что у меня не хватало места для новых сортов. Мне из Голландии привезли несколько сотен саженцев роз «Флорибунда», «Компэшен» и «Дортмунд». У меня никогда не было этих цветов да и ещё и в таком количестве. Они крайне прихотливы и выращивать их довольно сложно. А тут подвернулась целая партия!

Похоже старик не врал, говорил он с вполне искренним азартом.

Тут дверь теплицы приоткрылась. Стас оглянулся.

— Прошу прощения, Фабиан Джакобович, там приехала съемочная группа. Говорят, у них с вами встреча.

— Ах, ты ж… — щелкнул пальцами Фабиан. — Точно! Пригласи их…

Он посмотрел на Стаса. Корнилов, в свою очередь, вопросительно посмотрел на него.

— Господин, майор, — нерешительно попросил его цветовод, — прошу вас… подождите буквально пол часа. У меня интервью с одним из каналов. Для меня это очень важно. Я был бы вам крайне признателен, если бы вы позволили мне провести с ними время. А потом, обещаю, я отвечу на все ваши вопросы. Я буду полностью в вашем распоряжении.

Стас смотрел на него скептически, холодно.

Старик сложил руки в молебном жесте.

 — Я вас прошу… господин, майор. Проявите человечность. Не каждый же день у меня интервью со столичными каналами.

Стас хотел ему отказать. И так, наверное, было бы правильно, но потом Корнилов подумал, что жизнерадостный цветовод будет более разговорчив, чем недовольный и напуганный. И потому, согласился подождать, пока Фабиан проведет свою встречу.

Съемочная группа пришла прямо в розарий, где они находились.

Состояла она из девушки в желтом летнем пиджаке, с короткими рукавами, и оператора с камерой.

— Здравствуйте, Фабиан, — голос у журналистки был напористый, громкий и сценический.

На алых губах расплылась дежурная улыбка. Взгляд светло — карих глаз был игривый и чуточку лукавый.

— Здравствуйте, — с напускной степенностью ответил Арманд и деликатно коснулся губами протянутой руки девушки.

Корнилов взглянул на оператора. Тот с усталым, равнодушным видом положил камеру на плечо и включил её и зажмурил левый глаз, глядя в объектив.

Стас перевел взгляд на Фабиана и журналистку.

Девушка, в свою очередь, с любопытством посмотрела на Стаса.

— А это… ваш коллега? — спросила она с сомнением.

— Нет — нет, что вы, —  улыбнулся цветовод. — Это…

Он замялся.

— Покупатель, — хмыкнул Стас.

— Покупатель, — кивнул Арманд. — Этот господин не будет нам мешать.

— Очень хорошо, — журналистка обернулась, взглянула на оператора. — Ты готов?

Тот, в ответ, показал ей сомкнутые в колечко указательный и большой палец.

— Хорошо, — Она поправила ворот пиджака, прицепила на правый лацкан микрофон и протянула такой же микрофон Арману. —Наденьте.

Фабиан взял у девушки микрофон. Начал искать место куда прицепить, но что — то у него явно не получалось.

Журналистка снова взглянула на оператора.

— Ну, что ты смотришь? Помоги ему!

Стас посмотрел на оператора, тот раздраженно вздохнули и взглянул на Стаса.

— Вы не подержите? — спросил он его.

Стас в жизни своей не держал в руках телевизионные камеры. Он кивнул.

— Давайте.

Камера оказалась не такой уж тяжелой, как можно было подумать. Просто громоздкая.

Стас не удержался, посмотрел в глазок камеры, там он увидел, как оператор стоит возле Фабиана и чуть наклонившись, прикрепляет микрофон к его нагрудному карману.

— Всё, не трогайте его, — попросил он Арманда.

— Как скажите, — кивнул цветовод.

Оператор вернулся к Стасу.

— Большое спасибо, — сказал он протягивая руки, чтобы взять камеру. Стас вернул ему камеру. Взглянув на оператора вблизи, он про себя отметил, что тот очень молод. На вид ему, не больше двадцати — двадцати двух лет. Да и одет был в потёртые джинсы, синие кеды и толстовку с капюшоном.

Стасу запомнились его глаза: открытые чистые и светлые.

Но взгляду парня был усталым и безрадостным.

Стас подумал что парнишка, должно быть ещё ко всему прочему, учиться или где — нибудь дополнительно подрабатывает.

Оператор показал журналистке три пальца, затем два и указал одним пальцем на неё.

— Добрый день! — с напускным восторженным дружелюбием произнесла журналистка, глядя в объектив камеры. — Мы находимся в гостях у одного из ведущих заводчиков роз в России, Фабиана Арманда!

Она повернулась к Фабиану. Старик явно был слегка смущен, но выглядел польщенным.

— Здравствуйте, Фабиан, — проговорила журналистка скаля зубы в фальшивой «рабочей» улыбке. — Расскажите о своей работе. И что она означает для вас? Почему вы выбрали такую профессию? И как давно вы этим уже занимаетесь?

Стас вышел из теплицы. Слушать и наблюдать, как Арманд даёт интервью ему было неинтересно.

Тем более, он не хотел смущать старика.

Он закрыл за собой дверь теплицы, достал сигарету и закурил.

Запах табака успокаивал, позволял сосредоточиться на мыслях о деле.

Но откуда не возьмись, появился уже знакомый ему краснолицый дворецкий Арманда.

— Извините, — учтиво, но холодно проговорил он Стасу. — Но здесь строжайше запрещено курить!

Стас посмотрел на него сверху вниз. Дворецкий был преисполнен собственной значимости, его строгий взгляд был пристальным и требовательным.

Стас решил не спорить.

— Мне некуда выбросить окурок.

— Позвольте? — дворецкий протянул руку.

Стас отдал ему сигарету.

Тот развернулся и направился прочь из сада, с гордо поднятой головой. Двигался он, подобно какому — то роботу.

Корнилов недовольно посмотрел ему вслед, хмурым взглядом окинул сад. Через листья деревьев, живописно просачивался ясный свет солнца.

Стас посмотрел на остальные теплицы.

Прогулялся по широкой, выложенной плиткой дорожке.

Сад Фабиана Арманда, благоухал сочными, душистыми ароматами.

Корнилов посмотрел на часы, немного потоптался на месте.

Если Фабиан не закончит в течении двадцати — двадцати пяти минут, то придется его поторопить.

Торчать здесь весь день у Стаса не было ни времени, ни желания.

У него зазвонил мобильник, Корнилов посмотрел на дисплей.

Он опасался, что звонил Аспирин. Объясняться перед начальником УГРО сейчас не хотелось, но это был Арцеулов. Стас принял вызов.

— Ну, что у тебя? — спросил он.

— Я только, что побывал в доме у Ивана Горского.

— Это тот новичок — стажер в магазине Кауфмана? — уточнил Стас.

— Да, он самый, — ответил Сеня.

— И что? Что он рассказал?

— Пока ничего, — голос у Арцеулова был недовольный и досадливый.

Казалось, что он был зол, причем на самого себя.

— Сеня, что случилось?

— Тут такое дело Стас… — начал тот.

— Будь краток, — попросил Стас.

— Ладно.

АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ

Воскресение, 8 мая. Примерно, через двадцать минут после того, как Стас уехал к Фабиану Арманду.

Корнилов позвонил ему в то время, когда даже птицы ещё не орали, а живущие в его доме собачники, ещё не вышли на прогулку со своими питомцами.

Сеня не успел даже толком умыться и принять душ.

Стараясь не разбудить спящую рядом Соню, он выбрался из постели. Чертыхаясь одел носки, в одних трусах и носках вышел из комнаты.

Вся остальная его одежда, все равно, была в коридоре.

Они вчера с Соней, начали прямо у дверей, продолжили в коридоре и закончили уже в её спальне.

Сеня прошел на кухню, нашел в холодильнике копченные куриные ножки и съел одну из них.

Пережевывая жестковатое мясо, он надел брюки, нашел на столе забытый остывший чай. Двумя глотками допил его и закинул в рот печенье из вазочки. В коридоре натянул футболку, обулся, снял с вешалки в прихожей куртку и вышел за дверь.

Спустя несколько минут, он уже ехал по широкому шоссе, на своем кастом — байке.

Транспорт Арцеулова был предметом гордости своего владельца и объектом зависти почти всех знакомых полицейских.

Длинный, мощный, тяжелый, с высокими рукоятями руля.

Он был окрашен в чёрный и оливковый цвет, матового покрытия.

На оливковом бензобаке красовалась советская символика.

Красным хромом отливала передняя фара и оба диска.

Вместо каски, Арсений использовал кевларовый шлем с пластиковым забралом.

Он обожал свой байк. Он вложил туда душу. И сидя в его седле ощущал себя настоящим, живым и, как бы пафосно это не звучало, непобедимым.

Указанный Стасом адрес, который ему надлежало посетить, Сеня нашел быстро. Это был один из многочисленных спальных районов, с неприветливой местностью.

Арсений припарковал байк возле искомого дома.

Слез с мотоцикла и огляделся.

На спортивной площадке, которая была рядом с домом, сидело несколько парней. У них играла музыка на телефоне, а в руках у них были банки с пивом. Арцеулов окинул взглядом двор.

Два, перпендикулярно стоящих дома, бросали тень на двор, со старыми гаражами и одиноким маленьким продуктовым магазином.

В центре располагались две площадки: спортивная и детская.

Чуть дальше  —  маленькая парковка и мусорные баки.

Арцеулов подошёл к сидящим на спортивной площадке парням.

Они не спускали с него недружелюбного взгляда, с тех пор, как он въехал во двор.

— Здорово, ребят, — поздоровался Сеня.

Те переглянулись

— Здорово, — произнес крепкий, белобрысый парень, с наглым взглядом и гадкой ухмылкой.

— Чтобы у вас ни возникло идеи выкинуть какую — то дрянь, то ставлю вас перед фактом, — он вынул свое удостоверение и показал им.

Лица у парней стали настороженными.

— Мент, значит? — протянул белобрысый.

— Ага, — улыбнулся Арцеулов. — Поэтому, будет лучше, если вы не будете трогать мой байк. Договорились?

Он подмигнул белобрысому.

— Последствия будут неприятным. Учтите.

Он повернулся к ним спиной и направился к подъезду.

По пути он достал из притороченной к байку сумки свой Mossberg.

Сделал он это показательно. И услышал за спиной удовлетворивший его возглас среди парней.

Люди, во дворе, поспешно начали расходиться.

Не обращая на них внимания, Сеня вошёл в подъезд.

Поднялся на нужный этаж и позвонил в квартиру.

Стажера новичка, н давно начавшего работать в цветочном магазине, звали Иван Горский.

Арсений относился к нему, как к подозреваемому, и поэтому готов был ко всему.

На звонок никто не ответил. Арцеулов позвонил ещё раз.

Затем забарабанил в дверь. За дверью раздались шаги.

— Кто? — спросил неприятный гнусавый голос.

 — Слышь ты, пи*армот, ты куда свой е*ловоз поставил? Это моё место на стоянке! Убирай давай, своё ведро!

Молчание. Тишина. Замешательство.

Затем в двери зашуршали замки.

 — Я те ща ***ть. покажу твоё место…— на Сеню вылез рослый, длинноволосый мужик, в растянутой майке, в руке у него был зажат лом.

— А ну назад! — рявкнул Сеня, вскинув ружье.

Волосатый попятился в прихожую. Выронил лом и тот, со звоном, упал на пол.

Сеня закрыл за собой дверь.

— Иван Горский? — спросил он волосатого и показал удостоверение, — Полиция УГРО.

— Я н — не Г — горский…— держа ладони у лица, пробасил испуганный мужик.

— А где он? — спросил Арцеулов.

Раздался пронзительный женский крик, затем звон бьющегося стекла.

Арцеулов без промедления бросился в одну из комнат.

Здесь, на постели, сидели две голые девицы. Они пугливо кутались в одеяло и жались друг к другу. Увидев Сеню, одна из них закрыла рот рукой, а другая —  глупо таращилась на Арцеулова.

За их спинами качалась распахнутая дверца разбитого окна.

В комнате гулял сильный сквозняк.

Сеня увидел метнувшийся на балконе силуэт, он бросился на балкон и едва успел поймать за шиворот пытавшегося смыться парня в халате. Тот уже одной ногой успел перелезть через борт балкона, когда Сеня потащил его обратно.

— Помогите! — истошно заверещал парень. — Вызовите полицию!

— Заткнись, придурок! — рыкнул Сеня и выволок его с балкона. — Я из полиции.

Он бросил Горского на пол.

Иван Горский оказался щуплым, нескладным парнем, с вихрастым каштановым чубом и жидкой бородкой на прыщавом подбородке.

— Подождите! — он отполз от Арсения назад. — Что вам надо?! Я ничего не сделал!

Его лицо искажал неподдельный страх. Руки у него дрожали. Глаза с ужасом взирали на Арцеулова.

— Тогда, какого хрена, ты удирал?! — рыкнул на него Арсений.

— Я думал, вы от них! — заверещал парень.

— От кого? — скривился Сеня.

— От Корейца, — пробасил, из — за угла, длинноволосый приятель Горского.

— Это ещё кто? — Горский нервно засмеялся.

— Продавец пудры…

— Твою мать, — разочарованно вздохнул Арсений и окинул взглядом всех четверых парней и девушек, находившихся в комнате.

— Вы что, торчки? — спросил он, со злостью и разочарованием.

— Нет, — опять ответил волосатый, — Только толкаем.

— Заткнись, ты! — Обернувшись бросил ему Горский.

— Сам заткнись! — Пробурчал волосатый. — Я те говорил, менты нагрянут, я тя выгораживать не буду.

— Заткнулись оба! — Рыкнул Арцеулов и качнул ружьем в руке. — А ты подымайся. Идём на кухню. Нужно поговорить…

                                      СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресение, 8 июня.

— И что было дальше? — Посмеиваясь спросил Стас по телефону.

— А дальше, я попытался разговорить этого говнюка, — проворчал Арцеулов. — Но тут в квартиру вломилась спецура ГУНКа. Положили всех мордой в пол, меня в том числе, а их старший потом наорал на меня, что я им, видите ли, операцию сорвал. Они тут уже месяц стерегут некоего Корейца.

— Местный наркодилер? — уточнил Стас.

— Вроде того. Продают какой — то дряной кокс и травку. Но, я всё выяснил у Горского… У него алиби, Стас. Он последние две ночи зависал то в баре, то в стриптиз — клубе, его там все знают. Помимо цветочного магазина, он ещё подрабатывает сторожем на складе и ночным продавцом в магазине. Копит бабки, чтобы отдать долг этому самому Корейцу. Вернее, копил. ГУНК его приняли и вряд ли, в ближайшие лет семь, выпустят обратно.

— Ладно, — усмехнулся Стас. — Дробовик у тебя не отобрали?

— Нет, — ворчливо ответил Сеня.

— Тогда возвращайся в кабинет и помоги Коле.

— Есть.

— Давай, до связи.

Стас дал отбой и посмотрел на время. Качнул головой.

Пора прерывать интервью Армана.

Когда он открыл дверь в розарий, где находились журналисты и Фабиан, венгр как раз увлеченно, с азартом, рассказывал о своем путешествии в Китай за редкой, чайной розой.

При этом он активно жестикулировал руками и корчил смешные рожи. Он изо всех сил старался произвести впечатление на журналистку. Но девушка, хоть и изображала крайнюю заинтересованность, явно делала это только из профессиональных побуждений.

Судя по её частым и энергичным кивкам, ей уже не терпелось закончить интервью и смыться отсюда подальше, от нудного старикана с его розами.

Стас знаком показал Фабиану, что время вышло.

Журналистка, улучив момент, объявила:

— Что ж спасибо, за столько увлекательную и познавательную историю, господин Арманд, — произнесла она с вдохновением, натянуто улыбаясь в камеру. — Не знаю, как нашим зрителям, а лично мне было крайне интересно. Но, к сожалению, время нашей передачи подошло к концу, но мы обязательно увидимся с вами в это же время, на этом же канале. Пока.

Она улыбнулась и помахала в камеру.

— Снято, — объявил оператор.

— Отлично, — от показательного восторга ведущей не осталось и следа.

Она тут же достала бутылку с водой из сумки, приложилась к ней и жадно начала пить. Журналистка за несколько секунд буквально ополовинила её.

— Ну, и жара у вас тут, — бросила она Фабиану.

— Скажите, а когда можно будет посмотреть выпуск? — спросил Арманд потирая руки.

— О, ну — у… примерно через неделю, когда весь ролик будет смонтирован, — ответила журналистка. — Зайдите на YOUTUBE и подпишитесь на наш канал. Тогда не пропустите ролик с вашим участием.

Судя по тому, как непонимающе нахмурился Арманд, слова журналистки были не вполне ему понятны.

А ведущая и оператор, тем временем, быстро попрощались с Фабианом и направились к выходу.

Журналистка на ходу достала визитку и проходя мимо Стаса, остановилась.

— Позвони мне, — попросила она лукаво и многообещающе улыбнулась, с хитрецой во взгляде.

Стас посмотрел на неё, опустил взгляд на протянутую визитку и хмыкнув, показал ей пальцы правой ладони.

— Извини.

Журналистка заметила кольцо на его безымянном пальце. Недовольно поджала губы, и прошла мимо Стаса.

Корнилов обернулся ей в след. Ухмыльнулся. Журналистов он не любил. Особенно наглых и чересчур самоуверенных.

Он подошел к Фабиану.

— Я столько времени готовился, — посетовал он, — а они уделили мне время меньше получаса! Никакого уважения!

— Согласен, — кивнул Стас, которому это было безразлично. — Господин Арманд, если позволите, давайте продолжим наш разговор.

— Да, да… конечно, — рассеянно ответил Фабиан.

— Скажите, — произнёс Стас. — Кто ещё кроме вас и Кауфмана знал о сделке?

Арманд взглянул на Стаса. Затем отвёл задумчивый взгляд.

— Непосредственно о сделке с Кауфманом, думаю, мало кто знал.

— Н — но… — с нажимом протянул Стас, правильно истолковав интонации в его голосе.

— Но, про моё предложении о продаже, скорее всего знали все, кто мог видеть его в интернете, — ответил Фабиан.

— Вы поместили объявление о продаже крупной партии цветов в интернет? — слегка удивился Стас.

— Ну, не я… — усмехнулся Арманд. — Интернет и современные технологии для меня чужды и не понятны. Это сделал мой дворецкий.

— Ваш дворецкий? — кивнул Стас.

— Но у него тоже есть алиби, — заметил Арманд. — Всю ночь он провел в больнице. У него болеет мать.

— Сочувствую.

— Спасибо.

— Господин, Арманд, простите, но — о… не собираетесь ли вы в ближайшее время продавать ещё какие — то партии цветов? И если да, то я должен знать кому и когда?

Но, Фабиан покачал головой.

— В таком количестве, как Кауфману, вряд ли. Повторюсь, это была вынужденная мера. Просто, чтобы освободить место под иные сорта. Не более. Мне, если хотите знать, до сих пор жаль моих проданных роз.

— Кстати, — вспомнил Стас. — А сколько всего сортов и какие именно вы продали Кауфману?

— М — м…. — протянул Фабиан, вспоминая. — Бобби Джеймс, Альберик Барбье, Лилли Марлен… Всё.

— Всего три вида?

— Да, три вида. — пожал плечами Фабиан.

Стас записал услышанные названия роз в телефон.

— Вы думаете, — проговорил Фабиан, — ваш маньяк может убивать… из — за этих цветов?

— Скорее, ради них, — вздохнул Стас.

— Что вы имеете ввиду? — спросил Арманд, с подозрением глядя на Стаса.

— Каждое у******о обставлено им с определённой и неподдельной страстью к цветам. К розам. Это обязательный, я бы даже сказал, сакральный антураж для его главного экспоната.

— Убитой девушки? — проговорил цветовод и как — то странно всхлипнул. — Какое извращенное кощунство… Простите, господин майор… Я прошу прощения, что лезу не в своё дело, но… Сколько именно произошло уже убийств?

Стас, пару мгновений, рассматривал заинтересованное лицо цветовода.

— Сегодня произошло четвёртое…

— А девушки или цветы хотя бы раз повторялись? — почему — то вкрадчиво спросил Фабиан.

— Нет, — качнул головой Стас. — Он подбирает девушек абсолютно разных по внешности, социальному статусу, профессии, поведению и манерам.

Это была одна из главных трудностей в следствии. Стас и его группа не могли взять в толк, как Романтик выбирает жертву?

Кроме того, что его жертвы более — менее порядочные девушки, ведущие цивилизованный не распутный образ жизни, общего, между убитыми девушками, не было ничего.

Разный цвет волос, глаз и даже оттенки кожи (если верить фотографиям).

Разные увлечения. Разные семьи. Разные взгляды на жизнь. Разные характеры, если верить родным и близким. Даже вкусы в одежде  — отличны друг от друга. И это было странно.

Обычно, серийный убийца придерживается какого — то одного типажа. Например, девушки — модели или скромные отличницы, или грязные и порочные шалавы.

Убийца держит в голове образ. И подбирает жертв, с которыми у него связаны какие — то ассоциации, воспоминания или чувства.

А Романтик… Романтик, кажется, просто убивает спонтанно понравившуюся ему девушку. Главное, чтобы она не пила, не курила и не гуляла ночами напролёт. Всё.

— Все жертвы — абсолютно разные, — продолжил Стас. — Эти девушки не имели ни схожих увлечений, не учились в одном ВУЗе и жили в абсолютно разных условиях. Между ними ничего общего.

— Любопытно, — цветовод скупо чему — то улыбнулся. — А каждая девушка в его фантазии, это как бы роза? Да? Я правильно понимаю?

— Да, скорее всего, — кивнул Стас, он видел, как забегали из стороны в сторону зрачки Арманда, а улыбка на лице стала глуповатой и жуткой. — А почему вас это так заинтересовало?

Фабиан внезапно взглянул на него, со странным выражением лица. Он смотрел с нескрываемым сожалением и сочувствием.

— Господин майор, — проговорил он. — Возможно, я ошибаюсь, но скорее всего, ваш убийца собирается у***ь ещё, по меньшей мере, две сотни девушек или больше.

— С чего вы взяли?! — удивленно спросил Стас.

Заявление цветовода выглядело абсурдным!

— С того, что только дикорастущих видов роз в мире, в общей сложности, насчитывается более двухсот пятидесяти, а чайно — гибридных роз, например, и вовсе несколько тысяч. Если ваш убийца столь фанатичный поклонник роз и каждое его у******о связано с отдельным видом этих цветов… у него, крайне амбициозные планы, если вы понимаете, о чем я.

Стас, против воли, ощутил внезапную зловещую зябкость и легкий озноб.

То, что говорил Фабиан невозможно. Немыслимо! у***ь двести человек! Или тысячи…. Такого ему никто сделать не даст! В самом крайнем случае, будут задействованы все возможные ресурсы для поимки Романтика! Ему просто не оставят шансов! Его затравят как дикое животное, каковым он и является!

Словно прочитав мысли Стаса, Фабиан с прозрачным намёком заметил:

— Надеюсь вы понимаете, что ему совсем не обязательно ограничивать себя только пределами России?

— Да, он может сбежать из России и продолжить так же убивать и в других странах, — Стас в этом не сомневался.

— Господин, майор, — посмеиваясь сказал стареющий венгр. — Вы расследуете уже четвёртое у******о, но так и поняли, что он, не убивает.

— А что же он в таком случае делает? — спросил Стас с вызовом.

Фабиан лишь коротко пожал плечами.

— Очевидно, собирает букет.

                                      ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Воскресение, 8 июня

С красным Митсубиши мы провозились почти весь день. И это ещё было не всё. После починки коробки передач, замены свечей и тестов разного оборудования, выяснилось, что есть проблемы с контактами для аккумулятора.

Пока дядя Сигизмунд ладил батарею, мне он поручил почистить салон многострадального Митсубиши. Салон был перетянут светлой, дешевой эко — кожей. Оглядев сидения, руль, карты дверей я вздохнула. Вот же неряха! Не знаю кто он, но у этой тачки крайне безответственный водитель, я вспотела, пока оттирала пятна с карты левой двери! И вымоталась, пока чистила сидения в салоне. А на торпеде я обнаружила то, что меня слегка удивило — это, были размазанные кусочки теней! Ни то лиловых, ни то розоватых.

Я еще раз окинула взглядом салон автомобиля, затем заглянула под руль и возле педалей я нашла золотистый колпачок от помады.

Я поднялась, задумчиво разглядывая его, затем наклонилась влево и открыла бардачок. Я не выдержала и улыбнулась. Бардачок был превращен в своеобразную косметичку: тут был и блеск, и тени, кремчики для коррекции, тушь, гель для бровей, основы, карандашики и прочее тому подобное.

— Жаль, что выдвижного трюмо нет, — шутливо посетовала  и выбралась из автомобиля.

Дядя Сигизмунд, под музыку, ремонтировал гнездо батареи.

Он у меня слушает старую классику рока, типа The Doors, Rolling Stones, Aerosmith и его любимые Deep Purple.

— Я закончила, — объявила я.

Дядя бросил на меня взгляд.

— Пошли, посмотрим, — сказал он.

Он обошел автомобиль, заглянул внутрь, внимательно осмотрел салон.

Я заглянула в противоположное окно.

— Молодец, — оценил дядя. — Очень качественно.

Меня так и подмывало попросить его заглянуть в бардачок, но я решила, что не стоит ставить дядю в неловкое положение.

Когда мы полностью закончили с этим внедорожником, то было уже, почти, шесть часов вечера.

Мы вернулись к открытому капоту автомобиля.

— А как у вас дела? — спросила я.

— Заканчиваю, — дядя усердно что — то выкручивал из автомобиля.

— Ладно… я могу вам еще чем — то помочь?

— Да, ягодка. Сделай мне бутерброды.

Я кивнула, с лёгкой улыбкой.

— Хорошо… Вам с ветчиной, бужениной или бастурмой?

— С бужениной, — ответил дядя.

— Хорошо.

Я поспешила наверх. На кухне я сделала два бутерброда.

Кроме буженины туда, конечно, входили ломтики сыра, салатные листы, кетчуп и пару колец лука.

Да, вот такие обжористые бутерброды предпочитает мой дядя.

Я пыталась ему доказывать, что такая еда крайне вредная, но разве ж он меня послушает? Впрочем, наверное ему и нужна калорийная, сытная пища с углеводами, белками и жирами.

Дядя у меня крупный, крепкий и высокий. Его тело, до сих пор, сохраняет прежнюю мускулатуру. Хотя он и выглядит намного старше своих лет, но это из — за густой бороды и длинных волос, которые уже начали седеть.

Вообще, многих внешний вид дяди Сигизмунда слегка шокирует.

Несмотря на возраст, мой дядя носит длинные волосы и такую же длинную, густую бороду. Любит одеваться в джинсы, в футболки или майки, с агрессивными и злобными изображениями. Он нередко носит джинсовую жилетку с цветными нашивками.

Его руки забиты татуировками, на левом запястье он носит жутковатый, длинный браслет с металлическими шипами, а на указательном пальце правой руки — серебряный перстень, с ухмыляющимся черепом. Этакий идеал брутального байкера, повидавшего жизнь без прикрас и проехавшего сотни тысяч миль.

Я вздохнула.

А вот миль мой дядя, в свое время, проехал действительно, наверное, тысячи. Однако он не слишком любит рассказывать о своей жизни до того момента, как у него появилась собственная автомастерская.

А я не настаиваю так как имею некоторое представление о том, чем он занимался раньше. И потому не лезу с вопросами, хотя, если честно, у меня их накопилось с избытком.

Я положила бутерброды на тарелку, тарелку поставила на поднос и осторожно спустилась вниз. Оказавшись в мастерской, я удивленно застыла на месте, с подносом в руках.

Перед дядей Сигизмундом стоял плотный, коренастый парень лет шестнадцати. Он держал перед дядей смокинг в прозрачном чехле, который мой дядя придирчиво рассматривал.

— Ладно, — наконец махнул он рукой. — Оставь в моем кабинете… Нет! А ещё лучше повесь! А то он ещё помнется.

Я подошла к ним.

— Привет, Федя, — поздоровалась я с парнем.

Федя — помощник и почти воспитанник моего дяди. Насколько я знаю, его отец был дружен с моим дядей до того, как разбился в автокатастрофе.

Чтобы помочь парню содержать обезумевшую от горя мать и двух младших братьев, дядя Сигизмунд великодушно взял его к себе на работу. Он платил ему зарплату, такую же как и своим лучшим специалистам.

— П — привет, — ответил Федя с легким заиканием.

При виде меня, несмотря на то, что мы уже давно знакомы, дядин младший помощник часто робел и заикался. Нередко он краснел, и у него начинало все сыпаться из рук и вообще, он становился до ужаса рассеянным и неуклюжим.

О причинах такого поведения я долго не гадала, слишком было все очевидно, но я старательно делала вид, что этого не замечаю.

Возможно стоило бы с ним поговорить, но… я не знала, как начать и о чем говорить.

Тем более, что рассчитывать ему было не на что так, как он мне совсем не нравился, как парень. А, вообще, человек он хороший —

честный, преданный и добрый.

Федя ушел. Я поставила поднос, на котором были бутерброды, на стол с инструментами.

— Попробуй завести, — сказал мне дядя, закрывая капот Митсубиши.

Он взял один бутерброд и откусил здоровый кусок.

Я села за руль внедорожника и завела его.

Мотор под капотом всхрапнул и мягко зажужжал. Ожили системы бортового компьютера. Я заглушила двигатель и выбралась из автомобиля.

— Всё в порядке! — объявила я.

— Вижу, — кивнул дядя.

Он уже доел первый бутерброд и принялся за второй.

— Давай — ка прокатимся, — он двумя укусами доел второй бутерброд и отряхнув руки, всё ещё жуя, сел за руль.

Я села рядом с водительским сидением и пристегнулась.

Дядя снова завел мотор.

— Шумоизоляция не чета предыдущим версиям, — обратила я внимание дяди.

— Ага, — кивнул он мне. — Жаль, что все остальное, кроме электроники, не особо лучше, если не сказать, что хуже.

Да, тут дядя Сигизмунд, наверное, был прав. Предыдущие внедорожники, более ранних лет, действительно более выносливы и живучи. К тому же, высокотехнологичные системы бортового компьютера серьёзно повышают стоимость регулярного техобслуживания.

Мы выехали из гаража мастерской, внешние ворота нам открыл Федя.

Дядя Сигизмунд выехал на проезжую часть, переключил скорость и надавил на газ.

Мы поехали вдоль нашего района, с его новыми высотками и просторными дворами.

Я не спрашивала куда мы едем и почему дядя решил лично протестировать автомобиль этого клиента.

По дороге дядя несколько раз бросал на меня интригующие взгляды.

Я демонстративно смотрела то вперед, то в окно, по сторонам, делая вид, что не замечаю его взглядов.

Иногда, в меню мультимедиа, я пробовала некоторые функции автомобиля, такие как подогрев сидений, диагностика двигателя, блок управления АКПП и подключение к интернету.

— Ника, — усмехнулся дядя. — Перестань делать вид, что ты ни о чем не догадалась и у тебя нет вопросов.

Я подняла взгляд на дядю. Он ухмылялся.

— Ты ведь, наверняка, заглядывала в бордачок? — проговорил он.

Я не стала отпираться.

— Я просто полюбопытствовала, — чуть виновато ответила я.

— Ну, да, — кивнул дядя Сигизмунд. — И, наверняка, уже сложила два и два, что я чиню автомобиль какой — то женщины, в выходной день, и ещё заказал себе смокинг. Не строй из себя дурочку, ягодка, тебе не идёт.

— Дядя Сигизмунд, — подумав ответила я. — Ваша личная жизнь — это Ваше личное дело. Я не собиралась лезть к вам с вопросами.

— Это ты, конечно, молодец, — кивнул мой дядя. — Всё правильно. Но я рассчитывал на твои вопросы.

Я удивленно уставилась на него с непониманием.

— Почему?

— Мне нужна твоя помощь, — уклончиво ответил дядя. — Твой совет и… женский взгляд.

Прежде, чем я успела что — то спросить, мы остановились перед магазином ювелирных украшений.

Я взглянула на витрины магазина и перевела вопросительный взгляд на дядю. Вид у того был самодовольный и немного ехидный.

— Вот так сразу?.. — проговорила я, слегка сбитая с толку.

— А чего тянуть? — пожал плечами дядя. — Я её уже месяц, как знаю. Почему бы не подарить понравившейся мне женщине, какую — нибудь безделушку. Ты согласна?

— В зависимости от того, на что вы сегодня вечером рассчитываете, — ответила я, с толикой ехидства.

— Так, ты еще мелкая, чтобы шутить на такие темы.

— Но уже достаточно большая, чтобы о них знать, — парировала я.

 — Ишь ты, — ухмыльнулся дядя Сигизмунд, — всезнайка белобрысая. Вылезай и пошли смотреть.

В ювелирном магазине тихо играла нейтральная музыка.

Людей было мало, не считая нас, еще четверо.

Мы с дядей неспешно прохаживались мимо витрин.

— Ну, что? — этот вопрос он мне задавал с интервалом в три минуты.

— А вы что хотите подарить? — спросила я, внимательно разглядывая выставленный товар. — Подвеску, серьги, кольцо?

— Не — е, — скривился дядя, — кольцо это слишком… как — то…

Он замолчал, подбирая определение.

— Символично? — подсказала я.

— Что? — переспросил дядя. — А… да, символично, а я не хочу делать никаких намеков, чтобы потом её не разочаровывать.

— Тогда можно подвеску… — предложила я. — Дядя Сигизмунд, а можно мне посмотреть её фотографию? У вас же есть?

— А тебе зачем? — насторожился дядя.

Я вздохнула.

— Так будет легче подобрать то, что ей может понравиться.

— А что там может не понравиться? — он пожал плечами. — Я твоему вкусу доверяю, ягодка.

— Я это очень ценю, — кивнула я. — Но у вашей избранницы вкус может отличаться от моего.

— Ладно, — кивнул дядя. — Согласен.

Он достал телефон, несколько раз провел по нему пальцем и протянул мне. С дисплея дядиного телефона на меня взирала брюнетк, лет тридцати пяти. У неё были выразительные янтарные глаза, лицо немного широковатое, но довольно красивое.

Я обратила внимание на её одежду и на общий стиль.

Она одевалась неброско, но со вкусом, и очень выдержанно.

— Понятно, —  протянула я.

— Что? — быстро спросил дядя, он явно волновался.

— Думаю, вам стоит попробовать взять вот эту подвеску.

— Вот эту? — дядя Сигизмунд чуть склонился над витриной.

Я перевела взгляд на стоявшую рядом продавщицу.

Девушка, в сине — белой фирменной униформе, взирала на нас с опасливым недоверием.

Ну что ж, её вполне можно было понять.

Мой дядя был одет в, традиционные для него, потёртые джинсы, ботинки, с массивной подошвой и футболку, с двумя скрещенными револьверами. На ремне джинсов у дяди Сигизмунда красовалась серебристая пряжка, в виде орла с распахнутыми крыльями.

В правой руке он вертел пальцами свой талисман, старинный злотый, времён Яна Второго Казимира.

Я же была одета в джинсовые шорты, чёрную футболку, без принта, черно — белые неновые кеды, а на поясе у меня была повязана клетчатая, сиренево — чёрная рубашка.

Дядя Сигизмунд не счёл нужным предупредить меня, что мы можем неожиданно заскочить в ювелирный магазин.

Мы оба производили впечатление личностей, которые если и заходят в ювелирный магазин посмотреть украшения, то совсем не ради того, чтобы их купить.

И продавщица была несказанно удивлена, как и другие три работницы магазина, когда я подошла к ней и попросила показать нам выбранную подвеску поближе.

Она сначала замешкалась, я, было, подумала, что она сейчас откажет, выдумает что — нибудь или соврёт.

Но продавщица, с явной неохотой, всё — таки достала выбранную нами подвеску. Мы рассмотрели её получше.

— Ну, и что ты думаешь? — снова спросил дядя. — Не слишком простая?

— Думаю это то, что вам нужно, — ответила я. — Чересчур яркая, пафосная и громоздкая подвеска, вашей даме не понравиться, дядя Сигизмунд.

— Ладно, — проворчал дядя и посмотрел на продавщицу. — Можете упаковать это в красивую коробку, как вы умеете? Лады?

Продавщица несколько раз моргнула глазами. Она в растерянности бросила неуверенный взгляд на коллег.

— Простите, — она чуть наклонилась к нам. — А вы… вы видели сколько стоит это изделие?

Я посмотрела на нее и ответила за дядю.

— Мы обратили внимание, девушка, — ответила я сдержанно. — Спасибо.

В своих словах я слышала тщательно скрываемую желчь, но мне было неприятно подобное отношение продавщицы. Да, мы прямо из гаража, и не оделись, как подобает большинству посетителей таких магазинов, однако, и как бродяги мы тоже не выглядели.

Дядя Сигизмунд расплатился картой.

Продавщица, я в этом почти не сомневаюсь, наверняка решила, что кредитку дядя у кого — то отобрал или украл.

В принципе, не так уж важно, что они про нас думают.

Совершив покупку, мы вышли из магазина, у дяди Сигизмунда заметно улучшилось настроение. Наверняка, он уже представлял, как обрадует свою пассию сегодня за ужином.

Я хотела сесть на место, рядом с водителем, но дядя Сигизмунд остановил меня.

— Знаешь, ягодка, я думаю тебе по силам отвезти нас домой.

Я быстро взглянула на него, не шутит ли он.

— Давай, — он подмигнул мне. — Садись за руль.

Это предложение было мне по душе.

Как я уже говорила, водить я умела. Учить меня начал ещё папа, причем, когда я была еще в третьем классе.

А продолжил моё обучение — уже дядя.

Я села за руль и завела двигатель.

Дядя сидел рядом, вертел в руках коробочку с подвеской.

— А если нас остановят? — спросила я с полуулыбкой и сомнением в голосе.

— Раньше тебя это не волновало, — хмыкнул дядя и кивнул. — Езжай.

Я пожала плечами и выехала со стоянки перед магазином.

Я ехала осторожно, не гнала.

Во — первых, машина не наша, во — вторых, я к ней не привычная, в — третьи, я не настолько крутой водила, чтобы гонять на запредельных скоростях.

Однако, через время, меня начало уязвлять, что нас почти все обгоняют. Я прибавила газу, нас чуть качнуло вперед. Мы поехали быстрее. Дядя одобрительно усмехнулся.

Ощущая своим телом возросшую скорость, я не сдержала идиотской, но счастливой улыбки.

Меня захватывало возрастающее ощущение превосходства над любыми ограничениями.

На скорости, я ощущала себя неподвластной бесчисленным условностям и запретам окружающего мира.

Я чувствовала автомобиль, я чувствовала полёт. Я глотала жизнь смелыми, жадными глотками. Я ощущала её сочный вкус.

В душе поселилась легкость, а сердце захватывал азарт.

Дорога, широкой гладкой лентой бесконечно тянулась вперёд.

Машин было немного, я прибавила ещё скорости.

Внедорожник, казалось, сам рвался вперёд, словно, ему хотелось показать всё, на что он способен.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не дать ему такой возможности.

Но, одно из первых правил, чему меня учили отец и дядя Сигизмунд — не пьянеть от скорости, не терять голову, не забывать, что мир вокруг материален и крайне твёрд, во всех смыслах.

Поэтому, переборов себя, я через несколько минут сбавила скорость. В мои планы совсем не входило, по глупости, разложиться где — нибудь на обочине.

Перед поворотом, до которого ещё было далеко, я снова сбавила скорость и включила сигналы поворота, мягко повернула и снова набрала скорость.

Впереди я увидела две столкнувшиеся машины, а рядом с ними — скорую и пару полицейских патрульных автомобилей.

Перед аварией растянулась длинная, плотная пробка автомобилей.

Наша свободная дорога очень ярко контрастировала с левой частью дороги, где было серьёзно ограничено движение.

Нас обогнал серебристый Porshe 911. Я засмотрелась на его красивый зад.

Из автомобильной пробки, с левой полосы, внезапно, на правую сторону, выскочил серый седан.

Мы летели прямо на него. Он начал метаться по дороге, безумно виляя из стороны в сторону.

— Ника! — вскричал дядя.

Я выкрутила руль в сторону. Завизжали покрышки. Меня мотнуло вправо, ремень безопасности впился в плечо, сдавил грудь.

Внедорожник повело и нас выбросило на тротуар.

Я отчаянно пыталась выровнять автомобиль.

Вокруг кружились улицы, дороги и дома. Мы летели про тротуару.

Я едва успела объехать толпу рабочих возле супермаркета.

Впереди, возвышалась куча синих пластиковых ящиков. И я не видела, что внутри их.

Я тормозила, но видела, что не успеваю, автомобиль летел вперед.

Я хотела свернуть, но справа от ящиков, показалась бабушка с двумя детьми.

Я не стала сворачивать и вскрикнула, когда мы врезались в груду пластиковых ящиков с продуктами.

Ящики грохотали по автомобилю, стёкла залило желто — белыми склизкими пятнами.

Автомобиль наконец остановился.

Я испуганно вжималась в сидение, стискивая руль и интенсивно втягивала ртом воздух. В висках неистово шумно стучала кровь. Кожа на лице, шее и спине покрылась легкой испариной.

Живот и грудь сводило нервной судорогой.

— Ника? — дядя коснулся моей руки.

Я посмотрела на него.

— Ты как? — спросил он заботливо, с тревогой. — Цела?

— Простите меня… — проговорила я, вместо ответа. — Я… я н — не ожидала…

— Всё нормально, — он похлопал меня по руке. — У тебя ничего не сломано? Ничего не разбила?

Я, на всякий случай, подвигалась и поёрзала на сидении.

Убедившись, что я была невредима, я прижала руки к лицу, чувствуя, как под пальцами, пульсируют глазные яблоки.

Меня поглощал нервный жар. Я отстегнула ремень.

Дяди Сигизмунд вышел из автомобиля, я выбралась следом.

Вокруг нас валялись перевернутые, смятые и поломанные ящики.

Весь внедорожник был залит и забрызган разбитыми яйцами.

Липкие, скользкие, желто — белые пятна, влажно блестели на капоте, на лобовом и ветровых стеклах, на крыльях и дверцах автомобиля.

Тоже самое творилось и на асфальте вокруг.

Все было залито, забрызгано разбитыми яйцами.

Вокруг нас собирались прохожие. Всем было интересно.

Меня сотрясала небольшая дрожь, дрожали пальцы рук и колени.

Я увидела пожилую женщину с детьми, которых едва не сбила.

Бабушка смотрела на нас с дядей сердито, осуждающе и я стыдливо отвела взор.

Дяде Сигизмунду, каким — то образом, удалось уладить ситуацию без привлечения полиции.

За испорченные продукты он, само — собой, заплатил и немало.

Домой мы возвращались на обгаженном, грязном автомобиле и с таким же испорченным, гадким настроением.

Меня снедало, жалило и грызло неотступающее чувство вины.

Это всё я. Это всё из — за меня. Мне доверили вести чужую машину.

Доверил дядя Сигизмунд. Доверил машину, понравившейся ему женщины.

А я… я всё испортила. И чуть не сбила людей.

Я ненавидела себя в эти мгновения. И готова была поклясться, вообще больше никогда не садиться за руль! Никогда! Никогда!.. Никогда?..

Федя, который встретил нас в мастерской, так и замер, опешив и потеряв способность говорить.

— Федот, давай без вопросов, — угрюмо бросил ему дядя, выйдя из автомобиля.

Заикнувшийся, было, Федя мгновенно умолк.

Я тоже вылезла, снова оглядела автомобиль.

Я ждала, что мне скажет дядя. Я бы любое наказание восприняла как должное.

— Ника, не переживай, — проворчал дядя.

Я боязливо посмотрела на него.

— Я чуть не сбила людей…

— Виновата не ты, а тот долбо** на сером форде.

— Да, но я могла сбить…

— Но не сбила же? Ну и всё, — раздраженно ответил дядя. — Все целы и это главное, но, машину мыть придется тебе. Уж, извини.

Я не возражала. Да и что я могла сказать? Я виновата кругом.

Перед моими глазами всё ещё была та бабушка, с двумя детьми.

Если бы… если бы я не успела… Если бы не повезло…

Я боялась представлять себе последствия.

Просто помыть машину пеной и шампунем, разумеется, не вышло.

Автомобиль, от колес до крыши, весь был покрыт полу — засохшими пятнами яиц и осыпан липкими осколками скорлупы.

Отмывать все это пришлось долго, трудно и упорно.

Я, с отвращением, отдирала от поверхности автомобильного корпуса склизкие, влажные похожие на сопли, белковые и желтковые массы.

Пока я, старательно, приводила автомобиль в порядок — на улице уже стемнело. Сумерки превратились в вечер, вечер обернулся ночью. Спать мне ночью не пришлось.

Ошметки чертовых яиц попали вглубь решетки радиатора, забились в колёса и рамы стекол.

Дно автомобиля, передняя его часть, тоже оказалось перепачканным. В добавок ко всему, я обнаружила что, каким — то неведомым образом, сырыми яйцами были обильно забрызганы и арки колёс.

— Да, этот день и эту ночь я надолго запомню, — проворчала я.

Я реально провозилась с тачкой, почти до рассвета.

К этому моменту, я её уже возненавидела и, ещё больше, возненавидела яйца.

Я прервалась. Перекусила фруктовым салатиком и выпила небольшую чашку кофе. Вообще, я не поклонница этого напитка, но в таких случаях можно себе позволить.

Потом я вышла во двор и покормила Леопольда и Каролину.

Это два наших огромных, чёрных, тибетских мастифов. Они — неразлучная пара. Здоровые и лохматые, они напоминали не то львов, не то каких — то мифических чудовищ.

А на деле были, весьма добродушными и милыми созданиями.

По отношению к своим, разумеется. Чужаков исполинские мастифы не жаловали.

Сейчас, завидев меня, собаки с радостью бросились ко мне.

Они всегда очень открыто демонстрировали мне свою любовь.

Толкались, скулили, лизали руки и норовили облизать лицо.

Леопольд иногда вставал на задние лапы и пытался положить передние мне на плечи.

Этот, жуткий на вид, пёс страстный фанат обнимашек.

Вот только у него такая масса, что удержать мне его нереально!

— Тише, тише, Лео, не толкайся… я тоже рада тебя видеть, — хихикая проговорила я.

Каролина была более спокойной и сдержанной. Она не часто лезла в лицо, потому что она у нас воспитанная и прилежная девочка.

Каролина частенько даже порыкивала на Лео, когда тот вёл себя недопустимо.

Собаки, как обычно, с благодарностью облизали мне руки, а затем с чавканьем и аппетитом принялись за еду.

Я вернулась к автомобилю. Он всё ещё был неидеально чист.

А вернуть авто хозяину необходимо если, не в совершенной чистоте, то хотя бы в близком к этому определению, состоянии.

Незаметно прошли ещё два часа. Я выдраила, вычистила и фактически «вылизала» злосчастный внедорожник.

Было уже девять утра. В мастерскую начали приходить рабочие.

— Привет, Ника.

— Привет, девчушка.

— Добрый день, Вероника Роджеровна.

— Здорова, киса.

Работники автосервиса обращались ко мне по — разному, но относились, примерно, одинаково.

У меня с ними были, вполне себе, добродушные и дружеские отношения.

Дядя нередко ставил меня помощницей то к одному, то к другому.

Я поздоровалась в ответ, в такой же манере, как и они.

— Дядюшка припахал тебя мыть это корыто? — спросил один из автослесарей, чернобородый, в затасканной рубашке и темно — синих джинсах.

— Нет, Юрка, я сама вызвалась, — устало ответила я.

— Что, правда? — Юра был усердным работником и довольно наивным.

— Ага, — вздохнула я. — Ночью вот не спалось. Решила, дай думаю, тачку помою…

Слышавшие наш разговор работники, засмеялись.

— Ты стебёшься, да? — понял Юрий.

— Исключительно из добрых побуждений, — я покачала головой и улыбнулась. — Не обижайся.

— Ты похожа на своего дядю, — проворчал Юрка, пряча руки в карманах и удаляясь.

— Сочту это за комплимент, — пропела я.

Работники снова засмеялись.

С их появлением, автомастерская наполнилась звуками голосов и работающей аппаратуры, гулким перестуком, скрипением, жужжанием и лязганьем.

Я убедилась, что вымытый мной Pajero, выглядит примерно так, как выглядел до происшествия.

Я, на всякий случай, еще раз придирчиво оглядела автомобиль.

И зевая, поднялась наверх, на третий этаж, где и располагалась моя комната.

Свою комнату, в доме дяди Сигизмунда, я очень любила.

Она была длинная с покатым потолком. На самом потолке светлело широкое окно.  И лунными ночами свет из него падал, аккурат, на мою кровать, которая стояла у стены.

На кровати, на одеяле мятного цвета, валялись несколько цветных подушек разной формы.

Стена над кроватью была заклеена постерами, картами, моими рисунками и фотками знаменитых фигуристов, сноубордистов и гонщиков. Поверх фоток и постеров, у меня тут же висела, в два ряда, праздничная электрическая гирлянда.

Я повесила её, еще два года назад, и решила не снимать. Теперь включаю иногда, когда мне грустно или тоскливо.

Возле окна, что выходило на фасад и внутренний двор автосервиса, стоял компьютерный стол и мой «Вилли».

Так я назвала свой компьютер. Да, да, да. Я даю имена некоторым неодушевленным предметам. Например, ещё мягким игрушкам, которые стоят у меня возле монитора или валяются на кровати.

В противоположной части комнаты у меня находятся зеркало, в полный рост, и белый шкаф.

Шкаф у меня реально огромный, крутой, с великим множеством полок, вешалок, ящиков и двумя раздвижными дверцами.

Внутри шкафа у меня есть подсветка.

Стену, что под окном на крыше, сплошь занимали полки.

Они были заставлены книгами.

Литературу я предпочитала самую разную, от фантастики и фэнтези, до произведений известных философов.

Из последних, не буду врать, я прочла всего три книжки, пока что.

Зато я с удовольствием читаю историю, биологию и психологию.

И успела изрядно поднатореть в этих науках.

Что, правда, психологией я начала увлекаться из — за своих видений.

Я пыталась изучать саму себя, и понять, как мне справляться со всем этим.

Ведь кроме меня самой, мне в этом никто не поможет.

Да. Я обожаю свою комнату.

Тут не очень много места, на самом деле, но зато уютно, мило и… как — то просто хорошо. И на душе тоже хорошо.

А уж, когда я хочу спать, как сейчас, то вообще зашибись.

Главное, чтобы моя кровать была на месте.

Но, сперва надо в душ. Особо долго дрыхнуть, времени у меня не было, но поспать пару — тройку (четыре — пять) часов я была бы очень не против.

Я взяла своё полотенце, свежее бельё и направилась в душ.

На третий этаж никто, кроме меня, дяди Сигизмунда и Феди, никогда не поднимался. Третий этаж отделен от всего здания крепкой, бронированной дверью с кодовым замком.

Поставил её дядя Сигизмунд.

А знаете, когда? Правильно. Когда тут поселилась я.

Дверь в ванную комнату тоже была крепкой, металлической и закрывалась на два замка.

Это тоже было сделано ради моей безопасности, как мне сказал дядя. Да, а ещё решетка на окнах в ванной комнате — тоже.

Оказавшись в ванне, я разделась, бросила взгляд на себя в зеркало.

Лерка мне всегда говорила, что у меня всё Ок. И сверху, и снизу.

И талия, и ноги, и задница, и грудь (которая никак не хочет становиться хоть немного больше). Но сама я считала себя, всё — таки, какой — то угловатой и немного плоской.

Да, у меня стройная фигура и ноги, правда, в порядке, равно как и осанка, и даже попа хороша.

Но… вот из — за того, что у меня, до сих пор, вместо груди два каких — то заостренных прыщика с сосками, становилось досадно и обидно.

Вон у Лерки и Оли Сливко (она же Сливка) уже всё выросло. Везде.

А я какая — то… как недоразвитая.

Так, ладно. Хватит. Не хватало опять, по этому поводу, убиваться и реветь.

Раздосадованная, сердитая и обиженная сама на себя, я зашла в просторную, застекленную душевую кабину и включила душ.

Вода тёплыми струйками, ласково, приятно колотила по телу.

Шум воды нарастал. Душевую кабину медленно заполняли плавные тучи полупрозрачного пара.

Я чувствовала умиротворение. Теплая вода обволакивала, успокаивала и утешала.

Я закрыла глаза.

Взяла мочалку, нанесла на неё гель для душа. Вспенила и медленно провела мочалкой по телу.

Чувствуя, как, покрытая воздушной пеной, мочалка плавно и ласково скользит по моей коже, я ощущала настоящее блаженство.

Мою мокрую спину лизнул странный холод.

Я порывисто обернулась, испугавшись, что кто — то открыл дверь в ванную и заглядывает внутрь.

Я подошла к полупрозрачной дверце душевой кабинки. Помешкав, открыла её и застыла на месте.

Душ выпал у меня из рук и ударился о кафельный пол.

Передо мной находился ночной мрачный лес: настоящие дикие, непролазные заросли.

Внезапно, над лесом проступил живописный мистический свет луны.

Я поняла, что нахожусь в саду, с гигантскими, выше человеческого роста, пышными кустарниками. На ветках кустарника покачивались алые бутоны роз. Их были сотни, тысячи… Сад был, буквально, переполнен розами.

Я ощутила липкую влагу под ногами. Опустив взгляд, я увидела, что стою босыми ногами в грязной, размокшей земле.

Я ошарашенно смотрела себе под ноги.

Повеял промозглый ветер. Я поёжилась, задрожала и обхватила себя руками за плечи.

Холод судорогами сковывал тело.

С ночного неба, с шипением, обрушился мощный, сильный дождь. Он за пару секунд превратился в свирепый ливень.

Я ахнула и чуть втянула голову в плечи.

Капли воды неистово колотили по моей голове, плечам и спине.

От ударов капель качались мокрые листья кустарников и бутоны роз.

Я неуверенно двинулась вперёд. Мною владело инстинктивное желание убраться из — под дождя, найти тепло.

Голая, мокрая от дождя, я босиком шла вперёд по вязкой, кашеобразной мокрой земле.

Я чувствовала, как грязь забивается между пальцев ног, липнет к подошве и пяткам.

Соприкосновение с мокрой и вязкой почвой вызывало отвращение.

Меня трясло от холода. У меня дрожали губы и трепетало сердце.

Сквозь серую туманную завесу дождя я увидела впереди нечто, похожее на человеческий силуэт.

Я остановилась. Я не знала кто это.

Это может быть кто угодно. Я не знала в чьем воспоминании я нахожусь!

Меня начал охватывать и подчинять панический страх.

Страх, который вселяла неизвестность. Страх, от осязаемого чувства подкрадывающейся опасности.

Дождь начал стихать, слабеть, пока не превратился в зыбкий моросящий, слабый дождик.

А потом и вовсе прекратился, оставив после себя плотный, густой запах сырой земли и листвы.

Я вытерла дождевую воду с лица. Посмотрела вперёд.

В свете, тускло горящего уличного фонаря, я увидела девушку.

У нее были длинные, до пояса, золотисто — рыжие волосы.

Она стояла ко мне спиной. Я с тревогой, вдыхая отсыревший после дождя прохладный воздух, наблюдала за ней.

Она оставалась неподвижной.

Я нервно сглотнула и шагнула вперёд. Неизвестность и странность происходящего, были слишком мучительными, чтобы оставаться на месте.

Рыжеволосая женщина, всё так же, стояла не шелохнувшись.

Я подошла уже достаточно близко, чтобы видеть, как её мокрое белое платье липнет к её спине и как капли стекают по её плечам и рукам.

Я остановилась.

— Кто вы?! — Громко и боязливо спросила я, глядя на рыжеволосую.

Она молчала и, все так же, оставалась неподвижной.

Вокруг нас бесшумно растекались бесформенные клубы белесого тумана.

Я огляделась, туман поднимался выше. Он медленно и неотвратимо поглощал кустарники роз.  Мир вокруг, словно, таял в тумане.

Я услышала шлепанье босых ног и вздрогнула, мне на мгновение сдавило грудь. Меня, как будто, резко проткнули длинной ледяной иглой в спину и, столь же резко, выдернули. Я, словно физически, ощутила, как меня пронзил обессиливающий ужас.

Я замерла на месте, боялась пошевелиться, страшилась даже дышать и не могла объяснить, что меня напугало. Я видела, как рыжеволосая женщина, внезапно медленно, поворачивается.

Её голова была опущена. Мокрые, потемневшие от влаги, рыжие волосы тяжело свисали вниз.

Я не выдержала и боязливо отступила назад.

Рыжая резко подняла голову. Я застыла, не в силах отвести от нее взгляд. Она посмотрела на меня, из — за спутанных волос, упавших на её лицо, я не сразу смогла её узнать.

А когда пригляделась, то увидела, что это та самая девушка из супермаркета, которая хотела пройти к кассе без очереди, а потом забыла свой телефон.

Она смотрела на меня выразительно, широко распахнув свои ореховые глаза.

Она молчала. Говорили её глаза, отчаянно пытаясь что — то мне сказать. Я видела это, но не понимала...

Я бессильно покачала головой.

Рыжеволосая девушка подняла руки, сняла с плеч лямки промокшего белого платья. Она скинула его, и осталась нагая передо мной. Рыжеволосая вздохнула, снова глядя мне в глаза, снова силясь что — то до меня донести.

Я не понимала, что она хочет сказать.

Я, с сожалением, покачала головой. У меня выступили слёзы.

Я уже понимала что с ней, что — то случилось. Что — то ужасное, что — то отвратительное и мерзкое.

Я понимала… я осознавала, что её больше нет. Я четко понимала, что эта рыжеволосая девушка, скорее всего, мертва.

Она вздохнула.

Грустно.

Печально.

Обреченно.

Поднесла руки к лицу. У меня подскочило сердце.

Рыжеволосая сжала ногтями кусочек кожи на лице и рванула в сторону.

Я вскрикнула. Она оторвала два лоскута кожи от лица. Под ней проступила кровавая мякоть. Кровь заструилась по её лицу.

Она отрывала новые лоскуты. Снова. Затем ещё. Она полностью ободрала своё лицо. У нее больше не была лица.

Кровь обильно стекала по её лицу, на её грудь, живот и ноги.

Темно — алая кровь скапливалась у её ног.

Она начала «раздевать» свое тело.

Плечи.

Руки.

Живот, ноги и бедра.

Я не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза, ни даже вдохнуть.

Я, затаив дыхание, лишь взирала на это кровавое безумие. Я смотрела на, покрытую блестящей кровью, устрашающую человеческую фигуру.

По её голым ногам поднимался туман.

Быстро.

Торопливо.

Словно, он намеревался скрыть её до того, как она полностью «обнажится».

Я услышала шаги сзади и порывисто обернулась.

Никого…

Только туман и очертания кустарников.

Я повернулась, но рыжеволосая девушка исчезла.

В тумане передо мной, вместо неё, чернел силуэт.

Темный, четкий, граненый силуэт мужчины. Он напоминал тень без владельца. И глядя на этот силуэт, я осознавала, понимала, что смотрю во мрак.

Истинный.

Бездонный.

Безжалостный.

Эта тень была олицетворением бесконечного, порочного мрака.

Не того, что наступает с закатом, а того, в котором погрязает одержимый низменными чувствами человек, познавший вкус чужой боли и страданий, упивающийся беззащитностью жертвы.

Человек, попробовавший его пьянящий вкус убийства.

И этой, человекообразной, тени не нужен был владелец и хозяин. Она сама была хозяином и властелином.

Она содержала, внутри себя, личную боль, страх, ненависть, злость и ещё целый сонм всевозможных, человеческих пороков.

Она была олицетворением мрака человеческой души.

Соткана из него.

Создана им.

Рождена в его недрах.

Я это чувствовала. Я ощущала исходящую, от этого силуэта подавляющую, давящую, убийственную силу.

Сжимая кулаки, я онемев смотрела на угольно — чёрный, чернильный силуэт в тумане.

— Что т — тебе нужно… подонок? — шепнула я через силу.

Тень ринулась на меня. Она резко оказалась рядом. Нависла надо мной, занесла руку для удара.

Я отшатнулась назад, прикрываясь руками и истошно крича.

Я очнулась, лежа на полу нашей душевой.

Я в истерике и панике била рукой по полу, по воде.

Я замерла и огляделась.

Шумела вода из душа. Я слышала басистые, гулкие удары в дверь. Я слышала голос дяди Сигизмунда.

— Ника! — ревел дядя. — Ника что случилось?! Открой дверь!.. Чёрт!

Душевую кабину заполняли густые, жаркие, молочно — серые тучи влажного пара.

Я слышала, как на дверь в ванную, сыплются неистовые удары.

Я с трудом поднялась. Голова была тяжелой, как после долгого сна.

Я открыла кабинку и ужаснулась.

Пол в ванной комнате был залит водой. В воде, почти, плавали мои тапки. Висел стойкий мыльный запах.

Я услышала, как открывают дверь в ванную и едва успела, стремглав, подбежать к сушилке. Схватила большое голубое полотенце и быстро завернулась в него.

В этот миг дверь в ванную с шумом распахнулась и внутрь ворвались дядя Сигизмунд и взъерошенный Федя.

— Ника! — дядя Сигизмунд выглядел встревоженным и свирепым.

В руке он держал огромный гаечный ключ.

Он остановился, недоуменно оглядел заполненную водой ванную комнату и посмотрел на меня. Я стояла босиком на полу, замотавшись в полотенце.

— Ника ты… ты кричала… Что случилось?

Тут он обернулся и посмотрел на Федю.

— Выйди отсюда! — рявкнул он на него.

Тот с трудом оторвал от меня взор и поспешно ретировался.

Дядя посмотрел на меня. Снова взглянул на пол.

— Дядя Сигизмунд, — пролепетала я сбивчиво, виновато и расстроено. — Я… я не знаю, как так получилось. Я… кажется… уснула в душе…

Что за идиотизм я несу?! Что за дикий бред?!

Я не знала, что сказать. Адекватных оправданий и объяснений у меня не было.

Дядя кивнул, стараясь не смотреть на меня.

— Бывает, — глухо пророкотал дядя Сигизмунд и добавил. — Воду то выключи, а то здесь скоро бассейн будет.

Я обернулась. Вода продолжала заливать пол душевой кабины. Водосток, очевидно, забился, только непонятно чем и каким образом.

Дядя Сигизмунд вышел из ванной и закрыл дверь.

Я вернулась в душевую кабину и закрыла краны. Повесив шланг душа на держатель, я осмотрела ванную комнату.

Скопившийся в просторной душевой кабине пар, медленно вываливался в ванную комнату.

По запотевшим, прозрачным стенкам душевой кабинки сползали юркие капли воды.

Я несколько раз вздохнула и закрыла глаза.

Правой рукой чуть потёрла лоб.

Вспомнила рыжеволосую девушку из своего видения.

Вспомнила, что она делала со своим лицом. Я содрогнулась от отвращения и ужаса.

Это был какой — то сюрреалистичный, неправдоподобный кошмар!

Она, буквально, отдирала от себя куски собственной кожи! Так, будто бы это была дешевая обёртка!

Она… Она тщетно старалась мне что — то показать, стремилась что — то донести до меня…

Что?! Что она хотела объяснить?! Почему я это видела? Почему?!!

Я вспомнила силуэт. Силуэт того мужчины. Я вспомнила ощущение от его силуэта. Ощущение, как будто смотришь в глаза тьме. Тьме, которая подобно гнили поражает человеческое сознание.

Затмевает его.

Поглощает…

Подчиняет…

Этот силуэт, неизвестного мужчины, возник в моем видении вместо рыжеволосой девушки.

А потом, внезапно, напал на меня, он собирался ударить меня.

Кто он?..

Ответ был слишком очевиден. Слишком, чтобы сомневаться.

Я вышла из душевой. Прошла по коридору до своей комнаты, вошла внутрь и быстро закрылась.

Снизу, из автомастерской, доносились приглушенные звуки работ.

Я сняла полотенце и оделась.

Села за компьютер.

Нужно посмотреть новости. Если было… если было у******о, о нём уже могли что — то написать.

Да, наверное. Я включила комп.

В тревоге покусывая подушечку большого пальца правой руки, я наблюдала за загрузкой Винды.

Появилась заставка рабочего стол и я открыла браузер.

Неожиданно заорал звонок мобильника. Я вздрогнула.

Взглянула на дисплей — звонила Лера.

Мне не очень хотелось сейчас с кем — то разговаривать.

Но я знала, что сейчас еще девяти нет, а Лерка любительница поспать до полудня. И если она звонит так рано, то что — то стряслось.

Телефон продолжал звонить. Я задумчиво провела пальцем по корпусу и приняла вызов.

— Привет, — проговорила я.

— Привет! — К моему облегчению, голос у Лерки был бодрый, радостный и довольный.

В последний раз она так радовалась, когда ей на последнее ДэРэ подарили МакБук.

— Как дела?! — Судя по голосу, Лерка задала этот формальный вопрос, для того чтобы ей задали такой же.

— Ну, скорее всего, не так прекрасно как у тебя, — хмыкнув, усмехнулась я. — Рассказывай. Я же слышу, как ты горишь желанием поделиться своей радостью.

— Она у меня! Гитара! Та самая! Она теперь моя! Ща… Послушай!

— Лер… — проговорила я.

Но подруга меня уже не слушала. Я услышала в динамике мобильника какое — то шуршание и шорохи. Что — то упало и раздалось Леркино ворчливое ругательство.

— Слушаешь? — быстро спросила Логинова.

Не услышав моего ответа, она выдала мощный, агрессивный аккорд.

Затем ещё один, ревущий, вибрирующий, продолжительный.

— А?! — звонко с восторгом спросила Лерка. — Слышала? Слышала, как звучит? Какая мощь! Какой звук!

— Д — да… — проговорила я осторожно.

Я, пока что, не разделяла Леркиного восторга.

— Лера, прости пожалуйста, — проговорила я деликатно, стараясь не показаться наглой или грубой. — Но ты говоришь о той гитаре, которую мы тогда видели на витрине?

— Да! Да! Да! — с неугасающим фанатичным восторгом, прокричала Лерка. — Та самая! Gibson FireBird. Роджеровна, это просто мечта! Это, гребаное чудо! Я просто в ахрене! Это шикарно! Шикардос! Шикарнючий шикардосный шикардос!

— Я п — поняла, — я попыталась остановить Леркин всплеск мега позитивных эмоций. — Лер, но… прости, что я сую нос не в своё дело, просто эта гитара стоит достаточно дорого.

Лера замолчала…

Я понимала, что веду себя, мягко говоря, некорректно и некрасиво. Но у меня были основания для опасения, ведь такая гитара стоит несколько десятков тысяч рублей.

Просто так взять и купить вещь за такую сумму — не получится.

Во всяком случае, еще неделю назад, у Лерки таких денег не было.

— Лер, просто… пойми меня правильно, — я старалась подбирать слова, чтобы не казаться завистливой или недовольной её счастьем. — Я очень рада за тебя, правда, и гитара звучит очень круто. Но… откуда у тебя появились на неё деньги? Насколько я помню, на ценнике число было около восьмидесяти тысяч.

Лера молчала. Я слышала её сопение в трубке.

Моя тревога росла резкими скачками, словно, прыгающий вверх резиновый мяч. Тугим узлом медленно стягивался живот, грудь и горло.

Мои опасения укреплялись с каждой секундой.

— Лера? — проговорила я настороженно.

— Слушай… — проговорила Логинова явно подыскивая правдоподобную причину. — Тут просто… Антон, ну я тебе рассказывала… Мамин ухажёр…

Я тихо вздохнула. Антон не просто ухажёр Лериной мамы, но и отец Леркиной младшей сестры. Но Логинова нового «папу» категорически отказывается признавать.

— Короче, он купил мне гитару, — скомкано выкрутилась Лерка. — Видать… пытается купить меня. Не знаю, даже… Похоже у него получается.

Разумеется, я ей не верила. Лерина мама работала окулистом в одной из городских больниц. Антон же работал старшим менеджером в одной из крупных телекоммуникационных компаний. И хотя зарабатывал он немало, всё же большую часть денег он тратил на выплату ипотеки, содержание родителей, в далёком Майкопе и бытовые расходы в семье Логиновых.

Я была бы невероятно и искренне рада за Лерку, если бы Антон, действительно, подарил ей гитару, которую она так хотела.

Но это была ложь. Неумелая и дурацкая ложь.

— Лер, — проговорила я серьёзно.

— Что?

— Ты… — я не могла себя заставить это спросить, — Ты, что… ты… ты согласилась?

Лера молчала.

Я ждала. Мячик тревоги подскакивал всё выше, с ускоряющимся ритмом билось сердце.

— Лера, ты согласилась на эту фотоссесию? — спросила я громко и испуганно. — Ты… ты согласилась, да?! Это он тебе заплатил?! Этот подонок, который к нам в кафе подходил?! Да?! Лера?!

Молчание. Короткий шорох. В трубке зазвучали частые короткие гудки.

Я медленно и сокрушенно опустила руку с телефоном.

Я испытывала шокирующее потрясение.

Лера согласилась! Она согласилась! Она это сделала…

Мысль эта ввинчивалась, вбивалась в голову нервными толчками, пульсирующих височных вен.

Осознание случившегося, ошеломляло меня.

Я не могла в это поверить… Я не могла это принять!

Истина произошедшего, казалась какой — то паранормальной, невероятной, невозможной.

Но, Лерка… Лера согласилась… Решилась… Осмелилась…

— Зачем? — прошептала я в тишину своей комнаты.

Я вспомнила того наглого, самодовольного козла из кафе.

Это всё он!

Это он внушил Лерке, что она может заработать на гитару быстро и легко. Что ей совсем не нужно напрягаться, стараться и трудиться.

Я негодующе цокнула языком.

Скотина!

Я ощутила растущее внутри яростное возмущение. Против моей воли, меня одолевал нарастающий гнев.

В эти мгновения, стыдно признаться, но я искренне желала тому порнофотографу Игорю или подавиться, или споткнуться и разбить себе нос.

Я закрыла глаза.

За последние сорок минут, на меня свалился целый шквал шокирующих событий. Мне надо это переварить, пережить.

Я вздохнула.

Леркин поступок вызвал у меня угнетенное смятение.

Я посмотрела на монитор компьютера.

Вспомнила, что собиралась сделать.

Я выбрала поисковую строку в Google и набрала: «Убийство, новости».

Поисковик, в первой же строчке, выдал мне следующее:

«Новое у******о Романтика! Полиция скрывает подробности».

Далее, «Зверское у******о в цветочном магазине! Ещё одна жертва Романтинка!», «Серийный убийца не останавливается! Новая жертва! Почему бездействует полиция?», «МВД срочно удаляет эти фотографии из сети! Смотреть всем! 22+»

Я щелкнула по последней ссылке, но тут меня ждало разочарование: «Данная страница не существует». Однако я нашла ещё несколько подобных ссылок. Как я поняла, Романтик, о котором Москва заговорила в начале апреля, снова выложил фото убийства в интернет!

У нас в школе, последние два месяца, только о нём и разговоры. Все шушукаются, шепчутся, пересылают друг — другу фотографии  с мест преступлений. И мне показывали… Пытались.

Я отказалась смотреть на это. По понятным причинам, я старалась держаться подальше от любых новостей, связанных с Романтиком.

Я боялась. Я боялась воспоминаний. Такое уже было.

Я уже страдала кошмарными видениями другого серийного убийцы и его жертв.

Видения настигали меня регулярно. Повсюду. В любое время суток.

Они часто накатывали по ночам.

Я боялась спать ночью.

Спала днём, так как была меньше вероятность увидеть кошмарные видения.

Я не знала куда от них спрятаться. Тогда я помогала Стасу и его группе отыскать, скрывающееся под личиной школьного учителя, жестокое чудовище, что пытало и казнило мальчишек от семи до десяти лет.

Пока Стас его поймал, он успел забрать шестерых. Шестерых

обычных мальчишек.

«Московский Живодёр» успел поселить бесконечное горе, в шести обычных русских семьях. Шестерых матерей, тот ублюдок обрёк на пожизненные душевные страдания. На пожизненную мучительную боль, которую уже не прекратит даже время.

И теперь этот… Романтик.

Я закусила губу, глядя на ссылку, на которой лежали запретные фотографии, которые МВД удаляет с сайтов.

Я, в нерешительности, убрала руку от мыши и сжала кулак.

Мне было страшно представить, что я там увижу.

Я вспомнила видение. Вспомнила, как рыжеволосая девушка сдирала кожу со своего лица.

Я вспомнила ту тень и отвернулась от монитора. Поджав колени, я с ногами забралась на кресло и спрятала лицо в ладонях.

От неизбежного ужаса, который теперь будет меня преследовать, у меня нахлынули слёзы.

Мне никуда от этого не деться. Я буду это видеть. Я буду на это смотреть.

Это никуда не денется, не прекратится пока… Пока Романтик не будет пойман, или внезапно убит.

Я всхлипнула и нервно тяжело сглотнула. Тёплые слёзы скользили по моим щекам. Я ощутила их привкус на губах.

Меня раздирали душевные, навязчивые опасения и страхи, пугающие представления о том, что я буду видеть, с чем мне придется столкнуться.

Я уже ныряла в такое дерьмо. Я уже тонула в чужой боли, страданиях, муках и ужасах. Я проживала последние мгновения чужой жизни и видела, как обрывались эти жизни.

Я боялась видеть и чувствовать это вновь.

И знала, что выбора у меня нет.

Нет. Нет! Нет! Нет!!!

Я судорожно вздохнула.

Чуть прикусив большой палец левой руки я, все — таки, перешла по ссылке. Это оказался паблик в соцсети, который назывался он «Антифакты».

Я нервно усмехнулась — оригинальное название.

Перед тем как открылись фотографии, выскочил предупреждающий банер, типа, эти снимки могут шокировать людей с неокрепшей психикой.

Господа, мою психику уже ничего не спасёт, с невеселой улыбкой подумала я и нажала «подтвердить».

Открылась первая фотография. Я закрыла глаза и отвернулась.

Мне хватило одного взгляда, чтобы детально разглядеть изуродованное окровавленное человеческое тел и заплетенные, в несколько тонких кос, золотисто — рыжие волосы.

Я заставила себя посмотреть на фотографию.

Это была она… У меня не было никаких сомнений.

Та самая девушка из супермаркета, которая забыла свой телефон на кассе.

Она напоминала освежеванную тушу. Романтик обошелся с ней, как со скотом.

Глядя на красивый антураж из белых роз вокруг тела, я поняла, что его показательное стремление обставить сцену убийства эффектно — это лишь издёвка.

Он измывается над ними и над нами. Он воплощает собственное извращенное, превратное понятие о красоте в этих убийствах.

И ему нравится, что у нас это вызывает ужас. Ему нравится, что нам это противно.

Такие как он, считают всех остальных недоразвитыми недочеловеками и тупыми покорными овцами.

Абсолютное большинство, в их глазах, лишь непутевая бесполезная серая масса. Покорная и бесправная.

А он… Он — уникален, а его творения — прекрасны.

Я вздохнула и переключила следующую фотографию.

Таких, как Романтик, я уже встречала. И он был такой же.

Нет. Нет, он гораздо хуже. Он нарцисс. Самый настоящий нарцисс.

Он считает себя творцом и художником. Талантливым гением.

А мы все, забитая навязанными законами, слабохарактерная и бесхребетная толпа тупых ублюдков.

И его отношение к нам очень ярко выражено в его преступлениях.

— Откуда я все это знаю? Почему эта четырнадцатилетняя сопля сидит тут и умничает — спросите вы?

— Дамы и господа, ответ очень прост. С такими подонками, как Романтик, жизнь сводила меня уже несколько раз. И, не дай бог, вам всем увидеть и пережить то, что довелось мне. Я не набиваю себе цену. Простите, если мое высказывание кажется вам заносчивым и высокомерным. Просто… я знаю, о чем говорю. И о них я тоже знаю немало, к моему сожалению.

Я прокрутила все фотки на этом паблике, посмотрела фотографии с прошлых убийств.

Розы… Карминовые, лиловые, белые. И каждый раз, в центре сцены, кровавое тело без кожи.

Внезапно, я услышала девичий смех.

Я закрыла глаза и крепко зажмурилась.

Не надо… не сейчас… О, Боже… не надо, пожалуйста…

Я слышу её смех, смех одной из них. Одной из тех, которых уже нет.

Она рядом, я чувствую тепло.

Я открываю глаза...

Солнце.

Весна.

Май.

Зеленые деревья, травы и пестреющие на лужайке цветы.

Девушка в желтом платье, с небольшой василькового цвета сумочкой «Келли».

Она куда — то спешит, спускается по ступеням.

Шумно хлопая крыльями взлетели два голубя, пролетели над её головой.

Я бессильно наблюдала за ней. Девушка в желтом платье прошла мимо меня и встретилась с парнем, который был одет в рубашку и джинсы.

Они обнялись, он поцеловал её.

Я увидела их вечер. Они хорошо провели время вместе.

Они долго прощались перед её подъездом.

Потом я увидела, как она дома переодевается и заваривает чай.

А потом я вижу его. Тот силуэт… Ту тень из мрака, которая принадлежала ему — Романтику.

Он забрал девушку в желтом платье. Она стала его первой.

Потом я увидела следующую жертву. Затем третью. И наконец, эту рыжеволосую.

Я вспомнила, что она хотела меня подвезти от супермаркета.

Я молча рыдала, глядя на последние воспоминания из их жизни.

Хватит, взмолилась я мысленно, пожалуйста… Хватит… Я поняла… я… поняла, перестаньте… Перестаньте! Хватит! Я не хочу!

Воспоминания выплюнули меня обратно.

Я снова в своей комнате. Я в кресле, передо мной горит монитор компьютера.

Меня опять сотрясала дрожь.

— Чёртов ублюдок… — шмыгнув носом, проговорила я. — Что б ты провалился! Сволочь! Скотина! Kurwa!..

Я встала со стула, подошла к полкам с книжками. Тут у меня был небольшой тайничок, где я хранила настойку пустырника и ещё парочку успокоительных средств.

Я этим пользуюсь редко, когда становится слишком тяжело.

Приняв лекарство, я начала собираться к Лере.

Поспать мне, все равно, уже не удастся, а так, хоть поговорю с подругой и узнаю подробности о её глупом поступке.

Может ещё можно что — то исправить.

А потом… Потом поеду к Стасу. Мы с ним не общались с тех пор, как он поймал «Московского Живодёра».

Тот кстати, тоже любил записывать свои пытки на видео. И потом родителям жертв, тварь такая, отправлял эти записи.

Я начала собираться к Лере, но сперва надо было что — то сделать с покрасневшими от слёз глазами.

Ладно. Я достала косметику и отправилась на кухню, чтобы заварить два пакетика зеленого чая.

Посмотрим, что будет дальше.