Винтер
На следующее утро я заставляю себя проснуться пораньше, чтобы собраться в школу. Я так устала, что едва могу нормально видеть, и все, что я могу сделать, это заставить себя принять душ и одеться. Дэмиен пришел домой вчера поздно вечером и настоял, чтобы я выполнила его школьное задание, а когда я делала это недостаточно быстро, как ему хотелось, он бил меня кулаком в живот, не говоря уже о том, что швырнул в меня своей чертовой школьной сумкой. Это была чрезвычайно долгая ночь, проведенная за выполнением моей домашней работы поверх его. Боже, я ненавижу его.
Я не смогла удержаться и остановилась, чтобы повернуться и посмотреть в разбитое зеркало на своем обшарпанном комоде. Меня не удивляют большие темные круги под глазами или худоба моей фигуры. Я ненавижу то, как выгляжу, и я знаю, что я уродина. Мое лицо бледное, очень белое, а не фарфоровое, глаза тускло-голубые, а волосы длинные и непослушные, вьющиеся светлые. Сколько бы я ни мыла голову, кажется, это никогда ничего не меняло. Одежда у меня рваная и поношенная, джинсы с дырками на коленях и свитер в два раза больше меня, который свисает ниже колен. У меня нет ничего лучше, что можно надеть, и я с гримасой натянула свои поношенные кроссовки. Низ у них истончился от чрезмерного использования, и я знаю, что скоро мне придется пойти и поискать по комиссионным магазинам новую пару.
Едва я успеваю разогреть бекон на сковороде и приготовить блинчики, как в комнату, пошатываясь, входит мой отец, бледный и измученный, с красными и опухшими глазами, он садится и нетерпеливо ожидает своей еды. Отец выглядит ужасно, и я надеюсь, что он приведет себя в порядок перед выходом на работу, потому что такими темпами он ее потеряет. Хотя, похоже, это его не беспокоит.
“Вот твой кофе”, - говорю я очень тихо, ставя чашку рядом с его локтем и отчаянно надеясь, что на этот раз он просто выпьет его, а не выбросит. Дэмиен тоже, пошатываясь, вошел и сел за стол, свирепо глядя на меня, и барабаня пальцами по столу, что бы я торопилась изо всех сил. Хоть раз я бы хотела, чтобы они оторвались от своих ленивых задниц и протянули мне чертову руку помощи. Это ведь не убьет их, если они помогут, не так ли? Кроме того, ради всего святого, он уже достаточно взрослый, чтобы самому готовить себе завтрак. Я не осмеливаюсь сказать брату об этом, но я точно не в настроении для еще одного синяка.
“ Вот” , - тихо говорю я, ставя перед ними большие тарелки и возвращаюсь к месту, где меня ждут жалкий кусочек бекона и ломтик тоста. Этого недостаточно для того, чтобы утолить мой голод, но я не осмеливаюсь взять больше, боясь, что они увидят. Я резко замолкаю, когда Дэмиен встает из-за стола и подходит, злобно глядя на меня. Он что-то задумал , я просто знаю это, и чувствую, как внутри меня поднимается чувство страха. Я стараюсь сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы он не увидел и не почувствовал моего страха перед ним.
“Что ты делаешь?” - спрашивает он, и я с любопытством смотрю на брата, а мое сердце уже начинает бешено колотиться в груди, когда я, затаив дыхание, предвкушаю, что сейчас произойдет.
“ Завтракаю” нервно говорю я, и прежде чем успеваю остановить его, рука Дэмиана взмахивает и тарелка летит на пол, а я в смятении смотрю на него и на разбитую тарелку. Что за черт?
“Упс”, - говорит он лукаво. “Похоже, ты опять обходишься без жириков”, - говорит он, садясь и принимаясь за свой восхитительный завтрак. Я ничего не сказала. Я не толстая, я совсем не толстая. Но, в конце концов, какой в этом смысл? Дэмиен может делать со мной все, что ему заблагорассудится, и мой отец ни разу не вмешался и не остановил его, видимо он одобряет то, что брат делает со мной. Я держу свои слезы при себе, а в животе урчит от голода.
Я делаю глубокий прерывистый вдох и наклоняюсь, чтобы собрать осколки разбитой тарелки. У меня текут слюнки при виде бекона и тостов на полу, но они покрыты грязью, и есть их было бы отвратительно. Поэтому я заставляю себя выбросить их в мусорное ведро. Острый осколок порезал мне палец, и я зачарованно наблюдаю, как капает кровь. Это даже не больно, больше ничего не болит… Я вытираю ее о свой свитер, пока собираю осколки, с грустью понимая, что это была моя единственная еда до обеда и что сегодня я снова буду умирать с голоду. Папе и Дэмиену все равно, они спешат выйти из кухни, когда заканчивают со своей едой, и оставляют меня убирать все, прежде чем я смогу взять свою школьную сумку и пойти в школу. Дэмиен уже уехал на своей машине, за что я ему чрезвычайно благодарна, потому что мне не нужно беспокоиться о том, что еще он может сделать со мной в следующий раз, как и моему отцу, который никогда даже не говорит мне ни слова, да я и не жду от него этого больше. Школа, которая раньше была убежищем, когда я была младше, теперь стала моим собственным адом, местом, где хулиганы и мой брат мучают и насмехаются надо мной, и я точно знаю, с чем я столкнулась, все мое тело дрожит от страха, когда я прохожу по коридорам и добираюсь до класса, с обнадеживающей мыслью, что, может быть, сегодня все будет по-другому и меня хоть раз оставят в покое. Но это была тщетная надежда.