Взрослые дети - Приключенческий роман

ДОМОЙ? То была сказка без драконов, но с красивой принцессой в финале. Саша уже мог видеть ее. Он был уверен, что соперники далеко позади. Лыжи будто сами несли его к финишной черте. Трибун не было видно, только несмолкающий гул доносился с их стороны. Оля бежала ему навстречу с радостными криками, готовая зацеловать до потери сознания. Совсем на нее не похоже, хотя и букой она не была. Даже журналистам старалась улыбнуться. – Шестьдесят второе место. Пять промахов. Чем объясните? – лишь такие вопросы могли поколебать ее дружелюбие. Но в сказке таких вопросов не бывает. Зато бывают злые на весь мир ведьмочки. Их обычно рисуют клыкастыми уродинами с растрепанными волосами. Сказочники не скупятся на их счет. Ведьма говорит мерзким гнусавым голосом. Ее одевают во всякое тряпье и награждают огромным горбом на спине. Зовут ее просто ведьмой, злой ведьмой, жадной или глупой – все зависит от фантазии безжалостного писателя. Если в довершение ко всем ее горестям добрый молодец не отыгрывается на ней по полной программе, сказка считается странной. Такой была и Сашина. Его ведьму звали Катей. Симпатичная девушка с веснушками. Лишь голос ее напоминал о неприглядной роли. Когда она открыла рот, Саша услышал громкий гудок и грохот несущегося поезда. Он не успел разглядеть предмет в ее руках. Было больно, в глазах потемнело. Он уже не видел ни Олю, ни Катю. До него доносился лишь Катин клич. Тучная проводница покачала головой: – Зеленку надо? Саша поднимался с пола. На голове шишка, на руке – ссадина. Так падение со спальной полки вернуло его в реальность. Он быстро вспомнил этот вагон, где провел без малого пять суток. Вспомнил двух соседей-картежников. Те играли в дурака, фараона и игры, совсем неизвестные широкой аудитории. Оба были научены горьким опытом и играли только на щелбаны. Выигравший партию в душе ругал себя: «Надо было хоть сто рублей поставить». И чем больше он себя ругал, тем ощутимее становились щелбаны для проигравшего. В конце концов, они поддались азарту. Пошли в ход сотенные купюры, а потом и покрупнее. Сразу нашелся желающий разделить их компанию. Он оставил обоих с носом и сошел на ближайшей станции. Его ждали новые гастроли в другом поезде. Проводница очень скоро забыла про обещанную зеленку и решила «дернуть чайкý». Проигравшиеся картежники приуныли. Впрочем, затишье в вагоне длилось недолго. Назревал скандал, источником коего была одна пассажирка. По комплекции она не уступала проводнице, прокричавшей в дальнюю часть вагона: – В чем там дело? Пассажирка размахивала руками и вопила, что у нее украли паспорт. Она перерыла весь свой багаж, но так его и не нашла. Когда пришел линейный, женщина совсем сникла и разревелась. Полицейский с проводницей долго выясняли, где она видела свой паспорт в последний раз. – Как же мне теперь быть? – причитала женщина. Она позвонила сыну и поплакалась ему. Другие пассажиры принялись проверять свой багаж. Как обычно в таких ситуациях, бабушки стенали, что раньше не было столько ворья, люди были честнее. Следом пошли разговоры о золотом веке, когда колбаса была дешевой и без всяких консервантов. Пострадавшая продолжала рыдать о своем паспорте. Наконец, она соскочила со своего места и набросилась с расспросами на проводницу: – Подушка, где подушка? Куда вы ее унесли? – вытаращила глаза женщина. Накануне пассажирка долго искала место, чтобы сохранить свою главную ценность. Она нашла его под наволочкой казенной подушки. Утром же женщина сдала спальные принадлежности, позабыв о тайнике. – Потише вы, – сказала проводница спокойно. Она уже попрощалась с премиальными. «В вашем вагоне воры. Позорище!» – слышался ей голос начальника. Но теперь премия оставалась при ней, а остальное не играло большой роли. – Как же можно такое забыть? – продолжала проводница назидательным тоном. Злосчастную подушку в числе сотен других уже успели сдать на станции. Зареванная женщина переживала за свой багаж. Она была уверена, стоит только оставить его, и желающие поживиться обязательно найдутся. А как же свадьба ее сына обойдется без домашних консервов и колбасы? Проводница сжалилась над ней и вызвалась «посторожить». Решающими стали слова «отправляемся через семнадцать минут». – Успеет или нет? – вслух рассуждала проводница. Пассажирка с максимальной скоростью, на которую была способна при своих ста пяти кг, неслась по заснеженному перрону. Наблюдая за этой драмой, бабушки оставили в покое натуральную советскую колбасу и принялись жалеть забывчивую пассажирку. Сосед Мягкова мирно храпел и даже не проснулся, когда тот рухнул с полки, попутно задев его. Мягков была фамилия Саши, единственное, что досталось ему от отца, помимо зеленых глаз и изящного прямого носа. Наконец мужчина потянулся и звучно зевнул, разминая связки. Накануне он весь вечер не закрывал рта. С воодушевлением рассказывал он о рыбалке на Амуре. Как в любых рыбацких рассказах, не обошлось без «вот таких» сомов и щук в полтонны весом. Мужчина говорил и говорил. Саша слушал и слушал, ему становилось неловко от собственного молчания. На свою голову он рассказал, как с пограничным отрядом задержал китайских браконьеров с тушей редчайшего амурского осетра. После этого разговор растянулся на добрых три часа. По вагону разносился храп, а мужчина так и ехал на своем коньке. Сейчас он выспался и был снова во всеоружии. Краем уха он слышал истерические крики беспаспортной пассажирки. Ему непременно хотелось высказаться, не важно о чем, пусть даже о матрасах и подушках. – Ведь они должны сдавать постельное на конечной станции. Правильно я говорю? Этот вопрос был его любимой присказкой. Если собеседник кивал в ответ, мужчина думал, что его внимательно слушают, и разводил свое пустословие до следующего вопроса. Шишка не настраивала на беседы, особенно такие. Саша просто пожал плечами. Тогда мужчина нашел жертву в лице проводницы. – Я-то откуда знаю? – огрызнулась она и продолжила неспешное шествие к тамбуру. – Пройдусь, – решил доложить сосед Саше. – Не мешайте мне поезд отправлять, – пыталась отделаться от назойливого пассажира проводница. – А я думал, что отправляют те проводники, которые стоят на платформе. Мужчина явно поймал нового конька. Ему стало интересно, почему проводники, помимо желтых, используют красные флажки, и связано ли это с советским знаменем. Проводница фыркнула и заперлась в своем купе. – А как же поезд? – наседал из-за двери говорун. В окно проводница увидела зрелище, заставившее ее улыбнуться. Крепко держа заветный паспорт, упитанная пассажирка выскочила из здания вокзала. Когда та развила максимальную скорость и все ее складки пришли в движение, проводница вдруг вспомнила, как варила в детстве сгущенку. Нагретая банка раздулась и извергла студенистую массу прямо в потолок. Вареная сгущенка кляксами плюхалась на пол, что и теперь казалось давно уже выросшей девочке весьма забавным. Пассажирке оставалось преодолеть пешеходный мост. – Три минуты, – произнесла вслух проводница и пошла-таки в тамбур со своим желтым флагом. Зря она надеялась, что навязчивый мужчина отстал. – Вот скажи, – обращался он к Саше, стоя в проходе и не сводя глаз с купе проводника, – есть в казарме банный день. Правильно? А вот день, когда сдают постельное в стирку? Саша лениво кивнул. – Вот, – воскликнул мужчина, словно открыл новый континент. – И он тоже строго по расписанию, а не когда кому-то сбрендит. Женщина, женщина, – устремился он за проводницей. – Разве это нормально – спать без постели? Разве это правильно? – При отправлении в тамбуре не должно быть посторонних. Проводница на ходу придумала это правило, и оно на несколько минут спасло ее от потока вопросов. Говорун пробурчал что-то про бесконечные инструкции с одними только ограничениями, но покорился. Пассажирка с паспортом уже забралась на пешеходный мост. От вагона ее отделяло не более сотни метров, но силы были на исходе. У проводницы проснулся азарт, какой бывает у футбольных болельщиков, когда их команда на последней минуте матча идет в решающую атаку на ворота соперников. Она забыла про собственный флажок и от возбуждения прикусила губу. Вот пассажирка уже у спуска. Локомотив угрожающе гудит. Пассажирка с багровым лицом собирает последние силы. И вот уже, взяв паспорт зубами, она схватилась обеими руками за поручни и на коленях вползла в вагон. – Давайте, давайте, отряхнитесь, – ласково произнесла проводница. В ее глазах эта женщина стала настоящей героиней. Она так растрогалась, что пообещала принести героической пассажирке мятного чаю: – Усталость как рукой снимает. – Ужас, – выдавила из себя пассажирка. – Чего это с тобой? – пристал сосед к Саше. – Подрался, что ли? – Ответа он ждать не стал и продолжил: – Вот и правильно. Сейчас люди только и понимают кулаки. Как треснешь, сразу умнеют. Как ни крути, а армия закаляет характер. Правильно? Один из горе-картежников при этих словах впервые улыбнулся. – Правильно, правильно, – поддержал он с иронией. – Солдат с печки бряк, – шепнул его товарищ. – Да не, там про моряка… Моряк с печки бряк, растянулся, как червяк. В рифму должно быть… Его приятелю было по большому счету все равно, есть рифма или нет, главное, что ему это казалось смешным. Простая игра слов заставила мигом забыть о проигрыше, и вагон содрогнулся от его хохота. – Чего-то долго стоим, – сосед-говорун снова уставился на Сашу. Его опять понесло. В воображении мужчины возникла проводница. Ей стало плохо, и она упала прямиком под колеса встречного поезда. «Тучным людям часто бывает плохо», – это казалось ему железным аргументом. Дабы проверить свои догадки, он прильнул к окну. Снег сыпал. Говорун разглядел очертания двух людей на перроне, которые показались ему подозрительными. Изучение людей на перроне прервали тяжелые шаги в тамбуре. – Во, сейчас поедем, – подмигнул говорун Саше. Запыхавшаяся пассажирка пробиралась к своему месту. На нее жалко было смотреть. При каждом новом усилии она хваталась за поручни, глотала воздух и продолжала свой героический поход. Достигнув Сашиного места, она едва не рухнула на парня всем своим центнером. – Похоже, у них новая инструкция – ждать опоздавших пассажиров, – рассуждал вслух говорливый сосед Саши. – Оно хорошо, конечно, ведь вещи-то человек оставляет в вагоне. Эх, знал бы, сбегал бы в буфет… Ну, пора уже… – последняя реплика предназначалась персонально для машиниста. Саша прикрыл глаза. Сон казался лучшим выходом. «Уже скоро, – успокаивал он себя. – Всего двадцать три часа, и… дома». Он не хотел ничего предполагать о своем брате Денисе… Просто надеялся, что тот не влип в очередную историю. Влипать у него получалось мастерски, а когда он выбирался, часто влипал уже Саша. Полгода от Дениса не было никаких известий. Письма уходили и оставались без ответа. На звонки никто тоже не отвечал. А перед самым Сашиным отъездом ответил странный субъект. Попытки поговорить успеха не имели. Вместо ответов субъект акал и чокал. Его акцент позволял понять только загадочное «пинь». Раз пятнадцать оно возникало среди непонятных слов. Этот человек, как и говорун из вагона, не прочь был поболтать и, судя по зачастившим «пинь», желал что-то объяснить на родном для него языке. Хлопнула дверь в тамбуре. Но и на этот раз ожидания разговорчивого мужчины были напрасны. Худощавая женщина в косынке тащила огромную сумку. – Пирожки, самса, чебуреки… – повторяла она на автомате, после трех повторов добавляя слово «горячие». – Дамочка, можно побыстрее? – с раздражением сказал говорун. – Ехать надо… Ту-ту. Понимаете? – Вам еще долго стоять, – прозвучало сродни откровению. – Кому пирожки, чебуреки… На секунду ее голос стих. Из-за дурацкого вопроса все пошло не так. Заученная речь, которая повторялась без запинки и всякой мыслительной работы в сотнях вагонов, вдруг сбилась. – Пирожки, самса, чебуреки, – поправилась продавщица. – Пойду проверю, – сообщил Саше говорун. С таким же выражением лица в средние века слуга сообщал господину: «Погодите, милорд, я разведаю дорогу, здешние места кишат разбойниками». Одна из бабушек тоже проявила детскую любознательность. – Сиди! – повелела ее спутница. – Не на что там глазеть. Интеллигентного вида старушка, бывшая учительница, покорилась. Она впервые слышала от подруги столь резкие слова. Сначала такая реакция ее ошеломила, а потом обидела. Педагог с большим стажем не могла напрямую высказать все, что думает. Периодически она косилась на бесцеремонную подругу и своим взглядом пыталась пробудить в ней сожаление. Не то чтобы вежливость была не в чести у вдовы лесничего. Просто ей не повезло с воображением. Она привыкла, что в лесу любой шорох означает опасную зверюгу, четвероногую или двуногую, чем тише шорох, тем хитрее и опаснее зверюга. Теперь, едва говорун прошуршал языком, ее взору предстало обезображенное тело проводницы под колесами поезда. Тайга научила примечать малейшую деталь. Вдова сопоставила услышанные слова, проходивший недавно товарняк и сделала страшное открытие. Всех людей с высшим образованием она считала неженками и решила доступным способом уберечь подругу детства от душевного потрясения. «Как же она изменилась», – подумала учительница. Вдове было скучно одной в деревне, а учительнице в городе. Вот так на старости лет они решили пожить вместе, а тут надо же… проявились доселе скрытые тиранические наклонности. Пройдя советскую школу, учительница убедилась в ее превосходстве над всеми остальными. В бога она не верила, но это слишком походило на предначертание судьбы. Одно дело воспитывать чужих детей, другое – перевоспитать самую близкую подругу, такое можно назвать делом всей жизни. Не зря же ей присвоили звание заслуженного работника образования и кандидата педагогических наук. «То было еще при Советском Союзе, когда почетные звания ценились выше денег, и никому не могло прийти в голову торговать учеными степенями». Воспоминания о славном прошлом придали ей сил бороться за подругу до конца. Среди пассажиров возникали самые невероятные версии задержки поезда. Один парень в очках сказал, что точно так же застрял, когда пропускали бронепоезд северокорейского вождя, спешившего по делам особой важности в Москву. Пассажиры версию парня поддержали и сошлись во мнении, что им и своих клоунов хватает.