Новая квартира пахла свежей краской и одиночеством. Анна поставила картонную коробку с посудой на кухонный стол, оставив на поверхности пыльный отпечаток. Окна выходили во двор-колодец, где ржавые балконы нависали друг над другом, словно готовые рухнуть. Она выбрала этот район специально — здесь не было ни кафе с их первым свиданием, ни парка, где он подарил ей кольцо, ни аптеки, где покупал бинты после «несчастных случаев».
Первые три дня прошли в тишине. Она спала на матрасе, брошенном прежними жильцами, ела лапшу быстрого приготовления и рисовала на стенах углём — абстрактные фигуры, которые Марк назвал бы «мазнёй». На четвертый день, вернувшись из магазина с пакетом гречки и яблок, она увидела их.
Белые лилии.
Десятки стеблей, завернутых в чёрную бумагу, лежали у двери. Лепестки, ещё не распустившиеся до конца, напоминали сжатые кулаки. Анна замерла, сжимая ключ в кулаке так, что металл впился в ладонь. Воздух был пропитан сладким, удушающим ароматом — он всегда выбирал эти цветы для их спальни.
Карточка, прикрепленная к ленте цвета запёкшейся крови, гласила: «Ты забыла свой любимый аромат». Почерк — его, угловатый, с резкими линиями, будто ножом вырезанными. Анна швырнула пакет на пол, схватила букет и бросила в мусорный бак во дворе. Лепестки рассыпались по асфальту, как обрывки письма, которое она боялась прочесть.
Ночью её разбудил стук. Не в дверь — в окно. Стук камешка, брошенного с улицы. Анна подползла к подоконнику, дрожащими пальцами раздвинула занавеску. Внизу, под фонарём, стоял чёрный автомобиль. Не Lexus — на этот раз внедорожник с тонированными стёклами. Из приоткрытого окна водительской двери струился дым сигареты. Она узнала форму его руки, держащей сигарету — средний палец слегка изогнут от привычки стряхивать пепел резким щелчком.
Он наблюдал.
Анна сползла на пол, обхватив колени. Телефон лежал в метре от неё, но звонить было некому. Лиза, её бывшая соседка, перестала отвечать после того, как Марк «случайно» встретил её у метро и подробно рассказал о её новом бойфренде. Давид молчал уже неделю — его последнее сообщение гласило: «Не выходи из дома».
Она проползла в ванную, включила воду и села под ледяные струи, не снимая футболки. Мысли путались: как он нашёл её? Она не регистрировала договор аренды, платила наличными, сменила цвет волос на пепельный. Может, следил за её машиной? Нет, машину она продала. Или установил жучок в её сумке? Или…
Утром, когда внедорожник исчез, Анна обыскала квартиру. Снимала розетки, вскрывала вентиляционные решётки, проверяла подкладку сумки. В коробке с книгами нашла то, от чего похолодела: плюшевого мишку, которого Марк подарил ей на первую годовщину. Его не было в списке вещей для переезда.
Она швырнула игрушку в стену. Шов на животе лопнул, и из него высыпались белые шарики синтепона. Среди них блеснуло что-то металлическое. Анна подняла крошечное устройство — GPS-трекер в форме сердца.
«Привет, Жемчужина», — прошептала она, раздавив гаджет каблуком. Сердце треснуло с тихим хрустом.
Но цветы продолжали приходить. Каждое утро — новый букет у двери. Лилии, розы, орхидеи — всегда белые, всегда с одинаковой карточкой. Анна сжигала их в металлическом ведре на кухне, вдыхая дым, который въедался в волосы и одежду. Однажды попробовала выбросить в мусоропровод — на следующий день букет висел на ручке двери, обёрнутый в ту же чёрную бумагу.
На седьмой день к цветам добавилась коробка. Маленькая, обтянутая бархатом, как та, в которой когда-то лежали серьги. Анна пнула её ногой, и крышка отлетела. Внутри, на красной подушке, лежал флакон духов — тот самый, Marc Jacobs, который он заставлял её вылить.
Она отнесла коробку к окну, собираясь выбросить, но остановилась. Солнце играло в гранях стекла, создавая радужные блики. Анна невольно поднесла флакон к носу — и тут же отшвырнула его. Запах был другим. Горьким, с примесью чего-то химического. Она вспомнила, как Марк смешивал духи в своей лаборатории (он называл это «хобби»), создавая ароматы, которые вызывали тошноту или головокружение.
Вечером у неё началась мигрень. Свет резал глаза, звуки отдавались в висках пульсирующей болью. Анна, стиснув зубы, попыталась дойти до аптеки, но на лестничной площадке споткнулась о ещё один букет. Белые лилии теперь лежали на каждой ступеньке, как указатели в лабиринте.
В аптеке за углом её ждал сюрприз. Провизор, пожилая женщина с добрыми глазами, протянула пакет: «Ваш муж уже купил всё необходимое». Внутри были таблетки от мигрени, бальзам для висков и шоколадный батончик её любимой марки. Анна выбежала на улицу, швырнув пакет в урну.
Той ночью она забаррикадировала дверь стулом и шкафом. Рисовала до рассвета — чёрные крылья, опутывающие высотный дом, крошечные фигурки людей в окнах с заклеенными ртами. В четыре утра в дверь постучали. Три раза. Пауза. Два раза. Пауза. Пять раз. Их код — дата их первой ночи.
Анна схватила нож из кухонного блока. Лезвие дрожало в её руке, отражая мерцание уличного фонаря. «Уйди!» — крикнула она, голос сорвался на визг. В ответ тишина. Через минуту из-под двери прополз лист бумаги. Фотография: она, вчера, у аптеки, с перекошенным от боли лицом. На обороте надпись: «Ты прекрасна, когда страдаешь».
Она не спала до утра, прижавшись спиной к батарее. Утром обнаружила, что замок слегка поцарапан — кто-то пытался вставить отмычку. Анна купила новый замок, цепь и камеру видеонаблюдения. Установка заняла весь день. Когда она проверяла угол обзора, камера зафиксировала чёрный внедорожник в конце улицы.
На пятнадцатый день цветы исчезли. Вместо них у двери стояла клетка. Маленькая, позолоченная, с открытой дверцей. Внутри на бархатной подушке лежало кольцо — точная копия того, что он разбил молотком. Анна пнула клетку ногой, и та с грохотом покатилась по лестничной площадке. Но вечером, возвращаясь с продуктами, она нашёл кольцо у себя в сумке. Оно лежало среди яблок, холодное и невесомое, как воспоминание.
Она бросила его в унитаз, но вода не смыла — кольцо застряло в изгибе трубы, сверкая ободком бриллианта. Анна била шваброй, лила уксус, кричала, пока сосед снизу не постучал по батарее. В конце концов, она надела резиновые перчатки, вытащила кольцо и закопала его в цветочном горшке с кактусом.
Той ночью ей приснилось, что корни кактуса оплели кольцо, и оно проросло сквозь стебель, превратив растение в гибрид колючек и драгоценных камней. Проснувшись, она выбросила горшок в окно. Грохот разбившейся керамики привлёк дворника, но Анна уже закрыла шторы.
На утро у подъезда появилась машина скорой помощи. Соседка с первого этажа, выгуливавшая собаку, рассказала, что ночью кто-то разбил окно пенсионерке. «Говорят, воровали», — шептала она, но Анна видела её взгляд — колючий, полный подозрений.
К полудню она собрала вещи. Две сумки, ноутбук, папка с рисунками. Вызывать такси боялась — вдруг водитель окажется его «другом». Шла пешком до вокзала, меняя направление каждые два квартала. Купила билет на первую попавшуюся электричку, села в вагон, где спал бродяга с бутылкой в руках.
Когда поезд тронулся, она достала телефон. Одно новое сообщение: фотография её пустой квартиры. На стене, где висел её рисунок, кто-то написал краской: «Возвращайся. Игра только начинается».
Анна выбросила сим-карту в туалете поезда. За окном мелькали поля, покрытые первым инеем. Она прижала лоб к холодному стеклу и засмеялась. Смех превратился в рыдания, а потом в тихий стон. Кондуктор, проходя мимо, сделал вид, что не замечает.
Вечером она сняла комнату в деревне, где даже не было названия на карте. Хозяйка, женщина с лицом, изборождённым морщинами, спросила: «От мужа сбежала?» Анна кивнула. «Правильно, — хмыкнула та. — Только далеко не убежишь. Они всегда находят».
Ночью Анна вышла во двор. Воздух пах дымом и прелой листвой. Где-то в темноте завыла собака. Она достала из кармана последнюю вещь, связанную с ним — серебряную запонку, найденную в сумке на дне. Швырнула в колодец. Упав, металл стукнул о стенки, и эхо длилось дольше, чем она ожидала.
На следующий день, когда она вышла к завтраку, на крыльце лежал букет белых лилий. Ветер шевелил лепестки, как немые губы.