Стальной сердечник

10

Диана отдыхала у него на груди, изучая кончиками острых коготков линии татуировки на его плече. Череп и перекрещенные кости — тёмные линии чернил, забитые глубоко в кожу. Страшно и одновременно завораживающе. Она молчала, изредка, словно отмирая от долгого сна, спохватывалась и целовала его в шею и заросший щетиной подбородок. Рейнолдс целовал её в макушку, гладил каштановые волны, уверяя и успокаивая себя тем, что поутру он уедет, пока она спит, расплатившись за комнату и оставив ей деньги на такси, и эта невероятная нежность, возникшая после удовлетворённой страсти, забудется, затрётся повседневностью.

Он ждал, когда она уснёт, но сдался первым. Сквозь сумрачно наползающий сон Рейнолдс вдруг ощутил, как уже привычное тепло исчезло с его груди, полоснуло по лицу колючими прядками волос. Диана поднялась с постели, тихонько, на цыпочках принялась собирать с пола одежду, чтобы ненароком его не разбудить. Совершенно очевидно, что маленькая дрянь, как Джеффри окрестил её про себя с первого дня, и что она сейчас подтверждала, намеревалась смыться первой. А он так не договаривался. Сваливать первым всегда было его прерогативой. Оставаться в дураках ему вовсе не хотелось.

― Далеко собралась? ― Рейнолдс наблюдал за её хаотичными перемещениями, подперев рукой голову и ухмыляясь, будто поймал её с поличным.

― Прости, что разбудила, ― она улыбнулась так невинно и искренне, что Джефф почти подавился своей злобой, ― я жутко хочу спать, но здесь я не усну.

Шум из бара, крики с улицы, насекомые в матрасе или убийственная близость Рейнолдса были тому виной, но Диана действительно не могла заснуть. Одевшись под его колючим взглядом, она застегнула боковую молнию на платье, еще раз мысленно поплевавшись на его вычурный блеск, схватилась за дверную ручку.

― Стой! Я провожу! — вдруг выкрикнул Джефф, сам от себя не ожидая, и потянулся за штанами.

В баре круглые сутки снимали шлюх и заливались дешевым спиртным, район был полон психов — попадёт, болезная, в беду, а ему отвечать? Джеффри оделся за сорок секунд и вышел первым, пробивая для неё путь среди кучкующихся выпивох, жадно осматривающих её фигурку. Связываться с Рейнолдсом никто из них не решался, хотя ощупать призывно блестящий пайетками зад было очень соблазнительно, наверное, для каждого первого. Здесь командира знали давно. Знали, что такие, как он, способны у***ь с одного точного удара в голову. Знали что такие, как он, вытренированы завалить любого качка крупнее себя за две секунды. Знали и не лезли.

Диана молча погрузилась в чёрный салон винтажного «Додж Чарджер» ― предмета гордости Рейнолдса и предмета зависти его сослуживцев, и заснула ещё до того, как Джефф, учтиво закрыв за дамой дверцу (что его так переклинило на джентльменство, он так и не понял), занял водительское кресло. Будить её он не решился, везти её к ней домой и тащить на руках мимо консьержки и камер означало жестоко спалиться, потому, махнув рукой, он завёл мотор и поехал, как старый романтик, полагаясь на звёзды.

Июльские ночи в этом году выдались тёплыми, душными, звёздными. Тёмные воды Потомака едва касались шин и хромированных дисков, а луна расстелила ковровую дорожку поперёк притихшего авто. Двигатель молчал и фары не горели, и вылавливать очертания фигуры, бродившей вдоль берега, было некому. Джефф задумчиво распинывал камни и курил, отправляя клубы белого дыма куда-то в небо.

Еще полчаса назад он колесил вдоль берега, за мостом, проматывая сотню долларов бензина по ночному шоссе, задумчиво глядя вдаль и на тёплую, живую женщину, забравшуюся с ногами на сиденье рядом. Она спала тихо и крепко, укрытая его курткой, беспросветно забытой на заднем сиденье ещё с зимы. Ножки с бордовыми ноготками были перепачканы пылью ― она снова ходила босиком, бёдра были прихвачены синяками от его пальцев, а чуть приоткрытые губы ― исцелованны, раздражены докрасна его колючей щетиной.

Небо на горизонте начинало светлеть, разум его начинал проясняться. Кажется, она его зацепила. На крючок, да под самые рёбра. Она была цельная, самодостаточная, такая далёкая от его мира — падший ангел, с надломанными крыльями, который отдавал ему всё по доброй воле, ничего взамен не требуя. Диана Пирс не знала ничего о нём, ничего ровным счётом, кроме имени и звания, но доверяла. Себя, своё тело, свою безопасность, отчего Рейнолдса грызла совесть, подхватывая дрожью где-то под лёгкими. Да что она в нём нашла, в самом деле?! Она-то понятно, любого зацепит — красотка, в самом соку, такая вся независимая, при должности, со связями, при деньгах. Склонить такую к сексу, ровно что маленькую страну завоевать. Вряд ли в его возрасте влюбляются так глупо, но с ней он снова чувствовал себя семнадцатилетним.

― Джефф? ― её голос вытащил его из хаоса размышлений, он повернул голову на звук и увидел её. Диана вышла из машины и стояла теперь на песке, спрятав в него ступни по щиколотку. Сонная. Ветер трепал её локоны, а с платья слетела лямка, потянув за собой ворох маленьких блестяшек, ссыпавшихся с разорванных ниток друг за дружкой. Платье было безнадёжно испорчено, но оно всё равно совершенно ей не шло. Брок надел бы на неё тунику греческой богини, белоснежную и расшитую золотом, мягкую, как морская пена, а не этот шлюшный наряд,  или вовсе оставил бы без одежды. ― Тебе не холодно?

Она, тростинка на ветру, заботилась о сержанте Рейнолдсе, который ещё в учебке лежал на земле под мелким дождичком-снежком в минус, выполняя нормативы, что уж говорить о тёплой ночи, хоть в воду лезь. В ответ он лишь рассмеялся, поднялся к ней по пологому берегу, сцепил её в замок стальных объятий ― не вырваться, не убежать — сжал в кулаке волосы, поднимая лицо её к свету, к себе ближе, глядя ей в глаза, полные бархатной безмятежности. 

Диана взглянула на него. На дне его глаз мерцали дьявольские огоньки, которые не потухнут, наверное, до самой его смерти. Таков он был, Джеффри Рейнолдс, таким Диана его видела.

― Почему ты всё время смеешься надо мной? — спросила она.

Глаза огромные, подведённые черным, смотрели испытующе, изящные бровки нахмурились, ему хотелось целовать её в сморщенный от негодования носик, но он лишь крепче, грубее прижал её к себе, а то совсем уж расклеился.

― Потому что ты смешная. 

— Глупость какая, — фыркнула Диана, старательно отводя взгосл6, но у неё не получалось, слишком крепка была хватка, слишком сильно Рейнолдс стягивал ей волосы на макушке. У неё покраснел кончик носа, наверное, замёрзла. Что с неё взять, стакан крови да фунт костей.

— Пойдём в машину, греться.

— Интересно ты назвал, — она ухмыльнулась, хитро сузила глаза, а после дотронулась кончиком языка до его губ, лизнула подбородок, подобралась к шее с поцелуями. Решила с ума свести.

Рейнолдс не трахался в машине, наверное, с юности, но сейчас ему было плевать на неудобства, на песок в салоне, на следы на обивке, на крышу, об которую то и дело бился башкой, пока любил её сзади, стоя на коленях. Её платье походило теперь на мятный лоскут — увидел бы её папаша такой, подумал бы наверняка, что её отымел целый взвод. От былого лоска не осталось ни следа ― помада давно стёрлась, яркий маникюр с кончиков изящных пальцев остался на ветхих простынях и бордовых царапинах на его спине, а мускусный, плотный, одуряющий аромат «Герлен» сменился его запахом, разлитым равномерно по всей ей коже ― табака, баллистоли, железа и пота. Он доводил её пальцами, ритмично, в такт своим движениям внутри неё, закусывая ей шею, словно животное, поймавшее молодую, норовистую самку. Диана подавалась ему навстречу, выгибаясь, подставляясь, насколько могла в узком пространстве салона машины, то ускоряясь, то замирая, чтобы полнее ощутить его в себе. Её маленькая грудь удобно лежала в его ладони, а с надорванной лямки сыпались блёстки, застревая на обивке сиденья маленькими звёздами. А после эта маленькая, круглая, вызывающе-озорная грудь замаячила перед его лицом, когда Диана, усевшись сверху, принялась доводить его до исступления то едва касаясь его раскрытой, влажной плотью, то насаживаясь на всю длину.

— Издеваешься... — прошептал Рейнолдс, когда она, прильнув животом к животу, снова начала целовать ему шею. Кто ж знал, что там, оказывается, такая эрогенная, мать её, зона?

Пришлось распахнуть дверь, чтобы поместиться на диване лёжа. Под канадскими клёнами и разбитыми фонарями, под звуки тишины и шёпот волн, бьющихся о камни — Рейнолдс любил её, закинув её ноги себе на плечи, слушая, как она нежно стонет на каждый толчок. Несколько движений пальцами, и она выгнулась, вздрогнула несколько раз и затихла. Рейнолдс почувствовал, как сократились её мышцы внутри, и отпустил себя, последовал за ней.

― Сутками бы тебя трахал, прелесть, жаль, что мне уже не двадцать… ―  и даже не тридцать. Рейнолдс нёс пошлую чепуху, заставляя Диану краснеть и тихо смеяться. Её тёплое дыхание щекотало шею, когда он прижимал её к груди, как беспомощного звереныша, гладил по волосам, жалея, что оставил её совсем без сил, имел, ничуть себя не сдерживая. ― Поехали ко мне. У меня есть три часа до подъёма.

― Так мало, ты ведь не спал совсем…

― Высплюсь завтра в самолёте.

― Ты улетаешь?

― Да, «Удар» сопровождает председателя в Швейцарию. На пару дней только.

― Хорошо, ― на часах было четыре утра, Диана не спала почти сутки, встав в это время на самолёт из Боготы до Вашингтона, потому держалась из последних сил. Джеффри устало молчал, она молчала тоже.