Ходить в сержантах Джеффу порядком надоело. Маленькая дрянь Диана верно подметила — несолидно уже, чёрт возьми, бегать с винтовкой наперевес, в его-то возрасте. Может она и не ставила целью его подколоть тогда в Совете, когда они пили кофе едва ли не на брудершафт, но эффект вышел именно такой. Ход его мыслей и сомнений она отразила верно. Пирс в свои сорок пять уже занимал кожаное кресло, и Рейнолдс в его нынешние сорок пять был бы не против заиметь собственное, но председателю Пирсу Рейнолдс был очень нужен на своём месте, за что амбициозный командир давно точил на него зуб.
В семнадцать Джеффри уже возглавлял банду налётчиков в Нью-Йорке, тогда же получил первый огнестрел и едва не умер по дороге в больницу. Ту самую пулю он теперь носил на шее, вместе с жетоном, как напоминание, что жизни можно лишиться очень легко, а через год его прижали копы да так, что ему пришлось выбирать — либо армия США, либо тюрьма. Рейнолдс выбрал армию. Это был большой и тернистый путь наверх, который закончился в частной военной компании в звании сержанта и должности главного звена. Какими-то чудом все его боевые операции были успешными, он не потерял ни одного своего бойца, звание капитана уже маячило перед ним красной тряпкой, но так и осталось недостижимым. Потому что его заметил Пирс. И снова пригласил на госслужбу. Это было предложением, от которого нельзя отказаться. Это были привилегии, полное доверие и отличное жалование, и Рейнолдс изменил своим планам ради тёплого места. И немного более долгой жизни, чем ему могла обещать частная военная компания, работающая в горячих точках Ближнего Востока. Но амбиции, пусть и подванивающие уже затхлой трупной вонью, порой не давали ему покоя.
И вдруг на горизонте замаячила дочка председателя, призывно вихляя бёдрами и посылая флюиды — уж это Джеффри за свою жизнь научился определять весьма чётко. Если планы поиметь Пирса рушились на глазах, то почему бы не поиметь его дочку? Идея казалась ему блестящей ровно до того момента, когда её хрупкая, растерянная фигурка не возникла посреди затрапезного бара в вашингтонских ебенях, когда она поцеловала его первая, в грязной, маленькой каморке. Как мотрела на него своими бездонными, светло-голубыми, почти прозрачным глазами... Тогда Рейнолдс ещё не понял, что побеждён.
Она была чертовски хороша без одежды, на серых простынях, которые в свете ультрафиолета предстали бы картиной абстракциониста, золотая девочка с учёной степенью, против неоконченной средней школы у Джеффа. Она теоретически годилась ему в дочери ― у Роллинза, например, был сын, которого он зачал в шестнадцать за школьными трибунами, но сейчас Джефф об этом не думал. Сейчас он не мог думать вообще. Диана была сверху, выцеловывая из него — жесткого, сурового командира — стоны, всецело задавала ритм, являя туманному взгляду Рейнолдса старый шрам от аппендицита, крохотный бриллиант в пупке, маленькую, красивую грудь и плоский живот, покрытый бархатным пушком, который хотелось зацеловать, закусать до бордовых засосов, на который хотелось кончить. На лицо, на спину, внутрь, в рот, загребая каштановые волосы в кулак, чтобы отбить этот запах дорогих духов, геля для душа и чистоты своим собственным, оставить на ней отметины, следы от пальцев, больно впивающихся в оливковую кожу, покрытую ровным колумбийским загаром. Похоже Диана умела не только виртуозно попадать в неприятности, но и хорошо проводить время.
В перерывах она молча лежала на нём, прижавшись лбом к его лбу, прикрыв глаза и выравнивая дыхание, пока он, скупой на нежности, не начинал всё заново. Ни с кем, даже с Марком, которого знала десять лет, она не могла так расслабиться и позволить себе всё, что придёт в голову. Самые откровенные, горячие ласки, бесстыдные позы, грязные словечки. Она отдавалась и, удивительно, доверяла — подсознательно, на инстинктах. И пусть всё это продлится не долго, она не пожалела бы ни об одной минуте, проведённой в этой комнате.
― Иди сюда, ― Диана нежилась в опустошительном блаженстве, не чувствуя своего веса, удивительно бодрая, несмотря на глубокую ночь за окном. Джеффри курил у раскрытого наполовину балкона, не озаботившись натянуть на идеально вытренированное тело даже штанов. Луна вырисовывала на нём изгибы мышц и вен, выступавших под кожей от постоянных физических нагрузок, очерчивала гордый профиль с нахально выступающей чуть вперед линией верхней губы и ладони, широкие, с длинными пальцами, которые умели делать хорошо.
― Зачем? ― он повернул голову, выпуская кольца дыма, к ней, обнажённой, распластанной поперёк кровати, сонной, нежной, борясь с желанием прижать её к себе, увидеть, как она засыпает на его плече, целуя в макушку. Как давно это было, и, кажется, дважды — обе его возлюбленные становились женами, и всё заканчивалось очень плохо. Рейнолдс не хотел к ней привязываться и привязывать её, слишком велика была пропасть между ними.
― Просто иди сюда.
― Знаешь, я не самый хороший парень…
― Мне ничего от тебя не нужно, ― словно мысли прочитала, а на деле захлопнула ловушку. Она не покушалась на место в его сердце, искренне наслаждаясь моментом, но он готов был отдать ей его целиком. Ди протянула к нему руки, Рейнолдс отправил недокуренную сигарету прямо с балкона ― была не была.
Ничего. Ничего более — просто хороший секс, просто снятие напряжения между ними двумя, напряжения, которое висело между ними наэлектризованным полем с самой Боготы, а то и раньше. Диана думала так, с упоением и каким-то скотским удовольствием облизывая его внушительный орган. Стоя на коленях на кровати, она извивалась, как змея, подаваясь навстречу, шире раскрывая рот, зная, что возле кровати огромное зеркало и Рейнолдс видит её во всей красе. Он видел, и порой не мог удержаться, чтобы не наклониться чуть вперёд и не хлопнуть её по заднице.
Стоя на коленях на кровати, Диана позволяла ему трахать себя сзади быстро, резко, грубо так, что она едва удерживалась на руках, на локтях, а после вовсе подламывалась, утыкаясь лицом в подушку, пока он делал с ней всё, что хотел и как хотел. Его поджарое, красивое тело сводило её с ума, татуировки будоражили воображение, его запах — запах оружия, запах сигарет, запах мужчины — сносил крышу, и Диана кончала до отключки. Как никогда и ни с кем раньше.
После она попросила у него сигарету и выкурила прямо в постели, нарушая все мыслимые и немыслимые правила.
— Ну ты даёшь, госпожа дипломат, — чуть ли не с восхищением произнёс Рейнолдс. В этом «ну ты даёшь» было всё: и курение в постели, и сквернословие, и сексуальные аппетиты и таланты, словно у хорошей проститутки с большим опытом.
— Я не дипломат. Я всего лишь папенькина дочка, которая занимает не своё место, — холодно ответила Диана, туша окурок прямо о спинку кровати.
Что-то в её словах задело Рейнолдса за живое. У неё была своя боль, как и него. Джефф сдерживал любопытство, потому что всё ещё пытался убедить себя, что эта победа на одну ночь. С такой девочкой можно провести ещё парочку ночей — в этом Рейнолдса убеждать было не нужно.