My alpha is a psychopath

15 глава

Он решил у***ь меня — думалось Тэхёну, лежа парализованным болью. Ночью изнеможенный организм не выдержал и омега до утра бился в неспокойном сне. Хотя оплата за мнимый покой была слишком высока. Каждая клеточка тела сковывалась либо нещадящей болью, либо лишающим последних крупинок сил жаром, что частенько переходил в лихорадку.

Омега пробовал повернуться на другой бок, но каждое движение отдавалось колющей болью. После нескольких попыток, которые в принципе с самого начала были обречены на провал, Тэ сдался. Весь расслабился, прикрыл глаза, к сожалению, далеко не от наслаждения. Терпеть этот ад уже не осталось сил, хотелось плакать, но лимит слез исчерпан еще вчера вечером, приходилось смириться с муками, не тревожить спину и, глотая ком в горле, лежать.

Из лап заслуженного сна и единственного обезболивающего вырвали ледяные касания кончиков пальцев по горящей коже, или ее остаток. Омега как ошпаренный поднялся, опираясь на руки, из уст вырвался жалкий хрип, но удержать его конечности не смогли даже на пару секунд, Тэ упал лицом на мягкий матрац. Не то чтобы прикосновения были неприятными, нет, наоборот, они служили неким показателем того, что он чувствует хоть что-то кроме боли, но к метке, пусть даже к кровоточащей ране, не мог притрагиваться кто-то кроме самого хозяина и омега хотел оградиться от лишнего посягательства.

Тэхён поднял голову, хотел распознать кто навис над ним. Перед взором все плыло медленным потоком, за окном было подозрительно темно, только сейчас омега задался вопросом, сколько же он проспал.

Альфа коснулся подбородка, отметины заныли от этого, взглянул в глаза, в надежде поймать сфокусированный взгляд, но его ожидания не оправдались. Взгляд у младшего мутный, лицо осунувшееся, с уродующими синяками и от одного брошенного взгляда заметно то, как тот отчаянно держался на грани потери сознания, чуть ослабь хватку, утонет. Омега, узнав Чона, что-то беззвучно шептал, шевеля искусаными до плоти губами. Старший помог тому приподняться, опустошить стакан воды и заставил выпить таблетку. Ежедневную капсулу от обоняния. Ни от жаропонижающей, ни от болеутоляющей не было пользы, от метки нет лекарства.

Сжать зубы, зажмурить глаза и терпеть — это и есть предел.

Чон положил омегу на бок, спиной к себе, к его груди подложил подушку, младший вяло приобнял ее. Старший без возни приступ к обработке антисептиком ран. Краем глазом заметил, как омега прикусил угол наволочки, кричать голоса нет, приходилось так бороться жжением. Чон не смог подавить желание успокоительно погладить по оголенной коже омеги. Не потому что сожалел, сочувствовал, а так, просто дать знать, что он рядом.

Ближе к рассвету взъерошенный Чон покинул пределы спальни, на прощание бросив мимолетный взгляд на утопающего в боли омегу. Без смазанного поцелуя у виска, не произнося ни слова за свое пребывание, он покинул Тэхёна оставив в памяти ледяные касания.

Пару дней спустя Тэхён совсем отчаялся, извелся весь, истратил последние силы. Терпеть стало невозможно, старая метка начала гнить, а из-за нее температура не спадала, альфа не появлялся, Тэхён по-прежнему не подпускал к себе никого из персонала, пытаясь зализать раны самолично, но это выходило плохо. В особо плачевном состоянии, в пике агонии, мучаясь без единого звука, омега молил о том, что лишь бы с ребенком ничего не случилось. Он насильно, почти не жуя, не чувствуя ни вкуса, ни текстуры, впихивал в себя еду. Старался раз в день менять повязку, выходило криво и косо, не совсем эффективно, но в предобморочном состоянии омега был способен только на это.

Глотком чистого воздуха в его личном удушающем вакууме служили частые торопливые толчки ребенка, которые стали причиной для следующего биения сердца. Тэхён, задержав дыхание, ждал эти минуты, хотя чаще всего засыпал до десяти вечера, когда активничать начинал именно малыш, омега всегда просыпался. Ощущая сильные толчки спать было сложно. В последнее время движения в течении дня омега не особо чувствовал, хотя в этот период ребенок уже должен реагировать на шум, разговоры и проглаживания, Тэ искреннее надеялся, что это дело рук альфы и тот таким образом защищал их ребенка.

Ночью ему стало некомфортно. Тэхён открыл глаза, несколько мгновений спустя заметил дрожь во всем теле. Омега вспомнил, что послужило причиной срыва сна, прислушался к ощущениям и его глаза широко распахнулись. Постельное белье неприятно прилипло к коже, тянущая боль охватила всю спину и он чувствовал, как бинт, пропитавшийся кровью, холодил. Он резко сел, это вышло дёргано, неуклюже, долго держать себя в сидячем положении не удалось и он снова прилег, в этот раз головой в изножье. Его помутневшему взору открылась неожиданная картина. Часть подушки, простыня под ним, одеяло — все было окрашено в красный.

Тэхён обессиленно закрыл глаза, ступни и ладошки оледенели, дрожь усилилась.

Как же он хотел…

Промелькнувшая мысль заставила в ужасе раскрыть глаза, взглянуть на часы и, через не могу сесть. Леденящий душу страх окутал его. Уже шла тридцатая минута второго утра, а Тэ до сих пор не почувствовал его. Он просто не мог пропустить порцию ударов по внутренним органам, еще ни разу не пропускал.

— Нет, нет… — от безысходности шептал Тэхён, опустив взгляд на живот под безразмерной рубашкой. — Не надо, молю… — дрожащие холодные ладошки легли поверх живота. — Человечек… — уже в голос говорил Тэхён, но не решался повысить голос выше еле слышного — Малыш, не пугай папу. Давай, малыш, пошевелись. — в висках колотило, температура тела стремительно опускалась, чувствительность повышалась, и омега буквально умирал, не получая ожидаемых толчков. — Только не это… нет, нет, нет — уже сгорбившись и обнимая живот, прокричал он. Тэхён, не справившись эмоциями, заплакал, громко, не скрывая свое состояние отчаяния и беспомощности. Первый довольно мягкий толчок, видимо локтем, а потом уже более ощутимые, вернули в жизнь. Моментально, лучше любого средства. С каждым движением малыша, омега буквально оживал, сердце начало биться чаще, прогоняя кровь по органам.

Собаки залаяли, послышалось топот шагом на первом этаже.

Тэ невольно дернулся в сторону, когда чужая рука легла на его плечо. Он взглянул на горничную, а потом на открытую дверь спальни, где рвущихся к нему собак за ошейники удерживал охранник ЭйчЭс и остальные горничные толпились у двери.

— Младший Господин… — встревоженно говорила старшая, ее переполненные испугом глаза, заставляли омегу чувствовать себя еще более жалким. — Я вызову врача. Тут все в крови. — громко высказывалась она. Когда она снова коснулась Тэхена тот встал с кровати, чуть не упал от изнеможения и слабости в ногах, но, удержавшись, волком посмотрел на нее.

— Не трогайте меня. — неожиданно для всех на повышенном тоне сказал Тэ, собаки кидались в его сторону с новой силой, Бао заскулил отчаянно, Куан грозно рычал, игнорируя приказ охранника.

— Вас нужно осмотреть… столько крови потеряли. — Женщина двинулась к нему, Тэ поплелся назад, чуть не споткнулся о свои же ноги.

— Не приближайтесь. — и согнулся при очередном сильном пинке по печени. Малышу очевидно не нравился этот шум и состояние омеги. — Уйдите, оставьте меня… — ослабшие, ещё невосстановившиеся после сильной травмы голосовые связки сдали окончательно, лишив его голоса в половине речи. Догадавшись о скором поражений, которого омега никак не мог себе позволить, Тэ сбежал. Хотелось громко хлопнуть дверью ванны, но он еле держал себя в вертикальном положении, получилось лишь дрожащими руками с мягким щелчком закрыть ее и прислонившись к ней лбом, закрыть глаза.

Его уже тошно от этого состояния бессилия. Тошно от всего происходящего. Он насытился всем: болью, ломающей его с каждым днем, жалостью в абсолютно чужих глазах, своей немощностью.

Ему долго прятаться не удалось, ослабшее тело яро желало отдыха, совсем скоро его начало трясти от холода и от перенапряжения. Поменять повязку и обработать открывшееся повреждение он не смог, хотя попытался, просто не вышло, ярое желание прилечь прямо на пол ванной спугнуло его и он, стащив окровавленную рубашку, вышел в спальню. Там ожидаемо никого не оказалось, омега заметил замену белья и пополненный графин на тумбочке с некоторыми таблетками.

Постель ощущалась до невозможности мягкой, глаза сами закрылись и Тэ старался уснуть, редко сжимая простынь в руках от толканий малыша.

***

Альфе в ту ночь не спалось. Он встретил рассвет покрасневшими глазами и не мог понять, что с ним происходило. Было сложно определить, что являлось причиной беспокойства, внутреннего смятение. Природу его непонятных желаний найти не удалось, он предполагал, что это из-за связи с ребенком, но с каждой проверкой состояния сына, он терялся ещё сильнее. Потому что с ним все было хорошо и альфа контролировал даже толчки своего сына. 

Стоя перед панорамными окнами пентхауса, Чон чувствовал ущемляющую альфинскую гордость, давящую слабость. Это чувство было сильным, и оно не нравилось ему самому. Желание забыться в алкоголе, которого он терпеть не мог, в чужих телах, хотя в последнее время сам альфа не признавал никого кроме Тэхёна, в сильных наркотиках, которыми он не баловался около десяти лет, не покидало его.

Терять контроль над самим собой, своими мыслями, желаниями было отвратно, даже сильное самолюбие не смогло уберечь его от презрения к себе. Тем временем гон все больше теснил его во своих владениях. Он даже не принял блокаторов, снотворного или болеутоляющее, крошился от нетерпения, но не сдавался. Разгромил пентхаус в чертям, получив несколько ран до сих пор кровоточащих, но не давал себе шанса на спасение. Потому что достоин был намного большего, чем просто убийственный гон. 

Казалось плата за единственную ошибку будет слишком высока, и альфа знал, что ему не избежать ее. От этой мысли Чонгук устало улыбнулся.